Главный павильон храмового ансамбля возвышался над всеми остальными постройками, расправив крылья из черепицы. Верхушку крыши величаво украшал когда-то дракон, которого прежние хозяева — бритоголовые монахи — почитали хранителем этого места. Ныне же острие пустовало, а искусно выполненная фигура еще в первые дни прихода Господина Рёмена была разбита и превращена в крошку.
Двуликий позаботился, чтобы старых богов забыли. Он разрушал святилища и храмы. Одни сжигал, а другие обращал в свои дома поклонения. Ниточка за ниточкой Сукуна отнимал веру людей. Он прозвал себя новым владыкой земель, а северяне уж сами стали величать его богом, вознося молитвы.
Широкие коридоры темной зловещей тропкой извивались, разветвлялись и устремлялись в темные покои Господина. Они располагались в самом дальнем углу павильона, дабы никто не беспокоил Короля Проклятий. Иди прямо, сверни направо, а затем снова в потемках двигайся прямо. Так ты и придешь, путник, к опочивальне Сукуны. Человеческое нутро по-прежнему сковывало его, хотя и на вид давно он ближе стал к проклятой свите. Его сон чуток, что даже дыхание услышит за прикрытыми ставнями.
Тишина царила над храмом. Чуть завиднелись золотые отблески на горизонте, птицы встрепенулись и завели свои песни. Не спали только двое, те, кому не было необходимости в этом. Один проводил ночи в подземных помещениях, раскуривая кисэру или роясь в старых записях храма. Другая же в обычные ночи скиталась по темному лесу, игралась с проклятиями, как с родными братьями и сестрами. Она дразнила их, заманивала в ловушки, но убивать не осмелилась ни разу. Они и она одного поля ягоды. Рождены оскверненными, но по виду и не скажешь, что одному племени принадлежат.
В эту ночь снежная дева лишилась своих забав. Она провела часы Цукиеми-но-микото в своей темной спальне. Прислужница сидела, подогнув ноги под себя, и, прислушиваясь к каждому звуку в соседней комнате в ожидании, когда же ее Господин пробудится ото сна. Небольшой огарок сальной свечи растаял много часов назад и, мигнув на прощание, погрузил комнату в полную темноту. Ребенок, укрытый хаори Ураюме, тихо сопел. Он сжимал в своем кулачке ткань. Иногда Юджи ворочался, и дева поднимала на него глаза, заплывшие в раздумьях.
— Ты странный, — в задумчивости сдвинув брови к переносице, сказала Прислужница, пока ребенок, утомленный днем, засыпал. Юджи порывался лечь на колени снежной девы, но она уложила его в кучу подушек, не позволяя выбраться из своеобразной постели.
Футон в комнате Ураюме не был предусмотрен, ведь сон для проклятий не существовал. Сама спальня не была похожа на место, где обитает хоть кто-то. Просторная и пустая она не несла в себе домашний уют. У дальней стены ровно посередине стояла катанакакэ, увешанная оружием, а рядом поблескивала своим острым лезвием нагината. Как и хозяйка они источали зловонное проклятие. По левую сторону пара деревянных ящиков, которые пустовали, как и само помещение. Несколько кинжалов лежали на самом дне да пустые свитки. Ико бережно держала на своих плечах кимоно снежной девы. Без единого рисунка на темной ткани и без вышивки. В День подношений лишь сыскал применение подарок Сукуны. В остальные же дни снежная ткань укрывала ее плечи и черное хаори, что закрывало левую часть.
Ураюме подняла голову, когда мальчишка завертелся в подушках. Он уставился на нее своими сонными глазками, потирая их кулаками.
— Тетя! — пискнул Юджи, выползая из своей теплой постели.
Нога запуталась в рукаве хаори и, вместо того чтобы встать, ребенок кувыркнулся через голову. Он посмотрел по сторонам, не понимая, что с ним произошло, и растянулся в широкой улыбке.
— Поиграй!
