– Матушка, я отвечу! – прокричала девушка куда-то в зал с распахнутыми дверями, когда чудо техники издало уже седьмой по счёту звон.
Подумать только, чего добился человек за последние несколько лет. Машины, уже совсем не похожие на телеги, ездят по улицам сами собой без всяких лошадей, оставляя своих древних запряжённых конями предшественников далеко позади. Свет в домах и фонарях на улицах загорается без огня, запаха и копоти. А слово может пройти на огромное расстояние по шнуру, как канатоходец по верёвке, натянутой между городами, за считанные секунды. И даже из другой страны!
Так хотелось побыстрее добраться до дребезжащего звоном аппарата первее всех, пока дворецкий и служанка где-то ходят, и услышать наконец, каков голос на том конце провода. Сёстры рассказывали: странный, гнусавый, смешной, – а почему так получается, наверное, лишь отец смог бы объяснить. Матушка же просит иногда помочь служанке то с посудой, то с уборкой, то с готовкой – так почему бы и на звонок не ответить, как она, раз уж вышло добежать до телефона первой?
Босые пятки гулко стукнулись об пол после прыжка с лестницы, ещё пара длинных шагов – и тонкие пальцы уже обхватили причудливую бронзовую скобу со стальными чашами на обоих концах. Но в последний момент рука матушки жёстко перехватила девичье запястье.
– Элиска! – мать сначала прикрикнула, но потом увидела, что полочка аппарата, на которой секунду назад лежали чаши со скобой, приподнялась следом – значит, связь работает и их уже слушают. Окрик сменился на недовольный шёпот: – Сколько раз я тебе говорила? Не смей трогать телефон.
– Но матушка, дворецкий куда-то запропастился, служанка тоже, а я вот...
– И не ходи босиком, – палец матушки, уже почти по-старчески искривлённый, указал куда-то Элиске под ноги, но уголки губ в последний момент всё же изобразили снисходительную улыбку – лучшую награду за стремление помочь.
А зачем нужна обувь, если Элиска никуда не выходит из дому? Разве что на балкон подышать да на заднем дворе погулять – и то ночью, когда никто не видит. Матушка из раза в раз говорила: обуваться надо не для приличия, а для здоровья. По полу, мол, дуют сквозняки, можно простудиться, заболеть – да так, что ни один врач не согласится лечить. Элиска виду не подавала, но понимала, почему на самом деле ни один врач не придёт: да матушка с дворецким никакого лекаря и сами не впустят к ней. Отец строго наказал Элиске не общаться ни с кем, кроме домашних. Ведь даже лекарю самому может понадобиться врач, когда тот увидит девицу с огромными крыльями за спиной. Но по телефону-то их не увидать, так разве ж такой разговор это ослушание?
Впрочем, врачи и здоровье Элиску и без того не заботили. О том, что такое жар, кашель и даже насморк, она знала лишь на примере пару раз в год болеющих сестёр. А уж они-то ходят по дому и в обуви, и в тесных плотных чулках, и ещё чуть ли не в четырёх юбках – и как-то не здоровеют. Объяснить бы матушке доходчиво, что Элиске сквозняки – что слону щепка, да прошлый такой разговор показал, что доходчиво она не умеет. Тогда она тоже хотела поинтересоваться, для какого такого здоровья нужно дома носить корсет – ведь этого даже сёстры не делают. После, наверное, часа нравоучений матушка махнула рукой и сказала: "Да надевай, что хочешь", – и Элиска надела. Ни камзолы, ни платья, ни даже халаты никак не могли на ней держаться – приходилось так или иначе оголять плечи и спину, чтобы крыльям было свободно и не больно. Платья без плеч, что сёстры иногда надевали на праздничные балы, слишком парадные для ежедневного ношения, а специально на Элиску никто ничего шить не будет – повезло ещё, что наряды средней сестры в последние годы всегда оказывались впору. Тем более повезло, что господь не наградил Элиску – если он вообще приглядывает за такими, как она – столь же шикарным бюстом, как у старшей. Так что корсет так и остался единственным более-менее удобным решением, и спорить с матушкой о своём гардеробе с тех пор больше не хотелось.
– Это поместье лорда Беллемонро, – произнесла матушка в одну чашу, поднося вторую к уху и по-аристократски изящно придерживая скобу, и её голос преобразился. Не столько из-за попадания в стальной купол, сколько от певучести и манерности, что матушка вложила в слова приветствия. – Да, это я. Разумеется, я вас узнала, милорд. О, это несомненно хорошие новости. Могу я расспросить вас подробнее, если вы позволите?
