Гарри задумчиво наблюдал, как Пруэтты лениво играли в вист, хотя сам находился где-то далеко. Под кожей зудело, и как бы он ни старался, тревожное, тянущее чувство где-то глубоко в животе никуда не спешило уходить. Казалось, что вот-вот должно что-то произойти — поезд вдруг сойдёт с рельс, под ногами провалится пол, молния, несмотря на зиму, ударит прямо в их вагон…
Ничего. Мерный стук колёс не прерывался ничем необычным, небеса так и оставались холодными и серыми, а пол, как бы сильно не скрипел, разваливаться в ближайшие полвека не планировал.
Как могло быть так, что один проходит через круги ада, пока другой не имеет об этом никакого представления? Разве бывает, что течение жизни вдруг нарушается одной-единственной мыслью, одним проблеском осознания? Раньше Гарри сказал бы, что это всё глупости. Раньше — но не теперь. Сейчас же он пытался удержать на лице спокойное выражение и не показать ни подёргиванием губ, ни движением брови, ни постукиванием пальцев внутреннюю борьбу, развернувшуюся в его душе. Всё вокруг сделалось нереальным, слишком ярким и слишком тусклым одновременно, сердце грохотало где-то у горла. Беспричинная тревога — одно из самых неприятных на свете чувств — овладела им, от самых кончиков топорщившихся волос до носков школьных туфель. С каждым вздохом она всё усиливалась, пока не достигла апогея. В ушах поднимался звон.
— Ты карту спрятал! Я всё видел! — как сквозь толщу воды донёсся до Гарри голос одного из близнецов. Кого именно, он понять не мог, как бы не старался напрячь мозг.
Почему они кричат?
Карты. Пруэтты играли в карты.
— Ничего ты не видел, я, в отличие от тебя, не мухлюю!
Ладони на коленях. Мозолистые пальцы сжимали брюки до побеления. Кажется, это были его пальцы. Гарри усилием воли заставил себя разжать их, и напряжение в руках немного спало. Вдох — грудь взымалась, выдох — опускалась. Свет бликовал в рыжих волосах напротив. Где он вообще?
— Потряси рукавом и докажи!
Купе Хогвартс-Экспресса. Они ехали домой на каникулы. Он сидел вместе с друзьями. С ними был кто-то ещё. Или не был?
— Сейчас придёт Лиам, и мы вместе проверим!
Точно, Данбар. Они ехали домой на каникулы, ехали в поезде от школы и до самого Лондона. Там — дома — его ждали, должны были ждать.
Реальность возвращалась нехотя, рывками. Шум в ушах сделался невыносим. Едва проскрежетала дверь, наваждение спало окончательно. Не успел Лиам зайти внутрь, Гарри стрелой вылетел из купе, поднырнув под его руку. Игнорируя взволнованные возгласы позади себя, он пронёсся по коридору и влетел в туалет. Захлопнув дверцу кабинки, Гарри едва успел согнуться над унитазом — его тут же вырвало. Он дёрнул за ручку и сполз по стенке прямо на пол, под шум воды в бачке. Вдруг стало холодно, задубевшие пальцы совсем не слушались. Гарри усилием воли встал, дошёл до раковины и уставился на своё размытое отражение. Всё зеркало было в мыльных разводах, и он, не задумываясь, хорошенько протёр его рукавом. В проступившем парне едва можно было узнать Гарри Поттера — такого, каким он был ещё с утра.
Он хмыкнул и умылся. Вода окончательно отрезвила, и Гарри дал себе мысленную оплеуху за неожиданный срыв. Теперь его друзья наверняка волнуются, если уже не караулят его под дверью туалета.
Стоило этой мысли развиться, позади раздались шаги. Гарри открыл было рот, чтобы сказать, что у него всё нормально, но был прерван высоким и определённо не мальчишеским голосом:
— Это женский туалет, извращенец!
Гарри увидел в отражении девочку лет двенадцати и резко отпрянул, больно стукнувшись о раковину. Он повернулся и, пробормотав извинения, вылетел из туалета так же быстро, как туда зашёл. Девочка проводила его недовольным взглядом и демонстративно захлопнула дверь.
«Извращенец, вот уж точно, — невесело думал Гарри, медленно направляясь обратно в своё купе. — Идиот и извращенец, и я даже не знаю, что из этого хуже!»
В конце концов, не он первый, не он последний, так ведь? Не было ничего необычного в том, что Гарри восхищался Реддлом — восхищался, потому что он намеренно игнорировал слово «влюблён» — с того самого момента, как подумал об этом пару часов назад. Почему-то никто не говорил ничего против толп девчонок, бегающих хвостиком за самой главной загадкой Хогвартса.
— Загадкой, — хихикнул Гарри вслух, даже не обратив внимание на удивлённые взгляды людей вокруг. — Вот уж ирония!
В Реддла было сложно не… им было сложно не восхищаться. Молодой, умный, чертовски обаятельный — таких людей было мало. С этим фактом Гарри пришлось смириться.
Другой вопрос оставался открытым — а что теперь ему, собственно, делать? Ни за что в жизни Гарри не обратился бы к родителям. Он безумно их любил, это правда, но ровно настолько же он боялся встретиться с непониманием и отвращением со стороны близких. Возможно, он вполне его заслуживал. Думать об этом не хотелось, но перед глазами возник образ плачущей матери, сжимающей полы мантии в немом отрицании, и отца, осуждающе качающего головой.
— Ты нас разочаровал, сынок.
Гарри остановился как вкопанный — так живо и ярко прозвучали в голове слова отца, сказанные не то с досадой, не то с холодной яростью. Среди всей его семьи один лишь дядя всегда служил островком надёжности — к Флимонту можно было обратиться по любому, даже самому нелепому поводу. Уж он-то никогда не воротил нос от проблем Гарри и всегда, всегда имел в запасе ценный совет. Может и теперь он посоветует, как быть дальше? Это не должно быть слишком неловко, просто подойти и сказать:
— Кажется, я влип.
Или:
— Я совершенно неожиданно понял, что не хочу больше учиться в Хогвартсе и просто мечтаю вернуться обратно в Дурмстранг.
(Что было абсолютной неправдой, потому что после Англии возвращаться в Германию виделось сущим наказанием).
Гарри малодушно порадовался, что не увидит Реддла ещё с неделю. Он и до этого едва мог держать лицо перед профессором, а теперь вообще не был уверен в своей реакции. Жаль только, что до встречи с Флимонтом оставалось ещё слишком много времени. Гарри боялся, что успеет натворить глупостей, если сейчас же не выплеснет всё, что бурлило в нём. Желательно — в виде слов, а не нервной тошноты в сыром туалете школьного поезда.
Он остановился во второй раз, завидев у двери купе караулившего его Лиама. Хаффлпафец сложил руки на груди, рассеяно окидывая коридор взглядом. Стоило ему завидеть Гарри, он тут же отлип от стены и с волнением подскочил к нему.
— Мерлин, да ты бледный, как Почти Безголовый Ник!
— Я в порядке, — прохрипел Гарри и в доказательство растянул потрескавшиеся губы в улыбке. Лиама это не убедило.
— Присядь, пока не свалился. Я позову Латгард. Тебе сильно плохо?..
— А знаешь, — неожиданная мысль взбодрила Гарри. Он схватил Лиама за рукав и отволок в переход между двумя вагонами, — ты-то мне сейчас и нужен!
Лиам непонимающе качнул головой. В тамбуре было холодно и темно, свет едва пробивался в узкое окошко и рассеивался, не доставая до пола.
— Предупреждаю сразу, мои навыки целителя оставляют желать луч…
— Как ты понял, что влюблён? — выпалил Гарри, перебив Лиама на полуслове.
