Цукиёми-но-микото безустанно плел паутину из звезд, нанизывал их на нити одну за другой точно сверкающие жемчужины, составляющие собой прекрасные украшения, которые так любят носить девушки из богатых семей. Последней деталью его творения всегда была Луна в одной из ее форм. Бог не был дураком, он прекрасно понимал, как люди боятся непостоянства, оттого и ввел порядок при выборе главного украшения своей сети.
Как только Аматэрасу-о-миками скрывалась за горизонтом, завершая свой путь и уступая правление над небосводом своему брату, Цукиёми расправлял сеть, которая усыпала своим сверканием ночное небо. Он медленно растягивал паутинку из мерцающих звезд. В узоре Бог неизменно оставлял самые яркие жемчужины, чтобы они служили путеводителем для странников, продолжавших свою дорогу даже после захода солнца.
Иногда несколько звезд срывались, расчерчивая полосой чернильное полотно. В столь короткий миг не успевал Бог Луны поймать сорвавшуюся жемчужину, но красота ночного неба оставалась все такой же чарующей и манящей. Цукиёми и сам любовался своим творением, в которое он вложил столько сил. Он восседал в Лунной столице и наблюдал красоту сети.
Богу льстило, когда люди, вскинув головы или же распластавшись на влажной траве, с вздохами и радостными возгласами одаривали ночное творение комплиментами.
В летнее время сестрица захватывала время, отведенное брату. Она все медленнее двигалась к горизонту, пока ослепительное кимоно переливалось, освещая все на своем пути. Сколько бы Цукиёми не злился, но таковы были законы. Ему лишь приходилось покорно ожидать своего часа.
Не успев вдоволь налюбоваться сверкающей сетью на темном небе, Богу снова приходилось медленно стягивать звезды, которые угасали под блеском одеяния Богини Солнца.
И вот снова настал час прощания с прекрасной сетью. Блеск звезд постепенно угасал под натиском солнечного света. Аматэрасу снова отправилась в свой долгий летний путь.
Кромка неба окрасилась в цвет персика, разбавляя нежностью синеву ночи. Заря объяла край небосвода, предзнаменуя начало нового дня. Пара облаков от легкого дуновения ветра лениво перекатывались, медленно меняя свою форму. Жизнь не торопилась возвращаться с лучами солнца, которое едва успело показаться из-за горизонта, как тут же воздух наполнился невыносимой духотой. Роса в миг иссохла на травинках, исчезая вместе с приятной прохладой ночи. А та пара облаков, что скиталась по небу, не походила на тучи и не создавала должной тени.
Земля затвердела под палящими лучами, растрескавшись на дорогах, а в полях, где увядали с каждым днем посевы, сухой твердью сдавливала корни, так нуждающиеся хоть в паре капельках дождя.
Даже в тени нельзя было укрыться от зноя, поэтому вся живность попряталась в глубоких оврагах, где протекали мелкие ручьи, наполнявшие эти укромные места свежестью. Лисы и зайцы глубже забирались в свои норы, прячась от тяжелого горячего воздуха.
Лишь на горе Норой можно было спастись от тягот жаркого лета. Плотный туман там стоял круглый год, сковав деревья до самых верхушек. Тягучие клубы стягивались к храму на горе, словно духи, ищущие последний приют. Темные ветви, пропитанные проклятой аурой, переплетались меж собой, скрывая небо. Даже в самый солнечный день свет едва просачивался сквозь листья живого лабиринта.
Нелегким путь кажется в гору. Отовсюду доносятся шорохи и рычание, а стоит сойти с проложенной тропы до храма, так и заплутаешь во мраке. Крики никто не услышит, кроме тварей, что бродят средь деревьев. Как сторожевые псы они следят за порядком. Никому не дозволено тревожить покой Великого Господина.
Бесшумно ступая по каменным плитам, спускалась по тропе женщина в белых одеждах. Одеяние было ей явно не по размеру, но оно не утяжеляло фигуру, а наоборот делало ее воздушной словно облако. Изгибы тела ее терялись в пышных складках, отчего девушка казалась совсем невесомой. Даже не было слышно стука касающихся камня гэта. Из широкого рукава показалась рука. В полумраке леса были заметны голубоватые линии вен, будто кожа ее истончилась от тяжелой болезни.
Женщина поправила спадающее с плеча черное хаори, которое прикрывало только левую сторону. Ее лицо не выражало ни единой эмоции. Уголки губ были расслаблены и опущены вниз, а полупрозрачные веки чуть прикрыты. Незнакомец мог легко спутать выражение лица девушки с печалью, но отнюдь — это чувство было ей чуждо, как и остальные чувства и эмоции, присущие людям.
Она замерла, когда по правую сторону от нее донесся хруст веток и шорох листвы. Уголки губ едва дернулись в промелькнувшей на лице хитрой улыбке. Женщина не боялась твари, которая прямо сейчас мчалась к ней. Она остановилась возле покрытого мхом торо, в котором давно не горела свеча. Расплавленный сгусток почернел и покрылся налетевшим с деревьев мусором.
Куст колыхнулся, и ветви разошлись в стороны, когда тварь, покрытая зловонной слизью, высунула морду. Пасть существа измазана кровью, как и передние лапы. Если так можно было назвать подобие конечностей, на которых стояло проклятие. Женщина присела прямо перед существом и без страха протянула руку, забирая из хватки черных зубов то, что оказалось человеческой головой. Гримаса ужаса застыла как предсмертная маска на лице бедняги, который явно жалел о встрече с местной фауной.
И снова сдержанная улыбка появилась на лице женщины.
— В следующий раз приведите нарушителя живым, — произнесла девушка, бросив голову куда-то в сторону леса.
Тварь, как верный пес, тут же бросилась в поисках своей добычи. Женщина двинулась дальше вниз по тропе, а за спиной раздавался хруст, но на этот раз звук не поломанных веток, а человеческого черепа.
В последнее время смельчаков, позарившихся на покой Господина, стало только больше. И не было здесь ничего удивительного, ведь корм проклятий не сможет рассказать другим как ужасен здешний лес, покрывавший гору Норой. Возомнили себя героями, да только не были они таковыми. Дураки, что ценой собственной жизни решили спасти народ северных территорий.
Никто не скажет им спасибо, потому как местные чтят порядки, которые установил господин Рёмен. Они боятся оступиться, боятся повторения событий прошлого, когда поселения превратились в пепелища и развалины, когда кровь залила землю, а люди утопали в страданиях.
