— А этот?
— Нет.
Ураюме тяжело вздохнула.
— Они завянут, пока мы идем. Сорвешь на обратном пути.
Снежная дева взяла Юджи за руку, оттаскивая от цветка на обочине дороги.
— Почему у нас такие не растут? — ребенок посмотрел на наставницу вопрошающе.
— Нам ни к чему в храме полевые цветы. Сорняк да и только, — Ураюме потянула ребенка еще раз, — нам нужно к ужину вернуться, так что торопись.
— А другие дети поиграют со мной? — очередной вопрос слетел с уст Юджи, который с самого утра весь как на иголках, стоило Прислужнице объявить их план на день.
— Спросишь их сам.
Люди в полях близ деревни поднимали головы, посмотреть, кто почтил их край своим визитом. Красная отметина на волосах Ураюме бросалась в глаза, и люди сразу кланялись, завидев деву издалека. Даже те, кто не видал ее своими глазами, наслышаны о ней. Дети разбегались в стороны, что Юджи даже не успевал им и слова сказать.
— Никто не хочет со мной играть, — мальчик побежал вперед свой наставницы, обиженно дуя губы, — разве я страшный?
— Дело во мне, они боятся меня, — Ураюме спрятала руки в рукавах и ускорила шаг.
— Почему?
— Из-за моего статуса. Скоро и о тебе молва пойдет, юный господин, — съязвила снежная дева, — мы выше этих людей. Ты, я, Дзёго и Господин, конечно же. Люди северной земли подчиняются Сукуне, а мы его свита. Понимаешь?
Юджи задумался, закусив большой палец, но Прислужница тут же его шлепнула по руке, скривившись от проявления неприятной привычки подопечного.
Деревня встречала оживленностью, запахом сена и лаем собак. Женщины прямо во дворах свежевали птичьи тушки. Старики, немощные для полевых работ, слонялись от одного дома к другому, беседуя со всеми. Из домов ремесленников выходили мужчины с большими бамбуковыми корзинами на спине. Товаром на продажу несли в другие поселения. Они вели с собой сыновей, рассказывая им о важности семейного дела. Юджи метался из стороны в сторону. То подбежит к дворовой собаке и потреплет ее за ухом, то ворвется в толпу ребятишек, а те лишь поглядят на него да бросаются кто куда при виде Ураюме, стоящей позади мальчишки.
Для людей он не станет своим никогда. Взращенный проклятием в темных уголках горы Норой мальчик нес в себе тяжелую ауру. Люди это прекрасно чувствовали. Странно это, ведь и проклятиям он чужой. Человеческое дитя, каким когда-то был сам Господин Рёмен. Пытается ли он сделать из этого ребенка такого же Себя?
Они обошли всю деревню. На это ушло бы меньше времени, не останавливался бы Юджи каждую секунду. От наплыва вопросов у Прислужницы уже шла кругом голова, но она сохраняла самообладание и спокойным тоном отвечала своему подопечному. Для него все было в новинку. Вряд ли он вообще хоть что-то помнил о жизни здесь. Пройдут года он нынешнюю жизнь позабудет, сотрутся из головы детские воспоминания.
— Тот мальчик сказал мама. Что это значит?
— Женщина, которая извергает из своей утробы человеческих детенышей.
— Ты моя мама, Ураюме-сан?
— Не неси чепухи. Твоя мать давно отправилась на тот свет.
Уголки губ Юджи сползли вниз, а снежная дева только вздохнула, потрепав его волосы на макушки.
— Дети с матерями слабы и безвольны. Тебе повезло, что ты лишился ее, — Прислужница присела перед ребенком под всеобщие взгляды деревенских, — гордись тем, что ты лишен этой слабости.
Слова наставницы приободрили мальчишку. Он улыбнулся ей и снова помчался по широким улочкам. Они подошли к дому старосты, где Юджи приметил ребятишек, сбившихся в кучку. Кажется, дети выбирали, кто будет водить в игре. Только фигура Ураюме накрыла их своей тенью, их голоса стихли. Старший мальчик единственный не растерялся и шагнул вперед.
— Приветствую вас, госпожа, — он учтиво склонил голову, прижав правую руку к груди, и остальные дети повторили за ним, немного помявшись, — мне проводить вас к моему дедушке?