Лицо Данбара вытянулось, с него сошла краска, а потом щёки вдруг зарделись.
— Что?
Гарри нетерпеливо оглянулся через плечо и наложил вокруг них заглушающее заклинание. Он словно со стороны увидел себя и понял, что похож на сумасшедшего — с маниакальным взглядом и нервным подёргиванием. От этого стало смешно, а Лиам смутился ещё сильнее.
— Пожалуйста, просто ответь!
— Я не влюблён! — гневно возразил Лиам, но уйти не поспешил.
Гарри потёр руками лицо и устало опёрся о холодную стену. Возможно, набрасываться на Лиама было не самым лучшим планом, но пути назад уже не было.
— Мне очень нужно знать, — тихо спросил он и с надеждой посмотрел на друга.
От этого взгляда гнев Лиама тут же сдулся. Он и сам будто стал меньше, словно был не семикурсником, а напуганным первогодкой.
— Я… предположим, влюблён. Только предположим!
Гарри вдруг захотелось хорошенько приложить Лиама о стенку, отвести до купе слизеринцев и тыкать лицом в стекло, пока «предположим» не превратится в «совершенно точно».
— И, опять-таки предположим, осознал это достаточно быстро. Но не сразу, — добавил он сконфуженно и потёр нос нервным движением. — Мне было, дай подумать… Тринадцать? Где-то целый год я просто думал, что со мной что-то не так, пока это не случилось.
— Что «это»? — слабым голосом переспросил Гарри.
— Это, —словно само собой разумеющееся ответил Лиам. — Ты смотришь в толпу и видишь только одного человека. Как будто… Ну, ничего не изменилось, всё то же самое, но как будто вокруг столько света, что даже больно. Сердце бьётся слишком сильно. Слова не идут. Или идут, но не те. Хочется закричать, если он… то есть этот человек, я имею ввиду! разговаривает с кем-то так же, как говорил только с тобой.
Гарри молча слушал. Его вдруг охватило странное смущение. Он уже жалел, что вызвал на откровенный разговор одного из самых застенчивых людей, которых только знал. Стоило подождать, но нет же, в порыве он вновь натворил глупостей и теперь не знал, куда ему деться! Правдивость слов резала не хуже кинжала зельевара, рассекала потаённые уголки сознания и не оставляла шансов забыть неожиданное откровение о себе как страшный сон.
— И что ты сделал?
Лиам закусил губу и внимательно оглядел Гарри.
— Так ты поэтому сбежал блевать в женский туалет — потому что влюбился?
Гарри хихикнул, потом ещё раз, а потом и вовсе рассмеялся. Лиам не смог сдержать ответной улыбки, и напряжение вокруг них немного спало.
— Если твои чувства вызывают у тебя такую реакцию, мой способ тебе точно не подойдёт!
Гарри утёр выступившие слёзы и, держась за бок, весело переспросил:
— Это какой такой способ?
— Признание в лоб. И не смотри такими глазами! Мне было очень плохо, прекрати смеяться! А если серьёзно, — Лиам перестал улыбаться, — это действительно не самый лучший вариант. Мне просто повезло с ответными чувствами, вот и всё. Говорят, что лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и сожалеть. Так вот, это — бред. Я так считаю. Я бы не смог ходить по коридорам школы, вспоминая, что где-то здесь мне рассмеялись в лицо.
— И все вокруг смотрят…
— И все вокруг смотрят, — согласился Лиам. — Просто подумай хорошенько, каковы твои шансы. Посмотри на реакцию. Это несложно, если постараться.
Гарри обречённо вздохнул. Несложно говорить «несложно», а с Реддлом сложно было всё — начиная от противоречивых взглядов и заканчивая путанными разговорами.
— Это парень, — вдруг выдохнул он и мысленно сжался.
— Так ты поэтому?..
— Да.
— …спросил у меня?
— Ага.
Они помолчали. Слышно было, как стучат колёса поезда.
— Это так очевидно?
— Я видел, как ты целовался с Монтгомери. И альбом. И… всякое. Не волнуйся, — мягко сказал Гарри, заметив, как Лиаму стало неуютно, — никто не знает. Просто я слишком наблюдательный и знаю, куда смотреть.
— Я волнуюсь не за себя, — грустно ответил Лиам и опустил взгляд. — Это не мои родители с пеной у рта ратуют за чистоту крови, не мой брат работает в Министерстве. Не меня попрекают за каждый промах, не я… — его голос сорвался, и он замолчал на пару секунд, — не я должен быть идеальным во всём, чтобы угодить каким-то нереальным требованиям семьи. Не я разрываюсь от противоречий! Гарри, — Лиам вдруг схватил его за плечо и отчаянным шёпотом продолжил: — если есть хоть какой-то шанс быть счастливым с… в кого бы ты там не влюбился, будь! Потому что другого может и не быть.
Гарри сочувствующе сжал руку на своём плече. Ему стало стыдно. В последнее время он думал только о себе и даже не знал, какой груз приходится нести его друзьям в одиночку.
— Ты — вы — будете в порядке?
— Нет, — честно ответил Лиам и разжал пальцы.
Они вернулись в купе молча, игнорируя вопросительные взгляды Пруэттов. Гарри лишь кивнул, показывая, что всё в норме, и братья, проявив необычную для себя тактичность, вернулись к игре.
Разговор с Лиамом хоть и не успокоил, но внёс немного ясности. Теперь Гарри ещё больше проникся к Майклу, ведь он мог понять, что значит быть надеждой своей семьи и примером для подражания. Как же он был счастлив, что родился в семье Поттеров и что от него не требовали ничего сверх возможностей!
Он покрутил в руках волшебную палочку. Его возможности заключались в необходимости стать когда-нибудь главой рода, если повезёт или не повезёт (смотря с какой стороны смотреть), не дать ему угаснуть, приумножить наследие — всё как завещано прародителями. Может ли он вот так просто пойти на поводу у своих желаний и делать не то, что должно, а то, что хочется? В праве ли он действовать по-своему?
Гарри ещё раз взглянул на Лиама, делающего вид, что он читает книгу, и отвернулся к окну. Он должен хотя бы попытаться, ведь верно сказал Данбар — другой возможности может и не быть. Совершенно неважно, кто был бы на месте Реддла — хоть рогатый чёрт, главное, что теперь с трепещущим сердцем поделать ничего было нельзя. Оставалось лишь одно — просто попытаться.
С такими мыслями Гарри смог наконец успокоится и урвать пару часов сна, пока не доехал до Лондона.
***
«Дом, милый дом», — подумал Гарри, снизу-вверх глядя на поместье Поттеров. Ничего не изменилось с лета, разве что пейзаж сменился на зимний: на потемневшей черепице тут и там лежал снег, он же покрывал ветви склонившихся к земле вековых дубов; из труб шёл дым — камины топились с самого начала холодов; пруды во дворе покрылись прозрачной коркой и, хотя дорожки вокруг них были расчищены, под ногами то и дело хрустели осколки льда. Гарри засунул в карман разряженный порт-ключ, перенёсший его к поместью, и неспешно двинулся вперёд. Ему хотелось просто насладиться ощущением дома, по которому он уже успел соскучиться, но стоило заметить на дорожке у крыльца сверкающий автомобиль, он мгновенно сорвался на бег. Не могло быть никаких сомнений, что это именно та самая новенькая Шевроле, которой Флимонт очень гордился и едва ли не сдувал с неё пылинки. Гарри знал, что дядя заедет на Рождество, но даже не мечтал, что так рано и, судя по всему, надолго. Он взбежал по скользким каменным ступеням, не упав исключительно благодаря кованным перилам, за которые уцепился, распахнул двойные стеклянные двери и моментально оказался в тёплом холле.
