Жители Северной провинции чтили и уважали только одного бога. Того, кто построил свое царство на костях и боли. За ним тянулась дорожка из крови, вела к самым воротам храма. Люди возносили ему дары, дабы поблагодарить за мудрое правление, за снисходительность, что он проявлял. В забытых землях не было войн за раздел территорий, не ведали местные и тягот переменчивой жизни. Здесь время застыло в одной эпохе, пока за пределами существовал другой порядок.
За темным лесом люди не знали мира проклятий. Не ведали страха перед ночными существами, что гадюкой цеплялись за эмоции человеческие. Они верили только в одних богов и возносили молитвы в святилищах только им. Старики по ту сторону леса рассказывали иные сказки. Детей пугали о́ни, что ночами поджидают путников под мостами.
Спустя две сотни лет стерлись имена прежних богов на Севере. Истлели их храмы. Предания сошли с уст народа. Детям рассказывали сказания о приходе Великого Рёмен Сукуны, что спас Север от гнета сёгуната и непосильных налогов. Только старики еще помнили слова своих родителей и их родителей об ужасах того времени. Страх сковывал старческие тела, да так они и не решались передать потомкам свои знания о руинах, на которых Король Проклятий построил свою империю.
Кровью павших пишут историю победители. Двуликий в своей истории представал спасителем и героем. Так его видели подрастающие поколения. То ли от страха, то ли и правда верили его словам.
Склоните же головы пред Королем Проклятий, единоличным правителем и мудрым властителем. Покажите Рёмен Сукуне свое почтение и благодарность за ваши жизни. Вознесите молитву за благополучие и процветание Царства Двуликого.
Плата была лишь одна — жизни невинных девушек. Их одевали в шелка, а в волосы крепили изящные канзаши, а главным украшением всегда была печаль и слезы. Ни одна из женщин, переступившая порог проклятого храма, не возвращалась. Их ловили в золотую клетку как певчих птичек, чтобы они служили усладой для глаз и ушей. И так из года в год собирали с каждого поселения по одной невинной душе.
— Господин, Вы звали?
Темные волосы спадали с плеч при поклоне, закрывая милое личико. Прозрачная вуаль прикрывала тело, не скрывая нежных изгибов. Девушка поднялась к трону, когда Сукуна указал ей.
Та, которая занимала особое положение среди наложниц. Та, которая знала лучше других, как ублажить Господина.
— Каори, — Рёмен растянулся в улыбке, обнажая острые клыки, но не радость, а насмешка то была на лице. Нижняя пара глаз была закрыта и больше напоминала два шрама.
Сукуна провел указательным пальцем по ее шее, оставляя тонкий порез. Он обхватил подбородок рукой, стиснув щеки.
— Снова отлыниваешь от своей работы, — Господин склонил голову набок, цокнув, — считаешь себя лучше других?
— Нет, Господин.
— Тогда в чем проблема? Думаешь, раз смогла выносить дитя, то теперь ты стала особенной для Меня?
Двуликий поднялся со своего трона, нависая над Каори. В сравнении с ним она была лишь муравьем. Фигура Сукуны внушала страх, так что ему не пригодилось прибегать к насилию. Но только сейчас.
— Думаешь, девчонка Мне была нужна? — Рёмен произнес, сжав зубы.
Он обхватил шею Каори. Ее глаза забегали из стороны в сторону от страха. Как бы инстинкты не били и не умоляли вырваться из хватки, женщина не смела сопротивляться. Рука сильнее сдавила горло, что в глазах слегка потемнело от недостатка воздуха.
— Господин, — прохрипела Каори. Все, что она могла сделать в такой ситуации.
Она была из тех немногих, кто смог выносить и родить дитя, но была единственной выжившей после длительных мучений, подаривших жизнь ребенку. Материнские чувства угасли, как только повитуха сообщила, что на свет появилась девочка.
Новорожденная успела сделать первый вдох в этом мире и тут же ушла в иной. Сукуне не пришлось прибегать к своей проклятой технике. Одним легким движением он переломил шею девочке, и ее жизнь потухла.
— Я поручаю тебе одно дело. Пусть оно послужит твоим наказанием, — Двуликий швырнул Каори на пол, глядя на нее с разочарованием, — не оплошай, иначе отправлю на тот свет к твоей дочурке.
— Ураюме, отведи ее.
Король Проклятий, ступая тяжелыми шагами, покинул залу. Голову заполняли мысли о мальчишке, которого ему привели. Он не мог понять, откуда в нем столько проклятой энергии. Даже Дзёго не обладал таким объемом, а ведь он был одним из старейших проклятий. Будет жалко пускать мальца на ужин. Нужно дождаться расцвета его силы и уже тогда высосать всю энергию до последней капли. Сукуна оскалился в усмешке. Да, именно так он и поступит, а пока пусть растет ребенок как свинья на убой.
— За мной, — Ураюме, обхватив себя за локти, скрыла руки в широких рукавах. Она не взглянула на Каори, которая пыталась прокашляться, хватаясь за горло.