— Ты отпрыск старосты? — холодно оглядев мальчика, спросила Ураюме, — не стоит. Мы здесь не за тем. Составьте компанию юному господину. Ему не с кем играть в храме.
Дети уставились на Юджи. Он был таким же ребенком как они, но снежная дева обращалась к нему с почтением. Да и наряд его говорил о том, что это не какой-то крестьянский ребятенок. Мальчишка смутился под взглядами и ухватился за рукав Ураюме.
— Я не обижу вас, честно, — тихо ответил Юджи. Его щеки покраснели от неловкости.
Старший мальчик повернулся к другим детям.
— Не глазейте так на господина. Это невежливо, — на этот раз он обратился к Юджи, — мы играем в салки.
— Я не знаю, что это значит, — мальчик посмотрел на свою наставницу.
— Как? Все знают эту игру, — охнули две девочки одновременно.
— Дурочки, невежливо так говорить, — внук старосты прикрикнул на детей, — мы тебе все объясним.
Поначалу Юджи с трудом давалась игра. Дети ловко шлепали босыми ногами по пыльной земле, а на его ногах тормозили все движения гэта. Ураюме велела ему подойти к ней, чтобы она могла снять с него их вместе с таби, которые уже испачкались. После этого игра пошла лучше. Мальчишка ловчее бегал за остальными детьми и так же ловко уворачивался, когда они тянули к нему руки.
Взрослые оглядывались, проходя мимо. Странная картина перед ними разворачивалась: слуга Господина следила за игрой детей. Они почтительно кланялись ей и Юджи, которому и дела не было до них. Вот и славно, слухи о юном господине уже разошлись по поселениям. В их глупых головах он уже часть проклятой свиты.
— Юджи?
Мужчина с плетеной корзиной за спиной остановился неподалеку. Ураюме сразу узнала его. Он тогда был из числа тех, кто отважился принести подношение в виде ребенка. Только выглядел он теперь иначе. Щеки впали, обтянув скулы, руки и ноги совсем истощали. Спина ссутулилась под тяжестью ноши, хотя толком ничего в плетенке и не лежало, так лишь обрубки бамбука да лечебные травы. Он выглядел будто вот-вот умрет. Снежная дева с интересом смотрела на происходящее. Она ждала, что же будет дальше.
Хаджиме замер при виде Юджи, которого когда-то отдал в лапы чудовища. Мальчик повернулся, когда услышал свое имя. Мужчина пал на колени от удивления. И правда, живой. Не морок, навеянный горем. Он хотел было обнять мальчика, но тот отстранился.
— Жаль, Цумики нет рядом. Вот бы она обрадовалась.
— Не знаю никакой Цумики, — ребенок скривился от запаха пота, исходящего от незнакомца.
Хаджиме уставился на мальчишку, широко раскрыв глаза.
— Ну как же, твоя любимая старшая сестренка.
Юджи оглянулся на Ураюме, которая сидела на низеньком каменном заборе. Он хотел пойти к ней и спросить про новые слова, но мужчина взял его за руку, чтобы мальчишка не ушел.
— Прости меня за мою ошибку, — слезы лились из глаз Хаджиме, — я спасу тебя. Так будет правильно.
Снежная дева уловила его слова даже находясь в отдалении. Она насторожилась. Было ясно, что после событий прошлого года разум мужчины помутился. Глаза словно стеклышки цветные блестели на свету, а взгляд не останавливался ни на чем. Прислужница ступила на землю и замерла, как хищник перед прыжком.
На солнце блеснуло лезвие. Мужчина занес руку над Юджи, который в ступоре смотрел на него. Еще миг и нож бы вонзился в спину ребенка, но Ураюме тут же оказалась рядом. Она ударила ногой по руке Хаджиме, выбив оружие. Выставив ладонь перед лицом, Прислужница подула на нее, и сотня ледяных игл взбороздила тело мужчины. Кровь брызнула в разные стороны. Дети, по-прежнему стоящие рядом, завизжали и разбежались в разные стороны.
Хаджиме пал ниц на землю, захлебываясь в собственной крови. Пару раз он попытался подняться, но острые льдинки быстрее только начали резать кожу и внутренности. Ослабший телом и духом он умер быстро. Также быстро как детские крики разнесли по деревне весть.
Староста выбежал на шум и встал в ступор. Страх за свою жизнь сковал его тело. Старик припал к ногам Ураюме. Красные капли стекали по подолу ее белого кимоно.