— Гарри!
— Привет!
Он подбежал к лестнице, где, стоя на ступенях, чтобы быть одного роста с ним, ждала его мать. Немного неловко, словно забыв, как это делается, Гарри обнял её, но тонкие руки, вдруг с силой сжавшие его плечи, развеяли все его сомнения.
— Мы соскучились, — прокряхтел голос Дореи ему на ухо, но он лишь крепче сжал её в объятиях и вдохнул родной запах — духов, крепкого чая и леса, что раскинулся за поместьем на много миль.
Он ничего не ответил, но был уверен — мать всё поняла. До этой секунды он и не задумывался, как на самом деле хотел попасть домой всё это время.
— Здравствуй, Гарри, — донёсся до него радостный низкий голос.
Потребовалась пара секунд, чтобы выпустить мать из объятий и тут же угодить в крепкую хватку отца. Его повертели во все стороны, скептично осматривая отросшие волосы и незаправленную рубашку, но потом напускная строгость Карлуса исчезла, и он ласково потрепал сына по голове.
— Как ты вырос!
— Пап, — скептично ответил Гарри на его подначивание, — я уже не расту.
— Это тебе так кажется, — рассмеялся Карлус и, перекинув руку через плечо Гарри, притянул его к себе.
Они были похожи, но в то же время не слишком: одинаково широкие плечи, квадратные кисти рук и озорные глаза. Правда, с годами волосы Карлуса перестали так топорщиться и приобрели вполне солидный вид. Гарри очень сомневался, что с ним будет так же.
— Флимонт?..
— В саду, — закончил Карлус и понимающе усмехнулся, — с Юфимией. Ужин через полчаса.
Гарри неловко улыбнулся, в последний раз сжав руку отца, и направился к задним дверям. Он надеялся, что родители не слишком расстроятся, что он, едва поздоровавшись, уже спешит убежать, но они всё поняли. Не любить Флимонта было невозможно, это признавал даже Сигнус — отец Дореи, на дух не переносивший Поттеров.
Пройдя через весь дом, Гарри оказался в саду. Холодный ветер пробрался ему под плащ, и он поёжился.
— Мерлиновы портки, — раздался приглушённый мелодичный голос, — неужто это сам Гарри Поттер к нам пожаловал?
Гарри спрыгнул со ступенек, даже не пытаясь сдержать улыбку, и с размаху влетел в крепкие объятия дяди. Его притянули к себе, потрепали по голове, и тем же движением, каким чуть ранее Карлус осматривал сына, Флимонт отстранил от себя Гарри.
— Подрос, возмужал, волосы так и не научился укладывать, — с наигранной нежностью, будто говорил с пятилетним ребёнком, проворковал он, — невесты за тобой небось бегают толпами?
— Фу, — Гарри скривился, — кто ты и что ты сделал с настоящим Флимонтом?
— Эй! — Флимонт сбросил с себя амплуа излишне заботливого родственника и ткнул его локтем. — Я когда-нибудь стану отцом, мне нужно тренироваться!
Гарри мягко потрепал дядю по плечу и заметил:
— Никогда не спрашивай детей, не бегают ли за ними женихи и невесты — это звучит ужасно, будто ты четырёхсотлетний дед!
— Это именно то, что нужно! — рассмеялся Флимонт и жестом поманил Гарри дальше в сад.
Они прошли по замёрзшей дорожке. Гарри впитывал все изменения (хотя не сказать, что Флимонт как-то особенно поменялся), словно губка. Высокий, гибкий, непохожий ни на брата, ни на племянника — весь в мать, кареглазый и стриженый по последней европейской — не английской — моде. Одно лишь не давало Гарри покоя, о чём он не преминул сообщить.
— Как давно ты отпустил усы? — Гарри в притворном отвращении помахал рукой у своего лица.
Флимонт задумчиво почесал подбородок.
— Когда решил стать солиднее.
— У отца нет ни бороды, ни усов!
— Ага, — фыркнул Флимонт, — она ему не нужна, он и так солиднее некуда. Не то что я.
— Брось, — Гарри боднул его головой в плечо, — ты вполне респектабельный… — и добавил: — был бы, если бы не ходил вприпрыжку!
— Я просто... — Флимонт остановился у куста какой-то ягоды и нервно подёргал ворот рубашки. — Ты ведь никогда лично не встречался с Юфимией, да? Она там. То есть здесь.
Гарри бросил на дядю быстрый взгляд.
— Ты что, волнуешься?
— Ну конечно! — он расширил глаза. — Я просто в ужасе! У меня скоро свадьба, я женюсь на самой прекрасной девушке в мире, которую, кстати, ещё не одобрил мой племянник, а ещё я олух и младший брат!
«Младший брат» в среде аристократов звучало, как приговор, и Гарри сочувственно поморщился.
— Если кто-то здесь олух, то это я. Позже расскажу, — добавил он на заинтересованный взгляд Флимонта. Потом до него дошло, и Гарри переспросил: — Подожди, с каких это пор тебе нужно моё одобрение?
— Ну, я всё равно это сделаю, так или иначе, — Флимонт качнулся на пятках, — но в таких делах всегда принимает решение семья, а ты вроде как уже достаточно взрослый, чтобы иметь голос. А ещё, — добавил он проницательно, — ты хорошо чувствуешь людей. Это странно — что мне действительно важно твоё мнение?
Гарри едва не всплакнул. Он и не помнил, когда в последний раз кто-то из взрослых по-настоящему интересовался его мнением. Разве что Реддл…
«Стоп, красная зона! — поставил Гарри мысленный заслон. — Не сейчас!»
О том, что он теперь тоже «вроде как взрослый» Гарри и не подумал.
— Ни капельки, — ответил он и первым вышел из-за куста.
Когда он увидел Юфимию, сидящую в беседке в окружении зачарованных падающих снежинок, он понял, что уже её любит.
Она поднялась с места, когда увидела их. Гарри скользнул взглядом по её тёплой мантии глубокого синего цвета, какой бывает тень на белоснежном снегу, такой же шляпке, едва прикрывавшей светлые завитки волос, и приветливо улыбнулся. На вид ей можно было дать не больше двадцати пяти, но взгляд карих — светлых, куда ярче, чем у Флимонта и больше напоминавших по цвету мёд — глаз и морщинки в их уголках как бы намекали, что ей немного больше.
— Юфимия, это Гарри, мой племянник. Гарри, это Юфимия, моя невеста, — по всем правилам представил их друг другу Флимонт.
— Очень рада познакомиться наконец с тобой, Гарри, — едва ли не пропела девушка и протянула руку.
Гарри ответил, как и полагалось, склонился в жесте поцелуя к её руке и бросил понимающий взгляд на дядю.
— Ну… — замялся Флимонт, набрав побольше воздуха, а потом вдруг сдулся и скривился: — Мерлин и Моргана, скажите, что с формальностями покончено!
— Только если ты настаиваешь! — ответил Гарри, моментально протягивая руку к тарелке с пирожными.
Он запихал одно в рот целиком, краем глаза наблюдая за Юфимией. Девушка успешно скрыла улыбку за ладошкой, взмахнула волшебной палочкой из кедра, и на столике возникла ещё одна чашка. Пузатый чайник поднялся в воздух, из его носика повалил пар, чай тонкой струйкой полился вниз, и от этого знакомого и родного запаха у Гарри сжался желудок. Флимонт во все глаза смотрел, как племянник набивает рот — абсолютно не аристократично и неряшливо, но ничего не говорил.
— Никаких формальностей в семейном кругу, — неожиданно для него объявила Юфимия и, озорно сверкнув глазами, в точности повторила жест Гарри.