Оставалось лишь понять, как же чужеземцы пересекают границы земель. Где же эти паразиты нашли лазейки через неприступный лес, отделяющий проклятые территории от остальной страны. Неужто новый сёгун засылает своих воинов, забыв, как предшественник два столетия назад потерпел поражение.
Рёмен Сукуна ни разу не нарушил договор за все это время, а вот людишки, жалкие существа, что хуже тварей, населявших темные леса, стремились разрушить устои. Якобы благие намерения двигали ими, а по итогу они лишь хотели отхватить кусок побольше, чтобы набить свои сундуки с сокровищами да показать, что человек стоит на вершине пищевой цепи. Хотят с доблестью освободить народ? Только смех вызывала подобная мысль. Ведь местные боятся, что настигнет кара Владыки за неповиновение.
Туман перед женщиной расступился, а ветви деревьев уже не были такими густыми. Золотистые лучи проглядывали сквозь листву, усыпая тенью лицо и одежду. Девушка поморщилась от жары, которая царствовала вне леса. Последний торо, самый ухоженный из всех вдоль тропы, стоял вне общего ряда чуть поодаль от леса. В нем не жгли свечи в День подношений, а отверстия со всех сторон были прикрыты небольшими дощечками.
Девушка села возле каменного фонаря, недовольно ежась от противной жары, которая была ей так ненавистна. Она отодвинула доску и вынула листы рисовой бумаги, прикрытые тканью. Женщина поднялась и, поправив хаори на плече, спрятала послания в рукав.
Не тратя ни минуты, она резко развернулась и направилась в сторону лесной тропы, где ее снова окутает приятная прохлада. Подол взметнулся, обнажая щиколотки ног.
Мальчишка, лежавший все это время в высокой траве на пригорке, подскочил со своего места и помчался в сторону деревни, как только фигура скрылась в лесу. Кожа на босых ногах давно уже огрубела от постоянной беготни без обуви. Когда-то мягкая детская стопа покрылась царапинами и трещинками, в которые въелась грязь и давно уже не отмывалась полностью.
Мальчик махнул через поле в сторону бамбуковых зарослей. Соломенная шляпа повисла на спине, отчего тонкая веревка неприятно терла кожу, но ребенок не обращал внимания. Ему нужно было добраться до деревни как можно скорее. Он выскочил на дорогу, пролегавшую между рисовых полей. Детская нога зацепилась за густую траву, и ребенок не выпрыгнул, а упал, раздирая в кровь кожу на коленях, которые и так были усеяны ссадинами и синяками. На удивление ребенок не издал ни единого звука, а лишь подскочил, смахнув со лба налипшие от пота пряди, и снова помчался со всех ног.
— Такеру! Такеру! — навстречу мальчику выбежали дети, окружив его со всех сторон, — Такеру, поиграй с нами!
Они протягивали ему свои куклы из соломы.
— Отстаньте! У меня важное задание, — мальчишка растолкал детей и, не оглядываясь, побежал дальше.
Кто-то из малышей расплакался от грубости “старшего братца,” но у Такеру не было времени останавливаться и извиняться. Отец наверняка рассердится на него, ведь из-за боли от падения мальчик двигался медленнее. Он только и мог, что терпеть, стиснув зубы.
Вот уже показался дом старосты. Постройка выделялась из общей картины деревни. В городке, южнее деревни, таких домов было куда больше. Завистливый староста вслед за чиновниками выстроил себе дом, чтобы выделить свой статус. Во всей деревне никто больше не жил в таком большом доме да еще и крыша покрыта черепицей, а не соломой как на хибарках крестьян.
Стоило отдать должное уважение старосте, все же он не поскупился и выделил комнату для лекаря, где он и принимал больных, которые в состоянии были дойти до него.
На энгаве сидела девушка, а перед ней на траве трое малышей. Дети поймали гусеницу и теперь были увлечены ей, бросив свои соломенные куклы и деревянные фигурки животных. Они тыкали насекомое веточками и восхищенно следили, как гусеница обратно переворачивалась и продолжала свой путь, пока кто-нибудь опять не толкал ее веткой.
Такеру поклонился девушке и уж было хотел шагнуть за порог, но взглянул на свои испачканные пылью стопы. Снимать ему нечего было с ног, но и быть наказанным за то, что притащил грязь в дом тоже. И все же мальчик вошел внутрь, терзаемый страхом перед отцом и старейшиной.
— Не можем же мы прийти только с мальчишкой, — вскрикнул мужчина, сидящий у входа в комнату.
— А что ты предлагаешь, Хаджиме? Спорить только и можешь, — прикрикнул на него другой мужчина.
Хаджиме приготовился бросить в ответ острую фразу, что только бы сильнее накалило обстановку. Собравшиеся в комнате все были на пределе, что только вызывало нескончаемые ссоры и перепалки. Виной тому был страх и подвешенное состояние обсуждаемого вопроса. Никто не хотел встретить свой конец под гневом Владыки только потому, что они не могли решить судьбу какого-то мальца.
— Отведем ему девушку, — предложил мужчина, вступивший в спор с Хаджиме, — преподнесем ее как основное блюдо, а мальчишка…
Не успел озвучить свою мысль мужчина, как старик, сидящий во главе стола, хлопнул в ладоши.
— В таком случае, отведем твою дочь?
Старик поднялся из-за стола и подошел к открытым сёдзи. Он взглянул на детей, которые до сих пор были увлечены гусеницей. Улыбка промелькнула на старческом лице, рассеченном сетью морщин. Где-то на улице сейчас резвился и его внук. Наверняка, он так же беззаботно изучал мир. Его внук сегодня вернется домой к своим родителям. Он вырастет и станет юношей, которым будет гордиться вся семья, а младшие братья и сестры будут брать с него пример.
Малыш с волосами цвета сакуры залился звонким смехом, когда бабочка села ему на руку. Сегодня он не вернется домой. Малыш Юджи станет даром для Рёмен Сукуны. И никто не заступится за ребенка. Некому. Его дед два дня тому назад пал жертвой проклятия. А девица Цумики едва сводит концы с концами, заботясь о младшем брате и о девочке сиротке, чья бабушка покинула этот мир, как только малышка появилась на свет. Ушла вслед за своей дочерью, которая не перенесла роды.