— Госпожа, молю вас, простите. Он помешался рассудком. Не ведал, что творит, молю вас, — он бормотал без остановки извинения и просьбы сжалиться.
Ничего не сказав, Ураюме подняла Юджи на руки. Черная завеса уже опускалась, погружая в полумрак деревню. Новость уже долетела до храма: проклятья взвыли в лесу, почуяв огромный сгусток проклятой энергии. Осталось дождаться Двуликого.
Малыш не плакал, глядя на труп Хаджиме, лежащий в собственной крови. Мужчина хотел сделать ему больно, а Прислужница заступилась. Мальчишка не осознавал всей жестокости наказания. Смерть для него не казалась чем-то уж страшным. Он только с интересом смотрел на растекающуюся лужу крови.
Вой собак смешался с криками людей, когда завеса полностью скрыла небо, касаясь своей тьмой земли. Двуликого долго ждать не пришлось. Две нагинаты в его руках давно жаждали новой крови, сражений. Верхнюю пару рук он держал так, будто целится из лука. Он двинул локтем назад, растягивая невидимую тетиву, и вот на кончике пальца заискрилось и забурлило. Со свистом взмыла ввысь огненная стрела. Пролетев дугой, она устремилась вниз. Хрустнула черепица на крыше дома старосты. Громкий хлопок, и вот уже деревянные перекладины охватило пламя.
— Господин, один из них осмелился убить Юджи, — Ураюме прижимала к груди мальчишку.
— Смерть бегает за тобой по пятам, но забирает других людей, — Сукуна наклонился к ребенку, — чудесный воин из тебя выйдет, сопляк.
Когда пламени стало слишком много, Рёмен приказал снежной деве покинуть деревню, чтобы случайно не задело Юджи. Они шли по широкой дороге под болезненные стоны. Женщины, дети и старики, никого не жалел Король Проклятий. Он хватал их плетями, вспарывал от горла до брюха своими нагинатами.
— Великолепно! — он пригладил двумя руками волосы, закинув голову, расхохотался.
Выжившие вздрагивали от этого смеха, который сулил верную погибель. Нигде не укрыться от рока судьбы, покуда Господин пустился в смертельную пляску. Люди лишь жалкие букашки на его ладони. Сожми кулак покрепче да услышишь хруст костей.
Он покинул деревню, покрытый кровью. Завеса медленно растворялась, открывая черное небо, где уже мерцали звезды. Сукуна, как и всегда, оставил после себя пепелище и лужи крови. Он подошел к Ураюме, которая ждала его у дороги, ведущей к храму.
— Держи его крепко.
Снежная дева непонимающе взглянула на Господина, который остановился почти вплотную. Он обхватил лицо Юджи и поднес острый ноготь к его глазам, размазывая человеческую кровь по щекам ребенка. Впервые в жизни мальчик испугался. Ему не нравился взгляд Сукуны. Слезы полились ручьем, когда Рёмен пронзил кожу на щеке.
— Не дергайся, — прикрикнул Двуликий.
Кровь брызнула из свежей раны, смешиваясь со слезами. Юджи дергался в попытках освободиться, но в пустую. Ураюме сжимала его руки и грудь, а удары ногами для Господина все равно, что легкое прикосновение.
— Пусти! Мне больно!
В груди Прислужницы что-то ёкнуло, когда по ушам ударил визг ее подопечного. Ей хотелось одернуть руки, чтобы Сукуна перестал резать его своими ногтями. Убежать вместе с ребенком и забиться в самых дальних уголках леса.
— Это будет предупреждением для следующего, кто посмеет поднять на тебя руку, — Двуликий выпрямился и оглядел пылающую деревню. Огонь сжирал все на своем пути.
Ураюме качала Юджи на руках, стараясь его успокоить, но тот еще громче начинал кричать и вырываться. Теперь она поняла, что такое чувство вины. Оно приносило боль. Душевную боль, если так можно сказать про проклятых. Внутри жгло, нестерпимо рвало на куски. Если бы проклятия могли плакать, то слезы давно бы застлали глаза.
— Пора идти, — произнес Сукуна, когда мальчишка уснул.
Отчего-то он тоже чувствовал некое внутри себя. Будто бы предал Юджи своим поступком. Нет, плевать на сопляка, пронеслось у него в голове.
— Брат, зачем ты это делаешь?