Они захихикали, как несмышлёные дети, потешаясь над перемазанными в сахарной пудре лицами друг друга. Флимонт медленно переводил взгляд с невесты на племянника и обратно, удивлённый больше всех. Потом он пожал плечами и присоединился к ним, наигранно-аристократично выпрямив спину, хотя сахарная пудра всё равно попала ему на усы.
— Вытри нос, пока не случился по… — Гарри осёкся, вспомнив, что травить шутки ниже пояса в присутствии дамы было неприлично.
— Продолжай, Гарри, я не расслышал, — сардонически пропел Флимонт.
— Извините, — Гарри отряхнул ладони и потянулся к чаю, вовсе не испытывая никаких сожалений, — Хогвартс изменил меня. Вам ли не знать.
— Знаем, знаем, — Юфимия стрельнула глазами в сторону Флимонта. — Кто-то становится умнее, кто-то заводит друзей, а кто-то разбрасывается заклинаниями направо и налево из-за малейшего чиха в свою сторону.
— Я бы назвал это «улучшает навыки дуэли», дорогая. Кстати, Гарри, как там с твоей учёбой?
— Я, эм-м…
«Открыл подпольный дуэльный клуб — ты бы оценил, начал кампанию по сплачиванию факультетов — совершенно ненамеренно, узнал парочку чужих секретов и случайно влюбился в профессора. Да-да, того самого, которого ты так нахваливал в своём письме. Готов поспорить, сейчас он не покажется тебе таким чудесным!»
Гарри вспомнил шутливый намёк, мелькнувший в первом письме Флимонта в Хогвартс. То-то дядя обхохочется, когда узнает, как оно вышло в итоге…
—…всё отлично. Выигрываю матчи, просрочиваю домашние задания, списываю Астрономию, — Флимонт фыркнул на эти слова и закатил глаза, — пишу курсовую по Артефакторике, что-то вроде… — Гарри замялся на секунду, подбирая нужное слово, — Пространственного кольца.
— Пространственного? — переспросил Флимонт, нахмурился и оживился. — Вроде порт-ключи уже изобрели.
Гарри попытался объяснить:
— Это не портал, скорее… Представьте себе чары Незримого расширения. Ты можешь наложить их на сумку или помещение, так? Я просто подумал, а что, если попробовать сделать тоже самое, только без комнаты? Совсем без стен, понимаете?
— Пока нет, — честно ответила Юфимия.
— Смотрите, — Гарри подался вперёд и расчистил стол перед собой так, чтобы перед ним стояла только его чашка. — Допустим, я аврор на задании — только допустим, и оказался вдруг в маггловском квартале. Вокруг куча народу, а мне нужно поймать опасного преступника. Обычно со всеми последствиями разбираются Стиратели, но если использовать кольцо… В теории, я могу заставить пространство вокруг себя расшириться, — он развёл руки в стороны от чашки, — но только внутри, а снаружи… — он ткнул пальцем в фарфор, — всё будет выглядеть, как обычно. Или не как обычно, я ещё сам не понимаю, как оно должно работать.
— Это очень опасно!
— Это так интересно!
Флимонт и Юфимия посмотрели друг на друга осуждающе. Гарри пожалел, что начал этот разговор.
— Нельзя просто взять и изменить реальность. Это слишком энергозатратно, а если не выйдет — тебя может просто осушить, — проговорил Флимонт, всё ещё не отрывая преувеличенно-строгого взгляда от невесты.
— В том то и дело, что нет! — поспешил успокоить его Гарри. — Именно поэтому я выбрал создание артефакта, а не заклинания…
— Я думал, ты просто профан в Чарах, — уже куда веселее перебил его Флимонт и наконец перестал играть в гляделки с Юфимией.
— Да-да, спасибо за поддержку, — пробормотал Гарри. — Кольцо должно брать энергию извне, не затрагивая магию волшебника.
— Можно было бы настроить его так, чтобы оно как раз-таки брало магию от волшебника, но не от того, кто его использует, а от потенциального врага — это если мы говорим о разработках для Аврората, — задумчиво сказала Юфимия. — Двух зайцев одним ударом.
— Фифи, ему всего семнадцать!
— Я просто рассуждаю вслух! — она улыбнулась и подняла ладони, — Не осуждай женщину за пытливый ум!
— Ну, для начала, моё изобретение должны принять в Отделе разработок. А для этого, — Гарри неловко втянул воздух сквозь зубы, — нужно сначала закончить. Я слегка застопорился.
— Кто тебя курирует? — Юфимия подалась вперёд. Её светлые глаза любопытно блеснули.
— Илайн Латгард, но, вообще-то… — Гарри замялся, — я попросил помощи у профессора Реддла.
Брови Юфимии поползли вверх, и она обратилась к Флимонту:
— Тот юный слизеринский принц? — и снова к Гарри, озорно улыбаясь: — Он всё такой же красивый?
— Я, вообще-то, здесь сижу!
— О, да, — в тон ей ответил Гарри, подключаясь к игре и делая вид, что Флимонта рядом нет. — И умный…
— Такой загадочный…
— Очень смешно! Гарри, ты же взрослый человек!
— А как танцевал, как танцевал!.. — с ностальгией прикрыла глаза Юфимия.
— И как он хорошо владеет боевой магией — я никогда раньше не видел такого мастерства! — едва ли не плача от смеха, выдавил Гарри.
— А вот это уже слишком, — Флимонт обиженно бухнул ладонями по столу. — Между прочим, у меня больше побед за сезон — мне даже медаль вручили!
Юфимия нагнулась и чмокнула его в щёку.
— Не обижайся, ты тоже был самым красивым и умным принцем, только гриффиндорским. — И добавила чуть тише: — А побед у тебя больше всего на две…
Гарри рассмеялся в свою чашку под возмущённое квохтанье Флимонта. Потом резко пришёл в себя и вспомнил события последних суток — веселья сразу поубавилось.
— Сначала он отказался мне помочь, потом передумал — даже пропуск в Запретную секцию выписал, ещё и попросил сдвинуть сроки у Латгард. Так что у меня теперь неограниченный запас книг, времени и есть, с кем посоветоваться.
— Метишь в Гильдию Мастеров? — понимающе сощурился Флимонт.
— Всё-то ты знаешь, — пробурчал Гарри. — Ещё не решил, но почему бы и нет?
— М-м-м, — довольно протянул Флимонт и даже зажмурился. — Я прямо вижу тебя в окружении замшелых архивов, пыли и с тряпкой в руке, протирающим полки по указанию Мастера.
— Все мы через это прошли, — укорила его Юфимия.
— А ты… — начал Гарри заинтересованно.
— Трансфигурация, — она пожала плечами и на удивлённый взгляд пояснила, будто оправдываясь: — Что? Я просто пыталась оттянуть свою незавидную судьбу, и, как видишь, вполне успешно.
Юфимия подарила Флимонту мягкую улыбку. Гарри вздохнул — на секунду он поверил, что может напроситься в подмастерье к своей будущей родственнице.
— Не волнуйся, — Флимонт правильно расценил выражение лица Гарри и похлопал его по руке, — один мой бывший однокурсник работает в бухгалтерии Гильдии — закончишь с Кольцом, и, если всё получится, так уж и быть, помогу тебе с бумажной волокитой.
— Это называется «кумовство», — пропела Юфимия.
— Это называется «Очень Понимающий Дядя». Ты не представляешь, сколько времени я потратил на то, чтобы меня приняли в Дуэльный джентельменский клуб.
— И в итоге там почти не появляешься…
— Зачем? — Флимонт улыбнулся и пожал плечами. — Больше нет необходимости, мне и дома хорошо.
