Как по иронии судьбы ветер налетел на Северную провинцию, будоража холодным по зимнему ветром. Деревянные незапертые створки стучали о рамы, а рисовые полотна на них грозились оторваться. Облака словно измазали чернильной тушью. Они закручивались, меняя свои формы и темнея.
Волосы Ураюме, разделенные ровным пробором, теперь пали ей на лоб, но она не поправляла их. Никто из проклятий не смел двигаться. Они покорно склонили головы пред Своим Господином, вперив глаза в каменную кладку дорожки. Все замерли в ожидании гостей, которые уже подступали к горе. Юджи чуял их смердящий до тошноты запах. Ему не нравились гости, как и холодный ветер, бьющий по щекам. Мальчик ступил ближе к Господину и слегка обхватил рукой спавший до локтя рукав кимоно Сукуны.
— Боишься? — нижний глаз Двуликого приоткрылся.
Юджи покачал головой.
— Что если… что если они не примут меня? — мальчик встал на носочки, чтобы взглянуть в холодные кровавые глаза Двуликого, — Махито сказал, я не такой, как все. Что я чужой.
— Он мелет, что ни попадя, а ты веришь каждому его слову.
Рёмен развернулся к Своему наследнику и опустился на одно колено. Даже так его фигура казалась невообразимо большой по сравнению с мальчишкой. Его широкая ладонь опустилась на плечо ребенка.
— Юджи, будь ты недостойным мальцом, стоял бы здесь, рядом со мной?
— Наверное, нет, — мальчик закусил губу.
— Не им решать, чужой ты здесь или нет. Они знают свое место в этом храме и не посмеют ослушаться меня.
Двуликий поднялся с колен и снова обратил свой взор в сторону краснеющих на фоне блеклых деревьев тории. Он вновь ударил древком по настилу, отбивая ритм. Пальцы Юджи крепко вцепились в гарду. Они здесь, их гости прибыли.
Во главе процессии двигался темноволосый мужчина. Короткие локоны аккуратно уложены назад. Тело спрятано под слоями одежды. Юджи впервые видел подобный наряд. Странная ткань, похожая на передник, который надевали девушки во время готовки, закрывала живот. Золотые нити обрамляли края. За ним шли еще двое проклятых. Они уже менее всего напоминали людей.
Стук древка об энгаву прекратился, когда новоприбывшие приблизились к ступеням главного павильона и склонили головы. Все молчали, не смея выступить вперед. Юджи переступал с ноги на ногу, нервно сглатывая слюну. Он уцепился взглядом за Ураюме.
— И вновь мы собрались с вами под одной крышей! — разлетелся громогласный голос Двуликого, — склоните же головы передо Мной и Моим наследником.
Могущественные существа, чьи образы, навевающие страх, бродили бесформенными духами по миру задолго до появления Короля, припали на колени, касаясь лбами холодного камня. Они смиренно преклонялись перед своим хозяином, некогда бывшим обычным человеком, а теперь ставшим их Господином. В их разумах ни капли страха, лишь уважение и трепет. Все, кроме, конечно же, Кенджаку, обрели свои нынешние тела благодаря Рёмен Сукуне.
— Настали времена, когда мы наконец вновь смертельной процессией двинемся по стране, возвращая былую славу. Осталась пара лет, где Мой наследник достигнет нужного возраста, а теперь прошу разделить вас со Мной трапезу.
Гулкий стук снова разнесся по двору, и свита поднялась с колен. Они двинулись к павильону, по-прежнему молча. Вой последней бури этой весны словно барабанный бой сопровождал проклятую свиту.
Главную залу ярко освещали десятки свечей. Низкий широкий стол весь забит различными блюдами. С самого рассвета наложницы корпели над праздничным пиршеством и вычищали до блеска стены и полы храма, а теперь без сил сидели в своих покоях. Гости сели по обе стороны от стола, во главе которого был Сукуна с Юджи. Их взгляды непрерывно следили за мальчишкой.
— Вы смущаете Моего наследника, дорогие гости.