Женский павильон отличался внутренним убранством от остальных павильонов. Если же личные покои Господина представляли собой просторные залы, ярко освещенные и наполненные тяжелой аурой, что оказавшись здесь в первый раз, человек ощущал давление. Женские покои выглядели совершенно иначе. Большое количество перегородок разделяло пространство на небольшие комнатки, где жили по несколько девушек сразу. Общая зала с очагом в центре служила единственным пристанищем уюта настоящего дома. Вечерами женщины собирались здесь, рассказывая истории из своей прошлой жизни.
На крюке висел всеми забытый котелок, где закипала вода для травяного отвара. Все внимание наложниц привлекало совсем другое. Они окружили в углу комнаты кучу подушек, которые принесли из своих спален. Впервые за долгое время они по настоящему радовались новому гостю в их обители.
— Ах, смотрите, какие у него ямочки на щеках!
— Какой же он славный!
— Малыш, хочешь еще персик?
Девушки не могли сдержать улыбок, глядя на ребенка, которого привела Ураюме-сан. Каждая жаждала подержать его на руках или угостить фруктом. Словно игрушку, Юджи передавали из рук в руки, а, когда он начинал противиться ласкам, усаживали на гору из подушек.
— Саюри, что будет с малышом? — младшая из девушек обернулась к сидящей у открытых сёдзи с вышивкой на коленях пожилой женщине.
Волосы Саюри давно покрылись пыльцой старости и потеряли былой цвет, а морщины становились все глубже. Когда-то она, как и остальные, поднялась на гору Норой и стала наложницей. Ее покладистый характер позволил дожить до почтенного возраста. На тридцатый год ее жизни Сукуна по традиции хотел покончить с ней. Отправил бы скитаться по лесу, пока она не наткнется на проклятие, но смиловался, сделав из нее управляющей покоями женщин. Ураюме была благодарна Господину за его решение, ведь теперь ей не приходилось проводить с шумными девицами целые дни. Она лишь изредка требовала Саюри отчитаться и больше ничего.
Для девушек женщина стала наставницей. Бывших аристократок, которые ни разу не работали, а обучались лишь вышивке и этикету, Саюри обучала ведению хозяйства. Ночами и днями успокаивала новоприбывших, напевая им колыбельные и стирая слезы с их глаз. Незначительная фигура для Сукуны, но столько незаменимая для наложниц.
— Прости, Хотару, я не знаю. Ураюме-сан приказала присмотреть за ним, — ответила Саюри, не отрываясь от вышивки.
Створка, ведущая на помост к главному павильону, отодвинулась. Выученные всем правилам здешней жизни женщины поднялись, забыв о ребенке. Они поклонились в знак приветствия.
— Почему вы все здесь? Разве работы нет? — отстраненный голос Ураюме словно щелчок плетью разогнал всех прочь.
Саюри поднялась со своего места и низко поклонилась.
— Рада вас видеть в добром здравии, Ураюме-сан.
Слуга Двуликого кивнула в ответ. Для одного человека она делала исключение в своем презрении к роду людскому.
— Каори, вот и твое наказание, — проклятая дева указала на ребенка, который, увидев девушку-призрака, радостно пискнул.
Пока Ураюме несла его сюда, она была готова выкинуть неугомонного паразита, цепляющегося за ее рукава и волосы. Как бы она не старалась его напугать, он только смеялся и хлопал в ладоши, прося показать страшное лицо.
Каори застыла, глядя на ребенка. Холодок пробежался по спине. Она в страхе посмотрела на Ураюме, но та не отводила глаз от идущего к ней малыша. Весь его наряд помялся, а пояс, который ему был так ненавистен, остался на подушках. Из-под ткани выглядывал круглый детский живот. Она облизнулась. Из него вышел бы неплохое блюдо, завершающее ужин.
— Откуда он здесь? — Каори сжала ткань на груди, стараясь успокоить сердце.
— Он — подношение. Твои сородичи звали его Юджи.
Ураюме подняла мальчика за ворот и повернула спиной к себе, чтобы он шел в обратном направлении от нее, но его это только развеселило, и ребенок снова уцепился за ткань хаори. Саюри улыбнулась, слыша детский смех. Старческое сердце объяло тепло.
— Можешь придумать ему другое имя. Мне без разницы, но, — Ураюме положила руку на плечо девушки, крепко сжимая. Она наклонилась к ней, нависнув словно хищник над добычей, — если с ним что-то случится, я буду рада лично перерезать твою глотку.
Приближенная Сукуны распрямила плечи, вновь скрывая руки в рукавах. Даже одноглазый Дзёго, от которого исходил противный запах серы, не пугал так, как Ураюме. Ей даже не приходилось стараться. Ее слова забирались под кожу, пробирая от головы до пят.
Каори ощущала, как руки немеют при виде Юджи, ноги подкашивались, что, казалось, она вот-вот рухнет на пол, разбивая колени в кровь. Что это было? Страх? Омерзение? Она не могла понять, что чувствовала к этому ребенку.
Саюри сочувственно похлопала девушку по спине. Месяц прошел, как она потеряла свое дитя. Для матери это настоящий удар, а теперь в напоминание об утрате ей придется заботиться о чужом ребенке. Женщина последовала за Ураюме, оставляя Каори наедине с Юджи, который увлекся изучением комнаты.