В тот момент настроение Гарри приподнялось и осталось таким ещё надолго. Если раньше Флимонт без конца носился среди высшего магического общества, постоянно (и чаще всего ненамеренно) провоцируя других на дуэли, то сейчас же он был куда спокойнее и, кажется, действительно нашёл своё место. Гарри знал, что дядя работает над чем-то, но подробностей не слышал — изобретатели редко когда делились своими наработками даже с семьёй.
Они ещё немного поговорили об учёбе, о квиддиче — Юфимия, к вящему удивлению Гарри, даже высказала своё «фи» проигрышу национальной сборной, на удивление точно охарактеризовав тренера «старым пеликаном», — потом как-то незаметно перешли к теме свадьбы, а затем и Рождества. Политику никто не обсуждал — это был такой негласный закон чаепития. Словно между ними и всем происходящим стояла стена. Не смотри, не говори, не думай — так было принято, и обычно эти правила соблюдались.
Вопреки всему Гарри знал, что не сегодня так завтра он обязательно вытрясет из Флимонта всё, что ему было нужно.
— …а снаружи, вот здесь, — Флимонт широким жестом очертил восточную часть дома, — повесим те штуки из красной ткани…
— Кокилье, — подсказала Юфимия.
— Да-да, эти самые. А вот эту беседку можно украсить волшебными огоньками.
— Чего тогда мы ждём? — Гарри встал и подышал на покрасневшие ладони. Несмотря на согревающие чары, он всё равно немного озяб.
Флимонт позвал домовиков, и со стола с тихим хлопком исчезла вся посуда. Они немного разошлись в стороны, и Флимонт, бросив на Гарри заговорщический взгляд, начертил в воздухе несложную фигуру. Уже начинало темнеть, вокруг зажглись фонари, и потому яркие разноцветные вспышки, разлетевшиеся по всем углам, особенно выделялись среди снежного пейзажа. Гарри проделал то же самое, и его огоньки — блестящие и маленькие — оплели крышу беседки по кругу. Юфимия же напустила морозный узор на деревянные перекладины, завершив картину лёгким налётом зимы.
— Ну, — Гарри довольно оглядел результат и иронично отметил: — Осталось всего-то проделать то же самое со все-е-ем поместьем.
Они двинулись в сторону дома к ужину. Когда Юфимия извинилась и отошла сорвать с куста к столу цветущие зимние розы, Флимонт, повернувшись к ней спиной, спросил утверждающе:
— У тебя, наверное, есть вопросы?
Гарри кивнул и поёжился. За пределами беседки было уже холодно, декабрьский морозец пробирался под тёплую мантию и щекотал ноги.
— А с отцом ты не хочешь говорить потому, что?..
— Он скажет не забивать голову ерундой.
— Если я скажу тебе то же самое, ты ведь не послушаешь?
Гарри улыбнулся.
— Ты не скажешь.
Флимонт пожевал губу.
— Иногда ты такой упрямый. Сразу видно — Поттер.
Вечер и ужин ничем не отличались от семейных посиделок во дворе дома. Уже сидя в столовой за длинным дубовым столом, Гарри поделился с родителями событиями последних нескольких месяцев, избегая, конечно, особенно шокирующих подробностей. Ни к чему им было знать ни о студенческих вечеринках, ни о вылазке (в буквальном смысле) в профессорский кабинет, ни о новом заклинании изобретения Реддла. «Ферра феритас, — иногда перед сном повторял про себя Гарри, чтобы не забыть, — Ферра феритас…». Даже в мыслях звучало жутко. Временами он иррационально жалел, что узнал такое заклинание, хотя в этом не было смысла — в теории он знал проклятия куда опаснее, чем это. Наверное, именно Реддл — его лицо, под тяжестью воспоминаний превратившееся из просто бледного в инфернальное, подсвеченное потусторонними огнями слизеринских подземелий, — вызывал такие чувства. Нелогичность, тревога и странный зуд где-то в глубине души — точно не так Гарри представлял себе седьмой курс в Хогвартсе.
— Как прошёл бал? — задала вопрос Дорея, с жадным интересом оглядывая сына. Гарри было даже немного неловко — ему-то казалось, что не так уж сильно он и изменился, чтобы так пялится!
— Неплохо, — он вновь потянулся к блюду со своим любимым пастушьим пирогом, ожидая, что его одёрнут прямо как в детстве. К его радости, никому не было дела до того, что он в одиночку умял почти целую тарелку. — Уроки танцев пригодились, ни разу не наступил никому на ногу.
— Та девочка, Сьюзен. Как она тебе?
Гарри замер, не донеся до рта пирог.
— Ма-а-м, не начинай!
— Я молчу, молчу! — Дорея рассмеялась и отпила из высокого бокала. — Просто тебе уже семнадцать, и я подумала…
— Она громко смеётся, мечтает о спортивной карьере, намеренно не получает высших отметок и… — зная, что именно это ужаснёт мать, добавил: — ходит с распущенными волосами!
— Какой ужас! — притворно схватился за сердце Флимонт. — Наверняка ещё и слушает этот гнусный американский рокабилли!
Дорея шутки не поняла и тут же потеряла весь своднический настрой.
— Что же делается с нашим обществом? — она грустно вздохнула. — Все эти послевоенные веяния моды так губительно действуют на молодёжь!
Губительно, по мнению Гарри, было запрещать людям заниматься тем, что им нравится, но он смолчал и лишь продолжил жевать пирог.
— Брось, милая, — Карлус покачал рукой с зажатой в ней вилкой, — будто это не ты в юности сбегала на концерты из отчего дома.
— Тогда всё было по-другому, — ответила Дорея, впрочем, без особой уверенности в голосе.
Едва не рассмеявшись, Гарри бросил быстрый взгляд на дядю. На него эти слова произвели примерно такой же эффект, потому Флимонт спешно перевёл тему:
— После Нового года мы уедем из Англии на какое-то время, — он положил свою руку поверх ладони Юфимии, — только закончу кое-какие дела.
— В домик отца на Миконосе?
Флимонт кивнул Карлусу.
— Там сейчас спокойно. И тепло, — добавил он, словно это было самым важным.
Дорея поковыряла вилкой в тарелке и сказала не слишком довольно:
— Он очень пострадал от оккупации.
— Почти десять лет назад, — поспешила успокоить её Юфимия. — Сейчас там райское местечко!
Гарри наблюдал за диалогом, как за квоффлом на квиддичном поле — мотал головой из стороны в сторону и продолжал уничтожать плоды кулинарного искусства домовиков. Сам он в летнем доме деда никогда не был — его восстановили совсем недавно, до этого ставя в приоритет поместье, подвергшееся нападению мародёров во время войны. Гарри был ещё маленьким, когда она началась, и рос вместе с ней. В то время он скептично отнёсся к идее жить и учиться фактически в тылу врага, но сейчас понимал — в этом был смысл. Куда, как не в Германию идти учиться чистокровному магу, если точно такой же чистокровный маг пытается захватить мировую власть? Он был на виду и в то же время спрятан. Всё, что ему нужно было делать — это не поддаваться провластной позиции преподавателей и других учеников да сливаться с толпой. С эти он справился успешно, по большей части отвлекая внимание от себя на свои детские выходки.
— …Гарри! Опять витаешь в облаках?
Он поднял голову.
— Никак нет, maman.
— Я спросила, как тебе этот новый профессор, мистер Реддл.
Его сердце ухнуло и забилось с удвоенной силой. «Почему она спрашивает? — подумал Гарри, чувствуя, как к спине прилипла рубашка. — И почему он преследует меня даже дома?»
— Да, — невпопад брякнул он и захлопнул рот.
— Вы донельзя лаконичны, мистер Поттер, — улыбаясь, пробормотал Флимонт в свою тарелку.
