Кухня бесстыдно предстала во всей своей красе. На полу лежали остатки еще позавчерашнего обеда, черные отпечатки ног намекали, что здесь как минимум играли в футбол, причем прямо в уличной обуви. В раковине высилась гора посуды с прилипшими высушенными остатками еды, на плите прикорнула сковорода с макаронами, а на столах в беспорядке валялись вещи, от кухонной утвари до початой бутылки дорогого коньяка.
Коллега сочувственно похлопала Тилли по плечу, приговаривая:
— Ну, чего мы с тобой еще не видели, а, подружка?
И в самом деле: чего только они не видели!
Вынув резервуар для кофейной гущи из кофемашины, Тилли обменялась приветствием с зеленоватой плесенью, давно облюбовавшей это теплое и темное место, а затем бессердечно высыпала ее в мусорный мешок. Зашипела вода в кране, запенилось моющее средство; Тилли вжала кнопку увеличения громкости на телефоне до предела и наполнила это безумное место хорошо знакомыми мотивами. Неважно, сколько мусора, без разницы, как ужасно все смотрится; на самом деле, такие объекты Тилли любила больше всего, потому что приводя в порядок чужой хаос она как будто обретала ощущение, что и хаос в своей жизни можно исправить тряпочками и щеточками.
"Now you know my name".
Коллега ушла заниматься кабинетами, и Тилли открыто этим пользовалась. Качала бедрами в такт музыки, коряво подпевала, не понимая ни слова по-корейски, иногда даже подпрыгивала, пытаясь повторять движениям танца. Ведь гораздо веселее оттирать разлитый неделю назад и припеченный как следует суп со стенок микроволновки, если при этом трясешь головой и распеваешь давно засевшие в мозгу слова! Тут уже не такой страшной покажется позавчерашняя лазанья, налипшая на лопатку, и даже черные следы на полу, из последних сил сопротивляющиеся давлению швабры, напоминают уже не просто побоище, нет-нет; вы поглядите, здесь кто-то тоже танцевал!
"I don't know what to say, I can't feel it"
— Знаешь, вот я тобой восхищаюсь, но не в очень хорошем смысле, — оказалось, коллега уже какое-то время стояла в дверях кухни и критически смотрела в спину Тилли, выделывающей корейские пируэты. — Отдраила такой бардак и еще можешь улыбаться?
Момент совпал с последними нотами песни, и Тилли обернулась через плечо, прямо как в клипе каком-нибудь, и еще ярче заулыбалась, представляя себя со стороны. Волосы разметались, щеки покраснели, в руках швабра, на ногах — тапочки...
— Просто я люблю свою работу, — заявила она так бодро, что коллега даже поморщилась. — Слушай, а давай на следующей неделе им окна помоем?
— Господь с тобой, Матильда! Иди, лечись!
Неужто ей и в самом деле пора к психотерапевту?
Новенький, чистый трамвай вкатился на остановку, и Тилли легко взлетела по его ступенькам, стараясь, чтобы шаги попадали под бит в наушниках, улыбаясь назло всем. Настроение было ужасающе хорошее, даже несмотря на засевшие в голове горькие слова коллеги; проходя по металлическому трамвайному коридору, Тилли заметила группу девчонок-школьниц, в центре которой сидела одна неприлично счастливая девочка, сжимавшая в руках прямоугольный кусок картона с лицом смутно знакомой азиатской знаменитости. Тилли прочла название, вспомнила песню, заулыбалась, а девчонки возбужденно загалдели, обсуждая что-то свое. Она их уже не слушала; теперь она раздумывала о том, неужели в городе есть магазин с такими вещами, или девочки заказывали альбом через интернет? В интернете Тилли до сих пор разбиралась так же хорошо, как и в астрофизике. Уместно ли будет спросить у них и попросить помощи с заказом? Нет, скорее всего тетя с такими запросами их просто напугает.
