Целая неделя прошла, а Иль чувствовал себя, будто попал сюда только вчера. Он уже не мог удивляться. Когда все вокруг удивительно, даже самые нереальные вещи начинают казаться возможными. Путешествия во времени — почему бы и нет? Невидимость — легко. Вечная жизнь — расскажите что-то поинтереснее. Он бы поверил сейчас во что угодно, что бы ему ни сказали, настолько этот мир выбивался из его привычного быта.
И в этой новой реальности Иль был совершенно бесполезен. Несмотря на общее подавленное состояние: и физическое, и моральное, и все ещё подозрительность ко всему и вся, он хотел хоть как-то отблагодарить за предоставленные помощь и кров. Но оказалось, что люди здесь не готовят, не стирают, не убирают и даже не охотятся. Все это происходит само собой, как по волшебству, при помощи разных приспособлений. Они даже ничего не выращивают и не ухаживают за скотиной. Все навыки, которым он учился, которые были необходимы ему дома, здесь были никому не нужны.
Возможно, поэтому не получалось отделаться от разных мыслей. Они разъедали его душу, как ржавчина разъедает железо. Он все ещё не мог смириться с тем, что он искусственно созданный, а значит, не настоящий. Он поверил. Но принять не выходило. Особенно тяжело давался удар по вере. Иль начинал молиться по вечерам, как привык, а потом вспоминал, что это не имеет смысла. Что никто не накажет за ослушание или крамольные мысли, никто не защитит и не спасет твоих близких, оставшихся далеко. Их жизни не в руках милостивых богов, а в руках людей, которым есть дело только до своей выгоды.
— Как ты это выдерживаешь? — спросил как-то он у Аланьи.
Пауль уходил каждое утро на работу, и дни они проводили вместе. Иль старался не сильно донимать ее разговорами, хотя она всегда была приветлива и отвечала на его вопросы, какими бы глупыми они ни были. То, что для этого мира он оказался совершенно глуп, Иль отчёт себе отдавал. Его познания и приспособленность к жизни были меньше, чем у пятилетнего малыша, который здесь родился. Это тоже не добавляло радости и порядком раздражало. Он пытался: учил новые слова, впитывал знания, искал информацию обо всем в так называемой «сети», которой ему показали как пользоваться. Но этого было мало. К тому же он все ещё не знал, чего ожидать от Аланьи. Она была совершенно новым существом, непознанным и непонятным. Хотя Иля к ней тянуло, как только может тянуть запертого в четырех стенах человека к единственному живому существу рядом.
— Что именно? — Она оторвалась от экрана, в котором что-то искала.
— Тебя ведь тоже создали искусственно? Ты же знаешь это. Создали с конкретной целью. А потом продали Паулю, если я правильно все понял. Как ты живёшь с этим знанием?
Аланья пожала плечами. Как показалось Илю, раздражённо, впервые с момента знакомства.
— Ты всю жизнь думал, что тебя создали боги. Кого-то создали родители… Всех кто-то создал. Так какая разница?
— Это не одно и то же…
— Правда? Ты считал, что боги вас создали, а затем выбрали тебя, чтобы всю жизнь провести запертым в одном доме, занимаясь сексом с незнакомцами, которых тебе положат, и рожая от них детей. Ещё и должен был этому радоваться, считать великой честью. И чем же это так сильно отличается от того, как живу я?
Кажется, Иль поднял не самую приятную тему для разговора, но это было слишком важно для него, чтобы прервать беседу.
— Прости, я не хотел тебя обидеть, — сказал он примирительно, хотя ее слова и отдались болью где-то в районе грудной клетки. — Я не хочу сказать, что я чем-то лучше тебя, совсем нет. Ты говоришь верно. Было бы непросто, но я бы смог с этим жить. Наверное, мне было было бы легче, продолжай я считать, что я особенный, избранный богами, что я Дарующий жизнь и в этом мое предназначение. Но теперь все потеряло смысл. Ты с самого начала знала правду. Я узнал ее только сейчас, и не могу понять, что с ней делать дальше.
— Просто жить. — В ее взгляде появилось что-то похожее на сочувствие. — В конце концов, для тебя мало что поменялось по сути. Вас создали, чтобы спасти человечество. Чем тебе не великая миссия? Можешь считать себя последней надеждой на выживание целой планеты, если так хочется.
— Так ты думаешь о себе?