Вина кольнула сердце старика, но он изо всех сил противился этому чувству. Не может он пожертвовать целой деревней, за которую он отвечает своей головой, ради жизни одного ребенка. Слишком много людей доверяют ему.
— Мы становимся чудовищами. Каждый год отдаем дочерей на растерзание, а теперь и невинное дитя. Чем мы лучше лесных проклятий?
— Старейшина, при всем моем уважении к вам, но не стоит жалеть его. Вы же сами видели, что он сотворил со стариком Итадори, — воскликнул мужчина по имени Кайто, приподнявшись на дзабутоне, — ураган уничтожил все посевы. Мы же погибнем от голода зимой.
Все присутствующие на совете закивали, а старик лишь махнул рукой.
— Не надо. Я не отступлюсь от своих слов. Мальчишку мы отдадим, но смысл ты совсем не уловил.
Скрип половиц привлек всех сидящих в комнате. Такеру вздрогнул, как только взгляды мужчин обратились к нему. Мальчик поклонился, переминаясь с ноги на ногу.
— Почему так долго, Такеру? — Хаджиме нахмурился, но, оглянув разбитые коленки сына, хмыкнул и отвернулся.
— Ураюме-сама забрала послание?
Мальчишка кивнул.
— Госпожа прочла?
— Кажется, нет, — мальчик задумался, — папа, она взаправду похожа на Юки-онну!
Такеру взглянул на отца, который только сильнее нахмурил брови. Улыбка сползла с лица ребенка. Он понуро свесил голову, боясь, что последует наказание. Старейшина взъерошил волосы на затылке мальчика, привлекая его внимание.
— Пойди в кухню, хозяйка даст тебе жареных каштанов.
Такеру тут же поднял голову и поклонился в ответ на доброту старика, расплываясь в улыбке. Уже ничего не могло остановить ребенка, которому пообещали угощения. Даже отец не смел перечить слову старейшины и хозяина дома. Босые ноги зашлепали по полу в направлении кухни.
— Отправим только мальчишку. Мы уже не успеем подготовиться как следует, — объявил окончательное решение старейшина, — Хаджиме, найди двух помощников себе, ты, Кайто, пойдешь тоже. Можете идти.
Мужчины поклонились старейшине и покинули дом. Никто из них не осмелился посмотреть на ребенка, которому суждено сгинуть в храме Короля Проклятий. Только страх голодной зимы заставил принять их это решение. Они не считали себя трусами, прикрываясь жизнью невинного дитя, но были таковыми. Из года в год отдавали девушек, которые совсем недавно достигли совершеннолетия, но еще не успели вступить в брак. Их не ждало беззаботное или светлое будущее в этой глуши, но и игрушкой беспощадного чудовища вряд ли бы они стали.
И никого из мужчин не корила совесть за то, что они совершили с судьбой ребенка. Они видели тело старика Итадори и винили в произошедшем только Юджи, не догадываясь о реальных событиях. Один лишь Хаджиме скрывал печаль за равнодушием, ведь только пару месяцев назад, когда Итадори слег с лихорадкой, он дал ему обещание позаботиться о его внуке.
Как же ничтожен он и как смеет называть себя мужчиной после этого. Чем же тогда он лучше обитателей горы Норой? Хаджиме остановился у ворот так, чтобы за кустами его не было видно.
— Гуми, — Юджи присел на колени возле своего друга, которому наскучило играться с гусеницей. Малыш протянул Мегуми цветок, но мальчик не обратил на него внимания, поэтому Юджи попросту положил растение ему на колени.
Хаджиме улыбнулся, но в глазах его была боль. Если ребенок вырастет, он будет копией своего почившего отца, а с должным воспитанием, может, и храбрее него станет. Как же коробило “если.”
На энгаву вышел старейшина, и Хаджиме поспешил по своим делам, которые ему поручили.
— Цумики, присяду с тобой?
— Господин Ямада, это ваш дом, вы вправе действовать, как вам угодно, — девушка не отводила взгляда от играющих детей, наслаждаясь последними совместными моментами неугомонной троицы.
— Все еще злишься, — хмыкнул старик в задумчивости, — что ж, право на то у тебя есть. Юджи с самого рождения под твоим крылом. Ты заменила ему мать, но и нас пойми. Зачем жертвовать целой деревней, когда мы можем отдать ребенка. Он слишком мал, даже не успеет испугаться.
На лице Цумики не дернулся ни один нерв, но ее душа болела. Ураган мыслей терзал без остановки.
— Столько людей сложили головы два столетия назад на поле боя, чтобы хоть как-то противиться Королю Проклятий. Что же сейчас? Добровольно склонились перед убийцей, — нет ничего страшнее человека, что срывает свою злобу в такой тихой манере.
Ямада с осторожностью посмотрел по сторонам.
— Побойся своих слов, Цумики! — старейшина дернул девушку за рукав, — да, мы приносим жертвы, но посмотри вокруг! Уж лучше жить так, чем в страданиях и пытках Рёмен-самы.
Руки мужчины задергались от злости, словно у него был приступ, а лицо исказила гримаса ужаса вперемешку со злостью. Дети почувствовали неладное и, побросав свои игрушки, бросились к старшей сестричке. Глаза Юджи уже налились слезами, а щеки покрылись легким румянцем. Он был таким чутким мальчиком, замечал эмоции других.
— Завтра Юджи заберут, как только Ураюме-сама вернется с ответом. А теперь иди и подготовь его. Кто-нибудь из моих дочерей принесет для него хорошее кимоно.
Ямада подтолкнул девушку в спину. Все тело старика содрогалось. Как никто другой он был благодарен Господину за процветание, хотя и его сестры когда-то были отправлены в храм, как и позднее младшая дочь. Ужас перед карой Великого Господина сделал его таким. Дожив до столь преклонного возраста и видя горе людей, чьи дочери выбирались для Дня подношения, сердце окаменело.
Изо дня в день старейшина себе повторяет, что делает он это ради людей в деревне, ради счастливого будущего других детей, которые не были виноваты ни в чем. Обманывал себя смутной правдой, закрывая глаза на то, что превращается в убийцу хоть и не по собственной воле. А кто не безгрешен? Никто не смел противиться воле Сукуны. Каждый дрожал при одной только мысли не угодить Господину.