Рёмен оглянулся на голос. Там, где они только что были, теперь стоял мальчишка, отдаленно похожий чертами лица на Сукуну. Ураюме обеспокоенно посмотрела на своего Господина и проследила взглядом, куда он смотрит. Дорога была пустой.
***
Огонь утих ближе к утру. Тлела древесина, пуская едкий дым. С лучами солнца твари уползли обратно в лес. От людей здесь остались разве что утварь да одежда. Ни живых, ни мертвых они не нашли.
— Вовремя мы ушли отсюда, — девушка с длинным хвостом, туго перевязанным черной лентой, присела и через стеклышко осмотрела следы.
Ее спутница, вздохнув, плюхнулась на каменную оградку.
— Жаль, из-за завесы ничего не было видно. Я бы поглядела на этого Рёмен Сукуну.
— И это было бы последним, что ты увидела, Маи — протянула девушка на распев и убрала в карман стекла.
— Маки.
Коротко стриженная не по правилам сего мира Маи указала на аккуратно сложенные таби и гэта. Они лежали неподалеку в траве возле забора. На белую ткань упал пепел.
— Чем землю рыть, лучше посмотри на это.
Маки подошла ближе, смахнув со лба челку. Она сложила руки на груди и цокнула.
— Детские таби. Здесь дом старосты. Мелких как рыбы в море.
Маи шлепнула себя по лбу и захохотала, размахивая ногами в воздухе.
— А то, что я чую ту самую энергию. Когда я сказала нам удирать с деревни, я ее и почувствовала.
— Значит слухи про ребенка правдивы. Думаешь, тот же, про которого Цумики без умолку болтала?
— Возможно, — Маки подняла детские гэта с земли и осмотрела их через стеклышки.
— Если это всего лишь ребенок, то что тогда из себя представляет Рёмен Сукуна?
Маи не ждала ответа от сестры. Той повезло, что она лишена проклятой энергии от рождения. Даже остаточные следы Двуликого удушали и оседали в горле тошнотворным комом. Казалось, рука смерти обхватывает изнутри. Ночами она видела кошмары, вскрикивала и будила Маки, которая ошарашено смотрела на Маи.
За столько лет под гнетом Двуликого северяне уже не помнили, что значит дышать полной грудью. Они свыклись с постоянным присутствием проклятого. Никто не обладал из них техниками, но все равно видели здешних чудовищ-прислужников своего Господина.
Когда сестры Зенин соглашались на заказ Годжо Сатору, то и представить не могли во что ввязываются. Пересечь границу владений — задача не из легких. Что уж говорить о свержении тирании Короля Проклятий. О каком освобождении толкуют шаманы, когда люди здесь живут себе спокойно. Никто из них и не мечтает вырваться за пределы северной провинции. Или же боятся гнева Сукуны. Так или иначе, спасать тех, кто не хочет быть спасенным, с самого начала гиблое дело. Потопят вместе с собой.
— Вернемся в столицу. Мы разузнали необходимое.
Они двинулись в сторону леса, обнажая острые клинки катан. Маи последний раз обернулась на гору Норой, где под сенью густой кроны скрывался храм.
Путь до столицы уже не казался долгим, как дорога на север. Девушки с радостью в сердцах оставляли за спинами темные и прогнившие земли. Мир здесь бил красками и жизнью. В поселениях, что попадались на пути, никто не страшился за жизни свои перед Господином, не отдавал дочерей в пасть чудовищу. Для них все это сказки и не более. Никого не волновала судьба северной провинции. Среди народа ходила история о ёкаях, которые отобрали землю. Люди и не догадывались, что скрывалось за тем темным лесом, отрезавшим кусок территорий империи.
Столица встречала цветами, музыкой и тысячью голосов. Все сплелось воедино. Торговцы расхваливали свой товар, зеваки смотрели на уличных актеров в причудливых масках. Город готовился к празднованию дня рождения наследного принца. Никто из них не подозревал об опасности, ждущей за поворотом судьбы.
Девушки повели коней прочь от большого города. То по проселочным дорогам, то по лесным они двигались к обители шаманов. В лесу пряталось целое поселение, жившее по своим законам. Крестьяне да горожане считали, что принадлежит эта земля храмовникам, милость императора в усладу богам. И правда, видали в черных и белых одеждах людей, но головы у них не бритые, еще и женщины среди них есть. Еще бы ничего, служат же они при храмах, но наряды у них совсем не такие, как должны быть.