— Ураюме-сан, позвольте спросить, — старушка ступила на энгаву, приподнимая подол кимоно, чтобы ненароком не упасть.
— Чего тебе? Хочешь узнать судьбу сопляка?
Саюри качнула головой.
— Нет, что вы. Не смею лезть в дела Господина. Разрешите пошить ребенку одежду. Если он здесь надолго, то она ему пригодится.
Ураюме остановилась задумавшись.
— Два наряда и не более, — она вынула из рукава связку ключей и отцепила один, — возьмешь хлопковые ткани. Нечего переводить на него шелк.
Женщина поклонилась, благодаря за одобрение. Ее руки дрожали, но отнюдь не от страха. Бояться ей было нечего, поскольку жила по всем правилам храма. Старость брала верх над ней.
— Ему нужна колыбель? Особая пища? — поинтересовалась Ураюме.
Она ничего не смыслила в уходе за детьми. Для нее они были бесполезными созданиями, которые не были способны прожить без надзора. Проклятия и те рождаются способными к самостоятельной жизни. Их обуревало желание к существованию, поэтому самые молодые из их рода уже с первых дней охотились, чтобы выжить. Ураюме обрела человекоподобную форму с помощью Рёмен Сукуны, который благосклонно поделился с ней проклятой энергией. Но и без нового тела, она справлялась, убивая одного человека за другим.
Губы Саюри тронула улыбка. Она покачала головой.
— Он слишком большой для колыбели, Госпожа. Я найду для него футон, — она вновь поклонилась, возвращаясь внутрь.
Ураюме ближе остальных была к Сукуне. Она первая из свиты преклонила голову перед Господином, зная, что он происходит из человеческого рода. Но его презрение к себе подобным и та проклятая сила, что бурлила в его венах, были притягательны. Ураюме знала обо всех планах Двуликого, а сейчас терялась в догадках, для чего же ему понадобился ребенок.
Она прищурилась от яркого солнца и поспешила скрыться в главном павильоне, тихо ступая по доскам, окрашенным в красный.
Каори с отвращением смотрела на Юджи, который бегал по комнате и изучал все на своем пути. Она стерла слезы с щек, когда услышала шаги позади. Не время для эмоций.
— Каори, я позабочусь обо всем в твоей комнате, а ты пойди погуляй с Юджи, — Саюри похлопала ее по спине, привлекая внимание.
— Что?
Старушка присела рядом. Она попыталась обнять девушку и упокоить добрым словом, но та дернулась как от огня.
— Не надо лезть мне в душу, — она подскочила с пола и двинулась к малышу.
Юджи вышел на энгаву и крохотными ручками тянулся к звенящим от легкого дуновения ветерка фурин. Колокольчики переливались звонкими голосочками. Мальчик пытался схватить их за ленты, свисающие не слишком низко, чтобы не мешали выходящим из комнаты.
— Хочу поиграть! — он схватился рукой за деревянную раму сёдзи, вытягиваясь изо всех сил и кряхтя с высунутым языком.
— Это тебе не игрушка, — Каори схватился ребенка за руку и потащила за собой во двор.
Босые детские ноги шлепали по полу, не поспевая за размашистыми шагами взрослого человека. Юджи сопротивлялся, щипая руку женщины. Который раз за день его глаза наполнились слезами, а щеки покраснели. Ему не нравилось, что все его хватают и куда-то тащат против его воли.
— Каори, он же ребенок! — Саюри попыталась вмешаться, но девушка взглянула на нее исподлобья.
— Не вмешивайтесь! — она выволокла Юджи наружу и резко замерла.
Куда она собственно шла? Жаловаться к Господину? Тогда ей отсекут голову раньше, чем она успеет раскрыть рот.
— Ай, гаденыш! — вскрикнула Каори, когда острые зубы впились ей в запястья.
Она расцепила пальцы, и от неожиданности Юджи плюхнулся на землю.
— Как ты посмел?
Девушка попыталась схватить за шиворот мелкого паразита, но он поднялся на ноги и побежал прочь от нее. Кимоно слетело с детских плеч, упав на пыльную дорожку, и Юджи остался в одном нагадзюбане, который Цумики предусмотрительно подвязала отдельным поясом, зная, какой мальчишка неуклюжий.
Малыш как утенок перебирал ногами, изредка оборачиваясь и визжа. Он не понимал, куда бежит, но главное не останавливаться. Для него это превратилось в игру, пока Каори полыхала от гнева, широко шагая за Юджи. Он проворно увиливал, как только ей удавалось коснуться его спины. Пальцы проскальзывали по гладкой ткани, но не могли уцепиться.
— Мерзкий мальчишка! — девушка бегала кругами по двору напоказ остальным женщинам, которые тихо усмехались, а особо смелые, те, что не боялись Каори, в открытую хохотали, не скрывая звонких голосов.
Канзаши, что держала волосы в собранном виде, съехала с затылка ближе к шее и наконец выпала из темных локонов. Она чувствовала, как низко пала, гоняясь за мелким сопляком, да еще и на всеобщее обозрение. Щеки полыхали румянцем от злости на ребенка. Прямо сейчас Каори только хотела придушить Юджи, но от одной мысли об этом в голове всплывал образ Сукуны, его медленно открывающаяся нижняя пара глаз, горящая злобой.