— Нет свидетелей произошедшего, но отчего-то все заклеймили Юджи как убийцу. Проклят? — Цумики сжала кулаки, пока костяшки не побелели, — да все мы здесь прокляты.
Она направилась к воротам, а малыши как утята за мамой уткой поспешили за ней.
И правда, никто не знает, что случилось два дня назад, когда Юджи нашли блуждающим в одиночестве на окраине леса. Темные капли засохли на хлопковой ткани и коже ребенка. Казалось, его это совсем не беспокоило, как и то, что он уже несколько часов бегает среди бамбука со странными существами.
Аморфные существа интересовали Юджи не меньше букашек, с которыми он любит играть. Твари не трогали ребенка, будто их что-то отпугивало. Они изредка рычали или издавали звуки, отдаленно напоминающие слова, когда малыш пытался ухватиться. Он смеялся, глядя на их реакцию. Для него это всего лишь игра, будто тело его дедушки не задрали эти самые твари.
— Юджи, беги! — старик толкнул своего внука в спину, и в ту же секунду острые как лезвие катаны зубы вонзились ему в спину.
Только на следующий день мужчины из деревни решились выйти на поиски Итадори. Долго искать не пришлось. Изуродованное тело лежало в бамбуковых зарослях, в самой чащобе, куда обычно никто не ходит, потому что слишком близко место от леса горы Норой. Стебли окропили засохшие брызги крови, потемневшие почти до черноты. А за телом дорожка разрытой земли вперемешку с кровью. Значит старик пересек границу леса, за что и поплатился жизнью.
Никто не узнает, что здесь произошло на самом деле. Из свидетелей только труп и четырехлетний ребенок, который будто и не видел, что здесь произошло, но следы на его одежде говорили об обратном.
Что бы не случилось, но в деревне уже все заклеймили Юджи проклятьем. Ведь так легко обвинить дитя, за которое никто не вступится кроме сердобольной девчушки, чем ткнуть Короля Проклятий в проказы его же зверушек. Ищи виноватых там, где за твои слова не рассекут на мелкие куски и не подадут на ужин Рёмен Сукуне.
Деревенские дети облепили крыльцо дома Цумики. Они заглядывали в отворенные двери, боясь шагнуть дальше порога. Страх, что вдолбили им их мамы, уступал ребяческому любопытству. Не каждый день собственными глазами можно увидеть “проклятое” дитя.
— Моя младшая сестренка играла с ним раньше. Думаешь, теперь она тоже проклята? — девочка лет десяти перекинулась через забор, вглядываясь вглубь дома, где Цумики одевала малыша.
Девушка то и дело выходила наружу, чтобы взглянуть на дорогу, не идет ли ее важный гость. Тревога сковывала все сильнее с каждой минутой, проведенной за подготовкой Юджи. Бедный малыш не понимал, что его ждет. Он дурашливо играл со своей соломенной куклой, мешая Цумики одеть его. Мальчику хотелось играть с друзьями, но вместо этого его наряжали в слои одежды, которая сковывала движения. Длинные полы кимоно, хоть и детского, мешали свободно ходить без запинок.
— Не хочу! — пискнул Юджи, вырываясь из рук девушки, пытающейся уже который раз завязать пояс, — пусти меня! Хочу играть.
Ребенок заваливался на спину, катался по полу, комкая расшитую птицами ткань. Если бы только он знал, что и ей не хочется всем этим заниматься. Несколько раз она стирала слезы со своих глаз, тихо шмыгая носом, чтобы не испугать детей своими эмоциями.
Малышня, наблюдавшая за действом, хохотала и тыкала пальцами. Наверняка их мамочки настрого запретили им подходить к Юджи, боясь, что как зараза проклятие передастся и остальным.
— Зачем наряжать его? Папа говорит, Рёмен-сама съест его как ягненка, — самый старший из толпы мальчишка шагнул за порог, доказывая свою храбрость друзьям.
Цумики оглянулась, смотря исподлобья. Обычно мягкий и доброжелательный взгляд сменился ненавистью. Девушка поджала губы, закусив кожу. Кровь прилила к белым щекам, окрашивая их густым румянцем.
— Не боишься, что ты будешь следующим? — девушка резко подалась в сторону наглого мальчика.
Коленки у мальчугана задрожали, но он старался не подавать виду, чтобы не порочить свою репутацию среди других детей. Тогда Цумики подошла к нему вплотную и схватила за плечо, словно коршун, что острыми когтями цепляется в свою жертву.
— Боги всю деревню проклянут за убийство невинного ребенка. Я буду за каждой молитвой их просить об этом.
Смелость испарилась под гневным взглядом, а от крепкой хватки девушки точно останутся синяки. Кому расскажи, никто не поверит, что Цумики, тихая и спокойная девушка, разозлилась на какого-то ребенка. Ведь эти слова даже не принадлежали мальчишке. Взрослые науськивали ребятню, затуманивая их разумы. Они боялись Двуликого, передавая свои страхи детям, взращивая следующее поколение безропотных рабов.
— Прочь отсюда, паразиты! — ступени крыльца, которое давно нужно было отремонтировать, скрипнули, когда на них ступил Хаджиме.
Мужчина схватил мальчишку за ухо, потянув его в сторону ступеней.
— Как и твоя мать суешь свой нос, куда не просят! Прочь, пока не выпорол тебя, — Хаджиме толкнул сорванца в спину.
Остальные дети ринулись за самопровозглашенным главарем, изредка поглядывая на рассерженного господина. Все они знали в лицо правую руку старейшины, отчего относились к нему с бо́́́́льшим уважением, чем к другим взрослым.
— Ребенок готов?
Цумики отступила, пропуская мужчину в дом. Пояс по-прежнему валялся на полу, давно забытый. Все в этом доме скоро будет забыто, покроется слоями пыли, а может найдутся новые хозяева, которые не допустят запустения.
В углу комнаты Юджи пытался оттолкнуть Нобару, вцепившуюся ему в волосы, пока Мегуми угрюмо смотрел на их драку без попытки выручить друга.
— Такеру недавно вернулся, — Хаджиме наклонился за поясом и подал его девушке, — нам пора выдвигаться.
Цумики приняла поданный пояс, подозвав Юджи, который будто имени своего не хотел слышать. Как только девушка шагнула в его сторону, он ринулся с места, но там уже поджидал Хаджиме. Мужчина подхватил ребенка, придерживая со спины, чтобы девушка могла наконец завязать узел. Малыш бил ногами воздух, визжа изо всех сил. И, конечно же, Мегуми и Нобара тоже закричали, заполняя маленькую комнату своими писклявыми голосами.