— .нидопсоГ ,кеволеч ьдев нО
Юджи дернулся, услышав вместо привычной речи, которой обладали все разумные проклятия, странное жужжание, напоминающее пение цикад. Он коснулся рукой головы.
— Раздражает, правда? — Рёмен постучал указательным пальцем по своему виску, — радует, что Ханами не такой болтливый как Махито.
Серое тело, похожее на древесную кору рассекали черные линии, схожие с узорами Двуликого. Левую руку скрывала плотная ткань, и Юджи очень уж хотелось взглянуть, что Ханами прячет.
— Может, сейчас он человек, но и Я когда-то был рожден из утробы женщины.
Мужчина с черными как безлунное небо волосами поднялся со своего места и, поклонившись, снова сел.
— Рад, Господин, что мой подарок угодил Вам.
— .укажднеК, сил йищяотсан ыТ
Снова неприятный стрекот раздался в голове.
Все взгляды устремились в сторону Кенджаку, который кротко улыбнулся. Махито громко чавкал, толкая в бок Дзёго. Старик пытался его оттолкнуть от себя, но своевольное проклятие перекинуло руку на его плечи, испачкав жиром накидку.
— Сколько лет не виделись, а ты все такой же дурачок, — цокнул Дзёго.
Кенджаку не обратил малейшего внимания на голоса, прервавшие его речь. Он поправил ворот своего наряда и подмигнул малышу Юджи.
— Вас никогда не интересовала суть рождения?
— Неа, мне живое нравится больше мучить и творить из их душ шедевры достойные нашего Господина, — Махито оперся локтем о стол, крутя в руках обглоданную кость.
— Пф, слишком уж ты низко берешь, мой друг. Я хочу заглянуть. Ни единожды я уже создавал, а точнее пытался идеальные проклятые сосуды. Все они стали разочарованием, как и женщины, которые рождали их.
Кенджаку все это время не спускал взгляда с Юджи. Мальчика будто бы и не интересовали беседы свиты. Расставленные перед ним угощения утолили беспокойство. Он лишь с радостью уминал за обе щеки сладости со стола, приготовленные только для него.
— Жаль, они все погибают в утробах своих матерей, даже не сделать из них проклятые тела, — мужчина обреченно вздохнул, — но на владениях нашего Господина полно людишек, вкусивших проклятую энергию в ее первозданном виде. Как же она льется из них, а те даже не подозревают.
Семья Каори не восходила к былым аристократическим фамилиям, не были ее предки великими мастерами, а лишь нищая семейка, обитавшая на окраине города. Свезло ей, как говорила вся семья, что Джин, наследник, если уж не богатой, но обеспеченной плодородными полями семьи, взглянул на нее. Девушка так бы и продолжала отвергать его ухаживания, если бы не острый взгляд ее отца.
Каори претила свадьба по странным договоренностям родителей, как и всяк живущий мужчина в землях Двуликого. Щенячьи глазки Джина вызывали лишь тошноту, но никак не умиление, которое писком отзывалось в сердцах девушек их селения. Его прикосновения пробуждали отвращение.
Как же ей повезло не видеть его отвратительного лица до самого дня их свадебной церемонии. Тогда в нем что-то изменилось. Она смотрела на совсем иного мужчину, хотя перед ней и стоял Джин, тот самый любимчик каждого жителя. Взгляд казался чуть суровее, а от его улыбки пробегали мурашки по всему телу.
— Давно у тебя этот уродливый шрам? — спросила его Каори, глядя на рассекающую лоб рану.
— Пустяки, моя дорогая жена.
Он крепко сжал ее запястья, улыбаясь ей. В ту ночь Джин взял ее насильно. Вся его нежность мигом испарилась. Девушка закусывала до крови губы, пока ее руки грубо заводили за спину. Дышать становилось трудно, а просьбы остановиться пролетали мимо ушей ее мужа. После он исчез бесследно, скрывшись в ночной тишине.
