— Значит, это правда, — кресло под кряжистым телом генерал-губернатора жалобно скрипнуло, стоило мужчине откинуться на высокую мягкую спинку. — Северский выблядок всё же в столице.
— И если верить слухам, намерен покинуть империю в ближайшие дни через Риверан.
— Хочет пройти через Паркианские Врата, — мужчина почесал заросшую щёку большим пальцем и задумчиво хмыкнул. — Знает, что ни одна ушастая тварь не смогла через них проникнуть на эти земли. Сколько бы не пыталась.
— Думаете, вызов?
— Ещё бы! Дать пощёчину этому бесхребетному императоришке, всем честным гражданам и храбрым защитникам нашей с вами славной земли. Показать как легко они смогли выиграть войну. Артенхейм был обречён в тот день, когда подписали унизительный мирный договор с проклятыми дикарями, — голос генерал-губернатора становился с каждым словом злее и громче, и в какой-то момент затих, стоило мужчине судорожно втянуть воздух и выдохнуть, отпуская гнев. — Впрочем, не важно. Пусть приезжает. Гостеприимство Барасов не ведает предрассудков.
Музыкальный звон снятой с хрустального графина крышки наполнил просторный кабинет генерал-губернатора, где в креслах у небольшого столика на изящных ножках расположились два джентльмена, на которых сурово поглядывал почивший два года назад Его Императорское Величество Юрген III, сложив широкие ладони на эфес меча. Этот поистине великолепный портрет во весь внушительный рост императора был репликой оригинала, висящего в Халийском дворце, и достался Лоркану Барасу за внушительную сумму. Иные сторонники ушедшего на покой правителя имели более скромные картины, охотно сменившие на новые с коронацией его сына. Но для генерал-губернатора Идггильского региона Томас II был скорее шутом с венцом на голове, нежели настоящим правителем, заботящимся о благополучии собственного народа. Так легко пойти на уступки во имя какого-то договора, когда солдаты империи были у границ Северы, а Королевский тигр повержен и унижен сыном Лоркана Бараса. Ещё год-два и они бы прижали этих остроухих скотов.
— Уже удалось что-нибудь выяснить по делу Мясника?
— Не так много, — Вальтер Хасс поморщился. — Ваш сын не слишком охотно идёт на контакт и, сдаётся мне, не слишком радушно принял новость о моём назначении на это дело.
— Хотите сказать, инспектор, слухи не врут?
— Пока рано говорить, — Хасс принял протянутый стакан, покачал в ладони, разглядывая удивительно чистый янтарь напитка, и втянул терпкий аромат. — Но, как мне удалось выяснить, проведя занимательную беседу с ассистентами патанатома, что производил вскрытия жертв, ваш сын также был допущен до осмотра несчастных женщин. С разрешения комиссара, разумеется.
— Это вечное потакание Валентина… — Лоркан Барас раздражённо фыркнул. — И насколько плохо это сказалось на расследовании?
— Я бы сказал, что наоборот — у Мортема удивительно цепкий глаз, он нашёл то, что не заметил человек столь выдающегося стажа, как господин Чергоба. То, что в убийствах замешан Меченый — бесспорно, это подтверждают выводы вашего сына, но пока никто так и не приблизился к разгадке. Тем более, новых убийств не произошло.
— Считаете, убийца залёг на дно, как это делал раньше?
— Либо пока нет ничего, что могло бы его спровоцировать на подобное поведение, — Хасс пригубил виски и хищно улыбнулся. — Впечатляющий вкус, сэр. Как понимаю, туда была добавлена южная верания?
— Вы не только отличный детектив, но и истинный ценитель, — сумрачное лицо генерал-губернатора расслабилось и сделалось благодушным.
— Вы мне льстите, сэр. Но позвольте вернуться к нашему разговору и добавить одну весьма смелую мысль: убийца, — простите за столь дерзкие слова, генерал-губернатор — явно интересуется вашим сыном. Как если бы им была одержимая поклонница, ревнующая к несчастным жертвам. Каждая из погибших так или иначе связана с Мортемом, а бедняжка Луиза и вовсе являлась наречённой, что весьма оправдывает ту жестокость, с которой она была лишена жизни. Ревность — поистине смертоносное оружие, которая становится частой причиной убийств. Может ли быть такое, что все эти несчастные женщины были любовницами вашего сына?
— Я не лезу в постель к сыновьям, но каким негодяем не являлся Мортем, он не был замечен в столь грязных делах.
