— Увидимся, — сказал Гарри и одним широким движением провёл рукой по зеркалу.
Изображение заколыхалось, лица Пруэттов раздвоились, потом сошлись в одно, исказились и вскоре пропали. В отражении Гарри вновь видел себя — взъерошенного после почти бессонной ночи и двухчасового разговора с друзьями. Он выглядел получше, чем тогда, в поезде, но всё же без этих мешков под глазами жить было бы куда приятнее. Пруэттам он выложил всё, что успел узнать — разве что кроме своих неожиданно всплывших воспоминаний, которые к делу отношения не имели. Новости они восприняли спокойно, если не сказать, что с покорностью судьбе. К огромной (и немного малодушной) радости Гарри, они увидели, как он измотан, и заверили его, что сами свяжутся с остальными. Поттер был благодарен за это — на ещё один пересказ он боялся не найти сил. Оставалось лишь два дела: разобрать подарки и решить, что взять с собой, а что — оставить, и ещё... кое-что, что всё откладывалось и откладывалось, но дальше прокрастинировать было уже нельзя. Сейчас или никогда.
Гарри размял затёкшую шею, плюхнулся на кровать и принялся за работу. Спустя каких-то полчаса мучений он отбросил порядком измятую упаковочную бумагу и с мученическим стоном откинулся на спину. Всё оказалось куда сложнее, чем он думал: как минимум, стоило использовать магию, а не пытаться склеить края вручную. Он повернул голову в сторону и уткнулся взглядом в небольшую коробочку. Узкая и тонкая, а мятые, какие-то жалкие края бумаги кособоко прикрывал атласный бантик — такой же чёрный, как и всё остальное.
«Никто не узнает», — подумалось ему, и Гарри сделал движение пальцами. Бумага разгладилась, лента чуть выпрямилась, и теперь подарок имел хоть сколько-то удобоваримый вид. Гарри с сомнением взял его в руки и нахмурился.
«С другой стороны, так в нём нет совершенно никакой индивидуальности…», — решил он и вернул всё как было. Дело оставалось за малым — перехватить Хедвигу между её бесконечными полётами и упросить слетать туда-обратно, да ещё и успеть вовремя. Задачка не из лёгких, если твоя сова — вредная и своевольная птица.
Гарри оставил подарок на столе. Стоя в дверях, он обернулся и как-то смущённо глянул через плечо. Не переборщил ли он? Не слишком ли это будет? Ещё час назад идея казалась ему великолепной. Сейчас же, когда пути назад не было — почти что не было — его вдруг начали одолевать сомнения. Что, если это придётся получателю не по душе? Что, если он такое не любит? Сочтёт глупостью, скажет спасибо, а сам — выбросит. Туда, где, собственно, Гарри себя и ощущал.
Коридоры дома уже украсили. Гирлянды, смутно похожие на парящих в невесомости фей, латунные колокольчики, нетающий снег и всё те же морозные узоры — Гарри проходил мимо, с отстранённой грустью впитывая, запоминая. Как он не пытался унять упаднические настроения, ему всё казалось, что вот этот раз — точно последний.
Так он думал много лет назад, когда поступил в Дурмстранг и приезжал на каникулы.
Так он думал и теперь.
— Гарри, солнышко, не поможешь нам?
Он перегнулся через перила и глянул вниз. Его взгляду открылась чудесная картина: родители стояли с поднятыми палочками, вокруг них по воздуху плавали ёлочные украшения. Само дерево — могучее, такого зелёного цвета, который не встретишь даже в гостиной Слизерина, — воздвиглось почти до самого потолка дома. Широкие пушистые ветви уже кое-где были увешаны стекляшками, но где-то ещё просвечивали пустые места. Гарри под возмущённое квохтанье матери скатился по перилам вниз, перешагнул через коробки игрушек довоенного ещё времени и уже вблизи, подняв взгляд, позволил себе улыбнуться.
— Я расту, а она меньше не становится, — пробормотал он, уходя с траектории полёта какой-то игрушки. Та почти что ткнула его в нос — это, кажется, была лисичка с истёртым боком, — и с тихим писком водворилась куда-то на ель.
— Констатирую вам приступ ностальгии, — со смешком отметил Карлус и кинул на Гарри быстрый взгляд. — А теперь за работу, студент! Если мы хотим управиться до ужина, конечно…
Гарри с преувеличенно-недовольным вздохом присел у коробки с игрушками и вытащил одну наугад. Это оказался олень: с длинными блестящими рогами, тонконогий и вытянутый, он смотрел на Гарри чёрными глазами-бусинками и нетерпеливо покачивал головой.
— Подарок дедушки на твой второй Йоль. Ты не помнишь?
Гарри поднялся, всё ещё крутя в руках фигурку. Дорея опустила палочку и нежно смотрела на сына.
— Ты тогда первым поставил его на ёлку. Прямо сюда, — она указала на самые нижние ветви. — Такой смешной был, всё смотрел на этого оленя и отчего-то смеялся.