— Все, Юджи, — девушка взяла ребенка на руки, прижав к груди как любящая мать. Она стерла с пухлых щек слезы, затем пригладила торчащие на макушке волосы, — видел бы тебя Итадори-сан.
Она поцеловала малыша, еще крепче прижимая к себе, словно пытается уберечь от жестокого мира.
— Дайте мне побыть с ним еще немного, — попросила Цумики, глядя на Хаджиме с мольбой в глазах.
— Не могу. Уже давно за полдень, а нам до сумерек нужно хотя бы с горы спуститься.
— Прошу вас, — не отступала девушка, — он для Мегуми и Нобары как брат. Они росли вместе, а теперь им приходится расставаться. Прошу.
Цумики потянула мужчину за рукав, глядя прямо в глаза. В уголках уже собрались слезы, готовые скатиться по белоснежным щекам. Длинные ресницы подрагивали, как и нижняя губа. Хаджиме горько вздохнул.
— Вы девушки, знаете как уговорить мужчину, — он махнул рукой и вышел из дома, а Цумики тут же прикрыла за ним дверь, тихо задвинув засов.
Девушка метнулась к открытому окну и выглянула наружу. Никого. Ступая на носочках, она подошла к детям и приложила указательный палец к губам. Каждый скрип крыльца заставлял ее замереть как животное, на которое открыли охоту. Нужно торопиться, иначе они точно не успеют.
Из плетеной корзины Цумики достала онбухимо и усадила на ткань Нобару, которая была самой капризной, и на руках ее точно не удастся спокойно нести. Девочка недовольно пискнула, но старшая сестрица уже закинула ее к себе на спину.
И снова скрип ступеней. Холодный пот окатил девушку, а лоб покрылся испариной, когда она услышала еще один мужской голос, который точно не принадлежал Хаджиме.
— Дайте им немного времени попрощаться, — донесся приглушенный ответ.
Наверняка они заподозрят неладное, когда обнаружат, что двери заперты. Сердце бешено ударялось о ребра, что казалось, оно выпрыгнет из груди. Цумики подташнивало. Чувствуя страх, дети притаились вслед за девушкой. Даже неугомонный Юджи умолк, наблюдая за спешкой.
Руки дрожали, и узел на ткани, где сидел Мегуми, играющийся с воротом кимоно сестры, все никак не получался. Пальцы не слушались.
— Все бегаешь за этой девчонкой. Пойми ты уже, ты старик для нее да еще и вдовец, — совсем рядом с дверью послышался смешок.
Цумики обернулась, затаив дыхание. Наконец ей удалось завязать узел.
— Заткнись, Кайто.
Быстро, но тихо переступая через скрипучие половицы, девушка подхватила Юджи и также тихо подобралась к окну. Всем троим малышам казалось, что это какая-то игра, пока внутри Цумики бушевал шторм. Надежда накатывала теплыми волнами, а за ней обрушивался вал страха и отчаяния. В глазах темнело от участившегося биения сердца. От враз нахлынувших эмоций голова шла кругом, но девушка старалась из последних сил сдерживаться. Нельзя медлить.
Она осторожно перелезла через окно, ступая на камень, который там удобно служил ступенью. Когда-то она просила отца убрать булыжник, но тот лишь говорил, что он не мешает никому в доме кроме нее. Сейчас Цумики была благодарна родителю. Трое детей тяжким грузом давили на плечи, что девушка боялась, как бы не уронить Юджи.
За домом, который стоял на окраине, простиралось широкое поле, уходящее до самого леса, что служил границей владений Сукуны. Пара одиноких деревьев на пути послужат хоть каким-то укрытием от зорких глаз Хаджиме. Стоит только найти в себе горсточку силы, чтобы добежать до первого, пока мужчины за дверью не заметят пропажу.
Цумики пригнулась, шагнув, но тут же замерла, когда шуршание травы донеслось со стороны. И снова страх окутал дрожащее тело. Она крепче обняла Юджи. На лице Хаджиме отразилась досада. Он нахмурил брови, отчего на переносице образовалась складка.
— Ты был прав, Кайто.
Мужчина рядом стоял с луком, натянув тетиву.
— Ты ж знаешь, я меткий стрелок, — Кайто сделал шаг в сторону девушки, — оставлю твоих деток сиротами. Никто о них больше не позаботится.
— Отдай мне Юджи, Цумики.
Девушка осела на колени, всхлипывая. Она была так близка к своей цели, но теперь все пошло прахом. Еще чуть-чуть и у нее бы все получилось. Юджи зарыдал, когда Хаджиме подошел вплотную и попытался вырвать ребенка из рук Цумики.
— А, черт, — выругался Кайто, опуская лук.
— Прошу, мы покинем деревню, владения Рёмен-самы, — сквозь слезы произнесла девушка, заикаясь на каждом слова, — никто и никогда нас больше не увидит, только, прошу, не забирайте Юджи.
Хаджиме потянул сильнее, забирая малыша. Ненавистный пояс развязался и повис на ноге ребенка.
— Ты хочешь, чтобы наши головы украшали ворота храма? — крикнул мужчина с луком, — мы все подохнем, если сопляка не отдадим.
Кайто сплюнул на землю и двинулся за Хаджиме, который едва удерживал в руках барахтающегося Юджи. А Цумики продолжала задыхаться в слезах, сидя на траве, пока дети у нее на руках вторили крикам их друга. Им не хватило пары мгновений, чтобы спастись бегством. С уст девушки слетали проклятия, обрекающие деревню на погибель.
Перед домом уже стояло двое мужчин, которые вместе с Кайто и Хаджиме отправятся на гору Норой, чтобы принести дар Господину в обмен на богатый урожай. Старейшина беззаботно болтал с ними, подбадривая перед дорогой.
— И помните, не смотрите в глаза Господину и не раскрывайте рты, пока к вам не обратятся, — старик выставил указательный палец, подчеркивая свои слова.
Беседа прервалась плачем ребенка, который норовился высвободиться из рук мужчины. По сравнению с ним он муравей, пытающийся побороть лисицу.
— Как вы и говорили, Ямада-сан, девчонка пыталась сбежать, — Кайто коротко поклонился, — дура, как и ее папаша.