Отец Джина, Васуке, появился в их доме, лишь когда на свет появился малыш. Младенец горланил, прося материнского тепла, но Каори мерзко было даже пальцем коснуться ребенка. Она с ненавистью кляла его за одно только существование. Родился от проклятого и политый проклятиями он, не знавший родительского тепла, явился на свет. Судьба его сплетена давным-давно.
— Я позабочусь о тебе, Юджи, — шептал старик, укачивая новорожденного в своих руках, как когда-то своего единственного сына.
Оправившись, Каори пропала вслед за своим мужем. Кто-то говорил, что видел, как она шла в сторону Норой. Малыш родился от проклятого семени из утробы, пропитанной до черна проклятым. Никому не нужный и брошенный, он тихо посапывал в руках своего дедушки, не подозревая о своей будущей участи.
— Юджи вышел идеальным. Мой маленький шедевр.
Только последнее слово слетело с уст Кенджаку, голову Сукуны пронзила острая боль. Образы запрыгали перед глазами, но в этот раз четче и ярче.
Кровь стекала по подбородку к шее.
— Чудовище! — крик старухи всполошил округу. Даже сквозь пургу и завывающий ветер он разносил надвигающийся ужас.
Голоса мужчин, женщин и стариков смешались, крича проклятия. Полные страха глаза вперились в него, сжигая человеческую душу. Трусливые людишки набросились на него толпой, раскромсав тело на куски. Его омертвевшие конечности не коченели, как полагается покойникам. Нет, он не умирал, а лишь рождался заново, обретая новое совершенное обличье.
— Чудовище? Будь по-вашему, — животный оскал и ядовитый блеск в глазах устрашали, вводя в ступор.
— Господин? — голос Ураюме вывел Двуликого из тумана.
— А Я все гадал, откуда в нем столько черноты, — Рёмен улыбнулся Кенджаку, потрепав волосы на макушке Юджи, но мальчик, столь увлеченный сладостями, только оттолкнул руку.
— А это что за диковинка?
Махито костью указал на вход в залу, где стояло, поджав хвост, мелкое проклятие. Оно дрожало и глядело, выпучив глаза, на свиту. Каждый присутствующий источал ужасающее количество проклятой энергии. Они обернулись на тварь.
— Малыш! — Юджи соскочил с колен Сукуны, заехав пяткой ему в живот и чуть не плюхнувшись лицом в еду, — ты наконец вернулся.
Мальчик под всеобщие недоумевающие взгляды подхватил проклятие и обнял, сдавив мягкое тело в руках.
— Смотрите, это мой друг. Я назвал его Малыш, — Юджи подошел к столу и вытянул руки вперед, чтобы все могли увидеть питомца, чем только вызвал смешки.
Снежная дева, заметив недовольную гримасу Сукуны, поднялась со своего места и поклонилась.
— Прошу простить, Мой Господин, я недостаточно обучила Юджи манерам. Вина лежит на мне.
Она подошла к мальчику, и улыбка сошла с его лица.
— Я сделал что-то не так?
Он не видел прежней снисходительности в глазах наставницы. На него смотрели с укором и разочарованием за поступок, а ведь Юджи хотел лишь показать Малыша. Он не видел в этом ничего постыдного, ведь он такое же проклятие, как все за столом. Прислужница положила руки на плечи ребенка и повернула в сторону выхода.
— Отнеси его в свою комнату и возвращайся. Позднее мы поговорим о твоем поведении, — она сама не понимала, откуда в ней пробудилась такая холодность к подопечному. Будто бы злил ее вовсе не мальчик.
— Я ведь не сделал ничего плохого… — неожиданное порицание сбило Юджи с толку. Он крепко прижал к себе тварь, но не сказал больше ни слова, — хорошо.
Снежная дева вернулась к столу и заняла свое место рядом с Кенджаку, который улыбался во все зубы.
— Какой неугомонный мальчишка.
— Скажи мне вот что, — Рёмен оперся подбородком о руку и посмотрел на Своего прислужника, — в этом кроется причина смертей моих детей? Пока за Моей спиной ты игрался с созданием подходящего сосуда.