— Весело было, наверное, — пробормотал Гарри и вымученно улыбнулся.
Он помнил. Всё, конечно, немного исказилось — когда тебе ещё и двух лет нет, мир вокруг кажется огромным, странным и пугающим. Загвоздка в том, что дома ему никогда в жизни не было страшно. Это был настоящий оплот спокойствия и уюта. Ни дождь и раскаты грома, ни тёмные углы и шепчущие шкафы — ничто не вызывало страх. Любопытство, настороженность, даже раздражение, но страх — никогда.
Гарри глянул на высокие арочные окна, думая о том, что всего несколько лет назад здесь зияла дыра, выжженная беспощадной войной. Рассыпаны были осколки, сейчас уже давно занимающие своё место, пол трещал и осыпался, черепица опадала крошевом и устилала всё вокруг…
Когда это началось? В какой момент Дом стал просто домом? Он и не помнил. Просто всё изменилось вместе с ним, выросло, если можно так сказать. Теперь Гарри не был уверен, что спокойно смог бы, как раньше, смотреть в темноту, ожидая в ответ дуновения, шороха или шепотка.
Теперь любая тьма была потенциальной угрозой.
Гарри нагнулся, задевая головой колючие ветки, и бережно водрузил оленя на ветку — туда, куда много лет назад поставил его впервые.
— Идеально, — резюмировала Дорея и сжала его плечо. Она как будто знала, о чём он думал.
Едва последние игрушки заняли свои места, они втроём, затаив дыхание, замерли и оглядели результаты своих трудов. Карлус щёлкнул пальцами, и на свечках заплясали огоньки — яркие, но неспособные поджечь, горячие, но совершенно безобидные.
— Пообещай, что не будешь лезть на рожон, — вдруг ни с того ни с сего сказал Карлус. Так спокойно и буднично, будто в этой просьбе не было ничего необычного.
Гарри понял наконец, к чему были все эти «незаметные» переглядывания родителей. Он медленно вздохнул, пожевал губу и, взвешивая каждое слово, ответил:
— Обещаю, что постараюсь.
Карлуса такой ответ явно не устроил, но он даже бровью не повёл — всё стоял и смотрел на мерцающие огни, словно впервые.
— В Хогвартсе безопасно…
— Я знаю. Знаю! — Гарри вдохнул глубоко и отошёл от дерева. — Все вокруг только об этом и говорят. Но почему? Да, Дамблдор победил Гриндевальда. Да, он один из сильнейших волшебников, да! И преподаватели не последние люди! Но… почему? Разве Хогвартс настолько защищён, что можно ничего не бояться? А как же то, что происходит за его стенами?
— Это пока не твоя забота… — начала было Дорея, но Гарри прервал её.
— Сейчас — нет, но я же не всегда буду прятаться в школе! Я вообще, может, не хочу прятаться!
Гарри напряг плечи, готовый к упрёкам и наставлениям, но был удивлён. Слишком уж понимающими взглядами обменялись родители.
— Другого мы и не ждали, — ровно сказал Карлус и улыбнулся ласково, по-отечески. — Ты не из тех, кто бежит от опасности.
— Ты слишком быстро вырос, — глухо заметила Дорея. — Я этого ждала, но всё равно оказалась не готова.
Гарри позволил ей потрепать его волосы, для чего матери пришлось привстать на носки туфель, позволил он и отцу ободряюще хлопнуть по плечу.
Позволил — потому что всегда нуждался.
***
— Шах и мат!
— Не-ет! Только не снова!
Гарри фыркнул в свою кружку с эгг-ногом и закашлялся — подавился от смеха. Флимонт с огромным удовольствием притянул к себе стопку сиклей — на деньги они играли больше следуя старой традиции, чем от желания заработать, — и широко улыбнулся брату.
— Учитель превзошёл ученика, — резюмировал Карлус, с тоской наблюдая за переместившимися на другую половину стола монетками.
— Брось, братец, — Флимонт демонстративно перекинул сикль от указательного пальца к мизинцу, — я обыгрываю тебя уже на протяжении нескольких лет!
Дорея бросила острый взгляд на мужа и деверя, однако вернулась к разговору с Юфимией — по её мнению, игры на деньги были неприемлемы, однако прерывать веселье она не стала. Праздник, всё-таки. Гарри особо не вслушивался, хотя сидел на полу рядом, подпирая собой диван. Кажется, ещё пять минут назад они разговаривали о преимуществе шерсти перед льном, а теперь уже неведомым образом переключились на спор об алхимических законах.
— Гарри, вот как ты думаешь, — обратилась к нему Юфимия, даже отставив от себя бокал глинтвейна, — невосприимчивость стихийных магов к противоположным их сущности силам — это больше плюс или минус?
Дорея сделала вид, что её мнение сына — решающее в их дружеском споре — совершенно не интересует, но всё же искоса взглянула на него и чуть сузила в ожидании глаза.