— А как же те слухи о его близкой дружбе с такими выдающимися личностями, как Морн Стаг и Эрон Штормвинд, у которых не столь однозначная репутация?
— Так может, вы их и допросите?
— Конечно же, сэр, я отправлюсь к ним сразу после беседы с прислугой, если на то будет ваше позволение.
— Постарайтесь скорее уладить это дело, инспектор. Не хотелось бы омрачать готовящуюся свадьбу столь неприятными слухами.
— Конечно, сэр.
Вальтер Хасс слабо улыбнулся и вновь прикрыл глаза, скрываясь от недовольного взгляда мёртвого императора. Каким бы не был хорошим виски, что он неспешно пил в компании генерал-губернатора, виски продолжала стискивать головная боль, надавливая на стенки черепа изнутри, словно желая его расколоть и вырваться наружу. Ему становилось дурно от тяжёлых запахов крепких сигар, чернил и оружейного масла, которым старик смазывал разобранный револьвер перед их встречей; тот до сих пор лежал на столе с оголёнными внутренностями в окружении патронов, будто умершее чудовище посреди любопытной толпы. А невольный слушатель, пусть и являвшийся портретом в широкой позолоченной раме, лишь раздражал, попадаясь на глаза всякий раз, как Вальтер открывал их. Цветные пятна танцевали и переливались на внутренних сторонах век, боль пульсировала внутри головы, но столичного гостя так и не отпускали, увлекая в новые скучные беседы, выцеживая последние новости в Аримаре.
Мужчина, успевший за свою долгую жизнь наплодить пятерых или шестерых сыновей, трое из которых оказались весьма занятными личностями, так и тянулся к столичной аристократии, явно желавший променять дикий закуток империи на место поближе к императору. Жадный и лицемерный богатей, держащий одну руку на Святой Книге, второй скрывая мрачные секреты семьи, Лоркан Барас делал всё возможное, чтобы не дать своему благопристойному образу обнажить истинное лицо за вуалью лжи. Таким его видел сидящий рядом старший инспектор, терпеливо ожидавший окончания столь пустой встречи. Но она оборвалась с появлением секретаря, принёсшего послание от Гора Пирана, запечатанное в белоснежном конверте с оттиском фамильного герба. Это и стало точкой, после которой Вальтер Хасс вежливо откланялся и отправился изучать коридоры особняка, вылавливая молодых служанок.
Все они, включая пышногрудую экономку, миссис Терри, и вышколенного, пусть и угрюмого дворецкого по фамилии Мартель, рассказывали одно и тоже: молодой хозяин замкнут, несловоохотлив, проводит дни в больнице или в зимнем саду, после ужина запирается в комнате, никого туда не пуская даже для уборки. Он редко приходит поздно ночью, но всегда встаёт раньше остальных членов семьи и никогда не принимает гостей. Так портрет Мортема Бараса дополнился образом истинного одиночки, любившего своё дело до маниакальной увлечённости. Весьма яркая черта для серийного убийцы, за которым охотится весь полицейский департамент.
Но самое удивительное открытие для инспектора Хасса стала встреча с обер-лейтенантом, встреченным им на крыльце заднего двора в компании младшего из сыновей Лоркана Бараса. Оба молодых человека готовились к тренировочному фехтованию, перекидываясь шутками и нежась в мягкой прохладе деревьев. Это была точная копия Мортема: тот же лёд в радужках глаз, тот же тонкий нос с узкими крыльями, губы разве что не изгибались в едкой ухмылке, а короткие волосы уложены, открывая радушное лицо. Выгибая тонкий клинок шпаги, офицер, облачённый в простую рубашку, чёрные бриджи и начищенные до пошловатого блеска сапоги, давал простые советы младшему брату, то и дело кивавшему в ответ.
— Каким был первый совет?
— Дистанция, — с готовностью ответил мальчонка, запустив тонкие пальцы в крупные кудри. — Не надо думать. Сделать шаг, если дистанция слишком большая, и ударить. И ударить сразу, если дистанция правильная.
— Ключевые вещи для определения дистанции?
— Оружие, цель, перемещение!