— Я не твоя мама и играть с тобой не буду, — снежная дева поднялась со своего места и поставила в металлический подсвечник новую свечу. Что-то щелкнуло в руках Прислужницы, и комната озарилась слабым светом.
— Мама? — слово для мальчишки чужое и незнакомое.
— Говорю же, я не твоя мама, — раздраженно шикнула Ураюме и подошла к Юджи. Она подняла его на руки, а затем усадила на плетеную крышку ящика.
Огонек медленно трепетал на подставке, и сейчас только дева заметила в глазах ребенка интерес. Он не обращался этим отвратительным словом к ней, а наоборот смотрел вопрошающе. В глазах стоял вопрос: что значит “мама”?
— Поиграй!
— Не вертись, червь! — пригрозила Ураюме, но никакого воздействия это не возымело. Малыш продолжал болтать ногами, стуча пятками по стенкам ящика, и крутиться в разные стороны. Так он точно побеспокоит сон Господина, ругалась про себя дева.
Прислужница кое-как стянула с мальчишки нагадзюбан, оставляя его совсем нагим. Детская кожа вновь вернулась к прежнему розоватому оттенку. На груди виднелись отпечатки пятерни Каори.
— Ты слишком хрупкий, сопляк, — Ураюме пробежалась кончиками холодных пальцев по гладкой коже малыша. Он захихикал, пытаясь схватить деву за запястье, а та лишь с отвращением одернула руку.
— Мы пойдем гулять? — Юджи приложил большой палец к губам и причмокнул.
— Нет, — отозвалась Прислужница, продолжая разглядывать место, где вчера ледяным потоком пустила проклятую энергию по детскому телу.
Больше на светлой коже не осталось отблеска инея, который морозной хваткой сохранил ночью утекающую как воду сквозь пальцы жизнь ребенка. Его сердце остановило свой ритм, когда легкие сполна залились водой. Тогда лишь на миг Ураюме почувствовала отраду, что больше не вдохнет воздух на этой земле жалкий малец. Радоваться долго не пришлось, ведь ценность собой он нес для Рёмен-самы.
Лечением снежная дева не обладала столь искусно, поскольку не приходилось затягивать ранки на чужих телах, кроме разве что Господина. Еще в те времена, когда они смертельной процессией шли по деревням и городам, завоевывая земли. Чего уж говорить об искорках жизни, которые так быстротечно угасали в Юджи.
— Ты ведь даже не понимаешь свой дар, — Ураюме опустила ребенка на пол и бросила ему нагадзюбан, измятый и испачканный грязью. Белая ткань потеряла свой былой цвет.
Прислужница подошла к деревянной створке, обтянутой рисовой бумагой и чуть приоткрыла ее. В коридоре уже зажгли свечи наложницы, значит Господин проснулся. Ураюме пора спешить на поклон.
— Одевайся и жди меня здесь.
Мальчик посмотрел на одежду у его ног, но не предпринял попытки поднять ее. Прислужница громко вздохнула, чуть ли не рыкнула. Ее порывы злости были столь редки в прежнее время, как и остальная гамма эмоций, но теперь при виде ребенка хотелось рвать и метать. Из приближенной самого Короля Проклятий ее сделали сиделкой какого-то жалкого человека.
— Ты и этого не умеешь?
Она шагнула в сторону Юджи, но мальчишка ловко юркнул под руками Ураюме и, шлепая босыми ногами по полу, устремился к открытой створке. Снежная дева только и успела схватить воздух.
— Играть! — вскрикнул писклявым голоском малыш, скрывшись в коридоре.
Он крутил головой в разные стороны, разглядывая причудливые узоры и резьбу на стенах. В крестьянских хибарах таких чудес не водится, а в храме их в избытке. Разинув рот, Юджи замедлился, но только послышался топот ног позади, он снова встрепенулся.
— Поймай, — снова поддразнил мальчишка.