Подслушивать разговоры матушки всегда было интереснее живьём, когда гости собирались в соседнем зале, а Элиске велели не выходить из комнаты наверху. Но она всё равно выходила и слушала. Сделать это так, чтоб даже краешек крыла не заметили – настоящее искусство скрытности, и Элиска освоила его на отлично. К телефонным же разговорам такого интереса не возникало, ведь когда не слышно вторую сторону – ничего не разобрать. Элиска то и дело бралась выдумать, что говорят люди на том конце – причём что-нибудь такое, чтоб следующий ответ матушки или сестры, занятой у аппарата, звучал смешнее предыдущего – но это быстро нагоняло скуку. Веселее становилось разве что когда младшая сестра всеми средствами старалась прогнать от телефона среднюю, когда та слишком уж надолго застревала в разговоре с очередным воздыхателем. Никто ведь и не заметил, как младшая тоже выросла в красавицу – ещё не пробуждающую в мужчинах страсть одним лишь своим видом, как средняя, но уже желанную невесту.
Элиска отлично помнила каждый год в этом доме – особенно самое начало, когда первые платья отдавала ей ещё матушка и их приходилось сильно ушивать в талии и подрезать сверху, чтоб крылья пролезали. Кто ещё мог бы вытащить из памяти, сравнить и заметить, что от некогда детского личика младшей теперь остались разве что вечно румяные щёчки. Ещё пара годков – и сестру будет совсем не узнать, Элиска сможет влезать уже и в её платья, а домашние так до сих пор и не верят, что у младшей тоже могут быть ухажёры. Старшая же что на неё, что на среднюю смотрела, как на легкомысленных дурочек. Конечно, то ли дело она, уже давно замужняя дама, которую, правда, суженый всё как-то не торопится забирать из родительского дома в своё поместье. Со своей необычайной памятью Элиска легко могла бы считать дурочками всех трёх, но вместо этого по-доброму завидовала. Их пышным волосам тёмно-медового цвета, нежно-персиковому оттенку кожи, а также их теплоте, любовным переживаниям, объятиям и поцелуям. Вместо этого ей достались только их рассказы о светских буднях и романтических прогулках – и долгие задушевные беседы по ночам. Элиска ведь спала днём, так что болтать могла хоть до утра. Старшую то и дело убаюкивал её голос, младшую – как сливается жёлтый свет её глаз с мельтешением светлячков за окном, а младшую иногда случалось и крылом накрыть, чтоб теплее было спать.
– Иди, помоги лучше дворецкому, – шикнула матушка в перерыве скучного разговора ни о чём, прикрыв ладонью чашу, в которую только что говорила.
– Да, матушка, – лениво протянула Элиска и не торопясь пошла в сторону дверей на задний двор: где дворецкому ещё быть, раз он не смог сразу подойти? На кончиках крыльев ощущалось лёгкое покалывание – говорят, люди тоже чувствуют это, только спиной, когда кто-то на них пристально смотрит. Так и представился укоризненный взгляд матушки, что переходит с крыльев на лопатки, а дальше – на мельтешащие голые пятки. Сразу захотелось побыстрее избавить матушку от столь раздражающего её зрелища, и Элиска прибавила скорости – побежала, по-девчачьи виляя бёдрами и громко топая.
Как и ожидалось, дворецкий в одиночку тащил со двора целый воз каких-то чемоданов на маленькой тележке. Похожие на огромные сундуки в крокодиловой коже, они еле держались, прижатые друг к другу верёвкой. Казалось, вот-вот упадут, но дворецкий снова и снова возвращал равновесие этому нагромождению на колёсиках ловким движением рук. Чемоданы отцовские, не иначе. Возвращение главы семейства из долгой поездки аж за океан ожидалось со дня на день, и Элиска была почти уверена, что некий достопочтенный господин звонил матушке, чтобы сообщить, что лорда Беллемонро встретили в порту и уже скоро сопроводят в поместье. А значит, эти чемоданы ему точно пригодятся – Элиска только подивилась прозорливости и предусмотрительности дворецкого.
– Госпожа Элиска! – потянулся к ней тот, едва заметил, как она обходит его и идёт дальше до двери. Наверное, подумал, что она хотела прошмыгнуть незаметно, а не помочь ему и попридержать шатающуюся колонну из чемоданов. Вдвоём – тянуть в одну сторону и толкать с другой – перемещать эту громадину ведь всяко было бы легче. – Вы хотели выйти на свежий воздух? Но вы забыли...