Ураюме вздрогнула.
— Мой Господин, так он… — снежная дева замолчала, не решаясь проронить ни слова.
Но не только она была удивлена сказанным. Остальные из свиты переглянулись меж собой, пытаясь узнать, кто знал об этом еще. Даже безэмоциональный Дагон, который только урчал как питомец Юджи, всполошился.
— Разве для тебя это не стало очевидным? — Двуликий мельком взглянул на Прислужницу и снова посмотрел на Кенджаку.
— Господин, я ведь говорил об этом в начале нашего пути.
Тогда еще черные оковы не до конца охватили тело Рёмен Сукуны. Он скитался от деревни к деревне, убивая всех на своем пути. Сжигал дома, резал мужчин и сеял свое семя в утробах невинных девушек. Мелкие проклятия, что тогда носили имена ёкаев, становились его хлебом, а кровь убитых людей водой.
— В тебе много силы.
На большом камне у самой воды сидел мужчина, облаченный в монашескую одежду. Сукуна, стоявший по самый пояс в ледяной воде, смывал с себя пепел и кровь. Он оскалился.
— Как чудесно, добыча сама идет в руки охотнику, — Двуликий в один миг оказался рядом с незнакомцем, предвкушая погоню под его жалкие крики, но тот не шелохнулся.
— Я такой же, как ты. Проклятый человек, — произнес мужчина со шрамом на лбу, — зови меня Кенджаку, такое имя я обрел, хотя и живу под разными личинами. Четыре руки, четыре глаза, а ты тот самый Двуликий призрак?
— Что с того?
— Долгое время я стремлюсь к великой силе, но судьба обманчиво наградила жалкими остатками. Позволь мне служить тебе, Двуликий.
Сукуна нахмурил брови, подняв с земли оборванное кимоно.
— На дух не переношу монахов и все, что с ними связано.
— Так проще путешествовать по стране, Рёмен Сукуна. Меньше людей задают вопросы, кто я и куда держу путь, — Кенджаку поднялся с камня, — если мой наряд тебя оскорбляет, считай это осквернением богов.
Как бы не казалось это странным, но Ураюме не была первой последовательницей Своего Господина. Она пришла следующей, а затем и остальные присоединились к ним. Проклятый, отринувший человеческое, стал их Королем. Людские эмоции, родившие их на свет, стали осколками воспоминаний, сила и форма — дары Двуликого.
— Мы таскали эту девицу с собой так долго, чтобы теперь Мой наследник корчился в муках? — взревел от ярости Сукуна, увидев увядающего на глазах младенца.
Он не испытывал к ребенку отцовских чувств, даже жалость к несчастному существу.
— Господин, вероятно, его маленькое тело перенасытила ваша проклятая энергия и теперь убивает его изнутри, — другое тело, те же одеяния и лисья улыбка на губах.
— Ураюме, брось его.
Прислужница сидела на корточках возле кучи тряпья, где ворочался новорожденный.
— Я смогу поддерживать в нем жизнь, Мой Господин.
— Мне не нужен сопляк, который и дышать сам не может. Оставьте его с девицей тварям на корм, хоть какой-то прок будет.
Рёмен прикрыл глаза, смакуя прошлое. Тогда он оставался вольным словно птица в ясном небе, отбрасывавшая свою тень на человеческие судьбы.
— Припоминаю твои слова, — Сукуна поднял пиалу, наполненную саке, — вернем себе былую славу!
Под радостный гомон Ураюме поднялась и подошла к Господину, поправив свои рукава.
— Юджи долго нет, я проверю его, — Двуликий только отмахнулся от нее. Махито начал очередную историю, которую он принес из далеких краев.
Девицы заблаговременно зажгли свечи в коридорах и снова спрятались в своих покоях, чтобы не мешали гостям отдыхать. Из залы, где оставалась компания, доносился смех Сукуны. Подол парадного кимоно шуршал по начищенным дощечкам пола. Прислужница подошла к дверям, ведущим в комнату Юджи.