Он оглянулся на Ураюме, которая замедлила шаг, увидев что-то позади Юджи. Она легким взмахом длинных пальцев поправила прядь белоснежных волос, смазанных красным пятном похожим на кровь. Взгляд устремился в пол. С улыбкой на лице малыш продолжал топать по вычищенным до блеска дощечкам. Щеки раскраснелись от резвого бега.
Юджи хотел было обернуться, но врезался и плюхнулся с громким звуком на пол. С высоты своего роста на него взирал сам Сукуна. На лице читалось осуждение за такой поступок перед Королем. Двуликий фыркнул, глядя на то, как слезы подступили к глазам мелкого сопляка.
— Дядя! — малыш вмиг забыл о боли, стоило ему увидеть, кто стоял перед ним.
Рёмен ничего не ответил, безмолвно переведя взгляд на Ураюме. Та поспешно подхватила ребенка и поставила его на ноги, накинув на голое тело нагадзюбан, превратившийся в обычную тряпку после валяний Юджи во дворе.
— Приношу свои извинения, Господин, — снежная дева поклонилась перед Своим Владыкой, не отпуская плечи ребенка, — слишком прыткий червь.
Сукуна только хмыкнул в ответ.
— Завтрак уже подали, — Двуликий скинул с плеч кимоно, и оно упало до черного пояса, который был завязан крепким узлом.
— Я подойду к Вам, как только отведу дитя Саюри, — Ураюме повернулась боком к Господину, утягивая Юджи за собой. Малыш начал сопротивляться, не желая уходить от Сукуны.
Холодное нечто объяло снежную деву разом, заставив застыть на месте. Тяжелый взгляд кровавых глаз вцепился в нее.
— Ты еще не поняла? — гортанный рык прокатился по всему коридору. Девчушка, заменяющая свечи, вздрогнула и поспешила прочь в другую часть павильона, — не спускай с него глаз!
Молчаливо Ураюме последовала за Господином в обеденную залу, откуда уже расплывались ароматы пищи. Ей пришлось тащить на руках изворотливого Юджи, который то и дело пытался схватить Сукуну за руку. Господин краем глаза смотрел на попытки ребенка, сбавлял шаг, а когда детская ручонка почти касалась его собственной, он вновь ускорялся.
Яркий свет десятков свечей ослепил, а перед глазами расплылись черные пятна. Несколько девушек бегали туда-сюда с блюдами, от которых исходил пар. Стоило Господину войти в залу, все как одна поклонились приветствуя хозяина.
Как только Рёмен сел во главе стола, он что-то шепнул девушке, которая поставила перед ним полную миску еды. Девица кивнула и поспешно удалилась из обеденной залы вслед за остальными наложницами. Порцией Сукуны можно было накормить двух здоровенных мужиков. Дымка пара струилась от горячего риса, заполнявшего доверху глиняную миску.
Человеческое нутро Двуликого дало о себе знать, и в тот же момент, от одного только вида и запаха, рот наполнился слюной, а желудок потянуло неприятно. Сукуна в задумчивости облокотился на одну из своих рук, пока Ураюме без остановки говорила о проведенной ночи.
Сон. Ему снился сон. Первый за последнее столетие. Там был мальчик похожий на него самого. Только в глазах не пестрила злоба на весь род людской. Он держал Рёмена за руку, но не за ту лапищу, что была у него сейчас. Две маленькие теплые ладони крепко держались друг за друга. Образы расплывались, а слова из ночного видения превращались в неразборчивое бормотание.
Двуликий покосился на ребенка, сидящего на коленях Его Прислужницы. Тот елозил и тянулся к столу, но Ураюме будто бы не замечала этого. Она поджимала губы, одергивала непослушного сопляка. Отчего-то он был так похож на мальчишку из сна. Эти непослушные волосы, торчащие на затылке, глаза, искрящиеся радостью.
— Господин, мне необходимо докладывать о ребенке? — спросила Прислужница.
Сукуна медленно перевел взгляд с Юджи на снежную деву, по-прежнему витая в грезах.
