То, что Павел жил в обычной небольшой квартире, правда нового района, сначала несколько удивило Артема, он ожидал увидеть более элитное жилье. Да и двор выглядел пустынным, Артем даже подумал, что, возможно, еще не все квартиры купили, но в доме горел свет. Гликин ушел на пару часов пораньше с работы сегодня, и проторчал во дворе в ожидании Паши до самых сумерек. Он понимал, что уже очень сильно палился — сложно представить себе полицейского, которому нечего больше делать, кроме как ждать подозреваемого во дворе несколько часов. Если бы то, что Артем придумал, было правдой, то он бы отправил Паше приглашение на допрос под угрозой ареста в случае неявки. А еще Артем очень сильно рисковал, устраивая все это, и не мог перестать думать о последствиях. Но лицо Паши, когда тот приехал, припарковал машину и из полумрака услышал вежливое: «Павел Григорьевич?» того стоило.
Артем сохранил невозмутимое и даже скучающее выражение лица, ни одной черточкой не выдав, как этот человек раздражал его. Он узнавал — дело спустили на тормоза, никакого обвинения предъявлять не собирались. Паша в полиции был два раза — в тот вечер, когда его Артем туда привез, и когда нужно было что-то подписать. Наверняка и сам уже понял, что вопрос решен, а может и поспособствовал этому. И Артем мог сделать только две вещи. Первая: это морду ему набить, но тогда его отстранили бы от работы, отправили обратно, уволили, прочие неприятные последствия. Будь он простым человеком, проходившем мимо — отделался бы административкой за такое. Второй вариант: заебать Павла Григорьевича. Он знал, что Артем полицейский. Не знал, что теперь тот встречается с Марком. А еще мог не знать, что дело перешло в другой отдел и Артем только маньяком занимается, каковым Павел не был точно. Если в отделе узнают — решат, что у Артема обостренное чувство справедливости, это все будет проще замять. А Павел к тому времени поседеет и полысеет от нервов и страха присесть лет на пять.
— Да, что такое? — проворчал Паша.
— По поводу заявления против вас, — Артем все еще сохранял бесстрастный тон. Он ни за что не стал бы общаться с этим человеком, если бы не мысль, что одним своим присутствием причиняет ему еще большее неудобство. — По поводу попытки изнасилования того парня, — добавил Артем достаточно громко. Несколько человек, что шли домой и выгуливали собаку неподалеку заинтересованно оглянулись, стали идти домой и выгуливать медленнее. Паша тоже вспыхнул, осмотрелся быстро, едва не шикнул на следователя. Глянул наверх, на свою квартиру, но решил что-то и предложил:
— Можем поговорить в машине?
Артем хотел бы поговорить в квартире, чтобы и то, безопасное место, отравить своим присутствием, но причин для это не было. К тому же и толику наслаждения он уже получил, поэтому согласился и прошел к пассажирскому сидению.
Однажды, когда они будут жить с Марком вместе уже некоторое время, Артем ему об этом расскажет. Но не сейчас. Сейчас было страшно оттолкнуть тем, насколько Гликин готов был злоупотреблять связями и своей профессией.
В машине Артем даже удостоверение ему показал, хотя и знал, что в темноте Павел ничего не рассмотрит. Когда тот включил в салоне свет, Гликин уже убрал удостоверение. Было видно, как Павел хотел попросить его снова показать, но Артем, словно не заметив этого, выложил диктофон на приборную панель и начал разговор:
— Расскажите еще раз, как все было в тот вечер.
— Я же уже вам письменно писал…
— У нас такая политика: спрашивать и время спустя. Так проще вычислить, если вы соврали, — блефовал Артем. В конце концов, откуда Павлу знать.
— Слушайте… вам тогда неправильно показалось. Я был виноват в том, что завез его в темное место. Но он запаниковал, мы были в лесу, он стал ломиться в дверь. Я лишь придавил его, чтобы успокоить. Что могло случиться, если бы этот мальчик потерялся в лесу? Кто мог наткнуться на него там? Да и одет он был не по погоде, без зонта…
— Чем вы занимались в Венеции? — продолжал Гликин. Он не мог знать, в каких еще городах был Павел, потому что конкретно во время исчезновения кого-то из жертв упоминалась Венеция, остальные города уже и записывать не стали. Просто не был в стране, вернулся недавно.