— Клоны давно перестали быть надеждой. Мы всего лишь дорогая игрушка. Возможно, когда-нибудь, когда людей совсем не останется, мы станем теми, кто будет править планетой, будем создавать новых клонов в пробирках. Но меня устраивает моя жизнь.
— Устраивает жить взаперти?
— Моя жизнь лучше, чем у многих. Пауль не запрещает мне выходить в сеть, учиться, бывает, что он неделями пропадает на работе, и тогда я вообще предоставлена сама себе. Он не слишком хороший вариант, но не такой уж и плохой.
— Почему не слишком хороший?
Аланья замолчала, как будто сказала лишнего.
— Думаю, стоит выпить кофе…
— Аланья, почему не слишком хороший?
— Думаю, ты и сам это вскоре узнаешь. Мы ведь теперь в одинаковом положении.
Больше Иль от нее ничего добиться не смог. Похоже, не только он не доверял окружающим. А сам ничего плохого от Пауля не замечал, как ни старался. Могла ли Аланья лгать? Вполне. Мог ли Пауль притворяться? Безусловно. Он не верил никому. Поэтому Аланья не пошатнула его доверия, а только укрепила подозрения. Он все время ждал подвоха, и это утомляло. А может, и не только это…
— Иль, ты не против, если возьму у тебя кровь для анализов?
— Зачем? — Иль встрепенулся, внутри все похолодело.
Он отлично помнил иглы, впивающиеся в руки, трубки и полное безразличие ко всему окружающему. И все еще терялся в догадках, какие мотивы преследует Пауль, помогая ему, и помощь ли это вообще?
— Ты плохо выглядишь. Я хочу убедиться, что ты в порядке.
Сложно выглядеть хорошо, когда твой мир разрушен. Он и чувствовал себя не очень. Кажется, похудел ещё больше, не потому, что его не кормили, а потому что совершенно не было аппетита, он просто заставлял себя есть иногда, потому что понимал, что это необходимо для жизни, но и только. Конечно, его состояние сейчас нельзя было сравнить с тем, которое было в плену, но и до Иля, каким он был до всего этого, было далеко. Так он Паулю и сказал.
— Конечно, возможно это психологическое, и тебе просто надо время, я понимаю. Но у меня есть подозрения…
— Какие?
— Давай, я сначала удостоверюсь, что все хорошо, а потом расскажу. Незачем тебе сейчас волноваться о том, чего скорее всего нет.
И Иль согласился. А что ему оставалось? То что он не доверял ему, не отменяло того, что идти ему всё равно некуда.
Боли от иглы Иль почти не почувствовал, неприятно было скорее от воспоминаний. Темно-красная жидкость наполнила стеклянную пробирку. Пауль несколько раз взболтал ее и спрятал в карман.
— Иль, ты занимался сексом во время предыдущих течек? — спросил его Пауль через пару дней.
Вопрос оказался неожиданным и стыдным. Ему и раньше-то не нравилось, как он себя вел и ощущал во время течки, теперь же, когда знал, что все его мучения задуманы не богами, а человеком, то чувствовал лишь отвращение.
— Нет, — он всё-таки заставил себя ответить.
— Плохо, — Пауль покачал головой. — У тебя отвратительные анализы, по гормонам результаты совсем низкие. Сколько течек у тебя всего было?
Опять эти вопросы, заданные таким тоном, будто это в порядке вещей. Иль почувствовал, что мучительно краснеет.
— Две, — слова давались с трудом
— Тебе обязательно надо провести следующую течку с кем-то. Это выравняет твой гормональный фон. Секс для тебя это естественный процесс, который запустит в организме необходимые для жизнеобеспечения механизмы…
— Не естественный, — возразил Иль, глядя в пол.
— Что? — споткнулся Пауль на полуслове.
— Это не естественный процесс. Я весь один сплошной противоестественный процесс. Меня не должно существовать, и всего, что со мной творится, не должно происходить с нормальным человеком. Никто не должен проходить через такое.
Его трясло. Все напряжение последних дней требовало выхода. Что бы не говорил Пауль, это не было следствием каких-то там гормонов. Чем он заслужил все это? Почему вообще должен думать о том, чтобы отдать свое тело не любимому человеку, а кому угодно, лишь бы оно его не подвело? Несправедливо! Нечестно!
Пауль протянул свою руку и доверительно сжал его ладонь:
— Послушай, это все сложно принять, но ты — это ты. Вас могло бы не быть, никого из вас. Но ты существуешь. Разве это так уж плохо?