— Молодец, малыш, — обер-лейтенант выпустил из пальцев упругий клинок шпаги и поправил раструбу перчатки, потуже затягивая на запястье. — И не забудь навязывать своё преимущество противнику. Пусть он будет таким же высоким, как я, — сближайся, не отступай и тем самым не давай преимущества ему. И не пытайся красоваться, малыш, лишние финты и бравада своим клинком приводят к унизительному поражению, нежели к победе. Действуй чётко и хладнокровно, старайся всё закончить быстро. Если есть возможность попасть в кисть, держащую меч, — сделай это, не думай. Можно, конечно и по ногам, но для этого тебе потребуется что-то менее изящное.
— Позвольте отметить, ваши советы весьма необычны для дуэльного фехтования, — слушавший весь разговор Хасс неожиданно вышел вперёд, сокращая дистанцию и протягивая руку в приветствии. — Вальтер Хасс, старший инспектор Отдела Сыска при Императорском дворе. А вы, должно быть, брат Мортема.
— А вы наблюдательны, — отозвался офицер, пожав руку с широкой улыбкой. — Буду столь же очевидным, приехали по делу Риверанского мясника?
— По просьбе вашего отца. А это, полагаю, Элуф, младший из наследников генерал-губернатора.
Мальчишка, стоявший рядом с обер-лейтенантом казался более ранимым и нежным по сравнению с остальными братьями. Хрупкий, тонкокостный, невысокий и даже женственный своими ещё детскими чертами нежного лица с большими тёмными глазами. Для того, кто считался гордостью всего рода Барасов, по словам главы, конечно, он терялся на фоне возмужавших братьев, как молодая поросль среди высокой травы. Неокрепший, добродушный и невинный. Элуф старательно сжал ладонь инспектора, пытаясь показаться куда сильнее, чем был на самом деле, и это не укрылось от внимательного взгляда серых глаз.
— Пришли к отцу или хотели видеть брата?
— Если есть возможность выполнить два дела сразу, то это одно из таких. Мне сказали, Мортем до сих пор не вернулся. Он на осмотре в больнице?
— Возможно, — Като пожал плечами и легонько ткнул брата в плечо, прогоняя на небольшой пятачок перед ступенями, где они и собирались сразиться. — У вас ещё полно времени это узнать, инспектор. Или вы планируете задержаться на ужин?
— Если вы приглашаете.
Льдистые глаза младшего близнеца задержались на улыбающемся мистере Хассе дольше положенного для джентльмена, и в них мелькнул отголосок любопытства, быстро растворившийся в чистой голубизне ярких глаз. Обер-лейтенант отвернулся, неторопливо спустился к подножью лестницы и встал перед занявшим стойку Элуфом, отсалютовав клинком в приветствии. Тот повторил жест и нанёс первый укол, стремительно шагнув вперёд, выбрасывая перед собой руку, державшую шпагу. Его небольшой вес располагал к молниеносным атакам и отличной реакции, нежели оппонент, превосходящий в ширине плеч и росте. Но укола не случилось. Отступивший на шаг назад обер-лейтенант с лёгкостью уклонился, подавшись назад, и, встретив чужой клинок своим, отвёл удар, направив шпагу кистью вниз, и вновь разорвал дистанцию. Казалось бы, небольшая передышка для не поспевающего за учителем мальца, как его противник резко подался вперёд, метя в грудь. Чудом Элуфу удалось отвести от себя опасность, сбив дыхание и едва не пропустив коварный финт и укол в ступню. Клинки сверкали на солнце, ловя блики в стремительных выпадах и обманчивых финтах, то и дело ускоряя и замедляя темп, навязанный старшим братом.
Их каблуки вспарывали мягкую землю и безжалостно топтали яркую зелень, а от звона стали заныли уши и вернулась головная боль, но инспектор продолжал смотреть на то, как порхают шпаги, то встречаясь друг с другом в жарком мимолётном поцелуе, то расставаясь без сожаления, чтобы породить высокую чистую песню. Казалось бы, что можно было найти столь особенного в фехтовании, где тактика сходится на трёх действиях: атаки, финтах и батмане. Контрудары и защита были само собой разумеющееся, но вместе с тем создавали необычный, хоть и повторяющийся узор дуэли.
Когда же Элуф потерял бдительность, захваченный врасплох очередной ложной атакой, остриё шпаги, что держал Като, впилось в плотную, набитую конским волосом и ватой, стёганку.
— Я пронзил лёгкое, малыш, ты убит.
— Недооценивай человеческий организм, братец, — ядовитый голос Мортема Бараса зазвучал неожиданно для каждого, заставляя обернуться к двери, где стоял старший из близнецов. — Если нет повреждений магистральных сосудов, шансы на выживаемость значительно повышаются. Я даже осмелюсь сказать, из всех органов поврежденное лёгкое имеет наилучшие перспективы для реабилитации.