— Бизнесом, — просто ответил Павел. — Это тут при чем?
— Мы сделали запрос полиции Венеции, — Не делали. Главное было врать бесстрастно и поддерживая скуку. «Рабочий день давно закончился, возиться вот тут еще» — в таком ключе. — У них есть несколько дел об изнасилованиях, в том числе некоторые из жертв — молодые парни.
— Это-то тут при чем?! — сорвался Павел. — Я никого не насиловал. И не пытался. Если бы Марк брал трубку, я бы смог ему объяснить.
«Или заплатить», — подумал Артем. Хорошо, что Марк парень умный и сам себя обезопасил от этого неприятного человека.
— Понимаю, но мы обязаны проверять, — пожаловался ему Артем. Уголок губ дрогнул, но он сдержал ехидную улыбку. Достал распечатанный листок с датами и начал зачитывать по нему:
— Двадцать седьмого июня этого года. Где вы находились и что делали? Где-то в районе одиннадцати часов ночи. Известен ли вам «Джуйс Берри»?
— Думаете, я помню?!
Артем изобразил озабоченность, и в своем листке с распечатанными датами поставил плюс, наблюдая, как Павел закипает еще больше.
— Погодите, — попросил он, доставая телефон. — Я сейчас посмотрю точно… Двадцать седьмое… Нет, не был. Двадцать седьмого я спал в отеле в это время.
— Кто-то может это подтвердить?
— Да, — сжав зубы, ответил Павел. — Я спал не один. Я могу дать номер…
Артем записал номер. В Венеции он не был, название бара узнал из гугла. Числа записал исходя из того, в каких датах Павел был в том городе. Хотелось, конечно, называть числа бесконечно и смотреть на реакцию, но, несмотря на то, что Павлу была недоступна статистика по таким преступлениям, Артем решил, что их колличество покажется странным, поэтому спросил всего о трех датах. На все у Павла нашлось алиби, и тогда Артем сделал паузу, позволив ему успокоиться, и продолжил:
— Можете дать даты других поездок и городов, в которые они совершались?
— Слушайте, я даже не насильник, — Павел, кажется, сам устал злиться и нервничать. Он уже выглядел абсолютно выжатым. Артему оставалось только порадоваться, он дежурно ответил:
— Понимаю. Я тоже думаю, что это излишне, но таков порядок.
— Вам что, больше заняться нечем? Кого-то ведь убили недавно. Вы еще меня в этом подозревали. Разве нет? Убийцу уже поймали?
— Да, — продолжал невозмутимо врать Артем. — Так в какие даты, какие города вы посещали?
Все-таки удостоверение производило на людей гипнотическое воздействие. Конечно, это было нереалистично, чтобы полиция еще и из другого государства информацию запрашивала при первом же подозрении. Возможно, позже Павел это и сам поймет, но это после, а пока у Артема получалось трепать ему нервы. Сверяясь с телефоном, Павел послушно диктовал, Артем записывал. А диктофон — нет. Просто для большего давления лежал на приборной панели. Артему не нужны были лишние доказательства его самоуправства позже, к тому же на диктофоне были важные данные с опросами свидетелей. Мало ли, удалит не тот файл.
***
Марк опаздывал не только к Артему, но Кирилл был не таким добрым, и на сообщение о том, что вовремя приехать не получится, написал: «Тогда с тебя пицца». Был поздний вечер понедельника, Марк закончил с работой в кафе, дождался закрытия и поехал. Обычно они закрывались в девять вечера, но иногда дел получалось больше, и он, как сейчас, опаздывал. Зато пиццу можно было купить тут же и хотя бы на это не тратить время. Жил Кирилл где-то минутах в двадцати от дома Марка. Один, и иногда вечерами, когда становилось скучно, звал к себе. Когда Марк подошел — там было уже трое, считая Кирилла. Его приветствовали радостным: «Пицца пришла!» Марк и не думал обижаться — отдал пакет, снял ботинки и куртку и прошел в зал, пока друг Кирилла отправился разрезать и погреть принесенное. Марк же прошел в комнату, которая тут была и спальней, и залом и иногда столовой. Зато просторной. В центре находился диван, напротив него компьютерный стол с компьютером, на котором играла негромко музыка. Между ними — низкий столик, заставленный жестяными банками и пакетиками с закусками.