Потрепанный подъезд устало вздохнул пылью и запахом плесени, приветствуя свою бессменную жительницу, но в косом сером почтовом ящике ее поджидал новенький, еще запакованный журнал о шитье, подписку на который она купила полгода назад, и настроение снова взлетело до небес. На ходу разрывая пленку, она поднялась в квартиру, отперла новую блестящую дверь, помахала рукой половому коврику с изображением цветов в стиле ар-нуво, бросила журнал на столик прихожей. Квартира пахла моющими средствами, немного побелкой, ведь ремонт закончился не так давно, а еще тем неповторимым, непонятным запахом, каким наполняется жилище, в котором люди счастливы — жилище, в которое хочется возвращаться.
Снимая ботинки, Тилли снова вернулась к зародившемуся в душе вопросу: все ли с ней в порядке? Разве прилично это, вот так радоваться самостоятельной жизни, не оплакивать дочь, просить соседскую девчонку заказать красивые полотенчики для кухни, а не довольствоваться старыми вафельными, доставшимися еще от бабушки? Разве пристало взрослой женщине тратить тысячи на витиеватую лампу, будто с картины Альфонса Мухи, покупать новое пальто, если еще пока не протерлось старое? Не оплакивать дочь?
Зачем ее оплакивать, она же не умерла?
На кухне Тилли сперва задумчиво разглядывала содержимое холодильника, притоптывая в такт музыке в наушниках, но затем сдалась, взяла телефон, блокнот, и по записанной там от руки инструкции, шаг за шагом начала заказывать себе ужин. Нет, бургеры это ужасно вредно и неприлично, с этим никто не спорит; но если влом стоять у плиты после работы, а потом еще и мыть посуду, то что плохого в том, чтобы дать себе отдохнуть? И даже вес, вопреки опасениям, не пополз вверх из-за периодического фастфуда: оказывается, отдохнувшая Тилли съедает в принципе меньше, чем замученная до полусмерти.
Прикосновение к плечу напугало ее до чертиков. Схватив со стола ближайший предмет — ложку — она обернулась, завизжала сиреной и так качественно треснула Пезаря по лбу, что бедняга даже грохнулся на пол.
Его пухлые губы разевались не то в стоне, не то в крике, а женские голоса насмешливо напевали ей в уши: "я бесстрашна, ха?".
Тилли отбросила орудие убийства и вынула наушники из ушей; Пезарь воззрился на нее со слезами и обидой:
— За что?
— А не надо было пугать!
— Пугать? Я с тобой уже минут пять разговариваю!
— Да я же не слышала! — она показала ему наушники, но по выражению беспомощности на его лице догадалась, что бедняга никогда прежде такого не видел. — Ну ладно, извините. Простите, что врезала. Хорошо еще, что мне попалась ложка, а не вилка, например, да?
Она помогла ему подняться, отряхнула красивый пурпурный сюртук, немного странно сидевший на его фигуре, вернула на место скосившуюся шляпу, на полях которой невидимые глазу бактерии соревновались в своей мини-версии Олимпийских игр. Пезарь еще строил недовольную мину минут пять, но убедился, что Тилли не собирается умирать от чувства вины, и расслабился.
— Что вы вообще здесь делаете? — поинтересовалась она как могла вежливо. — Совсем неприлично залезать в дом женщины без приглашения. Не стоит и удивляться, что вам не рады.
— Я — королевский посланец!
— Что вы сказали? Королевский засранец? — весело переспросила Тилли. — Ой, ну не злись, не злись! Я просто неудачно пошутила. Можно же говорить тебе "ты"? Я тут заказываю ужин, будешь со мной? Или выпьем чаю?
— Леди Матильда! У меня приглашение.
— Если тебя куда-то пригласили, то смотри не опоздай, — заявила она, хотя понимала, что он принес приглашение для нее, просто хотела пошутить. Пезарь покраснел, побелел, снова покраснел и вдруг рассмеялся, даже слезу смахнул с уголка глаз.
— Так вот ты какая... на самом деле. Леди Матильда.
— Зови меня Тилли.