Гарри невинно похлопал глазами и невнятно что-то промычал, добавив в конце:
— Кажется, отец вот-вот поставит шах! — он вскочил на ноги и попятился в сторону. — Пойду, э-э-э, проверю, как они там!
И спешно ретировался, не желая вставать меж двух огней.
«Уж лучше бы она спросила, что я предпочитаю — лён или шерсть», — ворчливо подумал Гарри. Он прекрасно знал, чем может кончиться его участие в таких разговорах, и попадаться в ловушку снова не хотел: не самое весёлое это времяпрепровождение, сначала вдаваться в полемику, а потом до утра рыться в библиотеке — только чтобы найти хоть что-то, напоминающее свежий аргумент.
В доме пахло корицей, яблочным пирогом и елью. Время близилось к полуночи, и Гарри то и дело поглядывал на высокие напольные часы, испокон веков занимавшие место в большой комнате. По воздуху плавали бумажные сверкающие звёздочки, и ему приходилось то и дело отмахиваться от них. Гарри отошёл от камина, у которого грелся, и остановился перед двумя креслами. Там подходила к концу очередная безжалостная шахматная партия между Карлусом и Флимонтом. Поттеры настолько увлеклись ею, что позабыли и про традиционное жаркое из барашка, и про свои собственные бокалы с огневиски. Шахматные фигурки летали по доске.
— Король на C1.
— Пешка на A2…
— Конь на C2, — Флимонт поднял голову и расплылся в улыбке, — Шах и мат…
— Да пошёл ты! — воскликнул Карлус, рассерженно выдохнул и состроил недовольное выражение лица. — Каждый год одно и то же!
— Ты должен был сказать: «Я с тобой больше не играю», — весело добавил Гарри, глядя, как свалился на доску поверженный чёрный Король.
Карлус поднялся, запахивая мантию, и гордо удалился в противоположный угол комнаты. Флимонт отсалютовал ему бокалом с огневиски, крикнув вслед:
— Когда-нибудь тебе повезёт! — и залпом опрокинул в себя остаток. Потом он сделал приглашающий жест на кресло напротив, и Гарри сел. — Сыграем?
Гарри усмехнулся и покачал головой.
— Ну уж нет, я не собираюсь остаться без штанов.
— Брось, — Флимонт уже расставлял шахматы. — Не такой уж я и изверг, чтобы обдирать собственного племянника! Мы ведь родственники, в конце концов!
Гарри хотел было припомнить дяде, как тот однажды обставил Блэка в вист и домой уехал на породистом вороном жеребце, да не стал. Коня тогда пришлось вернуть, а ещё получить по шапке от родителей — то есть бабушки и дедушки Гарри, потому что «в пятнадцать лет юноше не подобает увлекаться столь неблагородными занятиями». Гарри даже жалел, что не был свидетелем того грандиозного скандала, а слышал о нём лишь краем уха.
— Белые твои, — великодушно махнул рукой Флимонт и беспечно добавил: — Знаешь, я никогда не думал, что Том пойдёт в учителя.
— Преподаватели, — поправил его Гарри, размышляя над ходом. — Пешка на Е4.
— Точно, точно… Пешка на D6. Слышал, он доставляет ученикам мно-ого неприятностей.
Гарри метнул взгляд на дядю. Флимонт расслабленно сидел в кресле, болтая в руке бокал. Его обычно волосок к волоску уложенные волосы чуть растрепались, и в этом даже проглядывало что-то истинно поттеровское. Глаза у него блестели — бутылка рядом была тому причиной, а шейный платок висел, незавязанный и лихо перекинутый через плечо. Выглядел он совсем как мальчишка, а не как представитель высшего магического общества.
— Пешка на D4, — маленькая белая фигурка грациозно прошла две клетки и остановилась. — Не больше, чем остальные, я думаю.
— Конь на F6. Во всяком случае, его неуёмные амбиции воплотились — так или иначе.
Гарри сделал ход конём, напряжённо раздумывая над тактикой, и отстранённо ответил:
— Мне кажется, ему просто нравится Хогвартс. Для кого-то это не просто школа, для кого-то это — дом.
— Пешка на G6. Реддлу всегда нравилось копаться в артефактах, особенно тёмных. Есть в них что-то притягательное, я это признаю.
Гарри почесал подбородок, не отрывая взгляда от доски.
— Я бы очень хотел поучиться у него чему-нибудь. Слон на Е3. Только… — Гарри замялся, не зная, как объяснить дяде так, чтобы он понял, при этом не объяснив ничего. — Только мы не сработаемся.
— Почему? Он, конечно, требовательный, но Мастер другим и не может быть! Слон на G7.
Гарри отправил своего ферзя на шаг вперёд и откинулся на спинку кресла. Флимонт встретил его взгляд спокойно, чуть осоловело моргая, и Гарри вдруг подумал: «Не убьёт же он меня, в конце концов!».