О настоящем назначении небольшого селения знала лишь императорская семья и кое-кто из чиновников. Из поколения в поколение они несли тяжкую ношу правды о северной территории. Несколько лет начала правления Двуликого тогда прошло, как сбежали из-под тирании его люди. Сукуна и бровью не повел — не верил, что им удастся живыми пересечь границу. И вот спустя столетия несколько семей во главе с тремя кланами — Годжо, Зенин, Камо — укрепились в столице, передав все секреты северной земли правителям страны.
— Нам пора идти, совет скоро начнется, — Нанами поднялся с футона и поднял с пола брошенные ночью хакама.
— Не скоро, — Годжо перевернулся на живот, сгребая под себя одеяло.
— Да, но не забывай, что никто нас не должен видеть.
Сатору зевнул и снова плюхнулся на спину, раскинув руки и ноги в разные стороны.
— Да-да, помню я. Но!
Кенто закатил глаза, затягивая пояс.
— Ты только представь их лица! Ты выходишь из моей комнаты, а слуги хлопают глазенками и бегут к моим родителям. Горланят во все горло: “поглядите ваш сын мужеложец!”
— Не имею желания, — прервал Кенто, а в голове так и рисовалась сама собой эта картина.
С первыми лучами солнца Нанами покинул покои Сатору. В доме семьи Годжо он ночевал под глупым предлогом, якобы уже поздно и темно. Никто, конечно, не стал возражать, тем более наследник клана настоял, а уж он был всеобщим любимцем и не смели ему перечить даже собственные родители. Слуги кивали Нанами, проходя мимо, хотя и не был он членом высшей касты поселения. На правах гостя только становился здесь важной персоной.
Трава еще влажная от росы, немного капель скопилось у края энагавы. Прохлада пробежала по ногам, как только Кенто покинул дом. Он немного поежился. На ступенях сидел мужчина с длинными темными волосами, собранными в пучок.
— Так вот из-за кого господин просил его не беспокоить, — Гето обернулся и с хитрым прищуром посмотрел на Кенто.
Нанами прокашлялся.
— Разве? Просто Годжо не любит ранние подъемы. Всем это известно.
Сугуру хмыкнул, оглядев Кенто с ног до головы.
— Не мне осуждать вашу связь, но аккуратней. Слуги уже слухи распускают, — Гето потянулся, разминая спину, — к полудню наши гостьи прибудут. Раз уж господин Сатору еще валяется в своей теплой постели, то ты идешь со мной их встречать.
Когда солнце вошло в зенит, люди двинулись по главной дороге, выстланной камнем. Все они шли к главному зданию, где проводились советы. Там же и заседали главы Великих Кланов, когда решались вопросы, касающиеся жизни в поселении. Мужчины и женщины, по одному из каждой семьи, болтали друг с другом, узнавая новости. Кто-то недавно вернулся с севера страны и теперь делился впечатлениями. Слуги покинули павильон, стоило первому гостю переступить порог. Теперь только посвященные остались здесь. По энгаве выстроились зениновские воины, которым велено в оба глаза следить, чтобы любопытные уши не унесли из поселения секреты.
В просторной зале, несмотря на открытые сёдзи, стояла невыносимая духота. Ветерок лишь изредка пробегал, даря глоток свежего воздуха. Все собрались вокруг широкого стола, и даже в такую погоду разливали чай в пиалы. Маи и Маки предпочли остаться в стороне. Они давно перестали считать себя частью семьи Зенин да и всего их тайного общества в целом.
— Наши вольные пташки принесли вести, — объявил глава клана Камо.
Люди утихли, и только звон чайничков иногда раздавался в тишине. Маки прикрыла глаза, оперевшись спиной о стену и чуть подогнув ногу в колене. Всем своим видом показывала, как неприятны ей люди здесь. Маи взглянула на сестру и вышла вперед.
— По просьбе Годжо Сатору мы еще раз отправились во владения Двуликого.
По зале пробежал шепот. Маи прокашлялась и продолжила еще громче.
— Нам повезло или же нет стать свидетелями его жестокости. Он всего за одну ночь уничтожил целую деревню. Из прихоти, из мести или чего другого, точно не знаем. Только вот Сукуна не пожалел никого.