— Мне плевать на этого сопляка, — оборвал слова Ураюме Двуликий, когда она собиралась продолжить, — Я уже сказал тебе, что с ним делать. Теперь же не смей без причины говорить об этом ребенке.
— Слушаюсь Вас, Мой Господин, — Прислужница кивнула и шлепнула Юджи по ладони, — не смей трогать еду своими грязными ручонками.
Ураюме шикнула на мальчишку, но он, надув губы, покрылся красными пятнами, а глаза залились слезами. Проклятая дева прикусила губы, собираясь извиниться перед своим хозяином. Глубокий гортанный смех оглушительно прокатился по зале.
— Мой Господин?
— Ты не можешь даже управиться с сопляком. Сможешь что-то дельное из него вырастить? — Рёмен зачерпнул рис из своей миски, — покорми его, Я не собираюсь слушать рыдания.
— Прошу прощения, Мой Господин.
Ураюме вновь поклонилась и взяла со стола бамбуковые палочки. Оставшаяся в обеденной зале девушка тут же подошла к ним и подала порцию, которую по приказу Двуликого приготовили для Юджи. Снежная дева мельком взглянула на Хозяина, восхищаясь его подготовленностью который раз за долгое время служения.
— Не хочу! — мальчишка пискнул, извиваясь на коленях Ураюме. Он дергался до того момента, пока и вовсе не улегся спиной на пол.
Прислужница собрала ледок на кончиках пальцев, собираясь обездвижить мальца. Миска с едой в ее руке покосилась и едва не соскользнула.
— Господин, Вы звали? — дева обернулась на голосах и обнаружила Саюри, стоявшую в поклоне.
— Ураюме не годится в матери, — Сукуна жестом приказал старушке подойти к столу, — помогай ей.
— Слушаюсь, Господин, — женщина послушно села рядом с Ураюме, которая от такой близости отпрянула, — малыш, давай-ка тебя накормим.
Саюри широко улыбнулась, и сеть морщинок двинулась на ее лице. Она забрала Юджи к себе на колени и как курица наседка начала кружить над ним, бормоча уговоры. Прислужница с неприкрытым интересом наблюдала за всем этим, урывая взглядом каждое движение старушки, пока сам Рёмен кривился, закатывая глаза от любезностей.
Сон. Ему снился сон. Кто-то так же возился с ним. Лица размыты, а слова приглушены, будто кто-то заткнул ему уши. В груди саднило неприятно, отвратительно. Остатки человеческого внутри всколыхнулись, пробуждая в памяти воспоминания, которые были мутными как река после ливня. Сукуна не мог разобрать расплывчатые образы. Он и не хотел этого, только еще сильнее подавляя их.
Рёмен небрежно поставил пустую миску на стол, и та звякнула, задевая остальные блюда. Юджи первым обернулся на шум.
— Дядя, поиграем?
Двуликий лишь брезгливо дернул губой, покидая свое место.
— Ему подготовят комнату. Больше Я не хочу его видеть за одним со мной столом.
Ураюме поднялась для поклона, но Господин даже не обернулся. Она с презрением, кипящим внутри, посмотрела на мальчишку, который печально провожал взглядом, махая вслед маленькой ладошкой. Этот сопляк лишил ее близости с Господином. Теперь, пока ребенок рядом, ей вряд ли будет дозволено близко подходить к Рёмен-саме.
— Юджи, не отвлекайся, — Саюри поднесла малышу палочки с рисом, поцеловав его в висок. Он хохотнул, прижав щеку к плечу, но все же открыл рот, чтобы проглотить очередную порцию.
Король Проклятий не пожалел для ребенка лучшей комнаты в стенах главного павильона. Лучшей, но самой дальней от главных покоев Господина. Наложницы с самого утра вычищали пол и стены от налетевшей пыли, сгоняли паучков, наматывая на тряпки паутинки. Они копошились как муравьи, превращая покои юного господина, как они прозвали Юджи, в жилую спальню. Широко раскрытые сёдзи пускали свежий воздух в затхлые стены комнаты. Лучи проснувшегося солнца уже вовсю бегали по стенам.