Иль не смог ответить. Это должно было успокаивать, но последнее время он все чаще задумывался, что лучше бы его не было. И все меньше понимал, что его удерживает от последнего шага. Он не может быть с Рафом, не может помочь своему народу, даже над самим собой он не хозяин.
Пауль воспринял молчание как хороший знак:
— Подумай о том, что я сказал. Без партнёра ты можешь не пережить эту течку. Я мог бы тебе помочь.
Внутри зашевелилось очень нехорошее чувство. Видимо Иль не смог скрыть подозрение во взгляде, потому что Пауль добавил:
— Или можешь найти себе кого-нибудь. Это неважно. В любом случае лучше озаботиться этим вопросом заранее.
— Я… Я подумаю, — наконец выдавил он из себя.
Ответ Пауля удовлетворил. Он кивнул и засобирался на работу. Как только дверь за ним закрылась, на кухню выплыла Аланья.
— Ты все слышала. — Почему-то Иль был в этом уверен.
— Здесь мало развлечений, и мне интересно, — пожала она плечами, даже не считая нужным отрицать очевидное.
Их общение теперь было пропитано нарочито грубоватой правдой. Это немного располагало.
— И что ты обо всем этом думаешь? — Он тоже не стал делать вид, что хотел бы сохранить их разговор в тайне, ему нужен был взгляд со стороны.
— То же что и раньше. Глупо было бы полагать, что Пауль взял тебя в свой дом по доброте душевной. Теперь по крайней мере ясно, что ему от тебя нужно.
А вот Илю не было так уж ясно:
— Что?
— Он же предложил свою кандидатуру, разве нет?
— Я даже не знаю, лестно это или нет, полагать, что близость со мной окупит все, что он мне даёт. Я имею в виду и еду, и кров, и безопасность. — Иль не убеждал себя, он пытался понять. — И прости, если тебя это обидит, но разве ему не достаточно для этого тебя?
— Вот и подумай, — видимо его слова ее всё-таки задели, потому что Аланья нехорошо улыбнулась, — что такого можешь дать ему ты, чего не могу я?
Он и правду не понимал. Мысли метались от одной к другой, пока вдруг не пришло озарение. Иль побледнел.
— Дошло? — Хорошо, что в ее вопросе не было торжества, а даже послышалось сочувствие, сочувствие бы ему сейчас не помешало.
Он кивнул:
— Ребенок.
То что всегда казалось даром, теперь превращалось в проклятье и самый жуткий кошмар. Он не хотел ребенка. Не хотел дарить шанс на спасение человечеству, которое так с ним обошлось.
— Слушай, не расстраивайся так. Пауль, конечно, сволочь во многом, но он не станет тебя принуждать. Он мог и соврать на счёт последствий воздержания. Это естественно риск, но…
— Это неважно. — Аланья непонимающе на него уставилась, и он продолжил: — В прошлый раз я чуть не изнасиловал человека. Если он просто окажется рядом, я не откажусь. Я не смогу удержаться, это намного сильнее меня. Поэтому ему не нужно было придумывать каких-либо оправданий, чтобы взять меня. Он мог просто оказаться рядом, и я бы потом ещё и извинялся, что его заставил. Так что не думаю, что он соврал.
— Мда… Выглядишь ты и правду не очень. — Она смерила его внимательным взглядом.
— Разве что… — глупая надежда, но всё-таки. — Может, у вас есть что-то, что не позволит забеременеть? Я не знаю, волшебный пояс? Чудодейственный браслет?
Даже мысль была крамольной и вызывала оторопь. Кто в здравом уме мог не захотеть понести? Боги могли отвернуться только за одно желание. Только… Не было никаких богов. И здравость ума Иля вызывала теперь большие вопросы. Так может… Они летают к звёздам, создают новые виды, почти не стареют… А вдруг есть средство?
— С ума сошел?! — Аланья едва не зашипела. — Противозачаточные были запрещены ещё после революции. Распространение, хранение, покупка — все карается смертной казнью. Может, кто-то незаконно этим и занимается, но ни мне, ни тебе их не достать. И лучше даже вслух подобного не произносить. Да и они создавались для женщин. Кто знает, как они подействуют на тебя.
Лучше бы их вообще не существовало, потому что то, что такая возможность когда-то была, а теперь — нет, угнетало ещё больше.
— Значит, выхода нет, — сказал он убито.
— Мне жаль, — только и ответила Аланья.