— Не надо давать ему надежду на подобное, — обер-лейтенант убрал длинные, намокшие от выступившей испарины пряди с раскрасневшегося лица и криво усмехнулся. — Иначе он решит, что может прожить не только без лёгкого, но и почки, печени и части желудка.
— Стремление человека к выживанию безгранично.
— Только оно не даёт опыта, а он — лучший учитель. Присоединишься к нам?
— Что скажите, инспектор Хасс? Примите вызов?
— Непременно, господа, будь костюм попроще…
— Не переживайте, я буду аккуратен.
И Мортем с привычной лёгкостью фехтовальщика поднял отданный братом клинок, чувствуя тепло, оставшееся от чужой ладони. Он отказался от защитных перчаток, поймав растерянный взгляд Элуфа, что растирал уколотое место скорее по наитию, нежели от боли, перевёл льдистый взгляд на Вальтера Хасса, следя из-под прикрытых век. Вся его поза была расслабленной, с опущенными плечами и в ленивом ожидании решения сомневающегося в затее инспектора. Пальцы неторопливо поглаживали рукоять, вбирая остаточное тепло Като, и крепко сжали, стоило столичному гостю всё же согласиться и снять пошитый на заказ пиджак и аккуратно повесить на спинку садового стула у маленького круглого столика. Белоснежная сорочка и шейный шарф, сливавшийся с ней безупречной белизной первого снега почти не скрывали стройную фигуру мужчины. Тёмно-синий двубортный жилет, застёгнутый на все четыре пуговицы, Хасс предпочёл оставить.
Они заняли свои места друг на против друга после того, как Мортем позволил брату собрать волосы в высокий хвост и перевязать чёрной лентой, пока его руки были заняты шпагой. А после, стоило Като дать отмашку, клинки сверкнули в лучах солнца, двинувшись навстречу друг к другу в желании скорее впиться в противника. Мортем отреагировал первым, приняв острое лезвие на защитную дужку, заискрившееся от заскользившего металла, и отвёл в сторону, разрывая дистанцию. Инспектор быстро вернулся в исходную стойку на полусогнутых ногах, выставив вперёд клинок, и сделал шаг навстречу, сокращая расстояние между собой и Барасом. Сталь ударила о сталь, вспыхнула ослепительным блеском, заставив Элуфа зажмуриться от болезненной вспышки, пропустив момент, когда отступающий Мортем увёл шпагу инспектора вниз вложенным ударом и тут же сделал выпад, метя остриём в щёку. Если бы это был не тренировочный бой, а Вальтер Хасс не являлся хорошим дуэлянтом, сталь могла с лёгкостью пропороть кожу, оставив уродливый шрам на приятном лице инспектора. Но тот отклонился в сторону, позволяя клинку рассечь воздух, парировал очередной выпад, заставляя открыться, и вновь не застиг цели.
Бой, который длился вторую минуту, привлёк двоих гвардейцев, замедливших шаг, а после остановившихся за невысоким кустом розы, стараясь не попадаться на глаза хозяевам. Их любопытство было понятно: Мортем, что весьма хорошо управлялся со шпагой, не был известным фехтовальщиком и не славился любовью к оружию, но то, как он переступал, перенося вес с полусогнутых ног, разрывая и сокращая дистанцию, нанося точечные уколы, пусть и в воздух, говорило о богатом опыте. Раскрасневшийся инспектор постепенно входил во вкус, контратакуя и используя финты, на которые его соперник не так легко вёлся, всё сильнее распалялся, рискуя. За один из таких моментов он чуть не поплатился, когда метя в ногу соперника, едва не лишился глаза мелькнувшим в опасной близости клинком, успев отвести удар ладонью и тут же отскачив назад, прикрывая правую часть лица.
— Кажется, этого достаточно, — с уставшей улыбкой проговорил он, разглядывая распоротую кожу на пальцах, где набухали бисеринки крови. — Не ожидал от человека вашей профессии такого мастерства, сэр.
— Мой брат часто нуждался в партнёре, — скупая улыбка расцвела на губах Мортема и колючий взгляд метнулся в сторону Като, — приходилось потакать желаниям.
— Если вы столь искусны, боюсь представь каков ваш брат.
— Он весьма талантлив.