— Так и знал, у тебя просто снова есть нечего, — Марк подвинул себе компьютерный стул и сел на него напротив дивана. При его приходе Кирилл потушил сигарету, а теперь не знал, куда деть руки. На кухне шумело, второй из гостей остался на диване. Марк их знал, но близко они знакомы не были, а сейчас переспрашивать имена казалось неудобным.
— Не хотел снова заставлять тебя готовить. Видишь, какой я предусмотрительный?
— Пора уже начинать заботиться о себе, — отчитал его Марк, осматривая стол. — Только пиво?
— Пора, а то этот мент тебя в Москву увезет, некому будет. — Кирилл пошарил рукой около дивана, достал яркую банку с коктейлем. — Держи, для тебя покупал… а если честно, то пиццу я всегда и сам заказать смогу.
— Так у тебя правда мент? — заговорил сидевший рядом с Кириллом парень. На вид он был младше Марка, но тот даже имени вспомнить не мог, что уж говорить о возрасте. Вроде в клубе Марк его видел. — Но они же… ну…
Марк откинулся на спинку стула, щелкнул замком банки. Прекрасно зная, что рисуется, мечтательно заговорил:
— Вот знаешь, говорят, что полиция в жизни совсем не то, что в кино.
Собеседник кивнул.
— Так вот. Он — как в кино, — закончил Марк и отхлебнул. Кирилл засмеялся от пафосности сказанного, подхватил со стола одну из банок наугад, все они были одинаковые и половина открытые. Шутливо чокнулся с банкой Марка, отхлебнул и спросил:
— На ночь не останешься?
Марк задумчиво рассматривал стол, не отрывая взгляда отказался:
— Нет.
— Мент не разрешает?
— Мама, — ответил Марк, не в настроении уже для того, чтобы отшучиваться. Взглянул на Кирилла и невпопад произнес:
— Шестнадцать.
— Это не мое, мне подбросили. Тут я один, что ли, пью? — спросил Кирилл, одновременно попытавшись казаться трезвым. — И вообще, я тебя звал не морали читать. Да я в норме! Это же не значит, что они все выпиты или что я их все сегодня допью. Так, для красоты! Для красоты. А ты меня палишь и не даешь понтоваться.
Марк успокоился и отхлебнул снова из своей.
— Иногда ты та еще заноза в жопе, — продолжал Кирилл, который уже настроился на шуточную перебранку. — Что, недотрах?
Засмеялся и Кирилл, и друг рядом с ним на диване, и тот, что заносил в комнату уже разогретую пиццу. Несмотря на то, что квартира была маленькой, ремонт тут был современный, местами Марк даже помогал сдирать обои, выровнять стены, с выносом строительного мусора.
— Бля, я что, угадал? До сих пор? Вы сколько уже встречаетесь? — не дал проигнорировать свой вопрос Кирилл. Марк взглянул на него поверх банки, с вызовом спросил:
— Так ты поэтому меня сюда позвал?
— Да я всегда тебя сюда звал, просто ты занятой до жопы. Ну и да, интересно было. Сколько вы уже гуляете? Не пора ли?
— Давай я без тебя разберусь, хорошо? — оборвал Марк и собирался перевести тему, но не получалось подобрать интересной. Работа. Вот на работе… ничего не произошло…
— Сходите покурите минут на пятнадцать, — попросил Кирилл, обращаясь к друзьям. Тот, что сидел на диване, проныл:
— Нечестно. Я бы тоже послушал.
— О чем? Об отсутствии секса? Что тебе там могут нового рассказать? — пошутил Кирилл, провожая их взглядом. Балкона в квартире не было, обычно курили тут же, но, если нужно было покурить не в квартире — только на улицу. В подъезде ругались соседи.
Когда дверь закрылась (но не заперлась), Кирилл уже серьезнее спросил:
— Что случилось? — и сам закурил.