— Мне некомфортно рядом с ним.
«Мне некомфортно?» — эхом пронеслось у него в голове. Ох, не стоило ему брать добавку эгг-нога…
— Он что, опять использует свой «я убью тебя и всю твою семью, но вообще-то я очень хороший»-взгляд? — усмехнулся Флимонт и послал вперёд чёрную пешку.
— Ты прав, — Гарри вернул ему улыбку, — но не в моём случае. Пешка на F3… Просто… мне странно, вот и всё.
— «Странно?» — Флимонт приподнял одну бровь и вновь походил пешкой. — «Странно» как будто тошнит или «странно» как бабочки в животе?
Гарри подался вперёд, сложил пальцы домиком и подумал пару секунд.
— Конь на Е2. И то, и другое.
Чёрный конь Флимонта проскакал по доске.
— А Том об этом знает?
Гарри подумал о танце на балу, о своём позоре в кабинете Реддла; потом перед глазами встала картинка: поезд, снег, белые пальцы на колене… Он прогнал воспоминания и, сделав ход, неуверенно ответил:
— Нет, думаю, не знает.
— Слон на Н6, — чёрная фигурка столкнула белую с края доски. — Тебе осталось учиться совсем немного. Один семестр, и со школой покончено. А Том, наверное, останется в Хогвартсе.
В груди у Гарри что-то натянулось. Об этом он совсем не думал. Столкнув ферзём слона Флимонта, он заметил:
— Так будет даже лучше.
— Не будешь жалеть?
Гарри посмотрел на дядю, и в голове у него немного прояснилось.
— О чём? — тихо спросил он, медленно холодея.
Флимонт медленно передвинул своего оставшегося слона и спокойно встретил взгляд Гарри.
— О том, что ничего не сказал.
— Я… — Гарри вздохнул и отправил пешку вперёд. — Я буду выглядеть глупо.
— Ты будешь выглядеть глупо, если сбреешь волосы и напялишь мантию тибетских магов. В разговорах же нет ничего глупого. Пешка на Е5, кстати.
— Тибетские маги не выглядят глупо!
— А ты не уходи от темы. И ходи давай, а то мы состаримся такими темпами!
— Рокировка!
Ладья и король элегантно обогнули друг друга и замерли. Между двумя Поттерами повисла тишина. Где-то рядом продолжали щебетать Юфимия и Дорея, к которым присоединился и Карлус. Они не слышали, о чём говорил Гарри с дядей, но всё равно стало неуютно.
— Ферзь на Е7, — тихо сказал Флимонт после недолгого молчания.
— Король на B1, — пробормотал Гарри.
Дальше они играли молча, только бросая фигуркам короткие приказы. Гарри мысленно успел настучать себе по голове. Он боялся поднять взгляд, сам не зная почему. Он же не сказал ничего лишнего, верно? Всё было в полном порядке, должно было быть.
— Эй, приятель…
Гарри молча сдвинул ферзя.
— Гарри, прошу тебя.
Он вздохнул и нехотя оторвал взгляд от шахматной доски. Флимонт не выглядел ни рассерженным, ни отстранённым — он был… собой?
— Можешь не объяснять мне ничего, правда. Просто скажи — это то, о чём я думаю?
Гарри не отвёл взгляда, хотя внутри вспыхнул, как спичка. Вот и всё. Он никогда не думал, что его отношения с любимым дядей прервутся вот так — под Новый год, в кругу семьи, за игрой в шахматы. Он вообще не думал, что они когда-либо прервутся.
— Да, — прямо сказал он и выпрямился, смело глядя Флимонту в глаза. — Это именно то, о чём ты подумал.
Флимонт кивнул, окинул доску взглядом и, пожевав губу, ответил:
— Не скажу, что одобряю, потому что Том меня, честно сказать, всегда бесил. А ещё ты его студент, но… дело твоё. Но если что, я оторву ему голову. — Флимонт вдруг улыбнулся так ярко, что от глаз разбежались счастливые морщинки. — Я, кстати, проиграл!
— Что?
— Шах и мат ты мне поставил, говорю! Молодец, ха-ха! Вот это я продул так продул!
— Нет, — Гарри мотнул головой, на доску вовсе не глядя, — до этого.
Флимонт тепло ему улыбнулся, перегнулся через столик и сжал его плечи руками.
— Не забивай себе голову ерундой и люби тех, кто этого достоин. Не важно, кто это будет. Вот что я сказал.
Гарри моргнул, чувствуя, как к горлу подкатил ком. Он резко встал, чуть пошатнувшись — ему просто необходимо было подышать свежим воздухом, чтобы не разреветься на месте, — и почти что вылетел на улицу.
— Там же холодно! — донёсся до него голос Дореи.
— Оставь его. Он только что обыграл меня, дай ему свыкнуться с этой мыслью, — ответил ей весёлый голос Флимонта.