И острая улыбка стала лисьей, стоило заметить покрасневшие уши подошедшего близнеца, услышавшего последние слова. Его лицо уже не такое красное, но приливший румянец не сползал с загорелых щёк, придавая обер-лейтенанту нежный и волнительный вид смущённого похвалой человека. Ладонь медленно поднялась и пальцы, ещё отзывавшиеся пульсацией на напряжение в подушечках, легли на лоб близнеца. Это было странное, мимолётное желание почувствовать чужую кожу, дотронуться до человека, стоявшего рядом, совершенно ненужное, но такое необходимое для Мортема в данный момент. Он видел в светлых радужках волнение с лёгким блеском стеснения из-за прозвучавших фраз, и невольно залюбовался этим выражением на дерзком лице.
— Ах да, инспектор, — Мортем отстранился от близнеца, вернув ему шпагу, — пришли с обыском?
— Пока у меня нет ни причин для этого, ни согласия от комиссара, но если вы не против, я бы хотел взглянуть на комнату, чтобы убедиться…
— Не коллекционирую ли я маленькие вещицы жертв из сентиментальных чувств? Это было бы слишком хлопотно и очевидно.
— Но не настолько, чтобы осматривать их тела после непосредственного участия сэра Ливия Чергобы? — подоспевший Элуф протянул Хассу тканевую салфетку и тот, с благодарностью прижал к раненым пальцам.
— После, а не до, — в голосе Мортема зазвучала сталь, — когда официальный вердикт уже вынесен. Будь я убийцей, стремящимся контролировать собственный розыск, действовал бы на опережение, а не когда этот мясник искромсает тело несчастной до ошмётков.
— Но комиссаром является ваш брат, разве он не примет во внимание слова родственника?
— Закон и, пожалуй, его семья, — единственное, что для него важно, инспектор. И будь у Валентина хоть одно сомнение в моей невиновности, мы бы с вами вели диалог через решётку.
— Позвольте, сэр, — отняв от раненых пальцев салфетку, инспектор удостоверился, что кровь больше не течёт, и провёл большим пальцем по зудящим порезам. — Если бы я получал по одной аскуре за каждое такое увещевание, мой доход сравнился бы с государственной казной.
— Которая очень скудна, — едко заметил стоявший поодаль Като, заинтересованно разглядывая ловящее солнечные блики лезвие на пятна грязи. — К чему всё это?
— Это лишь простая беседа, — Вальтер Хасс нехотя повернул голову к офицеру, стараясь тянуть губы в самой радушной улыбке, скрывая вспыхнувшее раздражение на вмешавшегося человека.
Военные никогда не вызывали в нём чувство восхищения, нежели у доброй части империи, утопающей в агитациях и милитаризме. Для Хасса они были не более, чем цепными псами, безмозглыми и способными разве что на выполнение приказов, но весьма эффективных, если заваливать противника сотнями тысяч тел.
— Нет, не простая, — отрезал обер-лейтенант и стремительным жестом сверху-вниз рассёк воздух шпагой. — Вы изо всех сил пытаетесь залезть под кожу, ещё и без надлежащих на то бумаг.
— Такая у нас работа, — инспектор примирительно поднял ладони. — Вы защищаете от внешнего врага, полиция — от внутреннего.
— Тогда отправляйтесь на улицы и ищите там, здесь вы врагов не найдёте.
— Если вы забыли…
— У меня отличная память, мистер Хасс. И я помню, что моему брату официально ничего не предъявляли. Так, может, вы оставите его и начнёте действительно работать?
— Прошу его простить, инспектор, — Мортем переманил взгляд Вальтера на себя и приглашающе указал на небольшую извилистую тропку ладонью, огибающую западное крыло особняка белой гравийной дорожкой. — Като весьма близко воспринимает всё, что касается семьи. Думаю, вы понимаете подобное и наблюдали множество раз. Позвольте, провожу вас до ворот.
— Думаешь, он дорогу сам не найдёт? — за спиной старшего близнеца раздался короткий, полный неприязни смешок, на который ему ответили красноречивым и строгим взглядом через плечо.