— Чтоб я знал, — мрачно отозвался Марк.
— Может, он все еще присматривается?.. Ну вообще, говорят, за тридцать это такой возраст. Если у него работа сидячая и давно не было секса…
— Захлопнись, — попросил Марк и сделал сразу несколько больших глотков, словно спешил. Кирилл немного помолчал, потом протянул руку дотронуться до его колена, не смог, продолжил тише:
— Ну ты чего? Ты думаешь, что ты не зачетный? Ты думаешь, ему не нравишься? Ты его сам спрашивал? Ты че, как ты можешь не нравиться? Даже у натуралов на тебя стоит. Паша вон не устоял.
Марк окатил его злым взглядом, негромко ответил, словно их еще могли подслушивать:
— Я прощаю тебе эту шутку только потому, что это ты.
Кирилл всхрапнул от смеха, но лицо стало грустным, он кивнул и тоже отпил большой глоток:
— Да, прости, я пьяный. Я готов сам твоему менту отсосать просто за то, что он там оказался. Хотя он вообще не в моем вкусе… Не смотри так, я только так благодарность выражать умею!
— Почему ты его все время «Ментом» зовешь? Можно по имени? — попросил Марк.
— А какое оно? — Кирилл затушил сигарету на середине, подумал и окурок закинул в ту банку, из которой только что пил, признав ее мусором.
— Артем.
— Точно. Артем. Все время забываю. Слушай, не злись. Если квартира нужна — ты скажи только, я на пару часов найду, где переконтоваться. Даже уберусь и проветрю тут. Видишь, как я тебя ценю?
— Нет, — отказался Марк, глядя в сторону. — Не хочу здесь.
— Да, понимаю, — кивнул Кирилл. — Но тогда я хер знает, как тебе помогать.
***
Польского с утра не было на работе, и это оказалось внезапным. Он никого не предупредил, и в группе чувствовалось напряжение. Польский почти не пил, значит не похмелье. Могло случиться что-то плохое в семье, но у Артема начальник вызывал симпатию, совсем не хотелось, чтобы у того были проблемы.
— Приехал, — бросил куривший в окно Бурнаев и тут же быстро пошутил сигарету, открыл окно и попытался наспех выгнать весь дым. И замер. — А он не один…
Тогда с мест вскочили и Гальцев с Артемом. В окно как дети не высовывались, но у подоконника остановились. Польский вел к зданию мужчину лет сорока, высокого, спортивного телосложения. Тот был одет в куртку, спокоен. А главное — руки у него были скованы за спиной. Свидетелей так не доставляли.
— Это кто? — спросил Гальцев, присматриваясь.
— В душе не держу. Хмырь какой-то… — проворчал Бурнаев, закрывая окно. Но не отходил, все еще смотрел.
— Это родственник. Отец или отчим, я забыл, — Гликин же помнил этого человека. Он никогда не видел его лично, но в материалах дела было и его фото. — Точно не помню, но весна, два года назад. Жертву звали Виктор, шестнадцать лет. Ушел на тренировку, с тренировки вышел с друзьями, недалеко от дома разошлись, но домой так и не пришел. Труп не нашли.
— Ты наизусть эти дела учишь, что ли? — Гальцев произнес это так, словно замечание сделал. Гликин пропустил мимо ушей. Учил бы наизусть, помнил бы и другие подробности, а он даже точно сказать не мог, в марте или апреле это случилось. Но впрочем, уже взял со стола папку и листал в поисках нужного эпизода. В таких папках обычно были выжимки. Систематизацией этого обычно и занималась Лида, иногда Артем ей помогал просто потому, что ему удобнее было с информацией, которую он выбрал сам. Остальные — по мере занятости, но неохотно.
— Польский его спрашивал? — продолжил Гликин, пропустив мимо ушей претензию. Он нашел и сам уже протокол недавнего допроса: Польский говорил с матерью пропавшего, с отчимом, с друзьями, с которыми тот возвращался в прошлый раз.
Отдел оказался настолько ошарашен, что Польский их так и застал — у окна. Разбегаться было поздно, поэтому все трое сделали вид, что так и надо. Что комфортнее всего им у окна работается, хотя за ним была мерзкая серая осенняя морось: снова вроде дождь, а вроде и нассано.