Какофония звуков, которая последовала за этим, должно быть, принадлежала отцу — Гарри уже и не разобрал. Он выскочил на веранду и вцепился руками в перила. Ночь вокруг была тихой, ни единой снежинки не падало с неба. Гарри глубоко вдохнул, пытаясь успокоить скачущее сердце. В груди было больно, но не так, как в поезде — он испытал такой сильный прилив любви к Флимонту, к себе, к дому и даже к этому чёртовому миру, что сдержать слёз не вышло. В глазах защипало, и две мокрых дорожки прочертили путь от глаз до подбородка. С каждой секундой напряжение, которое он раньше не замечал, уходило, и ему стало легче. Потом пришло осознание.
— Шах и мат, — смеясь сквозь слёзы прошептал он, уткнулся носом в ладони и засмеялся громче. — Я, чёрт возьми, тебя сделал!
* * *
Он закрыл за собой дверь купе, водрузил чемодан и клетку на полку и завалился на мягкое сиденье. Хогвартс-экспресс дрожал и гудел, готовый ринуться в путь, и Гарри поймал себя на мысли, что в этом желании они с поездом похожи.
«Мерлин и Моргана, — тут же подумал он. — Докатился до того, что сравниваю себя с поездом…».
Погрузиться в думы он не успел — дверь вновь отъехала, и в проходе мелькнули белые волосы — в этот раз ради разнообразия убранные в высокую и явно неудобную причёску.
— Утро, Поттер! — Сьюзен оглядела его придирчивым взглядом. — Не выглядишь умирающим.
Гарри приподнял бровь, не удосужившись даже сесть в присутствии дамы — если уж Рэйнольс не утруждает себя следованием этикету, то и он не станет.
— А должен?
— Птичка нашептала, что ты грустишь, — ответила девушка, заходя в купе.
— А эта «птичка» случаем не две рыжих горластых бестии?
Сьюзен села напротив Гарри. Он вгляделся в неё повнимательнее и заметил и другие, помимо странной для неё причёски, перемены.
— Ты что, щёки нарумянила?
— Нет, идиот, у меня аллергия на заварной крем, — она с досадой похлопала себя по лицу. — Марсель не пошёл мне на пользу.
— И твоя причёска… э-э-э… красиво!
Сьюзен смерила его убийственным взглядом.
— Меня мать провожала на поезд. Грозилась не выпустить из дома, пока я не «приведу себя в порядок», — на последних словах она скривила лицо. — Твои праздники как?
Гарри смутился, но виду не подал.
— Познакомился с невестой Флимонта, обыграл его в шахматы, узнал кое-что новое, — он с намёком наклонил голову к плечу.
С лица слизеринки тут же сошли все намёки на беззаботность. Она поняла намёк.
— Наши скоро подойдут. Майки с Лиамом опоздают — помогают загружаться малышне.
Гарри прыснул, несмотря на повисшую настороженную атмосферу.
— С каких это пор Монтгомери заботится о перваках?
— С тех самых, как его об этом попросил Лиам, — как само собой разумеющееся сказала Сьюзен. — Не понимаю, как можно быть настолько добрым и понимающим, как Данбар. Серьёзно, я даже стоять рядом с этой орущей и пускающей слюни толпой не могу, а он каждому сопельки утрёт, шарфик поправит, дорогу до кабинета подскажет… Бр-р!
— Он будет хорошим отцом.
Сьюзен втянула щёки и неопределённо качнула головой.
— Да, наверное…
— Ты ведь так не думаешь, — догадался Гарри. Он сел и вперил взгляд в неё, чуть нахмурившись.
— Я этого не говорила!
— Но подумала!
— О, да ты у нас легилимент! — саркастично ответила она и подняла руки в защитном жесте. — Не думала я ничего такого! Лиам будет отличным папашкой — получше моего. Доволен?
— Говори уже, — устало вздохнул Гарри.
Сьюзен выдохнула.
— Ты всё понимаешь, я тоже не слепая. Если всё будет идти так, как оно идёт сейчас — нет никаких шансов, что Лиам обзаведётся отпрысками.
Что-то в её словах задело Гарри до глубины души. Он посмотрел в окно, как никогда желая, чтобы сейчас в купе ввалились Пруэтты и прервали их разговор.
— Семья — это не только о крови, знаешь? Ты никогда не думала о том, сколько сирот-волшебников живут — выживают — в приютах?
— Зато ты, кажется, думал об этом много, — проницательно заметила она. — Я всегда восхищалась теми, кто имеет достаточно смелости для такого. Взять на себя ответственность за чью-то жизнь. Я бы не смогла.
— А я бы, наверное, смог, — неожиданно для самого себя брякнул Гарри.
Сьюзен открыла было рот, а потом рассмеялась.
— Нам по семнадцать, а мы детей обсуждаем! Упаси меня Моргана! Лично я хочу для начала устроить свою жизнь и не превратиться в уменьшенную копию матери!