— Как он выглядит? Он силен? Ему кто-то помогал? — повалились вопросы. Все перебивали друг друга, вскрикивали.
Стук кулака о стол заставил всех замолчать.
— Продолжай, Маи, — Годжо поставил локти на стол, сцепив пальцы в замок, и улыбнулся девушке.
— У него целая армия тварей, — обратила на себя внимание Маки. Десятки глаз уставились на нее, — но они только дожирают после побоищ. И еще…
Девушка выдержала паузу под градом выжидающих взглядов.
— Он объявил о наследнике.
— Становится интереснее, — Сатору ткнул локтем Нанами, который только поморщился, ничего не сказав.
— Нам нужно свергнуть его правление, — объявил глава Зенин, глотнув саке прямо из кувшина, — сколько лет мальцу?
Наобито с громким стуком поставил сосуд на стол, разливая алкоголь.
— По слухам не больше пяти. Местные говорят, что год назад этого ребенка на поклон Сукуне отвели, — ответила Маки и отвела взгляд от своего дяди.
— Не тот ли мальчишка, про которого Цумики толковала? — подал голос Гето.
— Цумики? — переспросил Наобито. Старик уже изрядно захмелел, но точно не от недавнего глотка. Он с саке не расставался с самого утра к всеобщему раздражению.
— Старшая сестра Мегуми.
— Наверняка он и есть, — продолжила Маи. Ей ужасно хотелось сбежать из этого места, но Сатору щедро доплатил за заказ, требуя их присутствия на собрании, — люди раз в год поднимаются на поклон к Двуликому. Несут подать. Одного из “паломников” мы напоили и все выспросили. Говорит, души не чает в ребенке их господин.
Вновь молчание накрыло присутствующих. Каждый думал о своем, но в итоге мысль сводилась к одному, только никто не осмеливался ее высказать.
— Двуликий должен умереть, — подвел всех к ответу Наобито.
— Стоит ли ворошить осиное гнездо? — старик Гакуганджи опасливо поежился, — Рёмен Сукуна не нарушил вот уже сколько столетий договор.
— Тогда почему его твари расползаются по всей стране? — глава Зенин шлепнул по столу, разлив остатки саке. Кувшин подскочил на столешнице и упал, покатившись на боку.
Сатору вытянул руку, чтобы поймать глиняный сосуд.
— Соглашусь. Сегодня вернулись наши караульные с севера. Как вы все могли заметить, нескольких человек мы опять не досчитались. Рука Сукуны уже начала протягиваться ко всей стране. Как яд он медленно будет травить, захватывая все больше. Так и до нас дойдет очередь становиться его верными собачонками.
Годжо ухмыльнулся, оглядывая удивленные лица остальных. Кто-то кивал его словам, а некоторые с недоверием слушали его речи.
— Вы видели, какими Мегуми и Нобара прибыли сюда. Спустя год они все так же остаются пропитаны проклятой энергией. Откуда нам знать, что Сукуне не наскучит собственный народ? Перебьет всех и на нас перекинется.
— Годжо, а твой сынок-то посмышленней тебя будет, — Наобито хлопнул по спине отца Сатору, чуть не выбивая воздух из худощавого тельца старика.
Толпа снова в раз заговорила, поднимая шум. Каждый пытался перекричать соседа. Только Годжо с Нанами и Гето переглянулись. Они ожидали подобного на собрании, поэтому меньше близняшек были удивлены. Маки вытащила под весь этот гул голосов сестру. У нее не было дальнейшего желания находится в одном месте со своей семьей, а особенно терпеть взгляды Наои.
— Проведаем малыша Мегуми и Нобару? — Маи прикрыла глаза ладонью от ярких лучей солнца, проскальзывающих через листву деревьев.
— Девочки, подождите.
На энгаву выбежал Кенто, неся в руке сверток бумаги с фамильной печатью Годжо. Он протянул его девушкам.
— Отнесете это кузнецу в городе, он поймет.
— Так мы теперь посыльные? — хмыкнула Маки.
— Нет, — Нанами настойчивее тянул сверток, — Сатору заказал кое-что для вас у него. Работу только вчера закончили, поэтому забрать он не успел.
Маи широко улыбнулась, накручивая короткую прядь на указательный палец, подперев локоть другой рукой.
— Мы не берем больше нужного за задание. Жадность, знаете ли, губит людей.