Польский невозмутимо посадил свидетеля на стул, включил камеру в кабинете, сделав вид, что поправлял что-то на стене. Гликин, да и остальные, напряглись, боясь, что сейчас и их выгонят. А было очень интересно послушать, что происходит. Польский сделал вид, что их тут нет, что он со свидетелем один на один. Даже не поздоровался. Человек в наручниках же напротив уставился на остальных, словно они могли представлять для него опасность. А для человека со скованными руками очень просто представлять опасность.
— Имя, год рождения, адрес, — начал Польский.
— Виричев Александр Сергеевич. Тысяча девятьсот семьдесят пятый. Улица Арьсеньева, дом два.
Польский, записав ответ, продолжил:
— Два года назад вы находились дома, когда пропал ваш пасынок, Виктор Томилов. Кто может подтвердить, что вы были дома?
— Возможно, соседи слышали включенный телевизор…
— Нет. Я спрашиваю: «Подтвердить». Кто видел вас дома? Курьер, возможно? Сосед заходил?
— Может быть и заходил…
— А точно?
— Я не помню. Но моя жена… она же вернулась в десять, я был дома…
— А до десяти? — продолжал Польский. Он говорил как начальник, а еще таким голосом, словно и сам все давно знает, и подозреваемому будет лучше признаться. Гликин, Гальцев и Бурнаев замерли, как бандерлоги, слушая великого Каа. Гликин был захвачен этой иллюзией, он уже начал прокручивать в голове: «А и правда, тогда труп не нашли. Но мы и не во всех делах трупы находили. А в жертвы его записали из-за подходящей внешности».
— Слушайте, вы в чем меня подозреваете?
Бурнаев хмыкнул от смеха, но сдержался. Гликин слушал внимательно и готовился если что подавать рапорты. Но версия, которую разрабатывал Польский, могла оказаться вполне себе состоятельной: под носом маячил нужный ему типаж, но его бы сразу поймали, если бы с пасынком что-то случилось. Поэтому для начала занимался другими жертвами, потом сорвался. А потом понял, что за ним не приходят, и вернулся к той же схеме. Была ли машина у этого человека? А какая? Гликин, пока остальные слушали, снова в планшете открыл свои схемы и стал искать, сколько времени прошло между убийствами.
— Вы знали, что у Виктора нетрадиционная ориентация?
Артем перестал дышать и забыл, зачем открыл документы, и что в них искал. Его затошнило, но он пока сам не понимал — почему? Просто захотелось снова открыть окно — выйти он не мог. Ноги как приросли. До этого они боялись, что их выгонят, теперь Артем не мог уйти сам. К тому же к нему и так относились как к архивнику, который настоящей работы не видел. Засмеют, если он попытается сейчас отлучиться.
— Подозревал, — произнес Виричев.
— И ничего с этим не делали? Вас все устраивало?
— А что я ему сделаю?
Польский никак не отреагировал, просто принял к сведению, даже не записал нигде. Вернулся к бумагам, сделав небольшую паузу, потом продолжил:
— Кто такой Николай?
— Не знаю.
— У вашего сына был такой друг? — продолжал спокойно Польский. Странно, но даже вот так вот сидя за столом и просто поддерживая спокойную беседу — от него ощущалось давление, опасность. Но пока как от начальника, что Артем иногда мог ощутить и на себе. Но он заподозрил, что Польский будет наращивать давление.
— Может быть и был, я что, всех помню?
— Он вас помнит. Это близкий друг вашего пасынка. Он бывал у вас дома.
— А, этот, — Виричев поморщился. — Он же тоже гей?
Польский промолчал, уперся подбородком в сложенные перед собой кисти рук.
— Он сообщил, что у вас с пасынком была сексуальная связь.
Артем почувствовал себя зрителем блевотного шоу с центрального канала. Это немного помогло ему — он представил, что это не по-настоящему и тошнота немного отпустила. Во всяком случае помогло сосредоточиться. Подозреваемый усмехнулся, отрицательно помотал головой:
— Он любил придумывать. Секс с отчимом, видимо, эротическая фантазия не только девочек.