— Тилли. В общем, вот, — он подсунул ей под телефон плоский розовый конверт с блестками, в котором угадывался вкус Ариэль, всегда имевшей пунктик на блестки, а недавно плотно подсевшей на розовый цвет. Тилли сперва закончила заказ, добавив пару кусков курицы и для гостя, затем взяла конверт в руки и распечатала; это и правда оказалось приглашение, на светло-розовой бумаге румяными алыми чернилами принцесса Ариэль приглашала леди Матильду ко дворцу, чтобы отпраздновать ее день рождения, а под приглашением шел масштабный список возможных подарков из сорока семи пунктов.
— Жидкие румяна... ладно... Толстовка из модного магазина... понятно... единорог?! Плюшевый, я надеюсь?
— Да нет, живой, желательно розовый, — сообщил Пезарь. — Это пункт только для жителей нашего королевства, само собой. Вас принцесса Ариэль просила сосредоточиться на пункте "толстовка"...
В Иллюми нужного магазина не было, так что Тилли предстоял очередной визит к соседской девчонке и ее ноутбуку; но может быть там, в загадочном пространстве интернетов, будет что-нибудь симпатичное и размера взрослой женщины? Кто знает...
— Хорошо, передай принцессе, что я приду и зацелую ее до смерти, — пообещала Тилли весело. — Как я попаду туда из Иллюми? Ты придешь за мной? Сейчас зима, все бабочки попрятались в ваш мир.
— О, это не проблема, — так же весело ответил Пезарь. — Позвольте представить вам изобретение принцессы Ариэль...
Он распахнул сюртук и вынул из внутреннего кармана предмет, по виду напоминавший термос, нежно-розового цвета и очень блестящий. Тилли даже заулыбалась, настолько очевидно было, что это изобрела ее дочка; а Пезарь нажал на кнопку, открывая крышку термоса, и изнутри сначала запахло цветами, а затем полился свет. Поначалу это было пятно, несформированное, похожее на большую амебу, но со временем оно приобретало все более и более явные черты, пока, наконец, не превратилось в маленькую световую бабочку.
— Признаюсь, это я рассказал принцессе, что бабочки знают дорогу между нашими мирами, — Пезарь с восторгом во взгляде водил термосом из стороны в сторону, направляя бабочку то на стены, то на мебель, то на потолок. — Но сама концепция и световое исполнение — заслуга принцессы Ариэль.
— Она... сама это сделала? — искренне удивилась Тилли. — Но как? Как это работает?
— Земная технология голограммы, дворцовый сад Эуммоидата и совсем немножечко магии. Каждая световая бабочка — проекция настоящей бабочки из сада, обладающая повадками и инстинктами оригинала...
Насекомое из света уселось Тилли на нос и слепило глаза; поморщившись, она отвела руку Пезаря с термосом в сторону и кивнула.
— Интересно. Никогда бы не подумала, что моя Ариэль так может.
— Я уверен, принцесса тоже никогда прежде так о себе не думала. Но смена обстановки, смена коллектива... Кроме того, Тилли, ты меня прости, но я глубоко убежден, что Эуммоидат — место, идеально подходящее принцессе. Подходящее куда больше, чем Иллюми.
Тилли улыбнулась и заверила его, что все понимает и принимает, хотя в действительности в ее сердце встрепенулась и подняла голову давно затоптанная печаль, и захотелось поспорить, покричать, убедить его, что Ариэль должна быть здесь, с ней, рядом с ней, рядом с мамой; но Тилли нашла в себе силы сказать самой же себе, что ее дочь достаточно взрослая, чтобы жить подальше от юбки матери, и что раз он счастлива в Эуммоидате, то и Тилли должна быть счастлива за нее.
— Ты как будто огорчилась чем-то, Тилли?
К счастью в этот момент позвонил курьер, и разговор свернулся сам собой. А после еды Пезарь снова открыл свой термос, и вслед за сияющей бабочкой они нашли крошечную щель под раковиной, в которую провалились с головой, Тилли только и успела подумать, что, кажется, подтекает труба.