— Такой молодой — куда младше нас, и уже преподаёт детям! Да ещё и Защиту, очень важную в наше время дисциплину, — будто и не заметив замешательства Гарри, продолжила Дорея. — Тут нужен опытный маг, а не вчерашний выпускник.
— Профессор путешествовал по Албании несколько лет, — неуверенно попытался защитить Реддла Гарри. Кто бы сказал ему в начале года, что он вообще станет это делать — ни за что бы не поверил. — Что-то связанное с древнегреческими оккультными науками. Он, конечно, слегка заносчивый и высокомерный, но далеко не идиот. Мастер Артефакторики, как оказалось.
Флимонт не донёс бокал до рта. Он приподнял бровь и спросил удивлённо:
— Ты не упоминал. Вот ведь пролаза… — он нахмурился и забавно скривился, пробормотав: — …и когда только успел? И вообще, если он Мастер, почему ты не можешь попроситься в подмастерье к нему?
— Какое ещё подмастерье? — Дорея перевела взгляд на Гарри и повторила те же слова с той же интонацией: — Ты не упоминал.
Гарри бросил испепеляющий взгляд на дядю, который, впрочем, сильно виноватым не выглядел, и постарался сгладить ситуацию:
— Я ещё ничего не решил, и вообще…
— Это же прекрасно! — перебил его Карлус восторженным голосом. — Ты наконец-то нашёл занятие по душе помимо квиддича!
У Гарри отвисла челюсть.
— Так вы не против?
— А почему кто-то должен быть против? Посмотри на Флимонта, — Карлус мотнул головой в сторону брата, — сидит себе, зелья варит, мечтает изобрести что-то дельное...
— Опять они за своё! Эй, я всё ещё здесь! — надулся Флимонт и в доказательство помахал руками.
— …а артефактолог — это престижная и прибыльная специальность, к тому же сложная. Немногие в итоге доходят до звания Мастера.
Гарри подобрал с пола челюсть и, чтобы чем-то занять руки, схватился за ножку бокала.
— Я думал, это не совсем то, чего от меня ожидают.
— Поэтому решил, что держать всё в секрете до последнего — отличная идея, — Дорея вздёрнула бровь, но потом вздохнула и ласково потрепала Гарри по плечу. — Если бы спросил нас, то узнал бы много нового и интересного.
— Я, конечно, думал о чём-то вроде Аврората, — начал Карлус, но под суровым взглядом жены быстро добавил: — Но это такая опасная и неблагодарная работа, знаешь, уж лучше жить со званием Мастера, чем погибнуть майором, правда?
— А я всегда говорил: «словами и через рот»! — поднял бокал Флимонт.
— Звучит как тост, — поддержала его Юфимия и с доброй снисходительностью, вполне ей простительной, посмотрела прямо на Гарри. — За то, чтобы все конфликты и непонимания пресекались до того, как они возникнут!
Они столкнулись бокалами с лёгким звоном хрусталя. Ни одним мускулом лица Гарри не показал, как его огорошили слова Флимонта — те, в которых он предлагал ему стать учеником Реддла. Нет, это невозможно. Просто невозможно! Он точно, наверняка не согласится!
Гарри прикрыл рот ладонью и невидящим взглядом принялся бегать глазами перед собой. А если согласится? Реддлу, кажется, увиделось в черновиках Гарри что-то такое, чего он сам не замечал. Только вот и раньше было бы боязно подходить с такой просьбой, а теперь… Гарри представил, сколько времени ему придётся провести наедине с Реддлом. Сидеть над книгами плечом к плечу. Чертить мелом знаки на полу и сталкиваться ладонями. Приносить свои наработки и молиться всему сущему, чтобы ответный взгляд был довольным, а не разочарованным…
Краска прилила к его лицу. Столько дней, наполненных негромким проникновенным голосом Реддла, он просто не вынесет. Его острую тонкогубую ухмылку по поводу и без — тем более. И эти дурацкие вьющиеся волосы — стоило всего один раз заметить, и теперь они всё никак не выходили из головы! Даже если Реддл и согласится, для Гарри ничем хорошим это не кончится.
Он вдруг понял, что уже очень долго смотрит куда-то за плечо Флимонта, на высокое арочное окно. За ним крупными хлопьями уже налетал снег, стемнело уже окончательно. Флимонт несколько раз бросил взгляд назад, потом снова на Гарри и только после этого наклонился ближе.
— Приятель, ты в порядке?
— Да, — соврал Гарри.
Флимонт сощурился. Гарри ощутил, как резко кровь отхлынула от его лица.
Неужели дядя понял?..
Флимонт ничего не ответил, даже не моргнул, сел ровно, окинул подозрительным взглядом Гарри и отвернулся, включаясь в общий разговор.
— Прошу прощения, — Гарри встал и едва успел придержать чуть не упавший стул. — Спокойной ночи всем. Юфимия, — он улыбнулся ей, — было приятно познакомиться.
— Но сейчас всего…
— Оставь ребёнка, — Карлус махнул рукой, — он столько трясся в Хогвартс-экспрессе. Вот помню, я как-то…
Дальше Гарри уже не слышал — поднялся по лестнице и, едва скрылся из поля зрения семьи, припустил по слабоосвещённым коридорам до своей комнаты. Поворот, поворот... Он залетел внутрь, захлопнул дверь и рухнул лицом на холодную подушку. Тепло от камина, который домовики затопили специально к его приезду, приятным теплом окутывало всё тело, и Гарри пришлось переодеться — в ином случае вскоре ему пришлось бы проснуться от невыносимой духоты. Он бросил быстрый взгляд в зеркало, отмечая, что на каникулах надо обязательно подстричься, взял расчёску с твёрдым намерением исправить безобразие на голове и… выронил её, когда в окно постучали. Гарри подпрыгнул, отшатнулся, запнулся о ковёр и с грохотом полетел на пол.
— Что за… — выдохнул он, поднимаясь уже с палочкой наготове.
На краткий миг его сердце подскочило до горла, а с губ чуть не сорвалось заклинание, но он вовремя рассмотрел, что за стеклом сидит не мохнатое чудище, а нахохлившийся филин. Гарри ругнулся так, что удивился бы сам Фабиан, будь он здесь, а когда открыл створку, таки помянул его недобрым словом. Его и его брата — это несуразное существо, почему-то гордо именующееся птицей, несомненно принадлежало Пруэттам.
— Иди сюда, Бублик, — Гарри спешно втащил филина в комнату и закрыл окно, пока окончательно не замёрз.
Птица принесла ему конверт, плотный, так что на просвет ничего нельзя было разглядеть. На задней стороне стояли три закорючки: «ФГП», явно накарябанные в спешке. Гарри плюхнулся на кровать, позволив Бублику похозяйничать в комнате — Хедвига улетела на охоту, и потому филин чувствовал себя как дома, мохнатыми лапками меряя письменный стол. Гарри вскрыл письмо, и оттуда ему на колени вывалилась газетная вырезка. Кто-то вырвал её, неаккуратно и быстро, сложил несколько раз и в свободном углу надписал: «ПРОЧТИ». Рядом, другим почерком: «СВЯЖИСЬ С НАМИ П ЗЕРКАЛУ К Т ЧТТ УЗНАЕШЬ». Гарри подобрался, нутром ощущая неладное. Он встряхнул страницу — она оказалась вверх ногами, перевернул её, и его взгляд тут же упёрся в колдографию. Надпись гласила:
«Подражатель или угроза?
НОВЫЙ ТЁМНЫЙ ЛОРД ЗАЯВЛЯЕТ О СЕБЕ».
