Эта свалка ничем не отличалась от обычной — те же горы мусора, та же безнадёга. Хотя нет, последняя душила здесь сильнее. В каждой истлевшей от времени вещице крылись боль, упущенные годы и бесконечное множество жизней. Тоска зелёная.
— Э-эх, — Наставник выдохнул с затаённой усталостью. — Работы на несколько месяцев. Ладно, молодняк, начинаем с первых рядов. Первая группа налево, третья — направо, наша начинает по центру. Долго не глазеть, много не думать, на себя не примерять. Утилизируем быстро. Кого затянет — сам виноват, спасать не будем. Ну, с Богом.
Энтузиазмом никто особо не горел. Это для них, ко всему охладевших, копание в людских стремлениях и чувствах не более чем рутина, а для тех, кто ещё не растерял человечности... Вот первый блок, заложенный в фундамент. Тяжеленный, зараза, но ударишь чуть сильнее, и рассыпается бетонной крошкой, а та почти сразу превращается в пыль и растворяется. Дом так и не достроили, в утиль. Вот жухлый букет из ромашек, совсем простенький и скромный, в коричневой бумаге. Не сошлись в итоге, в утиль. Вот бас-гитара с разорванными струнами и переломанным грифом. Оторвало петардой пальцы, в утиль.
— Эй-эй-эй! — уже занесённую руку с монтировкой остановил Наставник. — Глаза-то разуй. Жива ещё.
Плюшевый розовый пони с шелковистой чёлкой, как пелось в старой песне. Чистенький, даже будто светится слегка, и глазки-пуговки на месте. Совсем новая игрушка в груде хлама.
— Так ведь на свалке уже, — смешался Мусорщик, не понимая, как быть, и просто сжимая пони в руке. — Раз здесь, значит в утиль.
— Тут детская, — возразил Наставник. — Это взрослые из себя всё с корнем выдирают, а дети, бывает, пытаются. Девчуха повзрослела, но у них там ипподром недалеко от дома. Ещё может пони на кобылку поменять.
Наставник оглянулся, оглушительно свистнув. Скучающие внизу техники оживились, один пинком подкатил к подножию мусорной горы тачку, и туда прилетел прицельно пущенный пони.
— Одна на переработку! Так вот, гляди в оба, шанс у детских весьма...
В соседней куче раздался вопль. Новичка стремительно поглощал безжизненный мусор, всасывая его тело, словно макаронину, в остатки расколотого надвое пианино. Другие мусорщики отпрянули и лишь растерянно наблюдали, как их товарищ исчезает прямо на глазах. Когда на свалке воцарилась прежняя тишина, никто не издал ни звука, лишь немного погодя скрипнула зажигалка.
— Первый нарвался, — с ленцой хмыкнул Техник, закуривая. — Вроде мать всё хотела из него пианиста при жизни сделать.
— Оно как, — Наставник помахал мусорщикам из первой группы, чтобы не парились и возвращались к обязанностям. — Говорят же, нельзя чужими мечтами жить... Ну что, ещё детские есть?
— Вон! — Мусорщик ткнул пальцем в скафандр повыше.
— А. Не. Он же в царапинах весь, в трещинах. Космонавтом пацан уже точно не станет. Ничего, скоро научишься отличать живучие от мёртвых. А эту... В утиль.