Мальчик прекратил свою игру и уже не оборачивался на женщину. Он забрался на булыжник, стоявший у самой кромки пруда. Его нижняя часть была погружена в воду и покрылась водорослями. Более мелкие камни обрамляли границы, а между ними прорастали тонкие стебли травы. Юджи не мог отвести взгляда от водной глади, под которой плясали рыбы. Они взмахивали своими хвостами, поворачивая, чтобы не столкнуться между собой. Золотая чешуя сверкала на солнце, когда обитатели слишком близко подбирались к поверхности.
Малыш потянулся к воде, когда рыба остановилась у булыжника. Он наклонился слишком низко, что конец пояса опустился в воду. Еще немного и он сможет схватить проворное существо, но Каори схватила Юджи прежде, чем он мог свалиться в пруд. Она закинула его к себе на бок, крепко прижав, чтобы больше сопляк не мог вырваться.
Рука поднялась, готовясь ударить ребенка за плохое поведение, но из ближайшего павильона выскочила девушка. На этот раз не такая же полуголая как остальные. Тело закутано в легкую юкату без рисунка, а рукава подвязаны белой лентой. Длинные волосы скрывала белая ткань. Из помещения, откуда она вышла, исходил пар. Не такими большими клубами, как при готовке пиршества, когда хозяин принимал решение устроить торжество для своей свиты.
— Каори, нужна твоя помощь в готовке ужина! — крикнула девчушка и скрылась в помещении.
Женщина вздохнула, отпустив ребенка на землю, но в этот раз схватила посильнее за руку и следила, чтобы он вновь не укусил ее. Каори хотела крикнуть вслед, что у нее теперь есть дело поважнее возни на кухне, но краем глаза заметила высокую фигуру в белом одеянии. Ураюме-сан зорким взглядом цеплялась за наложницу. Словно падальщик, что ждет, когда можно накинуться на тушу животного.
Каори вздохнула, топнув ногой от злости. Только это она и могла — злиться наедине с собой. Будь ее воля, утопила бы мелкого в этом самом пруду. Судя по его неосторожности, он и сам справится с этой задачей, а женщине останется лишь пролить слезы якобы от горя и умолять простить Рёмен Сукуна за ее оплошность. Только вот она знала темперамент Господина, и за недосмотр голова покатиться по вычищенному до блеска полу.
Наложница послушно двинулась в сторону кухни, где уже вовсю корпели другие девушки, бегая с глиняной посуду туда-сюда. Каори лишь нужно влиться в их слаженную работу.
— Ну и что мне нужно делать? — Каори брезгливо озиралась. В последний раз она здесь помогала, когда только прибыла в храм.
Тогда у нее не было того положения, что она заслужила за четыре года своей жизни здесь, но непомерное высокомерие у нее было с самого начала. Строила из себя белоручку, которая будто бы никогда не занималась тяжелым трудом, но темный тон кожи, заработанный под палящим солнцем в поле, говорил об обратном.
— Ах, Каори, ты нам очень поможешь, если очистишь зерна пшеницы от мусора, — девушка с волосами цвета каштана отвлеклась от бурлящего на очаге бульона, указывая на мешки, стоящие в углу помещения.
— А другой работы нет? — цокнула Каори. Она дернула за руку Юджи, который снова куда-то тянулся.
Девушка покачала в ответ головой.
— Только эта. Сколько успеешь до ужина, а остальное можешь и завтра, — девчушка улыбнулась и вернулась к своей работе.
Ничего не поделать — нельзя давать Ураюме нового повода для наказания. Поэтому Каори лениво поплелась вместе с Юджи к мешкам с пшеницей. Все оглядывались на мальчика и вздыхали с искренней радостью, когда он улыбался им. Они шептались, восхищаясь его детской пухлостью.
— Сиди здесь и не смей никуда убегать, — Каори взяла ленту, но не повязала свои рукава. Она привязала один конец за свою лодыжку, а другой за ногу Юджи.
Ребенок надул губы, когда понял, что все его передвижения по новой неизведанной территории будут ограничены длиной ленты. Первое время он пытался развязать узел, но детские пальцы не могли с ним справиться. Ему только и оставалось смотреть за работой Каори, которая вызывала у него неприятные чувства.
Малыш не мог их выразить, ведь детский разум еще не был способен на такое. С самого появления странной и злой женщины ему хотелось убежать от нее. Она не пахла свежей выпечкой и пряностями как Цумики. Ее руки не были такими же нежными и ласковыми. Нет, она вызывала у мальчишки те же эмоции, что и Кайто. Будто она желала ему зла.
Юджи порывался помочь его новой знакомой, но после шлепка по рукам больше не лез к ней. Он угрюмо сидел рядом, боясь лишний раз испугать госпожу, которая при каждом его движении норовила замахнуться рукой или прикрикнуть на него. Горячие слезы временами стекали по его щекам, мальчик шмыгал носом.
— Юджи, верно? — рядом села девушка с длинной косой. Она не обращала внимание на недовольный взгляд Каори — знала, что это ее раздражает еще больше, — меня зовут Макото.