— Я принесла футон для маленького господина, — захихикала девушка, произнеся прозвище мальчишки.
Ураюме проводила ее презрительным взглядом, не попытавшись даже протестовать. Она сидела в углу и лишь следила за уборкой, пока Юджи вовсю бегал за наложницами, путаясь у них под ногами.
— Саюри, я принесла то, что вы просили, — почти прошептала другая девица, принесшая несколько свертков ткани.
Снежная дева помнила, как три года тому назад девчонку привели в храм. Та даже собственной тени боялась. Она всегда ходила за другими хвостиком, вперив глаза в землю, и дергалась от каждого шороха. Прислужница хмыкнула, посмотрев на наложницу, а та сразу шагнула ближе к старушке, будто прячась от тяжелого и пронзительного взгляда. Так и не стала смелее, а только еще больше угасала.
— Спасибо тебе, — Саюри погладила девушку по голове, — можешь заниматься своими делами.
Девица поклонилась дважды — перед женщиной и Ураюме, — а затем мигом выбежала из комнаты.
— Эй, старуха, что там?
Прислужница поднялась со своего места чем вновь привлекла внимание Юджи, которому надоела ее неподвижность. Он первым подскочил к Саюри, разглядывая содержимое свертков.
— Ураюме-сан, здесь одежда, что я пошила для мальчика, — женщина разложила на деревянном столике два хлопковых наряда, для которых она специально взяла темную ткань, приметив привычку ребенка сидеть на земле.
— Сносно. А почему здесь нет рукавов?
— Ах, госпожа, в таких рубахах обычно крестьянские дети бегают. Да и лето ведь сейчас.
Пока взрослые болтали, любопытный мальчишка успел стащить последний сверток и раскрыть его содержимое. В руках его зазвенел фурин, полюбившийся ему в первый день.
— Несносный сопляк, не смей брать без разрешения, — вдруг взъелась Ураюме.
Она сделала резкий выпад в сторону Юджи, а тот тут же прижал к себе весь сверток. Саюри вовремя остановила снежную деву, положив ей руку на плечо, но сразу убрала ее, вспоминая неприязнь госпожи.
— Это подарок ему, — старушка с блеском слез в глазах посмотрела на Юджи, — тряпичная кукла. Я сшила ее из обрезков ткани.
Малыш начал бубнить себе что-то под нос, улыбаясь игрушке. Саюри постаралась даже вышить подобие глаз и рта для куклы.
— Не побаловала своих детей, так хоть этого малыша… — старуха осеклась, — простите за вольность, Ураюме-сан.
Снежная дева развернулась спиной к женщине и вышла на энгаву. Листва давала здесь прекрасную тень, где Прислужница и села.
— Умывать, кормить, одевать, — произнесла Ураюме, пряча руки в широких рукавах, — большего от тебя не требуется, а теперь ступай.
Саюри напоследок потрепала Юджи по голове и, поклонившись, вышла из комнаты.
День медленно протекал, а Ураюме лишь пару раз вставала со своего места, следуя за тенью кроны дерева. Юджи подходил к ней, прося поиграть с ним, но вскоре ему и ей это надоело. Он возился со своими игрушками, бормотал себе что-то под нос.
— Ты злая, тетя, — мальчишка дернул деву за рукав, — не хочу с тобой больше играть.
Прислужница не ответила на его слова, но позабавилась, когда сопляк сел рядом с ней, обижаясь.
— Почему тебе так нравятся проклятия? — спросила Ураюме, но ответа на такой вопрос ей еще долго никто не даст. Юджи слишком уж мал для размышлений, — если тебе позволят вырасти, ты мне ответишь?
Ребенок положил свою игрушку на пол и ближе подполз к деве. Она наклонилась к его лицу, силясь разглядеть особенность проклятой энергии внутри него, но она еще не оформилась в особую технику, сгустками протекая в детском теле.