На картинке Гарри узнал Атриум Министерства. На одной из стен, прямо над каминами, сияли огромные буквы — такие высокие, что терялись в высоте потолка. «Трепещите, — разобрал Гарри в переплетении каллиграфических, выведенных магией букв, — Тёмный Лорд возвращается». Он вздрогнул и перешёл к тексту. Автор явно с большим скепсисом относился к «выходке», как он это охарактеризовал, призывал к спокойствию и уповал на то, что расследование проведётся на высшем уровне, а все виновники — «хулиганы» — будут наказаны. Комментарий Руквуда был чуть ниже. Исполняющий обязанности министра заявил, что лучшие маги Отдела правопорядка займутся этой «вопиющей провокацией».
Гарри едва не застонал. «Лучшими из лучших» оказались трое — Корбан Яксли в качестве аврора, Орестей Мальсибер (глядя на его пафосно-скривлённую физиономию хотелось сплюнуть) как начальник Службы безопасности и… Гарри поднёс вырезку ближе и удивлённо вздёрнул брови. «Арес Монтгомери», — прочитал он и подивился, насколько разными могут быть родные братья. Арес был высок, тонок и смотрел в камеру из-под полуопущенных длинных ресниц с тем же скорбным выражением, что и Мальсибер. Сразу было ясно, кто из двух братьев Монтгомери любимчик женщин и больший упырь.
Гарри больше не читал текст — тот просто плыл перед глазами, причудливо размываясь волнами и всё никак не сходясь в предложения. Он смотрел только на два слова. Тёмный Лорд.
Тёмный Лорд.
Он сипло выдохнул и сжал вырезку, чувствуя, как его медленно затапливает паника. Вокруг больше была не его комната в родном поместье: по стенам побежали трещины, плиты на полу вздыбились и осыпались, каменная крошка забивала лёгкие и не давала спокойно дышать. Было очень светло и жарко. Гарри ощущал себя совсем крошечным по сравнению с исполинскими колоннами, до сих пор стоящими только потому, что они удачно упали и сложились домиком прямо над его головой. Он посмотрел вбок, и мир вокруг — ненастоящий, но такой реальный — чуть колыхнулся. Всё настолько замедлилось, что биение сердца в ушах превратилось в гулкий звон колокола.
Удар. Удар. Удар.
Он опустил дрожащие веки и поднял их снова. В пыли и грязи, всего в каких-то десяти метрах он видел — помнил — фигуру.
— Sterben, faschistenbrut!¹
Удар. Удар.
Он лежал и смотрел на небо. Красивое, голубое, яркое, но потоки белого крошева, витавшего в воздухе, то и дело застилали обзор. Слепящее солнце заставило его перевернуться на бок. Из носа на горячий песок упала капля густой крови. Он посмотрел на свою руку, но сил, чтобы выдавить из себя хотя бы испуганный вздох, у него не осталось. Вся кисть, дрожавшая и болевшая так, что отдавалось до самого плеча, была покрыта бурой запёкшейся коркой.
— Avada Kedavra!
Гриндевальд пал. Он был побеждён и заключён в свою же тюрьму уже очень давно. Но его последователи…
— Schieß… Confringo!
Раздался взрыв. Фигура исчезла из поля зрения Гарри — теперь берлинский мракоборец бился против двух противников, а не трёх, но подкрепление не успевало, и солнце... Слишком ярко, слишком жарко. Гарри попытался сесть, но мир вокруг завертелся со страшной скоростью.
Мракоборец выставил щит, но не смог удержать равновесие и…
—…ай!
Гарри отдёрнул руку и отпрыгнул на противоположный край постели. Бублик непонимающе смотрел на него своими огромными глазищами, поочерёдно моргая то левым, то правым. Гарри потряс рукой — мерзавец цапнул его со всей своей птичьей силы, а в филине её было предостаточно.
— Не делай так больше! — зашипел на него Гарри, внутренне говоря: «Спасибо».
Он утёр взмокший лоб, подобрал разлетевшиеся бумаги и как был, прямо в пижаме и с босыми ногами, вылетел из комнаты и побежал по коридору.
— Флимонт, Фли… — начал он, распахнув дверь в спальню дяди, но оборвался на полуслове: — Простите!
Флимонт с Юфимией удивлённо обернулись на грохот. Оба в ночной одежде, явно готовившиеся ко сну, но прерванные ещё до появления Гарри. Юфимия сидела в кресле и куталась в длинную шаль, а Флимонт застыл у телефона, наматывая шнур на палец. Большого пузатого монстра невесть откуда притащил и улучшил магией ещё Генри Поттер — для него маггловское «еликтричество», чем бы оно ни было, было не нужно. Гарри бы посмеялся их внешнему виду, не будь на лице у дяди такого загнанного выражения. Флимонт положил трубку, как только увидел Гарри, потом его взгляд метнулся к газете и обратно на его лицо.
— Откуда у тебя это? — он широким шагом подошёл к Гарри и забрал вырезку. — Это утренний выпуск.
— Не знаю, откуда. Прислали друзья, — честно ответил Гарри. — Что происходит? Родители в курсе?
— Завтра, — резко ответил Флимонт и смягчился, заметив, как вздрогнула Юфимия. — Всё равно мы сейчас ничего не можем сделать, — он с намёком посмотрел на порозовевшие от холода ступни Гарри. — Сядь на кровать, пока не простыл.
Гарри послушался. Флимонт опустился с ним рядом и нервно потёр подбородок. Он бросил на Гарри оценивающий взгляд и сказал, тщательно подбирая слова:
— Со мной связался один приятель из Министерства. Надпись — это ещё полбеды…— Флимонт задумчиво потёр подбородок и вдруг спросил: — Арес Монтгомери — это брат Майкла, того слизеринца, про которого ты мне рассказывал?
— Да… — ответил Гарри, не понимая, при чём тут это.
— Как ты думаешь, почему его вдруг назначили на расследование такого громкого дела? Ему сколько… лет двадцать пять хотя бы есть?
Гарри пожал плечами. Тон дяди, да и вся ситуация в целом нравились ему всё меньше и меньше.
— Всего за одну ночь в Министерстве произошёл переполох огромнейшего размаха. Яксли поставили на пост главы Аврората, а Монтгомери, ещё пару дней назад бывший стажёром, получил место его заместителя.
— А как же… как его… — Гарри пощёлкал пальцами, силясь вспомнить, кто был главой Аврората раньше, — маршал Форс?
Флимонт молчал и смотрел на Гарри.
— Мёртв, — тихо проговорила Юфимия, и Гарри вздрогнул.
— Что?..
— Официально — в командировке, но его тело нашли в Египте, — Флимонт встал и принялся мерить шагами комнату. — Из-за нынешней политической ситуации трудно будет даже передать тело английским властям, не то что определить причину смерти. Сейчас начнётся бумажная волокита, Министерства будут пытаться прийти к решению, вскрытие проведут дважды — в обеих странах… Могут пройти месяцы, прежде чем появится хоть какая-то информация. Сам понимаешь, что к тому времени от улик ничего не останется.
— От улик? Да о чём ты…
— Гарри, — Флимонт схватил его за плечи и впился взглядом в глаза, — помнишь всё, о чём я писал тебе? Помнишь? Теперь забудь.
Глаза Гарри расширились. Он никогда в жизни не думал, что может услышать такое от Флимонта — от кого угодно, но не от него. Он сбросил его руки с плеч и резко встал. Они оказались нос к носу, и Гарри, найдя внутри себя какую-то странную смесь обиды и ярости, прошипел:
— Вот уж не думаю! Ты либо сейчас рассказываешь мне всё, что знаешь, либо я сам пойду и найду Гриндевальда!
Флимонт покачал головой, в его движениях скользило едва заметное сочувствие.