Хаджиме тем временем усадил Юджи в большую корзину, к которой по двум сторонам привязали стебли бамбука. Мальчик попытался перелезть через край, но мужчины подняли импровизированный паланкин, что испугало ребенка.
— Отправляйтесь, иначе не успеете до сумерек, — Ямада махнул рукой, будто подгонял.
Старик тяжело вздохнул, глядя на плачущего Юджи. Слезы уже давно не катились из его глаз, а только крики вырывались из детского тельца. Процессия двинулась по дороге, ведущей к горе, а старейшина, обождав немного, двинулся к дому Цумики.
Деревенские, кто не работал сейчас в поле или не был занят другой работой, повылезали, чтобы поглазеть на проклятого ребенка, о котором только все и говорили. Но никто из них не увидел чудовища, а лишь дитя, надрывающегося от плача. Слухи разнесли весть о ребенке, что убил собственного дедушку, но вот он перед ними, маленький и не понимающий, почему его забрали и волочат в неизвестном направлении.
— Мама, это он? Правда же он? — маленькая девочка прильнула к матери, цепляясь за пояс, — совсем не похож на проклятие.
Женщина подняла свою дочь на руки, чтобы увести в дом.
— Внешность обманчива, — прозвучал ответ, но верила ли женщина в то, о чем говорила.
Мужчины шли молча, только Кайто иногда плевался желчью в сторону Юджи, пытаясь его заткнуть. Лишь на подступе к горе ребенок умолк. Он высунул голову из корзины, рассматривая темные стволы деревьев.
— Что, сородичей своих выискиваешь? — хмыкнул Кайто.
— Заткнись ты уже, — подал голос Хаджиме, терпевший всю дорогу выпады своего товарища в сторону мальчика.
Мужчина стыдливо избегал глазами бамбуковые заросли, что виднелись вдалеке. Сам не понимал, чего он так боялся или стыдился. Увидеть призрак Итадори, который разочарованно посмотрит в ответ? Чепуха. Но все же Хаджиме не смотрел. Сердце его болезненно сжималось в груди. Ему казалось, что он слышит просьбу старика. Мужчина встряхнул головой, отгоняя наваждение.
Они ступили на каменные ступени, обрамленные по обе стороны лентой из торо. Сегодня в них не горели свечи, как это бывает в День подношений, лишь огарки давно догоревших свечей лежали внутри. Ветви сомкнулись над головами, а ноги окутала легкая дымка тумана. По телу пробежался холодок, который приятно отзывался на покрытом п́отом теле.
По левую сторону послышался рык, а затем приглушенный топот. Совсем рядом с тропой. Самый молодой в компании вздрогнул, что едва не уронил корзину с драгоценным грузом.
— Что это было?
Кайто усмехнулся, подойдя ближе к деревьям. Их невидимый сопровождающий не показывался.
— Сторожа местные, — он обернулся на паренька, — боишься? Вот и правильно. Господину нравится страх. Нам-то с Хаджиме это давно известно, не первый раз несем дары.
— Чудо, что с твоим характером Рёмен-сама не убил тебя еще.
Хаджиме обошел мужчин, махнув рукой.
— Живее, нельзя заставлять ждать Господина.
Воздух в лесу хоть и прохладный, но тяжелый. Обстановка угнетала даже самых сильных характером, ведь каждый шорох и хруст веток пугал. Все знали, что, получив приглашение из храма, не стоит опасаться тропы. Твари научены не трогать тех, кого ожидают. Вот почему Ураюме оставляла амулет вместе с согласием на визит. Маленькие дощечки, которые раньше использовали для молитв в святилищах и храмах, дабы вознести свои просьбы богам, ныне служили для иных целей.
Даже это не умаляло страха. Особенно тех, кто впервые поднимался на гору Норой, кишащей уродливыми существами. Еще и окружавший мрак и отсутствие солнца, которое скрывалось за полотном из широких ветвей деревьев. Точно звери в клетке для потехи Короля Проклятий.
Один Юджи не боялся леса. Он всматривался в темноту чащи, где таились проклятия, которые забавляли его. С ними было играть веселее, чем с мелкими гусеницами. Они одинаковые, какую ни возьми, а вот твари, жившие в лесу, все разные. Нет той, что будет похожа на своего аморфного сородича. Одни ловко ходят на двух лапах как люди, другие неуклюже ступают даже на шести.
— Пришли, — обратился Хаджиме к своим спутникам, прервав молчание, когда вдалеке показались тории.
Ничто не отличало их от тех, что встречают верующих в других провинциях, свободных от правления проклятий. Ничто кроме ряда пик и насаженных на них голов. На некоторых уже не осталось кожи, а только сам череп с пустыми глазницами и зубастой улыбкой. Одну голову Хаджиме узнал. То был чиновник из восточного города, он столкнулся с ним на Дне подношений. Мужчина посмел высказать непрошенное предложение Господину, за что по щелчку пальца тело его распалось на куски.
На лице больше не красовалась надменная ухмылка. Боль и ужас застыли навечно, по крайней мере пока на нем еще остается кожа. Волосы уже не были собраны в пучок, а только беспорядочно свисали. Птицы вырвали клочья вместе с кожей, а одна глазница пустовала.
— Не смотрите по сторонам лишний раз, а лучше вообще вперьте взгляд в землю, — сказал Кайто без привычного задора и насмешки в голосе. Он передернул плечами, бросив свой лук под куст рядом с воротами.
Переглянувшись меж собой, мужчины шагнули на территорию храма. Здесь не было темно как в лесу, деревья обрамляли дворец Господина, но прохлада, тянувшаяся из мрака, оставалась. Обычно после тории стоят каменные фигуры животных, но в здешних местах их место занимали статуи четырехрукого божества с четырьмя глазами — Рёмен Сукуны.
Широкая площадка, застеленная каменными плитами, еще была началом величия храма. На противоположной стороне возвышался главный павильон, где обитал Король проклятий. Высокая острая крыша покрыта ровной, без единой трещинки, черепицей. Опорные балки богато украшала резьба и позолота. Широкая энгава могла поместить ряд из шести человек, и никто бы не шел в тесноте. Все здесь было вычищено до блеска, что, казалось, присмотрись и увидишь собственное отражение в покрытых лаком досках.