Не успела она договорить, дверь в купе открылась — в третий раз — и внутрь завалилась вся компания разом.
— Не знаю, о чём вы, но твоя мать — Мегера! — Мерула плюхнулась рядом с подругой и потеснилась, давая место Лиззард и Честеру. — Я столкнулась с ней у входа, пришлось останавливаться и разговаривать, — выплюнула она как самое страшное ругательство.
— Говоришь так, будто это что-то плохое, — закатил глаза Гидеон.
Фабиан, скользнувший вслед за братом в купе, поднял обе руки и торжественно прокричал:
— С новым, тысяча девятьсот пятьдесят четвёртым годом! — и взорвал хлопушки.
Всё вокруг окутали два разноцветных блестящих облака. Гарри дёрнулся, не ожидавший такого, а вот Сьюзен громко свистнула. Семикурсники захлопали и заулюлюкали, поддерживая её.
Близнецы уселись по обе стороны от Гарри, и тот, чувствуя тепло по бокам от себя, расслабился. Пруэтты вносили в его жизнь не только хаос, как он привык в шутку жаловаться — с ними всегда приходило это странное спокойствие, будто близнецы губками впитывали весь негатив и превращали его в радость.
— Она пятнадцать минут хвалила меня и отчитывала одновременно, — с широко раскрытыми глазами и безумной улыбкой пояснила Мерула. Она вытряхнула из волос приставшие конфетти и стала ещё больше похожа на ворону. — Так умеет только эта страшная женщина!
— Наша матушка нас только хвалит, — одновременно ответили Пруэтты, потом сделали вид, что удивились такой синхронности и картинно прижали руки ко ртам.
— Кому глинтвейн? — спросила Лиззард, поболтав ярко-красным термосом. Он был такой маленький, что едва ли мог вместить в себя полкружки — Гарри предположил, что на нём наложены чары незримого расширения.
Поезд загудел и тронулся с места. Вместе с ним по воздуху поплыли трансфигурированные чашки с напитком, густо пахнущим корицей и яблоками. Гарри поймал одну, сдул пар и попробовал — на вкус оказалось ещё лучше, чем на запах. Так они передавали друг другу взятые из дома рождественские угощения, рассказывали о своих каникулах, благодарили за подарки. Гарри всё ждал, когда наступит момент разговора. Не дружеской болтовни и шуток — разговора. Но он всё не наступал и не наступал, все вокруг то ли старательно его избегали, то ли и не вспоминали вовсе. На удивление Гарри, никакого негодования он не испытывал, как раз наоборот: ни к чему им мусолить одно и то же, если все и так в полной боеготовности. Пруэтты выполнили обещание и основательно просветили остальных, иногда даже слишком основательно — Честеру приходилось повторять всё по два раза, потому что его мысли в последнее время витали где-то в облаках. Гарри глянул на его руку, совершенно естественно лежавшую поверх руки Лиззард, и постарался скрыть улыбку. О, теперь он прекрасно понимал, почему!
— Только не говорите, что мы вдевятером набились в купе на четверых… — хлопнула дверь, и Майкл недовольно наморщился. — Тут тесно, как в каморке для мётел.
— А ты не понаслышке знаешь, какого это — зажиматься в узеньких маленьких комнатушках! — с похабной улыбкой сказал Фабиан, дожёвывая последнее имбирное печенье.
— Места хватит на всех, — с тем же выражением лица добавил Гидеон и приглашающе похлопал себя по коленям.
Майкл проигнорировал его подколку, с каменным лицом прошёл к окну и запрыгнул на столик. Лиам помялся в середине, не зная, куда себя деть — вокруг и вправду было тесновато, на что Монтгомери закатил глаза и поманил его к себе. Он раздвинул ноги и усадил Лиама между ними, обняв его за живот. Это смотрелось немного комично — два немаленьких игрока в квиддич, пытающихся уместиться на крохотном столике, но в конце концов они нашли-таки удобное положение. На секунду повисла тишина, а потом болтовня продолжилась, как ни в чём не бывало.
«Им плевать, — с облегчением подумал Гарри и улыбнулся сам себе. — Им правда плевать».
— Раз уж мы все здесь, — прервала шум Сьюзен и подобралась, — предлагаю вынести на обсуждение очень важный вопрос.
«Вот и оно», — обречённо подумал Гарри и тоже подобрался.
— Мы уже несколько месяцев собираемся Очень Секретным никто-не-знает-о-нас-за-исключением-всех Клубом, — торжественно начала Сьюзен, и Гарри выдохнул — не «оно».
— Так, — в один голос встряли Пруэтты.
— Пятак! — огрызнулась Сьюзен. — Мы пользуемся — храни Моргана Хейвуд и Декстер — зачарованным пергаментом. Мы попираем священные подземелья самого великого на свете волшебника, мы…
— Ближе к делу, пожалуйста.
— У нас нет имени!
Гарри вскинул брови.
— И что?