Малыш поднял на девушку покрасневшие от слез глаза. Она широко улыбалась, протягивая ему свежую лепешку. От нее исходил пар, проникая в ноздри, а на лепешке золотым отблеском искрился мед. Юджи расплылся в улыбке в ответ, протягивая свои крошечные руки, чтобы взять угощение.
— Спасибо! — он укусил со стороны, где было больше всего меда, измазывая им рот.
— Тебе нравится? — Макото погладила Юджи по макушке, взъерошив его торчащие волосы.
— Вкусно, — ответил мальчик, жуя угощение. Он льнул к приятным прикосновениям и щурил глаза от удовольствия.
Детский разум выстраивал чудесную картину, будто бы Юджи снова в деревне. И вот сейчас дедушка отправится работать в поле. Они обязательно зайдут в дом Цумики, и она вместе с Нобарой и Мегуми пойдет с ними. В поле, пока взрослые работают, они найдут себе развлечение в виде ловли бабочек или других насекомых. В обед старшая сестричка накормит их лепешкой, которую приготовила рано утром, а потом обязательно даст им по жареному каштану.
Убаюканный грезами, Юджи уснул. Детское тело испытало достаточно тяжестей всего за один день. Он утомился от бесконечных слез и долгой дороги в чужой край. Малыш мерно дышал, сжимаясь в своем сне. Ему снился дом.
Сон отпустил из своих объятий только ночью, когда давно стемнело, и территория храма погрузилась в тишину. Цикады прекратили свои песни, и их сменил стрекот сверчков. Юджи открыл глаза, не понимая, где он находится. Ничего не напоминало тесный дом Цумики, а под боком не спали его друзья. Комната даже близко не казалось похожей на его родную хибарку, где они жили с дедушкой. Мальчик вертел головой в поисках знакомых лиц, но встретил только тьму ночи.
Где-то за стенкой раздавались голоса и скрип половиц.
— А ты куда? — накинув на себя одно лишь хаори, спросила наложница. Макото стояла у выхода к помосту, ведущему к главному павильону. Тоненькими пальцами она придерживала ворот.
— В покои Господина, — заявила Каори, задрав голову и распрямившись в гордой осанке.
Девчушка хихикнула, прикрыв рот ладонью.
— Господин велел не отвлекать тебя от заботы над ребенком, — наложница кивнула в сторону Юджи. Он выглядывал из-за угла, держа в руках ленту, которой днем ему обвязали ногу.
Каори метнула в него злобный взгляд.
— Тебе пора спать, сопляк!
Макото прыснула от смеха.
— Забудь о покоях Господина, — девушка шагнула к выходу и скрылась в темноте ночи. Только небольшой огарок свечи в руках освещал ей дорогу.
И тут Юджи взвыл что есть мочи, выдавливая весь свой страх наружу. Его лицо раскраснелось, и горячие слезы ручьями потекли по его пухлым щекам. Он звал своих друзей, старшую сестричку и дедушку, которого он так давно не видел. Почему дедушка не возвращается за ним?
— Цумики! — он звал сестричку, но напрасно — ее здесь нет и никогда она не придет за ним.
Он сел на пол, поджимая колени к груди. В комнатах засуетились и начали шикать, а Юджи только сильнее ревел. Никто его больше не сможет успокоить, как делала это Цумики. Ему не споют колыбельные и не расскажут знакомые сказки. Теперь он остался наедине с отвергающим его храмом.
Каори громко топнула, сжимая от злости зубы.
— Заткнись! — она закрыла уши руками, чтобы не слышать детского плача, — закрой свой рот!
Она кричала на него, чем только еще больше пугала. Крики девушки и ребенка сплелись в общей комнате, нарастая с новой силой. Юджи задыхался в слезах. Тело вздрагивало от криков и икоты. Ему было страшно, очень страшно. Он сжимался в комочек, лежа на полу. Ласка, что дарили ему изо дня в день улетучилась, запуталась в ветвях темного леса.
— Что стряслось? — Саюри выбежала в комнату, завязывая пояс на своем хаори. Седые волосы спадали на плечи.
Она подняла малыша на руки, укачивая и нашептывая слова любви, а мальчик прижимался, сжимая ткань на ее груди. Каори прошла мимо них словно потерянная в задумчивости и даже не посмела посмотреть на ревущего Юджи. Ей было омерзительно видеть его, слышать его и касаться его.
Саюри не предприняла попыток остановить девушку. Она вышла на энгаву и отцепила с крючка фурин, который так приглянулся ребенку.
— Смотри, что у меня для тебя есть.
Женщина усыпала висок Юджи поцелуями, поглаживая его спину. Он все никак не мог успокоиться. Дрожь прокатилась по его телу. Ребенок не сразу взял колокольчик в руки. Судороги от слез постепенно сошли на нет, и вот уже мальчик крепко прижимает к себе фурин, а тяжелые веки прикрывают его глаза, туманя взор.