Бурнаев наконец пришел в себя от новостей, двинулся в сторону Польского, но напарник удержал его, взглядом приказал стоять на месте и не мешать начальнику.
— Вы не покидали квартиру? Совсем? Может быть, магазин? Мусор вынести?
— Я не помню, — насупился подозреваемый. Польский записал.
— Какие отношения были у вас с Виктором?
— Обычные. Я в этой семье появился, когда он был уже взрослым.
— Двенадцать ему было, — поправил Польский.
— Я помогал ему, давал денег, если надо было. Иногда что-то делали вместе… втроем с Аллой, конечно. Понимаете, это же бред. Почему я в наручниках?
— Что вы делали двадцать пятого августа этого года? — продолжал Польский.
— Что это? Какой день недели? Откуда я помню?
— А двенадцатого марта?
— Что происходит? — спросил подозреваемый, повысив голос. — Вы все это придумали, чтобы не только Виктора на меня повесить? Что еще? Снимите наручники и дайте телефон, и я смогу ответить, где был. Наверняка кто-то сможет это подтвердить.
— У вас же машина в собственности? — продолжал Польский, словно не слышал его. Бандерлоги за его спиной едва держались чтобы не подползти ближе.
— Да, шкода, десятилетняя. С ней-то что не так?
— Четырнадцатое декабря прошлого года.
— Да прекратите! Я уже сказал, мне нужен мой телефон, чтобы уточнить. Что вы на меня вешаете?
— Двенадцать лет — это не взрослый. Да и шестнадцать все еще несовершеннолетний, — продолжал Польский.
— У нас ничего не было. Он все придумал и рассказал друзьям.
— Что придумал?
— Мне откуда знать?! Вы же сами сказали! Я женат на Алле, зачем он мне? Я требую прекратить это! Иначе я в суд подам за то, что вы порочите мою честь! Кто эти люди, почему они на меня так пялятся?
Артем видел, как расплылся в улыбке Бурнаев. Их не выгнали, потому что они были эмоциональным давлением на арестованного.
— Вас подозревают в убийстве пасынка, — продолжал игнорировать его Польский. — А так же в еще нескольких похожих убийствах.
— На их матерях я тоже женился? Что за бред?
— Что вы почувствовали, когда Виктор пропал?
— Я подумал, что он загулял.
— А раньше он «загуливал»?
— Нет, но ему ведь шестнадцать! Вы сами сказали, что есть похожие убийства. Почему я? Из-за того, что он солгал про меня?
Польский молчал, подозреваемый еще сильнее разнервничался:
— Слушайте… Да слушайте же! Я знаю эту вашу привычку все валить на родственников. Но у меня связи. А у вас кроме слов этого сопляка никаких доказательств! Как вы это себе представляете — убил его и спокойно дальше жил с его матерью?! Да вы бы видели, каково ей от горя!
Польский словно впервые обратил внимание на то, что он не один в кабинете — лениво развернулся и приказал, словно попросил:
— Оставьте нас.
Нехотя, без спешки, трое полицейских двинулись к выходу. Все это время подозреваемый продолжал доказывать, что это не он. Да, конечно, они тоже маньячная группа, а подозреваемый может оказаться их маньяком. Но как раньше Польскому нужно было их присутствие для устрашения, сейчас могла понадобиться беседа один на один.
— Покурим? — предложил Бурнаев. Гликин и Гальцев отправились вместе с ним в курилку, хотя Артем и давно бросил. Туда дошли молча. Некоторое время постояли, помолчали, пока в курилке были еще люди. Артем сел на лавочку и дышал глубоко. Его все еще немного трясло. Ему всегда неприятны были подобные истории, потому что касались его лично. Из-за начала диалога он подумал, что отчим убил подростка, как только узнал об его ориентации. Артем был более чем уверен, что у каждого в полиции было свое преступление, от которого его в дрожь бросало. Кто-то не мог взять себя в руки, если жертвами были дети. Кто-то давал слабину, как Польский, если речь шла об изнасиловании. Артема вот выбивали преступления на почве гомофобии.