Теплые ладони обхватили лицо, прошибая все тело Ураюме. Они разнились с ее собственным холодом как огонь и вода. От неожиданности Прислужница застыла, округлив глаза, а Юджи улыбнулся ей.
— Красивая!
Наверняка он еще не понимал значения этого слова, в которое так много вкладывают люди. Дева отпрянула от прикосновения и снова села прямо.
— Я буду ждать ответа, сопляк, — Ураюме вновь замерла в своей позе до самого ужина.
Она неотрывно наблюдала за несносным мальчишкой целый день, смотрела, как он собирает всякий мусор: ветки, листья, несчастных бабочек, которых он хватал за крылья. Он ничем не отличался от остальных детей, с которыми Ураюме сталкивалась, когда выходила в человеческие поселения. Только проклятое в нем кружилось и что-то еще. Она не могла прочувствовать странное зловещее нечто, таившееся в теле безвинного дитя.
К вечерней трапезе подоспели две девушки, которых отправила Саюри. Они не смели тревожить Прислужницу, а лишь делали, что им было приказано. Сразу же после ужина они откланялись, оставляя довольного едой ребенка. Ураюме лишь, прикрыв глаза, сидела на энгаве и слушала тихий шелест листьев, улавливала острым слухом шаги чудовищ, подобравшихся слишком близко к храму. Они ждали ее для игр, но снежная дева не могла покинуть как в привычные предзакатные часы территорию.
Когда настало время зажигать свечи, в покои пришла уже сама старушка. И снова Юджи заняли играми и разговорами его сородичи. Ураюме это было только на руку, ведь ее не тревожила возня ребенка.
Ночью снова снежная дева сидела в полной темноте, вслушивалась в каждый шорох снаружи. Ее безмерно тянуло в лес, но она не осмелилась нарушить приказ ее покровителя.
Так тянулись дни, казавшиеся пыткой. Ураюме словно певчую птицу заковали в клетку. Все превратилось в замкнутый круг. За это время ей лишь раз удалось увидеться с Господином, но только издалека она поклонилась его величавой фигуре, продолжая прогуливаться по помостам с Юджи. Ей казалось, будто она сходит с ума, ведь теперь завела привычку вести диалоги с сопляком, который внятно говорить даже не мог, а уж речи об осмысленных ответах и идти не могло. Ребенок проглатывал слова, что ему говорила снежная дева, повторял их за ней, коверкая.
— Саюри, — окликнула Прислужница, когда женщина приготовилась расстилать на полу футон для мальчишки.
То был пятнадцатый вечер пытки Ураюме. Стало невмоготу сидеть в четырех стенах, когда натура так и звала резвиться среди чащоб леса.
— Да, госпожа?
— Я видела в деревнях мамаши носят детей в каких-то штуках, чтобы они не ходили, — Прислужница поправила пояс на рубахе Юджи, который удобно устроился у нее на коленях. Все же ему удалось добиться своего, но лишь потому, что Ураюме сдалась под натиском капризов ребенка, — мне нужна такая же.
Саюри улыбнулась, сдерживая хохот.
— Он уже большой для такого.
— Я отправляюсь в лес сегодня, — последовал ответ, краткий и без объяснений, — как сделать мне эту вещь?
Старушка прокашлялась и поднялась с пола.
— Любая ткань подойдет, — Саюри сняла с себя передник и подошла к Ураюме, — разрешите, госпожа?
Снежная дева с сомнением посмотрела на старуху, но, убрав Юджи с себя, все же поднялась. Саюри ловко закинула один край на плечо Ураюме, а второй завела за спину сбоку, ловко перевязав крепкий узел, она хлопнула в ладоши.
— Юджи должно хватить места, — она потрепала мальчика по голове.
— Цумики, — он потянул передник своими ручками, и из глаз хлынули слезы. Крупными солеными градинами они стекали по щекам, — Цумики!
Юджи громко всхлипывал, тянул изо всех своих сил. Он продолжал сквозь слезы повторять одно и то же имя. Расплывчатый образ девушки с каштановыми волосами запестрел вновь.