— Гарри, я… Я не думаю, что это был Гриндевальд.
— Что значит, — Гарри не сдержался и нервно хихикнул, — не Гриндевальд? А кто тогда может «вернуться»?
— Он тоже мёртв, — тихо ответил Флимонт.
Повисла пауза. Тяжёлая, густая тишина давила на Гарри, словно одна из тех треснувших колонн в его воспоминании.
— Кто-то подражает ему? Но почему здесь, — Гарри даже не заметил, как снова опустился на кровать, — почему в Англии?
— И на этот вопрос у меня ответа нет, — раздосадовано ответил Флимонт. — Ладно, слушай…
И тут он заметил на газетной вырезке подпись от Пруэттов. Его лицо тут же побледнело, и он с толикой ужаса медленно повернул голову к Гарри.
— Когда я сказал, что тебе нужно держаться ближе к друзьям, я вовсе не имел ввиду, что тебе надо втянуть их за собой во что-то такое. Я же… я думал, что ничего особенного не происходит, что…
— Успокойся, милый, — тихо шепнула ему Юфимия. Она как-то незаметно подошла к Флимонту и аккуратно забрала смятую бумагу из его руки. — Гарри взрослый мальчик, — она кинула на него встревоженный взгляд, хотя голос её оставался таким же ровным и успокаивающим, — как и его друзья. В Хогвартсе безопасно, а мы пока ничего точно не знаем.
— «Тёмный Лорд» заявляет о себе, — уже твёрже сказал он, глядя куда-то в стену. — Министерство вмешивается в дела Хогвартса. Руководство меняется.
— Волшебные существа уходят с насиженных мест, — напомнил Гарри.
— Да, они бегут. — Флимонт окончательно пришёл в себя, и, хотя Гарри и был рад, что дядя взял себя в руки и не выставил его за дверь, перемена его пугала. Ледяной взгляд, прямая спина и сжатые губы — так Флимонт обычно выглядел в самые тяжёлые моменты своей жизни. — Это как-то связанно с новой политикой по отношению к разумным. Я даже не сразу понял… В теории всё казалось безобидным, но, как оказалось, за этим скрывается что-то более зловещее.
— Например? — негромко спросил Гарри. Ему казалось, что, если нарушить хрупкое равновесие, разразится гром.
— Контроль за популяцией, за местами обитания, за… полулюдьми. Что-то мне подсказывает, на очереди магглы.
«И магглорождённые», не договорил он, но всё и так было понятно. Перед мысленным взором Гарри вдруг возник староста Гриффиндора Бен — его родители были простыми магглами и работали где-то на фабрике в бедном районе Бристоля. В воображении чья-то огромная и грозная ладонь превращалась в палец, указывающий на выход, и Бен под улюлюканье размытых лиц сдавал свою палочку и удручённо уходил в темноту. Неряшливый, неловкий, но такой жизнерадостный и талантливый парень — одно слово, и его больше не существует. А сколько в Хогвартсе — и в Англии — ещё таких вот «Бенов»?
— Почему вампиры ушли на восток?
— Тебя сейчас серьёзно интересует это?
— Слушай, — Гарри в точности скопировал тон Флимонта и даже сам этого не заметил, — мы пытались собрать картину в целом — да, мы, и не смотри так на меня! — и мало что вышло.
— Новообращённые не согласны с предлагаемыми условиями. Древние остаются — они не могут и не хотят бросать родовые гнёзда, остальные… Это что-то вроде точки сбора, думаю, какое-нибудь защищённое место вне юрисдикции Министерства. Возможно, куда южнее, чем мы думали — ближе к материку.
— Не знаю, как вас, а меня напрягает мысль, что сотни юных кровопийц вдруг окажутся в одном месте, — невесело заметила Юфимия.
Гарри же мимоходом зацепился за брошенное «новообращённые». Ведь и Реддл говорил что-то о «молодняке». Теперь Гарри было чертовски интересно, знал ли профессор уже тогда всё это, или действительно считал, что ничего сверх нормы не происходит?
Что-то подсказывало Гарри, что такой проницательный и умный человек, как Реддл, просто не мог находиться в неведении. Ещё он с каким-то малодушным облегчением понял, что разговорчики о чувствах следует отложить на потом — сейчас было бы просто не уместно заявить что-то вроде: «Ах да, ещё я немного влюбился, но вы продолжайте, я тут в уголочке посижу и повздыхаю».
— Ладно, — Флимонт хлопнул в ладоши. — Гарри, в Хогвартсе будь осторожен с тем, что и кому ты говоришь. Не поднимай паники, но… — перебив открывшего в возмущении рот Гарри он настойчиво закончил: —…но с твоими друзьями будь предельно честным. Я имею ввиду… помнишь, что было в Дурмстранге? — осторожно добавил он после некоторой заминки.
— Промывка мозгов, — равнодушно ответил Гарри. — Думаешь, кто-то внутри Хогвартса попытается сделать то же самое? Да, Фабиан нашёл этот дракклов приказ об упразднении, но ничего серьёзного за полгода не произошло — никаких «двухминуток ненависти», если позволишь.
— Предосторожность. Простая предосторожность.
Гарри подумал с секунду и выпалил:
— Мы с остальными старшими практикуем ЗоТИ. Я не стану разводить панику, но, думаю, наши скромные собрания могут помочь. Ну, знаешь, сверстники всегда ближе и всё такое.
Флимонт смерил Гарри прищуренным взглядом. Юфимия чуть дёрнула уголком губ и спросила:
— Под носом у профессоров? У Дамблдора?
Гарри неловко улыбнулся и кивнул.
— Молодцы, что сказать, — одобрительно заключил Флимонт и переглянулся с Юфимией. — Моя школа! Только смотри, не загреми за свою неблагонадёжность в Азкабан. То, что я тебе скажу... Да вы и так наверняка поняли — сейчас Министерство это последнее, чему стоит доверять. Форс был хорошим человеком и опытным аврором, — Флимонт пожевал губу — он-то знал маршала лично, — и я не представляю, что могло произойти такого, чтобы его вот так просто... Ладно, мы всё равно не узнаем правду. Но мне не нравится, как ловко собралась такая колоритная компания. Все они очень сильные маги, наверняка наслушались военных агитаций и теперь хотят-таки закончить начатое Гриндевальдом.
— Почему люди ничего не говорят? Не пишут в газетах, никто не...
— Ну, сам-то ты что-то не шибко громко кричишь об этом, — укорил его Флимонт, а потом понял, что сказал. — Только попробуй, и я вытащу тебя из Азкабана только для того, чтобы запереть в чулане на всю оставшуюся жизнь!
— Ты тысячу раз в разных вариациях сказал мне, чтобы я был осторожен. И не только ты, — укорил его Гарри, но всё же ободряюще улыбнулся. — Давайте просто проведём спокойное Рождество дома, а после… Будем на связи.
— Здравая мысль, — зевая, одобрила Юфимия. Она глянула на часы, стрелка которых уползла далеко за полночь, и ласково сказала Гарри: — Доброй ночи — во второй раз.
Флимонт проводил его до двери. Его рука, на прощание оказавшаяся на плече Гарри, давала такое мощное ощущение поддержки, что тревога в глубине души улеглась. Не полностью — оставался ещё Реддл, проект по Артефакторике, сейчас казавшийся таким неважным и далёким, да даже воспоминания о Берлине, так некстати всплывшие сегодня… Но обо всём таком они ещё наговорятся, в этом Гарри был уверен.
— Кстати, — он обернулся и широко улыбнулся Флимонту. — Я думаю, Юфимия — та самая.
И ушёл к себе, глупо улыбаясь и ощущая затылком, как растерян — и счастлив — его дядя.