Хотелось крикнуть что-то ещё в спину удаляющегося столичного хлыща, но Като прикусил кончик языка, стискивая зубами до острой неприятной боли. Как бы сильно обер-лейтенант не прижился в Аримаре среди дворян и богатых гильдийских торговцев, составлявших большую часть высшего света наравне с офицерами гвардейских полков, его всё ещё раздражали люди, пытавшиеся сунуть нос куда не следует. И появившийся Вальтер Хасс лишь укрепил эту неприязнь. Было в нём что-то от тех скользких типов, пытавшихся найти выгоду из любого предательства и сделки, выскребая из своего плачевного положения даже самую незначительную пользу. Такие были себе на уме и не видели ничего, кроме блеска монет и чувства превосходства над сильнейшими, вынужденными с ними считаться. Сколько тайн было выведано у таких ушлых крыс, а сколько достойных солдат и офицеров погибло, заведённых в ловушки по ложным сведениям. И всякий раз армия вновь и вновь доверяла подобным Хассу лжецам.
Като отложил шпагу на стол, стянул с кистей толстые тканевые перчатки и примял ладонью крупные кудри мальчишки, так и хлопающего большими невинными глазами в непонимании.
Одиннадцать лет — чудесный возраст, когда весь мир — огромная тайна, которая открывается с каждой прочитанной книгой, с каждой изученной картой и подслушанным разговором старых отцовских друзей, сидящих в его кабинете с бутылочкой лучшего виски. Элуфу не повезло родиться в начале Орсарийской осады, едва ли не в её первые дни, когда увязшие в наступлении имперские силы год пытались захватить город-крепость Орсар, засыпая противника телами пехотинцев. Уже достаточно преуспевшие в оружейном деле элдеры применили вместо старых мидфов и купленных у орма-аддарских оружейных лордов бомбардов настоящие современные пушки. Имперской армии ничего не оставалось, как ждать, когда подоспеют новые силы к обескровленным полкам. И они прибыли. 11-го джаха 1844 года 3-й армейский корпус под командованием Кароя Барта, племянника нынешнего императора, дал бой засевшим в крепости элдерам силами двадцати тысяч солдат и I-го красного полка под командованием майора Айдена Керригана.
Като отчётливо помнил тот день, когда в трёхстах милях от Риверана кипел жесточайший бой, а в это время его отец проводил роскошный пир в честь своего шестого сына и главного наследника семьи Барасов. Так ему нагадала какая-то потомственная меларка, чей возраст потерялся в дебрях прожитых лет. И отставной генерал, военный человек, не привыкший полагаться на звёзды и предсказания, обличающий магию, как скверну павших богов, поверил ей так легко, что осыпал золотом и позволил уйти всему табору, выпустив обвинявшегося в воровстве внука. Какое-то скарово предсказание, где отчаявшийся человек услышал то, что так хотел, а в итоге несклонный к военным наукам мальчонка был вынужден носить надежды отца на возрождение святого Айнурадана.
— Проголодался?
— Немного, — беспокойство, дрожащим солнечным бликом лежавшее на светло-карих радужках Элуфа, рассеялось сразу, как напряжённые черты лица обер-лейтенанта смягчились в тёплой улыбке. — Хочу те тосты, что ты готовил.
— Снова нарушим покой миссис Барно? Ладно. Постарайся в этот раз не пораниться, хорошо?
Мортем вернулся к ним в тот момент, когда Элуф заканчивал намазывать густой джем на последний ломоть хлеба, отданный кухаркой, миссис Барно, то и дело пытавшейся отобрать столовый нож у младшего отпрыска генерал-губернатора. Женщина, работавшая на семью Барасов чуть больше десяти лет, всегда выглядела куда моложе своих сорока лет, заплетая густые русые волосы в толстую косу вокруг головы на манер кирийцев, живших в западной части империи, и теперь хлопотала над ужином, с нежностью поглядывая на сидящих за столом братьев. Она всегда с теплотой относилась к каждому из наследников генерал-губернатора, застав лишь последнюю жену Лоркана Бараса, но никогда не слушала пересуды, гулявшие в стенах особняка. Ей едва ли было интересно обсуждать тайны хозяина, его сыновей и жён, предпочитая держаться особняком от остальной прислуги. За это её уважал Мортем, а за доброе сердце и мягкий нрав любил Элуф, получая от женщины немного материнской заботы, которой был лишён. Но даже миссис Барно не знала, что случилось с его матерью, куда она пропала, чем заболела и от чего умерла, если таковое имело место быть. Как не пытались выудить из неё хоть что-то близнецы, она продолжала настаивать на своём, прося не лезть в это дело.