— Ты чего устроил? — Ураюме отпрянула в растерянности и отвращении к человеческому горю.
— Может это его сестра?
Саюри села рядом, обнимая ребенка. Он кричал и вырывался, не понимая вдруг, куда подевалась Цумики. Он не вспоминал о ней так давно, но ткань на груди снежной девы взбороздила неосознанные мысли в голове малыша.
Она не понимала. Ничего не понимала в человеческих чувствах и эмоциях, из которых была сама рождена. Ей была чужда боль разлуки с близким, Ураюме и не хотелось понимать всего этого, но сейчас, сдвинув брови к переносице, она косилась на ревущего Юджи, который истошно звал незнакомку. Прислужница закрыла уши руками, чтобы не слышать криков ребенка, а Саюри изо всех сил пыталась успокоить малыша. Игрушка и колокольчик были бесполезны. Юджи отшвырнул фурин в сторону, когда его всучили ему в руки. Стекло со звоном ударилось об пол, рассыпаясь на мелкие осколки.
Только усталость смогла успокоить ребенка. Он прикрыл опухшие глаза и сунул палец в рот, тихо причмокивая. Выждав момент, Ураюме все же осмелилась взять из рук старухи мальчишку. Саюри покачивалась из стороны в сторону, оберегая сон дитя. Когда холодные руки потянулись за Юджи, она поначалу отпрянула, но все же не смела противиться и возражать. Только и могла как все остальные девушки обеспокоенно следить за дальнейшей жизнью мальчика, чья судьба была известна одному Королю Проклятий.
— Берегите его, — женщина аккуратно помогла госпоже уместить Юджи в переднике.
Ураюме вышла на энгаву и резко оттолкнулась от края. Прыжок вышел легким, но сильным, будто бы и усилия не пришлось прилагать для него. Рукава кимоно расправились как крылья у птицы, и снежная дева исчезла в темноте леса. Она цеплялась за широкие стволы, ловко уклоняясь от веток, норовивших ударить по лицу. Одной рукой ей приходилось прикрывать голову Юджи, но даже это не мешало двигаться невесомо и без затруднений.
Ноги мягко коснулись мягкой земли, и подошва гэта утонула во влажном мхе. Грации и легкости движений Ураюме могли бы позавидовать девушки высшего общества, о котором часто рассказывал еще один проклятый дух из свиты Сукуны.
— Ну же, куда все попрятались? — Прислужница вгляделась в непроглядные заросли, откуда доносилось хрипение тварей.
Ураюме присела и поднесла раскрытую ладонь к лицу. Она вдохнула в себя побольше воздуха и медленно подула на руку. Белая дымка взмыла сначала небольшим облаком снежной пыли, а затем все больше и больше разрасталась, устилала землю колючими льдинками. Когда мороз добежал до кустарников, где прятались твари, Прислужница щелкнула пальцами.
Визг разнесся по округе, пугая всю живность вокруг. Вороны скопом раскричались, недовольно каркая на потревоживших их проклятий. Черная стая вскочила с веток и разлетелась в поисках тихого места.
— Что, теперь поиграем? — Ураюме довольно оскалилась.
Она резко подалась назад и, оттолкнувшись от сплетенных корней, запрыгнула на широкую ветвь сосны. В тот же миг на место, где стояла снежная дева, прыгнула тварь. Существо неуклюже врезалось головой и зарычало.
— Тетя, — пискнул детский голосок, который в шуме Ураюме не сразу услышала.
Прислужница недовольно фыркнула, закатывая глаза.
— Будешь снова плакаться, скормлю твоим любимцам, — дева отогнула край ткани, чтобы Юджи смог оглядеться по сторонам, — нравятся они тебе?
Ураюме вновь перескочила на другое дерево, когда еще одна появившаяся тварь заползла на дерево.
— Будем играть? — после долгого надрывного плача и крепкого сна мальчишка теперь звучал очень тихо. Голос его не переливался звонким смехом.