На территории располагалось еще несколько зданий и ни одно из них не уступало величию главного павильона. Лишь в размерах. Все они были соединены помостами, возвышающимися над землей. Даже перекладины увиты узорами, вырезанные искусными мастерами. Расписные сёдзи открыты, но внутреннее убранство строений все равно не рассмотреть — тонкие ткани прикрывали интерьеры от чужих глаз. Они покачивались от сквозняка, перекатываясь волнами.
Те, кто не ступал на территорию храма, представляли себе мрачное место, где тут и там ползают уродливые твари, повсюду разбросаны скелеты и кости неугодных. В действительности же все было вплоть да наоборот. Аристократы за пределами владений Сукуны обзавидововались бы красоте и величию. Ни одно из строений не выбивалось из общего ансамбля, что трудно было оторвать взгляд от роскошного убранства.
Несколько прудов в окружении камней составляли идеальную композицию. Хаджиме всегда было интересно, есть в них что-то живое кроме лотосов. Сходить с главной дорожки не позволялось, поэтому оставалось только гадать. Помнится, два года тому назад, кто-то из города вез декоративных рыб необычайной расцветки. Может, они сейчас населяют пруды.
Несколько девушек с метлами собирали налетевшие листья и мусор. Они болтали друг с другом, смеясь так, будто не пригнаны сюда насильно для услады Господина. Девушки умолкли, заметив посторонних. Молодой паренек, открыв рот, смотрел по сторонам. Он был в городе однажды, но даже там ни один дом и близко не походил на храмовые строения. Правда, храмом это уже и не назвать. Места для омовения здесь нет, некуда повесить молельные дощечки, а паломники не стягиваются сюда со всей страны. Слово превратилось в имя собственное, ведь здесь восседает бог.
Пока взгляд его изучающе бегал по сторонам, паренек и не заметил, как налетел на проходившую мимо девушку. Она повалилась вместе с корзиной, и весь мусор вывалился на нее. Другие девушки засмеялись, глядя на нее.
— Простите, — он отпустил одну жердь, и корзина накренилась, а Юджи чудом не упал, потому что мужчина позади резко потянул ребенка за ворот.
Парень протянул руку, чтобы помочь бедняжке подняться, но Кайто пресек его попытку, ударив со всей силы по запястью.
— Не смей ее касаться! Запрещено, — ноздри его раздулись от злости, — я жить еще хочу. Лучше ребенка тащи как следует.
Они двинулись дальше, оставив девушку позади.
И наконец перед ними ступени, ведущие к главному павильону. Наверху их уже ожидала Ураюме. Она брезгливо посмотрела на мужчин. Не то чтобы именно они вызывали у нее подобное чувство, а вообще все люди раздражали ее. Мелкие и жалкие существа.
Сняв обувь, мужчины ступили на лестницу. Как и полагается, первый поклон для Ураюме.
— Приветствую вас госпожа. Спасибо, что передали нашу просьбу Рёмен-саме, — произнес благодарность Хаджиме, склонившись перед Ураюме.
Она лишь молча последовала ко входу, не отвечая мужчине. Полы широкого кимоно касались пола, шурша, а звука шагов почти не было слышно. Как и всегда, элегантна.
Как и снаружи, внутри убранство было богато. Красное дерево покрыто резьбой с различными сюжетами, животными и прочим. Всё кругом говорило о величии хозяина. Глядя в пол, мимо проходили девушки. Некоторые из них под широкими тканями скрывали округлые животы. Сколько бы раз Хаджиме не поднимался сюда, чтобы склонить голову перед Королем Проклятий, ни разу он не видел детей. Только беременных женщин.
Ураюме отодвинула створку, пропуская мужчин внутрь. Она поморщилась от запаха их пота. Ничего в жизни не заставит поменять ее мнение о людях.
— Рёмен-сама, они пришли.
Большая зала, которая могла бы поместить в себе пятьдесят человек, а то и больше, освещалась большим количеством свечей, хотя снаружи ярко светило солнце. В центре трон, больше напоминающий ложе. Он стоял выше уровня пола, показывая людям их место. Четыре столба поддерживали навес, с которого ровными складками свисала полупрозрачная ткань. Спереди она была подвязана, открывая взор на трон, где восседал Рёмен Сукуна. Ураюме поднялась и остановилась в паре шагов от своего господина.
Сукуна, оперевшись на руку, полу лег и подогнул ногу. Его огромная фигура устрашала больше тварей, бродящих по лесу. Четыре запястья окаймляли черные линии, такие же на плечах. Нижняя пара глаз открылась, и теперь мужчины оказались под пристальным взглядом четырех кроваво-красных глаз. Он закинул себе в рот пару виноградин, довольствуясь видом дрожащих людишек.
Мужчины в поклоне лбами касались пола в ожидании, когда Господин обратится к ним. Юджи высунул голову из корзины, озираясь. Все вокруг сверкало и цепляло его взгляд. Он оперся на край и с гулким стуком выпал. Детский взгляд остановился на Сукуне, который, выгнув бровь, смотрел на ребенка. Малыш бодро зашагал в сторону трона, пока Хаджиме не схватил его.
— Господин, неумолимая стихия уничтожила почти все наши посевы, начал мужчина, — мы, ваши верные слуги, просим вас о благосклонности.
— И что же Я получу взамен? — Король Проклятий оперся головой на ладонь. Во взгляде читалась лишь скука.
— Дитя, — Хаджиме вскрикнул, когда острые детские руки впились ему в руку.
Хватка ослабла и Юджи смог вырваться. Он не мог оторвать глаз от человека перед ним. Мужчина потянулся за мальчиком, но Сукуна хлестнул проклятой энергией перед ним, оставляя на щеке порез.
— Ураюме, дай мне его.
Госпожа подняла ребенка за шиворот как котенка и поставила прямо перед троном. С губ господина слетел гортанный смех похожий на раскаты грома перед началом грозы. Он эхом разлетался по всей зале, от того и звучал более пугающе. Мужчины поежились, переглянувшись между собой.
— Принесли мне какого-то сопляка. Да из него даже блюда хорошего не выйдет.
Сукуна одной рукой закинул ягоду в рот, а другой подцепил за ворот Юджи. Ребенок с интересом смотрел на четырехрукого мужчину. В отличие от мужчин, что склонили головы перед троном, мальчик совсем не испытывал ужаса или хотя бы страха. Только детский интерес окутывал его. Маленькие ручки даже полностью не могли обхватить запястье Господина. В сравнении с Двуликим Юджи выглядел жалко.
