Когда подходили к машине, не выдержал:
— Марин, ну не дуйся. Она сама полезла, я ее даже не трогал.
— Дуются шарики на параде, — Нарочинская открыла заднюю дверь авто. — Там в термосе чай, а в пакете булочки. Продержишься до Москвы?
Олега накрыло волной нежности, и он здоровой рукой притянул женщину к себе:
— Ма-ри-ша, — хрипло прошептал, запустив тем самым мурашки по коже Нарочинской. — Хорошая моя, — выдохнул ей в волосы.
Марина потерялась в его объятиях и ненадолго выключилась. Господи, что бы она делала, если бы Брагин?..
Нарочинская пришла в себя первой. Она вообще лучше владела самоконтролем, нежели Олег:
— Представь, что меня лапает Лазарев, — женщина подняла на Брагина взгляд и увидела, как нехорошо почернели его глаза. — Вот и я о том же.
***
Марина была не в настроении, поэтому половину пути они проехали в тишине.
А потом встали на переезде.
— Булку хочешь? — поинтересовался Брагин.
— Нет. Ты как себя чувствуешь? — она посмотрела на него через зеркало.
Мужчина пожал одним плечом:
— Нормально, — Нарочинская не ответила, по-прежнему изучая его в отражении, и Олегу стало неуютно. — А знаешь, — сказал он, лишь бы что-то сказать, — у меня сестра есть младшая. По отцу. Наташа. Только я с ней не общался никогда раньше.
— И как?
— Хорошая девчонка. Сразу видно, не в папашу пошла, — непроизвольно вырвалось у него. Не хотел озвучивать. Боялся, что Марина начнет задавать вопросы, а раскрывать эту тему он не был готов даже ей.
Но она не начала. Оценила пробку перед переездом, вышла из машины и заглянула к Олегу:
— Пустишь?
В объятиях стало так спокойно, будто и не было кошмара прошедших недель. Мужчина опять вдыхал запах ее волос, а женщина слушала, как бьется его сердце.
— Отец ушел за неделю до моего пятилетия, — спустя какое-то время произнес Брагин. Он не знал, зачем стал рассказывать, но остановиться уже не мог. — Пообещал, что съездит в командировку, вернется, и мы вместе выберем мне подарок. Такой, какой захочу, — голос Олега звучал глухо, будто что-то мешало ему говорить. — В «Детском мире» вертолет был механический. Красный с синими лопастями. Я бы все за него отдал тогда, — силы говорить закончились, и он замолчал.
Марина подняла голову и посмотрела Брагину в лицо. Он сидел с закрытыми глазами и даже в таком состоянии пытался утаить эмоции. Не от нее. От себя.
Видимо, считал глупым переживать из-за вертолета, который ему не купили тридцать с лишним лет назад. Хотя дело было совсем не в игрушке.
— Он сам себя наказал, Брагин, — голос Марины звучал хрипло. — Такого сына себя лишил потрясающего. — Она не лукавила — действительно так думала.
Олег грустно усмехнулся:
— Он так и не приехал больше ни разу. Звонил редко, а я все ждал. И расстраивался. И мама расстраивалась, что я расстраиваюсь, а она ничем помочь не может.
Вот и причина вечного Брагинского веселья. А следствием стала его нелюбовь делиться проблемами с окружающими. Все из детства. Все.
Марина стала гладить мужчину по щекам, и Олег решил, что пора закругляться с откровениями:
— Я с ним в последний раз в двухтысячном разговаривал, когда мама умерла. А в новой семье он до конца жил.
— Ты не виноват в его поступках, — спокойно отозвалась Нарочинская. — Все люди совершают подлости, но не все пытаются их исправить. Он сам себя наказал, слышишь? — повторила она. — Ты не стал хуже из-за этого.
Вместо ответа Брагин отчаянно прижался к ее губам. Марина откликнулась мгновенно, словно знала.
Они целовались осатанело и нежно одновременно. Олег явно пытался забыться, а Нарочинская хотела, чтобы ему стало хоть немного легче.
В себя пришли только когда сзади загудели машины, извещая о возобновлении движения.
Марина пересела вперед и, торопясь прийти в себя, нажала на газ.
***
Когда подъезжали к Склифу, Брагин осторожно поинтересовался:
— У тебя тоже родители развелись?
Она понимала, что ему до сих пор плохо, но не знала, как может помочь своей историей. Разве что аналогией, хотя та будет притянутой за уши.
— Да, мне было тринадцать.
— Сложный возраст, — зачем-то озвучил мужчина. — И как ты это пережила? Их расставание, — очень переживал, что задевает больную тему, но все равно спросил.
Нарочинская усмехнулась:
— Радикально, — она увидела в зеркале непонимающую физиономию и пояснила. — После девятого класса уехала в Питер и жила там, пока в Америку не переехала.
Физиономия стала еще более озадаченной:
— Как тебя отпустили? Ты где там жила?
Олег выглядел так забавно, что Марина рассмеялась. Но увидев, что он готов обидеться, оборвала саму себя:
— Да училась я там. При Медакадемии был лицей, туда можно было поступать иногородним, общежитие давали. Я сначала его окончила, а потом в Академию поступила.
Брагин присвистнул:
— Ниче се.
— Говорю же — радикально. Я была тепличным ребенком, от которого скрывали проблемы. А в случае с разводом поставили перед фактом, я даже не знала до этого, что у родителей что-то не так. Долго переживала, вот и решила сменить обстановку, — спокойно рассказывала Нарочинская, стараясь сильно не отвлекаться. Не хватало им еще одного ДТП.
Олег глубоко вздохнул. Понятно теперь, почему Марина не любит, когда от нее что-либо скрывают, даже если из благих целей. В целом она права: сладкая ложь ни к чему хорошему не приводит. Только правда иногда слишком ранит.
— А как родители к этому отнеслись?
— В восторг они не пришли, конечно, но в целом поддержали. К тому же у меня был аргумент — в Петербурге папа не был настолько известен тогда.
Брагин насторожился. Никогда ранее Марина не давала понять, что ее беспокоят сравнения с отцом.
— Задолбали тебя этими вопросами? — сочувствующе спросил он и мысленно отругал себя за глупость. Сам же в первые минуты знакомства у Нарочинской этим интересовался, бестолочь.
— Годам к двадцати пяти они перестали меня задевать.
— А сколько ты в Питере прожила? — мужчине действительно было интересно все, с Мариной связанное. Странно только, что они почти ничего друг другу не рассказывали. Видимо, настало время это менять.
— Суммарно лет двенадцать. И в США почти четыре с половиной. Но Москва все равно вернула меня назад.
— Жалеешь? — почему-то ему было боязно узнать ответ.
Нарочинская остановила машину и обернулась:
— Уже нет.