И теперь она с улыбкой наблюдала за тем, как старший брат раскладывал ломтики тонко нарезанной ветчины и сыра по белым прямоугольникам свежего хлеба, пока младший нетерпеливо ёрзал на стуле. На просторной кухне всё бурлило, шипело, клацало железными крышками, под которыми варился картофель и жарились ростбифы для ужина. Тяжёлые, маслянистые ароматы витали над потолком, оседали на просторных, забитых баночками, мешочками и посудой полках, обволакивали массивные шкафы, где хранились чайники, кастрюли, сковородки и пресс-формы, толстые рукописные поваренные книги, часть из которых была написана поварами, работавшими ещё при дедушке нынешнего генерал-губернатора, а другая принесена самой миссис Барно. Пахло травами, свежими овощами, жареной рыбой, соусами, супом и птицей, а вокруг суетились помощницы и посудомойки, полощущие в горячей воде с содой остатки обеденной посуды. Каждый день кухня напоминала беспрерывный бой с грязью, голодом и жиром, и возглавляла это всё не кухарка, а миссис Терри, то и дело врывавшейся со своими указами и распоряжениями в царство миссис Барно, с которой все десять лет была в состоянии холодной войны.
Мортем присел с левой стороны от Элуфа и, откинув голову назад, медленно выдохнул, прикрыв глаза. Только успевшие привыкнуть к обществу двух сыновей генерал-губернатора, служанки вновь напряглись, стараясь не показывать вида, что присутствие близнеца их хоть как-то интересует, но всё же кто-то да задерживал на нём взгляд из-под опущенных вниз ресниц.
— Разве твои занятия закончились? — не давая Като начать разговор, Мортем перевёл взгляд на притихшего Элуфа, подперев щёку пальцами. — В прихожей я столкнулся с мистером Фольцем и он искал одного непутёвого ученика. Может, ты знаешь о ком он?
Покрасневший до густого алого цвета, едва ли не сравнившись с лежавшей в глубокой миске свеклой, мальчишка стыдливо втянул голову в плечи.
— Я хотел побыть с Като, вот и всё, — сипло прошелестел под строгим взглядом старшего близнеца, поджимая губы и теребя пальцы, выдавая накатившее волнение. — Он так редко бывает дома и не занят… А мистер Фольц снова заставил читать про Великое гаргарское переселение… Тем более, я уже читал его. Оно скучное, Морт!
— И очень важное для понимания истории нашей империи, — подал голос Като, протянув над понурившим голову братом тост близнецу. — Это же настоящее событие: объединённые народы покинули север и впервые перешли Гаргар, чтобы осесть на плодородных землях юга. Так зародилось подобие государства, которое развивалось и изменялось, чтобы в итоге стать Артенхеймом.
— Я удивлён, — светлые брови Мортема при поднялись, выказывая изумление. — Раньше ты не питал любви к наукам.
— Это всё ротмистр, — пожав плечами, обер-лейтенант откусил от своего бутерброда и прикрыл глаза. — Он часто говорил, что знание истории помогает в боях. Ошибки прошлого уберегают от ошибок настоящего.
— А он весьма умён. И, судя по твоему тону, уважаем.
— Сэр Барнабас хороший командир, прекрасный солдат и замечательный человек. Жаль, перешёл в штабные, но его можно понять: семья, где двое сыновей, у которых умерла мать. А как только его заменил Правец, так всё наперекосяк пошло. Тц! Одна Гаруза чего стоит.
— Гаруза? — Элуф повернулся к брату. — Это где ты победил Королевского тигра?
— Так точно, малыш, — ладонь обер-лейтенанта ласково прошлась от макушки к затылку мальчонки. — Хорошо, что никто из вас не застал меня в настолько жалком состоянии.
— Но Морт ведь прие…
— Ты засиделся, Элуф, — цепкие длинные пальцы прихватили локоть младшего брата, заставив скривиться от резкой боли. — Бери бутерброды и отправляйся к мистеру Фольцу.
— Но Морт…
— Ты же знаешь как отец не любит твои прогулы. Иди.
Погрустневший Элуф, неохотно подчинившись, слез с высокого стула и, взяв из рук старшего близнеца тарелку с оставшимися тостами, скрылся с кухни в коридоре, откуда через пару мгновений донёсся радостный вопль нашедшего его учителя. Проводивший взглядом братца, Като обернулся на Мортема и подозрительно сощурился:
— Так о чём хотел сказать Элуф?