Тихий надрывный всхлип послышался за тонкой перегородкой. Бледная рука замерла на деревянной раме, не смея отодвинуть створку. Старческий скрипучий голос разбавил тишину.
— Впервые вижу твои слезы со времен детских лет. Отчего плачет юный господин?
Мальчик прижался к теплому телу. Морщинистая рука гладила его по спине.
— Ураюме меня ненавидит? Почему она не такая, как раньше?
— Так твои слезы от печали. Вот уж не подумала никогда, мой дорогой мальчик. Я живу уже несколько десятилетий в храме, и ты первый, кому посчастливилось растопить холод госпожи.
— Тогда почему она больше не разрешает спать у нее на коленях? И стала так часто злиться на меня? — Юджи шмыгал носом.
— Не думаю, что она перестала тебя любить. Юный господин, ты по-прежнему смертен. Может, она боится, что когда-нибудь ты состаришься прямо как я и покинешь мир живых.
— Что значит любить? — мальчик поднял голову, вытирая нос рукавом.
Саюри усмехнулась.
— Я и сама до конца не понимаю этого чувства. Крепкая неразрывная привязанность к кому-то, так наверное. Чувства тебя переполняют, что хочется навсегда остаться с человеком. Ты ведь для нее как дитя для матери.
— Ураюме говорила, что мамы нужны только слабакам.
Старушка качалась из стороны в сторону, успокаивая малыша Юджи. Губы тронула улыбка.
— И все же, хоть ты рожден от другой, матерью для тебя стала она, — Саюри тихо вздохнула, — ты так вырос, мой мальчик. А я ведь даже не заметила этого. Знаешь, я боялась, что ты станешь таким же холодным и отстраненным как Ураюме-сан или жестоким как Сукуна-сама, но ты едва ли похож на них.
— Разве это плохо?
— Как сказать, для кого-то да. Когда меня не станет, пообещай всегда оставаться таким, как сейчас, — старушка поцеловала Юджи в макушку.
Снежная дева тихо шагнула назад и направилась обратно в залу, где Махито уже успел устроить балаган. Она снова заняла место по правую сторону от своего Господина. В груди ее что-то ёкнуло.
Ветер вновь ударил с новой силой. По пустынному тракту двигалась группа людей. В их руках горели факелы, коптя воздух. Только шорох листвы и чавканье копыт в грязи разносились в ночи. Дороги размыло от растаявшего снега. Всадники расположились вокруг повозки, где спали двое детей. Подложив под головы мешки с запасной одеждой, мальчик с девочкой крепко держали друг друга за руки во сне.
Даже Сатору молчал, держась чуть впереди строя. Повязка для глаз свисала с шеи. Он неотрывно смотрел на приближающийся лагерь шаманов, расположившийся близ границ владений Двуликого. Черные знамена почти не было видно, хотя на дозорных вышках ярко горели костры, пуская искры в темноту.
— Там что-то не так, — Годжо замедлил свою лошадь, обернувшись в сторону Нанами, который, казалось, уснул прямо в седле, — будьте наготове! И самое главное — защищайте детей.
Крики шаманов разносились по округе. Суматоха царила в лагере. Большой шатер, где обычно проводили время глава дозора и лекарь. Всадники спешились и подошли ближе. Сатору осмотрелся по сторонам, пытаясь найти врага, но ни одного проклятия рядом не было. К ним подбежал мальчишка, судя по отметинам на щеках из семьи Инумаки.
— Что здесь произошло? Где глава?
Парнишка оглядел прибывших и лишь рукой указал в сторону ближайшей дозорной башни.
— Сугуру, Кенто, за мной, а остальные ждите нас, — Сатору замешкался, — Сёко, присмотри за детьми.
Троица двинулась в направлении вышки. Мимо них бегали шаманы, таская на руках своих товарищей, перемазанных грязью и кровью. Многие из них всего лишь были ранены, но другие… По спине Гето пробежал холодок, когда он увидел изуродованное тело. Не человек, а подобие проклятия. Руки и ноги выгнуты в разные неестественные стороны, а лицо раздуло до неузнаваемости.
