Марина сидела на подоконнике и, погрузившись в себя, разглядывала машины за окном.
Олег сегодня был на себя не похож. С поцелуями и объятиями не лез, в разговоры с коллегами почти не вступал, в операционной не шутил. А потом, напоследок приобняв Марину, смена которой еще не закончилась, молча двинулся на улицу.
К сожалению, Нарочинская прекрасно знала причину такого поведения. И Брагин знал, что она ее знала.
Год назад Марина пришла в Склиф. Год назад погибла Лариса Куликова — непосредственная начальница Нарочинской, с которой нейрохирург даже не успела познакомиться. Бывшая жена травматолога Куликова. Мать Никиты, которого Марина видела пару раз, когда тот забегал к отцу. Любимая женщина Олега Брагина, в смерти которой он виноват не был, но винил себя до сих пор. Нарочинская не знала об этом наверняка, но предполагала, успев неплохо изучить Олега.
Они не говорили о Ларисе. Ни разу, кроме одного момента, который и разговором-то назвать было нельзя.
— Останься…
— А зачем?.. Ты ж меня не любишь. Ты вообще никого не любишь, Брагин. Кроме этой своей, Ларисы Куликовой…
Олег ничего ей не ответил тогда, но так отреагировал, что стало больно. Не за себя — за него. И за женщину, любимую им когда-то. А может быть и до сих пор.
«Совсем с ума сошла? Ревновать к тому, кого уже нет».
Но это было не классической ревностью, а скорее какой-то необъятной необъяснимой тоской.
Нарочинская никогда не интересовалась сплетнями, но те в институте Склифосовского распространялись со скоростью чумы. Поэтому о произошедшем Марина знала — ей первым делом доложила охающая Михалева.
Да и потом при Нарочинской не раз вспоминали Куликову добрым словом. И видно было, что это не из-за того, что о мертвых плохо не говорят.
Информация долетала по кусочкам. Но даже из этих кусочков было понятно, что они с Ларисой максимально непохожи. Не только внешне, а вообще.
Тем удивительнее было, что Брагин после Куликовой переключился именно на Марину. С одной стороны это было даже логичным — запасть на женщину, которая не будет напоминать о погибшей возлюбленной. А с другой… должны же быть у человека хоть какие-то предпочтения.
Не то чтобы у самой Нарочинской все мужчины были «под копирку», но определенное сходство имелось. Чувство юмора, темперамент, взгляды на жизнь, умение импровизировать. Исключением был, пожалуй, Хаев, но тогда Марина просто пыталась забыться.
А Олега в его пристрастиях она понять не могла. И это было еще одной причиной неуверенности.
Нет, у них уже сложились приятные обоим отношения. Но Нарочинская по-прежнему не знала, что конкретно чувствует к ней Брагин. И иногда ей казалось, что так, как к Ларисе, он не будет относиться ни к кому и никогда.
Именно от этого было больно.
***
Из не самых веселых мыслей Марину вырвал звонок в дверь. Женщина вздрогнула и, дернув плечами, спрыгнула с подоконника.
От Олега, ввалившегося в прихожую, как медведь в берлогу, разило алкоголем. Нарочинская и пикнуть не успела, как мужчина сграбастал ее в объятия.
— Марина, — на большее его не хватило: Брагин уткнулся ей в плечо и замер истуканом.
Она на физическом уровне почувствовала его горе. Оно было настолько острым, что, наверное, могло сравниться с операцией на открытом сердце без наркоза.
«Господи… Да лучше бы Лариса была жива и он был с ней, чем вот так… Черт, Марина, о чем ты только думаешь?»
— Олег, — женщина попыталась отодвинуться и заглянуть мужчине в глаза, но Брагин даже в таком состоянии держал ее очень крепко. И почему-то отчаянно вдыхал запах ее кожи. — Олег, пожалуйста…
— Молчи.
***
Марина уснула только под утро, а проснулась, потому что ощутила на себе до мурашек знакомый взгляд.
Свет резал глаза, и она сощурилась:
— Сколько времени?
— Восемь, — на Олега было больно смотреть.
Дело было не в похмелье. Ночью Нарочинская затолкала мужчину в душ, после чего напоила водой и лекарствами, поэтому физически он чувствовал себя почти нормально. Но морально… Морально он чувствовал себя уродом. Потому что не спас Ларису, потому что приперся в таком виде к Марине, потому что уже причинил Нарочинской много боли.
Он знал это и раньше, но после вчерашнего все ощущалось в разы сильнее.
Брагин даже не пытался скрыть переживания — они отпечатались на его лице.
Будучи не в состоянии видеть такого Олега, Марина встала и потянулась за одеждой.
Он молча смотрел, как она переодевается. А потом не выдержал:
— Я не должен был так себя вести, — голос звучал так сипло, будто неделю до этого Брагин только и делал, что орал. — И приходить к тебе таким не должен был. Прости.
Она подняла на него прозрачные глаза:
— Тебе не за что извиняться, Брагин, — Нарочинская говорила что думала. Но ей все равно было плохо, словно на плечи взвалилась какая-то неподъемная тяжесть. Или же Марина взвалила ее сама, полюбив этого мужчину. А если сама, то и винить в этом следовало только себя. — Давай собираться, нам на работу к десяти. Есть хочешь?..
Он ел и не чувствовал вкуса. Завтракал, чтобы успокоить Нарочинскую. Чувствовал, что непроизвольно пошатнул в ней что-то, но не понимал, как это исправить.
Марина молчала. Но не потому, что обиделась, а потому что не знала, что сказать. По себе знала, что время не лечит, а приучает жить в изменившихся обстоятельствах, поэтому и обещать Олегу, что «все будет хорошо» не могла.
Права не имела.
Уже перед самым выходом мужчина почти силой заставил себя разомкнуть губы:
— Я не пытаюсь заменить ее тобой, Марин.
Она замерла, балансируя на одной ноге, так и не надев туфлю на вторую. Опять не знала, что говорить. Однако Олег идиотом не был и все понимал: Марина просто не может остаться равнодушной к происходящему.
— Надеюсь, — ее усталый голос резанул где-то рядом с сердцем.
— Марин…
Нарочинская все же надела туфлю:
— Брагин, все нормально. Было бы странно, если бы вы ее не вспоминали.
Ее нарочитое спокойствие и попытки уберечь от собственных переживаний били под дых. Он не заслужил эту женщину.
Но надо было срочно предпринять хоть что-то:
— Я когда в Зарецке валялся, вы мне снились и обе меня звали. Ты была убедительнее.
Олег давно знал, что в ее глазах можно увидеть все. И сейчас, когда в них зародился теплый огонек, понял, что хоть что-то в этой жизни сделал правильно.
А Марина, наплевав на то, что они опаздывают, прижалась к мужчине всем телом и уткнулась носом ему в шею. И Брагин, привычно смыкая руки на ее талии, почувствовал, как напряжение, жившее в нем уже год, наконец-то стало отступать.