— Считай тогда это подарком ко дню вашего рождения, — Кенто взял девушку за руку и положил ей на ладонь бумагу. Он уже развернулся и собрался уходить, как голос Маки остановил его.
— Где малышню найти?
— Они Цумики хотели проведать. Если не найдете там, ищите у Иери дома.
Ветер с каждым днем становился холоднее. Осень близилась, принося холодный ветер. Он ерошил волосы и забирался под одежду. Трава утрами еще мокрая, но совсем скоро будет покрываться первыми заморозками. Если и идти против Двуликого, то успевать нужно до зимы, иначе подохнут не от его руки, а от лютых морозов на севере.
Близняшки свернули с главной дороги к тропе, извивающейся змейкой среди кустарников. За резким поворотом дорога падала вниз по склону, где были выбиты ступени, накрытые тяжелыми каменными плитами. Журчание небольшой речки приближалось и становилось отчетливее в звуках леса. Перейдя через деревянный мостик, девушки пересекли небольшую рощицу. И наконец они вышли на широкий луг, поросший ликорисом. Цветы окрасили поляну багряным цветом, словно кровью растекались по траве.
— Поглядите только, кто вернулся в наши края, — из-за невысокого каменного надгробия высунулась голова девушки, — проходите, путницы, только не чувствуйте себя как дома в этом месте.
Иери выпустила изо рта дым и снова прильнула губами к кисэру.
— Извините, что не поднимаюсь, у меня тут препятствие, — Сёко указала на Нобару, которая положила голову ей на колени и уснула, — вы к нам надолго?
— Хотели детей увидеть и сразу сбежать отсюда, — Маки присела рядом и потрепала маленькую девочку по голове, — а Мегуми где?
— С сестрицей своей, — кивнула Иери в сторону, — все такой же немногословный малый.
— Их кто-то обучает?
Маи присела рядом, приподняв катану на ремне, чтобы усесться поудобнее, а Маки отправилась дальше, туда, где сидел в одиночестве Мегуми.
— Нет, рано им еще. Пусть себе спокойно живут, и так несладко пришлось с путешествиями.
Девушки принялись обсуждать последние новости, рассказывая по очереди. Каждая старалась удивить собеседницу. Нобара проснулась, услышав знакомый голос, и недовольно поглядела на Маи.
— Мегуми, давно не виделись, — Маки остановилась рядом с ребенком и взяла палочку. Она чиркнула камнем, выбив искру, чтобы зажечь благовония.
Мальчик посмотрел на нее, замолчав. Он что-то лепетал сестре, не обращая внимания на гостью, которая тоже не стремилась больше ничего сказать. Она взглянула на надгробие, где не было выбито фамилии. Только имя: Цумики.
Дорога далась девушке тяжело. Уже на половине пути она захворала и ослабла, а в последние дни так и вовсе кашляла кровью. В деревню шаманов Маки и Маи привезли двоих живых и остывшее тело исхудавшей от болезни Цумики. Никто тогда и не знал, есть ли у нее имя семьи, да так и оставили. Только после возвращения Годжо стало известно, отчего же он так рьяно хотел спасти ее с ребятней, так и раскрылась тайна происхождения Мегуми и его старшей сестрицы.
Совет закончился нескоро. Долго всех приходилось подводить к одному решению. Все же пора уже выступать против Рёмен Сукуны, пока еще не было поздно. Король Проклятий вряд ли ожидал, что кто-то осмелится пойти на него войной. Внезапность сыграет им на руку.
Планам не суждено было сбыться. В ту же ночь земля задрожала, пошла трещинами, пробуждая ото сна гору Фудзи. Крыши домов кренились, трескалась черепица. После сильных толчков затрещали деревянные балки под полами. Стихия разбушевалась не на шутку, забирая жизни людей, не успевших выбежать наружу из разрушающихся домов. На утро в поселении не досчитались живых людей. Вытаскивали из-под завалов тела с переломанными конечностями. Кто-то в страхе кричал, что проклятие Двуликого настигло их, бранили Маки и Маки, ведь это они на себе притащили гниль с северной провинции.
Война против Сукуны окончилась, даже не начавшись. И все же, даже здесь, в безопасности, страх перед ним накрывал и душил. Королю Проклятий ничего не пришлось делать, ведь люди пугали себя сами, вбивая себе в голову навязчивые мысли.