— А то, — Прислужница махнула рукой, выпуская острые ледяные иглы прямо в своих собратьев.
Ураюме сразу оживилась, когда все проклятия поблизости встрепенулись, принимая участие в ночном гулянии. Глупые и неотесанные низшие проклятия кряхтели и рычали, заливаясь зловонной слюной. Они и близко не стояли со снежной девой, оставаясь от нее на тысячу, если не больше, шагов позади.
Юджи крепко схватился за края ткани, в которой сидел, вертя головой в разные стороны. Он радостно кричал, когда Ураюме подпрыгивала, перелетая на другую ветку. В разгаре драки Прислужница совсем не обращала внимания на ребенка, забыв о нем, будто не чувствовала веса его маленького тела. Она раз за разом раздувала все больше снега, что теперь позади нее образовалась целая дорожка. Когда твари ступали на нее, то начинали верещать и поджимать свои лапища. Они падали с деревьев, теряя равновесие.
— Нравится тебе, сопляк? — снежная дева опустила глаза на ребенка и только сейчас осознание ударило в голову, разбиваясь штормом страха, — она давно перестала ощущать ношу. Смех стих как-то неожиданно, что сначала показалось, будто ребенок просто уснул.
— Сопляк! — в панике крикнула Ураюме. Она вертела головой, вглядываясь в каждый куст, каждую ветку и каждое дерево.
Прислужница еще раз позвала, но ответа не было. Ее окатило еще одним ударом осознания — тварей стало намного меньше. В ту же секунду Ураюме устремилась на шум, собравшихся в кучу проклятий. Она спрыгнула с дерева и уже бежала по земле.
— Юджи! — впервые произнесла снежная дева имя ребенка. Страх вгрызался в загривок, расходясь волнами по всему телу. Ей не хотелось подводить Господина, а еще больше ей не хотелось за оплошность прощаться с жизнью.
Она выдохнула, когда обнаружила его сидящим посреди чудовищ на опушке. Те не смели к нему подходить, а лишь глядели словно верные псы в ожидании угощения. Некоторые подходили ближе к ребенку, но как только он замечал их движения и тянул к ним руки, твари позорно скулили и убегали.
Ураюме молча смотрела на все это действо, пока Юджи не обернулся в ее сторону.
— Тетя! — он засеменил своими ножками, спотыкаясь о корни.
Мальчишка подошел вплотную к Прислужнице и обнял ее за ноги. Он смотрел на нее своими темными глазами снизу вверх.
— Ты не поранился? — спросила Ураюме, присев на землю. Она задрала его рубаху, повертела из стороны в сторону и вздохнула с облегчением, когда не нашла на теле ни единой царапинки.
Юджи долго и пристально смотрел на лицо девы, а затем обхватил руками. Как тогда на энгаве, когда Прислужница испытывала одну лишь ненависть к этому ребенку. Сейчас же она чувствовала и что-то иное. Ураюме позволила теплым ладоням остаться на холодной коже еще пару мгновений.
— Пора возвращаться, — снежная дева подняла Юджи на руки, закидывая в передник. В этот раз одну руку она положила на спину малышу, чтобы тот вновь не вывалился.
Мальчик зевнул, прислоняя голову к груди Ураюме. Она протянула руку к его волосам, но не посмела коснуться. Странное желание все же одолело снежную деву, и она второй раз поднесла ладонь, но в этот раз потрепала мягкие волосы Юджи.
Твари разбрелись по разные стороны, ломая ветки и растаптывая кустарники. Некоторые следовали за Ураюме, но она прекрасно понимала, что взгляды их устремлены на Юджи. Проклятия вели себя точно так же и в присутствии Сукуны. Не смели подходить чересчур близко, склонялись перед ним и от страха скулили, стоило протянуть руку в их сторону.
— Что же в тебя такое вложила Каори? — спросила больше саму себя Прислужница, разглядывая лицо мальчишки, который во сне сосал большой палец, — ужасная привычка.