Мортем поджал губы. В светлых зрачках танцевали блики ламп и распустившихся газовых цветов, ласкающих почерневшие донышки кастрюль и сковородок на массивных железных плитках. Яркие, холодные, подобно северным паковым льдам, о которых рассказывали моряки северного флота, прибывшие в Аримар с жаждой пустить свой заработок на девиц и хороший виски до следующей экспедиции, из которой не всякий вернётся назад. Когда близнец открыл рот, его голос зазвучал скучно и до удивления обыденно, как у профессора, уставшего от многочисленного повторения.
— Я хотел приехать в столицу, чтобы успеть проститься, пока ты не умер от собственного безрассудства. Оказалось, зря планировал. Ты даже умереть не можешь, не создав проблем всем министерствам.
— Что это? Невообразимая забота Мортема Бараса? — закатив глаза и выдохнув, отозвался на усмешку обер-лейтенант, дрогнув уголками губ. — К тебе случайно Святая Хасна не заглядывала, прося вернуться в Чертоги Милосердия?
Като рассчитывал на очередной едкий упрёк, язвительную улыбку или неоспоримую мудрость, с высоты которой Мортем часто взирал на своего близнеца с лёгким превосходством, но вместо этого ощутил обжигающий холод коснувшихся шеи пальцев, забравшихся под распахнутый ворот рубашки. Дыхание сбилось. Даже сердце пропустило удар и ухнуло вниз, сладко заныв тягучей болью внизу живота, растекаясь огнём. Хотелось остановить этот миг, наслаждаться им, смаковать, рассматривая такое молодое и в тоже время серьёзное лицо, кажущееся совершенно чужим, а не отражением его собственного. Его брат — живой и настоящий, не тень, созданная ведьмой, не оживший двойник, даже не мифический перевёртыш, о котором шептались некоторые служанки. Они совершенно разные, непохожие и поэтому он никогда не видел в Мортеме копию себя, поэтому он чувствовал стыд за то, какие мысли сейчас рождались в голове, стоило чужой коже соприкоснуться с его.
Като силился смотреть в глаза, но взгляд соскальзывал вниз на губы, слегка приоткрытые, темноватые, с чётким абрисом. Он целовал множество девиц, как дворянок, так и простых торговок цветами, приглянувшихся в какой-то момент молодому солдату. У него были раскрепощённые бесстыдницы и скромницы, трепетавшие птицей в дружеских объятиях, но никто не вызывал в нём того пожара, того порочного желания, как тот, что сидел рядом через стул и теперь дожёвывал единственный оставшийся тост. Кажется, Мортем что-то ему говорил, но слова не осели в ушах, просвистев подобно пулям мимо, не угодив в цель, и теперь близнец наслаждался лёгким перекусом, с царственной осанкой сидя за столом.
— Это всё бред, — спрятав покрасневшее лицо в ладонях, глухо простонал обер-лейтенант, надеясь, что кухонная симфония творящейся суеты не даст услышать Мортему о чём он.
— Вот что ты думаешь о моей заботе.
— Нет! — рявкнул испуганный Като и быстро добавил. — Я вовсе не про это!
После резко поднялся, хлопнув ладонями по столу, заканчивая разговор, и, не обращая внимания на испуганных помощниц миссис Барно, выскочил прочь, сбегая скорее от своих тёмных желаний, нежели брата. В душе царило смятение, разрывало в клочья из-за страха, гнева и боли, которой он не мог поделиться с самым близким человеком. Его собственная тайна, о которой он будет молчать до тех пор, пока не покинет Риверан и не вернётся в столицу подальше от странного влечения, пробудившегося именно сейчас.
Главное, чтобы Мортем не пошёл следом, чтобы не попытался вытянуть из него правду, о которой запутавшемуся Като будет трудно молчать, чувствуя, как предаёт собственные клятвы никогда не лгать брату. И он не пришёл ни до ужина, ни после, когда Като первым отложил приборы и ушёл, оставив молчаливую семью в довлеющей тишине. Нужно просто успокоиться, пережить это странное чувство, но пока имя Мортема запятнано убийствами, а вокруг вертятся столько учуявших кровь стервятников, он не может дать себе передышку, не может его бросить.
И заперев дверь на замок, обер-лейтенант выудил из-под полы детского тайника, когда-то сделанного им для хранения не только своих тайн, но и Морта, бутылку початого бренди. Стекло давно запылилось и обросло паутиной, но содержимое лишь улучшилось с годами, а может, он настолько устал, что теперь даже такое ему казалось напитком, достойным Святых.
Один стакан, один человек и столько мыслей, в которых нужно было разобраться.