Саюри еще долго сидела с ним на энгаве, покачиваясь из стороны в сторону. Юджи сунул большой палец в рот, посасывая его. Старушка тихо напевала ему песню, которую когда-то ей пела бабушка. Некоторые строчки давно позабылись, но она подставляла свои слова под мелодию. Когда-то она помогала своей матери укладывать младших братьев и сестер. Было это так давно, что их лица давно размылись в памяти, будто и не существовало никогда жизни до того, как она шагнула на территорию храма. Скупая слеза скатилась по щеке женщины, когда ребенок у нее на руках поморщился во сне. Она поцеловала его лоб, прижимая крепче мальчика.
— Бедное дитя, — прошептала Саюри.
Следующее утро было жарче прежнего. Одежда липла к коже, а воздух с каждым часом наполнялся душащей влагой. Даже в тени не было спасения. За высокой стеной деревьев на горизонте проглядывались маленькие облака, которые обрастали слоями, темнели и медленно плыли все ближе. Сегодня будет долгожданный дождь.
Больное колено Саюри было тому подтверждением. Старушка вздыхала от боли, морщась и прикрывая глаза. Юджи беспрестанно вертелся у нее на коленях, пока она его кормила. Он корчил рожицы сидящей напротив Каори. Другие девушки смеялись, глядя на малыша, который им всем уже успел полюбиться. Он стал их отрадой в этом угрюмом и тихом месте, разбавляя своим детским звонким смехом строгость храма.
Только Каори не видела в мальчишке ничего милого. Его черты лица приводили ее в ярость, детская непоседливость и озорное поведение так и вовсе вызывали желание утопить ребенка в том самом пруду, к которому он сбежал в первый день.
Пока все видели в ней боль, что испытывают матери после утраты ребенка, не обращая внимание на поведение девушки, она чувствовала другое. Не было ей дела до той девчонки, которую Каори пришлось вынашивать, страдая от диких болей. Она никогда не разделяла мечты других женщин о детях. Они паразиты, растущие внутри, а потом, после родов, лишний груз.
— Еще! — пискнул Юджи, открыв рот, когда Саюри зачерпнула ложкой немного риса.
Каори вышла из-за общего стола и покинула павильон. Она прекрасно понимала, что не сможет долго избегать ребенка. Рано или поздно ей придется забрать Юджи от старушки, которая сияла больше всех остальных, находясь рядом с мальчишкой. Никто не посмеет осудить Каори, ведь Саюри сама решила взять ребенка под свою опеку. Она наивно полагала, что девушке нужно время привыкнуть к новой роли.
Утром она предложила помощь наложнице. Отвела ее в сторону и в привычной манере Саюри начала успокаивать девушку, осыпая словами поддержки. Ей едва удавалось сдерживать ухмылку — до того наивна старуха. Пусть сама и возится теперь с сопляком, а Каори так уж и быть состроит из себя жертву, мать в горе. Лишь бы не пришлось проводить целыми днями с Юджи.
Выйдя во двор, она ощутила на себе цепкий взгляд Ураюме-сан. Она бродила по помостам, проверяя порядок. Рядом с ней, укутавшись в накидку странной расцветки, ходил Дзёго. Он внимательно слушал деву в белоснежных одеяниях. И, видимо, каждая ее реплика будоражила старое проклятие. Дым, исходивший из его головы, иногда искрился огнем и грозился превратиться в настоящее извержение.
Ураюме указала на павильон, где обитали женщины, и Каори показалось, что говорят о ней, но реакция Дзёго говорила об обратном. Он запрыгнул на ограждения помоста и готов был ринуться через двор, но приближенная Сукуны схватила его за накидку. Она швырнула вулканоголового словно ей нипочем его вес.
Каори вздохнула с облегчением. Наверняка говорили про несносного мальчишку. Теперь он стал главной темой всех бесед в храме. Всего за один день и ночь он полюбился многим, стал своеобразным украшением, но надолго ли? Девушка надеялась, что Господин не станет держать Юджи долго, предпочитая отправить его к праотцам, чем возиться с ним.
— Правда?
— Да! Макото сказала, что Господин не желает ее видеть.
Две девчушки юркнули мимо Каори, переговариваясь и смеясь, но острый взгляд старшей девушки заставил их умолкнуть. Они схватились за руки и помчались без оглядки в сторону небольшого домика, который служил хранилищем для метел, корзин и прочих инструментов.
Каори держалась за свою гордость до последнего и не желала тратить свои силы на сплетни глупых девчонок. Она продолжала смотреть на всех свысока, задрав свой нос выше других.
В полдень все наложницы давно разбрелись по территории, занявшись своими делами. Две женщины шагнули под крышу главного павильона, скрываясь в покоях Сукуны. Каори крепко сжала рукоять метлы до побеления костяшек. Если бы сегодня ей не пришлось помогать во дворе, то их место заняла она. Женщина проклинала все на свете, что казалось чересчур уж странным, зная, где они все находятся. Куда уж больше проклятий в храм.
— Каори! — Саюри подошла к ней, запыхавшись, потому что на руках пришлось нести вертлявого Юджи.
— Бабуля, я не хочу к ней, — он упирался изо всех сил, хватаясь за одежду старушки.
— Все будет хорошо, — женщина потрепала ребенка за щеку и отпустила на землю, легонько подтолкнув Юджи в сторону Каори, которая продолжала мести дорожку.