— Так вот, — начал Бурнаев, когда они остались втроем. — Думаете, Польский его поймал?
— Откуда у такого человека со старой шкодой деньги на рендж ровер? — произнес Артем. Бурнаев фыркнул:
— Так и не доказано пока, что первый именно жертва маньяка. Там и зарезали, и может быть свои же и зарезали за то, что он им денег торчал… А тут типаж такой: добродушный дядечка. Знаем мы таких. Еще и связями грозится.
— Надо выяснять, есть ли у него, куда вывозить их еще живых, — Артем решил, что ему хватило времени прийти в себя, и поднялся. Гальцев стоял с незажженной сигаретой и внимательно их слушал, но сам не закуривал.
— Я думаю, это он, — произнес Гальцев и наконец поджег сигарету. — Он мог его убить даже не потому, что похож. Пацан мог что-то узнать, увидеть у отчима записи, фото… не зря же он их неделями пытает, наверняка дома целая библиотека записей.
— И нам их, скорее всего, просматривать, — скривился Бурнаев. Гальцев кивнул ему.
— Еще даже не доказано, что именно он убийца, — возразил Артем. — Польский мог найти самого подходящего, у кого не было алиби… Конечно, начальник выглядит довольно честным и добрым…
Гальцев и Бурнаев подавились дымом, но продолжили ржать, мешая кашель со смехом. Гликину стало неловко: и правда, «добрый» было довольно детским понятием.
— Польский такой же, как все тут, — пояснил Гальцев. — Показался тебе хорошим? Что ж, мы все тут умеем казаться хорошими!
Гликин бы поспорил. Вот эти двое ему с начала очень сильно не нравились и производили неприятное впечатление. Потом он лишь примирился с ними.
— Я слышал, его пару раз оттаскивать пришлось, чуть не выгнали к херам, — прибавил Бурнаев. — Вполне возможно, что он нас выставил, а сам этого выблядка мордой по столу возит. Во всяком случае, я очень на это надеюсь… Если все так, как считает Польский, то надо ж таким хером быть, а? Пацан может и не стал бы педиком, если бы этот петух его жопу с двенадцати лет не мял! — Бурнаева передернуло и он отбросил докуренную сигарету мимо урны. — Развелось пидорасов, еще и себе подобных плодят!
Артем, давно привыкший пропускать такое мимо ушей, сейчас обиделся, потому что принял это и на счет Марка. Хорошо, что он с другими людьми работает…
— Это не он, — перевел тему Артем.
— Споришь? — тут же повелся Бурнаев. Он нахохлился так, словно драться собирался. — Искали пидораса — вот тебе пидорас.
— Ты думаешь, их шестнадцать на весь город? Один убийца и пятнадцать его жертв? — спросил Артем.
— А все жертвы тоже геи? — переспросил Гальцев, и Артем не ответил. Хотя бы потому, что этому не было никаких доказательств. Да и теории такой не было. Но все же… Артем задумался, предположил:
— Что, если так?
Бурнаев выругался, и Артем решил для своего же спокойствия эту тему не продолжать. Вернулся к тому же:
— Возможно, Польский прав, и этого конкретного убил он. Но не остальных.
— Поспорим? — снова предложил Бурнаев. Гальцев в этот раз не поддержал его, нехотя спросил:
— У тебя такая уверенность откуда?
— Оттуда, что меня это дело задрало. Сейчас этого хмыря посадят за все, получим какие-никакие премии, запись в дело, и вернемся к своим делам. От этого я скоро блевать буду.
— Премии, — фыркнул Гальцев. — Конечно…
— То есть по личному суждению, — добавил Артем.
— А у тебя какие основания?
У Артема тоже было личное мнение. При том, что это первое серьезное дело в его практике и он даже не смог бы сказать: «Да я знаешь, сколько этих маньяков видел!» Если только на фото. Он мысленно признал себя проигравшим, потупился, но упрямо пошел до конца:
— Двадцать тысяч, что это не он.
— Прекращайте, — остановил Гальцев. — Не хватало еще на подозреваемых ставить… совсем рехнулись.
Артем подумал, что и правда вышел за рамки, но за спиной напарника Бурнаев одними губами произнес, что ставку принимает.