— Что значит «и что?» — наигранно задохнулась Сьюзен. — Я тут, значит, старалась, варианты подбирала, а им всё равно!
— А я согласен, — покивал Честер. — У любой тайной организации должно быть крутое название.
— Как насчёт «Юные защитники»? — предложил Фабиан.
— «Юные и невероятно харизматичные защитники», — добавил Гидеон.
— «…и доблестные».
— «…и непобедимые»…
— Стоп-стоп-стоп, непобедимые вы мои! — Гарри поднял ладони. — Мы не тайная организация, и мы не будем брать такое глупое название! И мы вовсе не «защитники»…
— Отряд обезумевших? — предложил Майкл, положив подбородок на плечо Лиама.
— Тогда уж Безумные борцы!
— Когорта колдунов?
— Чёртова дюжина! — воскликнул Гидеон.
— Но нас не тринадцать...
— Какая разница? Звучит красиво!
— Нужно что-то такое, что можно будет произнести вслух и не вызвать подозрений, — пресёк баловство Лиам и вполне серьёзно взглянул на Сьюзен. — Что ты предлагаешь?
— Я тоже об этом подумала. Что-то незаметное, вроде «Библиотекарей», например…
— Нет! — раздалось сразу с четырёх сторон.
— Ладно, остальные варианты такие же глупые, — сдалась Сьюзен и поджала губы.
Они помолчали. Гарри водил глазами по купе, надеясь, что какой-нибудь предмет натолкнёт его на умную мысль. Увы, ни потолок, ни затёртый пол, ни начищенный ботинок Мерулы не дали ему подсказки. Гарри остановил невидящий взгляд на Честере, который по своему обыкновению складывал из пергамента какую-то фигурку. Быстрые аккуратные движения его рук прервались на секунду, когда Пикс почувствовал на себе чужой взгляд.
— Что? — одними губами спросил он.
Гарри пожал плечами.
— Ничего. Кто это?
Честер помедлил, а потом поставил на ладонь фигурку. В ней Гарри узнал оленя — очень похожего на его старую ёлочную игрушку. Честер подул на него, и тот моментально спрыгнул с его руки. Лёгкий, как пёрышко, он проскакал по воздуху и медленно опустился на протянутую руку Гарри.
— Красивый, — пробормотал Поттер, разглядывая фигурку. У неё были вздёрнутые рога, ушки, тонкие ноги и шея колесом — точь-в-точь настоящий, только маленький и из бумаги. Что-то в голове Гарри щёлкнуло. — Оригами.
— Что? — переспросила Лиззард.
— Оригами, — громче повторил он, не сводя взгляда с оленя. — Клуб оригами, если захотите. Это скучно — без обид, Честер, но это реально скучно, — никого не заинтересует, и мы всегда можем найти оправдание.
— Теперь я склоняюсь к «Когорте колдунов», — пробормотала Мерула.
— Мы можем оставлять такие фигурки, — предложил Лиам.
— И зачем, спрашивается?
— Ну… — Данбар замялся, — как сообщение. Или ещё что. Не знаю!
— А мне, вообще-то, нравится, — Сьюзен протянула ладонь, и олень перескочил к ней, так же плавно опустившись. Она поднесла его поближе, рассмотрела, а потом вернула обратно Поттеру. — Но мы, конечно, могли бы выбрать кого-то вроде дракончика или змейки…
— Или льва, — настойчиво сказал Гидеон.
— Олени красивые, — тихо сказала Лиззард, но смотрела она только на Честера.
— Все за? — Гарри дождался кивков. — Отлично. Пусть будет «Оригами».
— Я общаюсь с идиотами, — процедила Мерула и сказала громче: — Я в деле.
Гарри ухмыльнулся ей и подкинул оленя в воздух. Он завис на секунду, а потом принялся степенно расхаживать под потолком, слушая — но не понимая — чужие разговоры.
Поезд гремел колёсами, увозя их всё дальше от Лондона.
***
Том без особого интереса наблюдал за стрелкой часов. Время близилось к полуночи, за окном было тихо и темно. Он поглаживал Нагини по голове, не думая ни о чём конкретном. Рядом с ним, на столе, возвышались папки с кучей ненужных бумаг, которые ему предстояло заполнить. Том ненавидел бюрократию, как и любой другой нормальный человек, но вопреки привычке всё делать сразу и вовремя, в честь праздника решил устроить себе выходной. Отчёты и ведомости, в конце концов, никуда не убегут.
Стрелки часов сошлись ровно на двенадцати. Том прикрыл глаза.
— С днём рож-ш-шдения... — слишком уж ласково для змеи прошептала Нагини. — И с-с-с Новым годом-с...