— Что мне делать с этим паразитом? — обратился господин к своим подданным, пока Юджи весело болтал ногами, — стать для него нянькой?
— Большой! — пискнул ребенок.
Двуликий рассматривал мальчишку, которого продолжал держать за ворот, как какую-то куклу. Он вертел его перед собой, а затем отпустил и ловко перехватил за ногу, пока Юджи не упал на пол. Даже этот грубый жест не испугал его, он только рассмеялся, глядя на перевернутое лицо в татуировках. Мальчик все пытался дотянуться до лица Сукуны, ведь прежде он не видел никого с таким количеством глаз, не считая проклятий в лесу.
— Господин, мы нашли его в лесу с ног до головы измазан в крови, — обратился Кайто, пока Хаджиме мешкал.
Мужчина склонил голову под пристальным взглядом Сукуны. Недовольство сменило скуку.
— Его старика нашли мертвым. Мы полагаем, что мальчик виноват. И он может быть таким же как и вы, — осекся Кайто, когда осознал сказанное.
— Смеешь сравнивать Меня с низшими тварями? — Сукуна опустил Юджи рядом с собой на ложе, тот сразу же уцепился за нижнюю руку, касаясь мест с черными татуировками, и повис. Господин стряхнул его как назойливую муху.
Щелчок и на груди Кайто образовалась глубокая рана. Кровь хлынула, пачкая пол. Мужчина захрипел и задергался, а спустя пару секунд упал на бок, захлебываясь своей кровью. Еще двое пришедших ринулись с места в сторону выхода из павильона, но снова раздался щелчок. На этот раз удар невидимых хлыстов прошелся по спинам. Кровь заливала все вокруг, и Сукуна раздраженно вздохнул.
Хаджиме дрогнул, но не смел двигаться. Он помнит тот ужас, когда он пришел сюда впервые на День подношений и лицезрел похожую картину. Они совершили ошибку, прийдя сюда с одним лишь Юджи, а теперь поплатились за это жизнями и своими, и ребенка. Он ощущал как горячая темная жидкость затекает под его ноги, но все равно сидел на месте.
— Не поможешь своим товарищам? Этот еще кажется жив, — Сукуна с ехидной ухмылкой указал на Кайто, который еще содрогался, а второй рукой закинул ягоды в рот.
— Нет, Господин. Их действия оскорбили вас, приношу свои глубочайшие извинения, — с пустым взглядом и ровным голосом произнес Хаджиме, касаясь в поклоне лбом окровавленного пола.
Он следующий, пронеслась в голове мысль. Теперь и он сам украсит обеденный стол Рёмен Сукуны. Лучше бы он дал Цумики сбежать вместе с детьми. Возможно, они бы успели найти подходящую девчонку, которая была бы по нраву Королю Проклятий. Хаджиме выругался на нерадивого сына утром и сейчас сожалел об этом.
Сукуна снова заскучал. Он фыркнул, глядя на трясущегося от страха мужчину. Запах страха заполнял его легкие. Как же они ничтожны перед ним. Безвольные рабы, которые даже хозяину угодить не могут.
— Вы разбавили мою скуку, — зевнув, ответил Рёмен, — так уж и быть, одну треть посевов, а теперь прочь, червяк.
Хаджиме показалось, он ослышался, но очередной взмах оставил на его щеке вторую рану.
— Прочь! — рыкнул Сукуна.
Мужчина поднялся на гнущихся ногах. Тело не слушалось, оно словно отяжелело. Это очередная уловка? Удар настигнет со спины? С этой мыслью он достиг выхода из павильона, но последнего взмаха смертельным кнутом не последовало.
— Ураюме, выбери того, что повкуснее будет и прикажи прибрать здесь, — Король Проклятий облизнулся, предвкушая вкус человечины. Давно он не вкушал их мясо.
— Господин, что сделать с ребенком?
Они посмотрели на Юджи, который ползал по ложе, кувыркаясь на мягких подушках. Повезло ему не увидеть всего ужаса, что произошел за его спиной. Кажется, он уже и забыл, что совсем недавно его забрали от друзей и старшей сестрички, заботящейся о нем с самого рождения.
— Ты же тоже чувствуешь его энергию ?
Ураюме приглянулась и глубоко вдохнула.
— Больше, чем у лесных тварей, — заключила она.
Сукуна оскалился, подхватив малыша за шиворот и кинул на подушки. Юджи явно понравилось, о чем говорили радостные вскрики и смех.
— Еще! — мальчик хлопнул в ладоши и пополз обратно к Двуликому.
— Мелкий паразит, ты чересчур уж громкий. Может язык тебе укоротить? — Рёмен сжал подбородок ребенка.
— Я подумаю, что с ним делать, а пока отдай его Каори. От рук отбилась, так хоть сопляк займет ее дурью голову.
Ураюме поклонилась напоследок и покинула залу, держа подмышкой Юджи. А Сукуна погрузился в размышления. В последний раз он видел людей, наполненных проклятой энергией два столетия назад, когда мрачным жнецом проходил мимо деревень, следуя на север. То была семья, восставшая против него. Все как на подбор белоголовые и голубоглазые.
В разгаре битвы он не уследил за женщиной на сносях, которая осталось единственной выжившей. Какое же у них было семейное имя? Рёмен все не мог вспомнить, но это не было важно. Вряд ли сопляк из того же племени. Сукуна убедился в том, что никто не пересечет границы его владений из внешнего мира.
Сумерки опустились на землю, утягивая солнце за горизонт. Жара по-прежнему душила с той же силой, что и днем. Хаджиме спотыкался, еле передвигая ноги. Дорога казалась ему бесконечно длинной, а деревня будто и не приближалась. Он не разрешал себе останавливаться, зная, что его ожидают с вестью.
В ту ночь девушка с двумя детьми покинула деревню. Она молилась всем богам, которых знала. Просила их оберегать малыша Юджи в логове безжалостного демона.
На окраине леса в потемках виднелся свет горящего факела. Фигура двинулась навстречу, отчего девушка замедлилась.
— Не бойся, это моя сестрица.
Цумики в последний раз оглянулась, провожая печалью удаляющуюся деревню. Пришло бы их сопровождение двумя днями раннее или часами, то сейчас бы в их компании был еще один ребенок.