— Да что здесь произошло? — спросил самого себя Сугуру.
Глава дозора внимательно слушал донесения своих подчиненных. Он махнул рукой, когда завидел подошедших к нему людей.
— Вы ведь не из нашего лагеря?
— Мое имя Годжо Сатору. Вас должны были о нас предупредить.
— Оставь свитки и печати при себе, Годжо, — махнул мужчина рукой, когда Сатору потянулся к футляру, свисающему на поясе. Седина едва коснулась его волос, а вот морщины уже пролегли на его лице.
— Что у вас стряслось? — выступил вперед Нанами.
— Границу пересекли. У меня куча раненых и убитых, еще и две дозорные башни горят на западе.
— Какого черта вы тут делали? — Сугуру схватил Годжо за руку, когда тот шагнул вперед.
— Мы всю свою жизнь готовились к нападению с севера, но оно произошло с юга.
Мужчины застыли, раскрыв рты.
— Сколько вас прибыло?
— Девять считая двух детей.
— Нам лишние руки не помешают.
Только к утру неразбериха разрешилась. Сёко, не смыкая глаз, всю ночь провела с ранеными. Она излечила всех, кто имел шансы на спасение. Пять изуродованных тел лежали в шатре. При свете дотлевающих свечей они выглядели более пугающе.
— Похоже, кто-то использовал на них свою технику. У меня не получается вернуть им прежний вид.
— Ты сделала все, что могла, — Нанами похлопал девушку по плечу, — отправляйся спать.
— Сначала схожу к детям.
В шатер вошел Гето, отодвинув полог. Локоны выбились из тугого пучка на затылке и свисали на лбу. Кожа пятнами испачкана сажей, а от одежды несло дымом.
— Не выйдет. Я отправил их прогуляться, — Сугуру подошел ближе к мертвым, — Сатору, ты все еще уверен в своем плане?
— Да, но придется кое-что поменять.
Годжо сидел на холодной земле, стянув повязку. Всю ночь, пока все бегали туда-сюда, он простоял у самой границы, вглядываясь в темноту проклятого леса. Веки чуть припухли от бессонных ночей, а под глазами пролегли темные пятна.
— Мы не знаем, как далеко гости Двуликого пробрались к нам. Нет смысла снова откладывать, тем более мы тащили Мегуми и Нобару через всю страну не для того, чтобы сейчас взять и вернуться послушно домой.
— Слишком рискованно, — вмешалась Иери, — если верить словам пострадавших, те проклятия действовали разумно.
— Не лучше разведку поручить Маки и Маи? Им уже удавалось проникнуть на север, — Кенто похлопал Сатору по спине.
— Если верить тому, что им удалось узнать, наследник Двуликого какое-то время жил вместе с нашими ребятишками. Через него они смогут узнать больше.
— Если тот мальчишка не сидит в четырех стенах под неустанным присмотром Сукуны, — заключил Гето, — глава дозора уже наверняка отправил донесение в столицу. Нам прикажут возвращаться без промедлений.
Все замолчали, глядя на Годжо, который в задумчивости смотрел на трупы шаманов. Его коробила вся эта ситуация. Он был готов прямо сейчас отправиться во владения Короля Проклятий и уничтожить его. Только слишком мало знали они о нем.
— Устроим одну вылазку и вернемся, — наконец произнес Сатору, — только проверим, могут ребята без проблем пересечь границу.
— Уверен? Что если мы зря подвергнем их опасности?
— Не глупи, Кенто, эти ребятишки за себя постоять могут.
Годжо поднялся с земли, отряхнув хакама.
— Придется еще раз пересмотреть все записи о событиях прошлого. Каждый иероглиф изучим, пока не узнаем о Двуликом и его приспешниках.
Это был второй раз, когда, сам того не ведая, Рёмен Сукуна нарушил все планы шаманов. Козни строились с двух сторон границы, но никто не торопился сделать первый шаг на пути к настоящей войне, которая вновь повергнет в ужас обычных людей.