Том дернул уголком губ. С тех пор, как их дружная компания раскололась, он не любил этот праздник — что уж там, и за праздник его не считал. И если раньше было просто игнорировать тот факт, что в этот день — из-за него — умерла его мать, то с возрастом это стало труднее. Он думал иногда о ней. Некрасивая, жалкая, забитая жизнью и полоумными родственниками — вот какой она была. Том ненавидел и её — только за то, что вспоминал постоянно, ведь за этим всегда следовали и другие воспоминания. Об отце, например. О, этого ублюдка Том ненавидел уже вполне по-настоящему. Он был счастлив, когда тот сдох, и жалел лишь об одном — что не приложил к этому руку.
Уже к утру его завалят подарками — педсостав, студенты, какие-то знакомые со школы. В юности он скрипел зубами, каждый подарок принимая за подачку, теперь же ему было попросту всё равно. Книжки отправлялись на полку (справедливости ради стоит заметить, что попадались и интересные экземпляры), алкоголь он не пил — не только из-за отвращения к пьянству, но и из соображений безопасности; дарили и карты, артефакты, запонки, прочую лабуду вроде волшебного компаса, набора кусающихся чашек и сладостей. Куда забавнее было получать проклятые предметы. Опыт работы подмастерьем (а ещё продавцом, уборщиком, сантехником и столяром в придачу) в лавке Горбина и Беркса не просто научил ему многому — фактически указал единственно верный путь. Том до сих пор бережно хранил кинжал времён Войны роз, которым его чуть не убили лет десять назад. Маленький и смертоносный, с лезвием, искупанным в литрах и литрах человеческой крови — он когда-то принадлежал одному придворному колдуну-чернокнижнику. От воспоминаний неприятные мурашки расползлись по телу. Том помнил, как лежал на грязной, мокрой от дождя мостовой, смотрел на чёрное небо и чувствовал, как из его бока толчками выплёскивается кровь. Он с ненавистью вспоминал свой страх — страх перед смертью. Тогда он впервые за свою жизнь ощутил его по-настоящему: когда руки не слушались, когда каждый вздох давался с титаническим трудом, когда глаза сами собой закрывались и всё никак не могли сфокусироваться на чём-то одном. Он мог терпеть боль, но ненавидел беспомощность. В тот момент, когда Том лишь усилием воли — и магии — заставил себя выжить, он как никогда чётко осознал: умирать он не собирается, как и не собирается больше бояться.
Это желание, как он понял много позже, ни к чему хорошему не привело.
— Хоз-с-сяин…
Том вынырнул из воспоминаний, как из омута памяти, и вопросительно взглянул на змею. Нагини высунула язык и качнула кончиком хвоста в сторону окна. Том обернулся.
— Еда приш-шла к нам с-с-сама… — злорадно прошипела змея и чуть сильнее сжалась вокруг Тома, готовая кинуться в любой момент.
— Это не еда, — он встал, слегка удивлённый, и подошёл к окну. — Это сова.
— Одно другому не меш-ш-шает…
Том впустил внутрь белую, как свежий снег, птицу. Она отряхнулась, а когда увидела Нагини — испуганно нахохлилась и попятилась в угол. Том с куда большим удивлением признал в ней Поттеровскую птицу. Он ссадил Нагини на спинку кресла (змея недовольно прошипела что-то и моментально уползла под стол), успокаивающе провёл пальцами по клюву совы и пробормотал:
— Ну, какие сюрпризы меня ждут на этот раз?
Зная Поттера, можно было ожидать чего угодно — вопилки-поздравления, открытки, брызжущей чернилами на того, кто первым её откроет, и Салазар знает чего ещё. Сова протянула лапку, одновременно вертя головой и мечтая поскорее выпорхнуть в окно, и Том не стал её задерживать — отвязал небольшую узкую коробочку и позволил птице ретироваться. Он захлопнул створки, поёжившись от морозной стужи, и медленно опустился на подоконник. Гарри, кажется, заворачивал всё сам, без магии — эта мысль отчего-то вызвала у Тома крохотную, но всё же улыбку. Чёрная лента упала на пол. Он провёл рукой над подарком, не изменяя своим привычкам, и, не заметив ничего странного, открыл его.
— Ч-што там?.. — спросила Нагини откуда-то снизу, никогда не умевшая долго дуться на Тома.
Он вытащил плотную серебристую карточку, на которой напыщенно-витиеватым почерком были выведены несколько предложений, и удивлённо вскинул брови. Повертел её, рассматривая в полумраке кабинета, уже зная, что это такое, и ответил:
— Именное приглашение, — прозвучало как-то слишком радостно для него, и Том поспешил исправиться: — Будто бы у меня есть время на такое.
— У тебя ж-ше полно времени…
— Это детали, — отмахнулся от неё Том и ухмыльнулся. — Тут плюс один.
— Воз-сьмеш-шь меня?
Том посмотрел на Нагини с толикой извинения во взгляде.
— Не в этот раз, подруга. У меня есть идея получше.
Том, впервые не чувствуя привычного раздражения от подарка на день рождения, убрал карточку в верхний ящик стола.
Он увидел прекрасную возможность и решил, что пришло время ей воспользоваться.