Мальчик порывался пойти за Саюри, но мертвой хваткой наложница хватает его за шиворот. Фурин в его руках тихо звенит, привлекая его внимание. Юджи сел возле корзины, куда складывали опавшие листья, и повернулся спиной к Каори. Ей не было дела до обид мелкого сопляка. Главное, чтобы он не мешался под ногами, но он уже это делает одним своим существованием.
Юджи болтал сам с собой, говоря что-то на своем детском языке. Иногда в речи проскакивали вполне осознанные слова.
— Ты умеешь говорить, так чего лепечешь? — склонив голову, бросила Каори.
Юджи давно уже ходил в одном лишь белом нагадзюбане, который уже покрылся каплями еды и пыли, потому как Саюри посчитала нужным сберечь шелковое кимоно до нужных времен. За тканью не так уж легко ухаживать да и жалко красивую вышивку. Старушка надежно перевязала пояс, надеясь, что неуклюжий ребенок не развяжет его. Бегать голышом в жаркую погоду, конечно, хорошо, но правила приличия стоит соблюдать даже детям.
Внимание малыша недолго оставалось прикованным к колокольчику в руках. Его звон хоть и был приятен для ушей, как и узор на изделии, но такова уж природа всех детей — сложно увлекать их одним предметом. Бабочка, кружившая вокруг, села сначала на ногу Юджи, а затем упорхнула на корзину набитую мусором.
Мальчик проследил ее движения и затаился словно охотник, высматривающий дичь. Он долго и безотрывно смотрел, как насекомое ползает по кайме, перебегает по пузатому боку корзины. Только бабочка взмахнула белыми крыльями, Юджи прыгнул, протягивая руки, чтобы поймать несчастное существо. А вот у насекомого были свои планы. Бабочка оттолкнулась от насиженного места, оставляя ребенка ни с чем. Он повалился на корзину, переворачивая ее на бок вместе со всем содержимым.
Колени чиркнули по камню, покрылись царапинами, наполнившимися едва заметными каплями крови, а руки уцепились за корзину. Для Юджи все произошло слишком быстро, что он даже не успел почувствовать боль от падения. Он лишь растерянно взглянул на Каори, которая обернулась на шум, отвлекшись от работы.
Девушка смотрела на мальчика с широко раскрытыми глазами, чуть приоткрыв рот. Брови медленно поползли кверху, нижняя губа задрожала, а из груди вырвался рык будто звериный. Она швырнула метлу на землю, и та со стуком ударилась о камень.
— Мелкий гаденыш! — Каори в миг метнулась к Юджи и схватила его за шиворот.
Наложница с силой встряхнула мальчика и ткнула его в беспорядок как котенка. Стоило ей замахнуться рукой, чтобы отвесить подзатыльник непослушному ребенку, как за запястье схватили и потянули вверх.
— Это так ты присматриваешь за ним? — вкрадчивый голос, что вызывал страх, донесся из-за спины.
Каори медленно обернулась, выпуская ткань нагадзюбана Юджи. Мальчик осел на землю, а вот женщине наоборот пришлось подняться на носочки, чтобы не свалиться.
— Дядя!
Две пары глаз смотрели то на женщину, то на ребенка, который растянулся в улыбке при виде знакомого. Юджи хлопнул в ладоши и, поднявшись на ноги, направился к Сукуне.
— Господин, если его не воспитывать как следует… — Каори не успела закончить, как боль в руке от цепкой хватки заставила ее замолчать.
— Тебе велено присматривать за ним, а не воспитывать, — безжизненно произнес Двуликий.
Рёмен склонил голову набок, разглядывая малыша, который уже подошел к нему вплотную и потянул за рукав кимоно. Торс Господина открыт, а верхняя часть кимоно свисала до пояса. Тонкая полоса пробегала поперек живота, а грудь, плечи и руки покрыты черными полосами. Они завершали чернильную композицию на теле.
Двуликий отпустил женщину, и та, едва удержав равновесие, встала подле него. Сукуна без интереса и теплых чувств смотрел на Юджи, который не прекращал тянуть за ткань.
— Подними!
Господин выгнул бровь и покосился на Каори. Она не предпринимала никаких попыток увести или успокоить ребенка, который так настойчиво просил Сукуну поднять на руки. Девушка лишь покорно склонила голову перед ним и ждала, что же Двуликий сделает. Может, поступит как и с ее дочерью? Девушка прекрасно знала, как Рёмен ненавидит, когда к нему прикасаются без его позволения. Даже Ураюме-сан не обладала столь высокой привилегией.
Дыхание перехватило, когда Сукуна протянул руку. Юджи обхватил огромную ладонь двумя своими и широко улыбнулся, но тут же на его лице отразилось удивление, когда мальчишка взмыл в воздух. Пока он визжал и радовался от того, что Господин подкидывал его будто какую-то куклу, на лице Двуликого не появилось ни единой эмоции. Его намерением было испугать сопляка, а не развеселить. Он поднял его за руку и уставился алыми глазами на мальчишку.
— Где же твой человеческий страх, мелкий паразит?
Интерес впервые за сотню лет туманил разум Короля Проклятий. При виде ребенка, который не испытывал ничего кроме радости к Сукуне, что-то зарождалось в сердце, если оно у него еще осталось. Пережитые события и оскверненные воспоминания, когда-то истязающие душу, играли давно забытую мелодию. И Двуликому отнюдь это не нравилось. Картины, запечатленные и выжженные на веках, пробуждали не ностальгию, а иное. Рёмен не мог понять собственных чувств, которые он закопал глубоко в себе, отринув все человеческое в себе. Нет, он — проклятие, как и его свита, его верные поданные.
— Еще хочу! — Юджи обхватил ногами руку, повиснув вниз головой, — подкинь еще!
Сукуна грубо всучил ребенка Каори. Девушка поморщилась, когда малыш потянул ее локоны, выпавшие из прически.
— Господин, разрешите задать вам вопрос, — подала голос девушка, — когда я могу посетить ваши покои?
— Разве Я позволил тебе открывать рот? — Двуликий обернулся, собираясь уходить. Он повернул голову в сторону девушки, вдохнув аромат ее страха, — у тебя сейчас есть занятие.
Семя ненависти взошло в душе Каори, превратившись в росток. Прямо сейчас ей хотелось свернуть голову сопляку. Его не должно быть здесь. Он должен был сгинуть очень давно, в пучине темного леса. Так почему же он сейчас здесь?
Первые раскаты грома пронеслись над затопленной духотой равниной. Небо темнело под напором сизых туч, накатывавших под резким ветром. Деревья скрипели старыми телами, прощаясь с листьями, которые срывало и раскидывало по двору. Дождевые капли еще не успели коснуться раскаленной под солнцем земли, а вот молнии вспыхивали, разрывали небо на клочья, поспевая за оглушающими ударами грома.
— Каори, в купальне осталась вода для Юджи и тебя, — отвлеклась от своего рассказа Саюри.
Женщина сидела в окружении других девушек, которые собирались вечером в общей зале, чтобы послушать истории и сказания прошлого. Старушка каждый вечер сочиняла что-то новое или же кромсала старое, словно это ткань, и создавала неповторимые сказки. Ни одна из них не была похожа на другую.
Наложница фыркнула, глядя на колени Саюри. Детское кимоно почти было готово. Обрезки хлопковой ткани аккуратно сложены, и самая юная здесь девушка корпела над чем-то под чутким руководством женщины.
— Стежки поменьше, — указала Саюри, — на чем же я остановилась?
Измазанный в пыли и грязи Юджи плелся за Каори, которая вела его за привязанный к руке мальчика пояс как дворового пса. Ребенок изредка упирался и тянул на себя веревку, но женщина была сильнее.
Все девушки давно покинули купальню. Пар исходил от воды и лип к стенам и потолку, промачивал одежду, и она неприятно липла к коже. Капли пота стекали по лбу Каори. Она оглянулась, убедившись, что они с Юджи одни здесь, и прикрыла створку.
Мальчик оглядывал купальню, трогая все вокруг — от деревянных кадок до ковшей для воды. Дедушка мыл его прямо в комнате, что служила в их доме и кухней, и спальней. Он усаживал внука в кадушку с водой и пел ему песни, пока стирал всю грязь с детского тельца. Здесь же все было иначе. Большие фурако поражали ум Юджи. Он тянулся к краям, порываясь залезть внутрь.
— Иди сюда, сопляк! — прикрикнула Каори, резко дернув пояс, что мальчик едва удержался на ногах.
Прямо в нагадзюбане она сунула малыша в фурако и залила холодную воду, пока она не скрыла Юджи по пояс. Он с вниманием следил за тем, как наложница выливает кадушку за кадушкой, пока дно скрывается под всплесками воды.
— Ты должен сгинуть как и твой папаша! — твердо и с укоризной произнесла Каори, стиснув зубы.
Девушка надавила на плечи ребенка, опуская его всего под воду. Он слишком слаб, чтобы бороться. Ручки то хватаются за запястья наложницы, то в страхе бьют по воде, расплескивая ее по деревянным стенкам.
— Почему ты выжил? Почему не сдох тогда?
Хватка крепкая и нет спасения от гнева, обрушившегося на Юджи. Вода наполняет горло и легкие, когда он кричит. Никто не услышит его голоса, только бульканье воды. Страх в детских глазах не трогает душу Каори. Она только сильнее вжимает мальчишку в дно фурако.
— Сдохни!
Дождь на улице барабанит по камню, застилающему двор и по черепице на крышах. Ручьи бегут по дорожкам, наполняя влагой все вокруг. Раскаты грома друг за другом ударяют, скрывая шум в купальне.
— Никто тебя не спасет! — кричит Каори, плюясь слюной.
Она выслужится перед Господином. Найдет объяснения, даже если это означает, что сперва ей придется пройти через адские муки. Она забралась слишком высоко и с болью и потом достигла нынешнего положения.
Юджи обмяк в ее руках и замер. В ушах девушки стоит оглушающий шум, что ей становится не по себе. Последний воздушный пузырь всплыл на поверхность, и водная гладь замерла вслед за телом ребенка.
Не лети, птичка, слишком высоко. Аматэрасу опалит твои крылышки и падешь ниже земли, прямо в колыбель Страны Желтых Вод.