И смуглый палец указал на золотой обруч, лежащий на тумбочке прямо рядом с витражной дверью на улицу. Даже сквозь цветные стёкла можно было рассмотреть, что от солнца в облаках не осталось и лучика, а иссиня-чёрный вечер словно пригвождён к невидимому холсту неба жёлтыми точками уличных фонарей. Действительно, лучшее время, чтобы погулять. От обруча к ножке неподъёмной тумбочки вилась столь же золотая цепь – по наставлению отца Элиска поклялась надевать это на ногу каждый раз, когда выходит во двор. Матушка говорила, это чтоб её не украли, ведь наверняка все учёные мира хотели бы видеть её на своём операционном столе в качестве подопытного образца. Но Элиска понимала – это чтоб она сама не улетела. Не то чтобы она хорошо освоила этот свой природный дар – дома-то даже в самом большом зале особо не развернуться для полёта. И не то чтобы она часто подумывала покинуть однажды эти стены: например, когда все три сестры выйдут замуж и разъедутся по чужим поместьям. Хотелось грустить о том, что ей самой выходить в свет – вернее, лишь во тьму – можно только прикованной цепью за ногу, но не получалось. Ведь это самая дорогая, единственная золотая вещь, которую отец ей когда-либо дарил. Дочери шутили, что если эту цепь вместе с обручем переплавить – можно наделать с десяток украшений, какими отец и женихи баловали девушек весьма нечасто. Так что Элиска носила этот обруч с гордостью, даже старалась поднять его повыше на ноге – чтобы он хоть и впивался металлом в нежную кожу, но впитал ту толику телесного тепла, что у неё есть, и хранил даже после того, как его снимут и положат обратно на тумбочку.
– О нет, Пьерре, – улыбнулась Элиска, – я не на улицу. Я пришла помочь тебе – матушка просила.
Она знала его по имени и звала так, когда никого нет рядом. Она и служанку помнила по имени. И вообще многое, о чём помнить – да и знать – не должна бы. Например то, что отец уже не такой состоятельный лорд, каким был до брака. Именно поэтому служанка всего одна, и дочерям приходится учиться ухаживать за собой самим, что неслыханно для дам из высшего общества. К счастью для всех, Элиска никогда не отказывалась помочь ни им, ни служанке – хватало лишь одного отцовского слова. Или двух – от матушки.
По этой же причине отцу приходилось подолгу пропадать в экспедициях с другими лордами, светилами науки и индустрии. Надо ведь как-то зарабатывать и дочерям на достойное приданое, и себе на репутацию.
– Даже не знаю, как вы мне тут поможете...
Дворецкий остановился на миг и почесал в затылке, пытаясь прикинуть, как им двоим лучше взяться за эту ношу. В его лице читалась неготовность тягать десяток чемоданов на пару с хрупкой девушкой. А мгновением позже, когда раздался звонок в дверь, – усталое раздражение от наваливающихся со всех сторон как снежный ком сиюминутных обязанностей.
– Не спеши, я открою! – просияла Элиска и вихрем понеслась к парадной двери. – Мы только Габи и ждём, это точно она, кому ещё быть?
– Вы хоть наденьте... – едва успел произнести ей вслед дворецкий.
Он, наверное, скорее не про обувь, а про юбку. Всего разом не успеть, ну да и дьявол с ней, с обувью. Элиска на ходу прямо-таки запрыгнула в юбку – хватит и двух, ничего страшного, она же у себя дома, и она не сёстры, чтоб в трёх-четырёх ходить, – и побежала открывать. Средняя, можно подумать, её тощие ляжки не видела.
– Так, а мама... – с порога начала средняя, но при виде четвёртой сестры растеряла весь задор, – мама дома? Элиска, ты с ума сошла?
Смотрит такими умоляющими глазами, мол "придумай что-нибудь, и побыстрее". И не спроста: нежно прижимающий сестру к себе молодой человек в дверях при виде Элиски тоже обомлел. Право же: что одним – тощие ляжки, то другим – прекрасные стройные ножки. А что ещё думать, если взгляд парня жадно устремился вниз, где чуть выше колена заканчивалась только что натянутая вторая юбка. Всё-таки надо было послушать бывалого мужчину и надеть третью. Рука кавалера на плече сестры словно обмякла. Неужто он никогда в жизни женских коленей, лодыжек, ступней не видел?
– Боже мой, Габи, ты так опоздала, – залепетала Элиска, изображая раздосадованную старшую сестру. – Где тебя только носит?
– А я... А мы... – средняя не находила слов и в итоге пихнула кавалера вперёд себя. – Вот, это Кизор, мой жених. А это моя... сестра – Элиска. Знакомьтесь.
– Очень приятно, – усмехнулась Элиска и выставила руку прямо на пути пылкого взгляда юноши. Может, хоть теперь он удосужится поднять глаза? Тот спохватился, кашлянул, набираясь уверенности, взял её руку и порывисто поцеловал.
– Приветствую, госпожа Элиска. Признаться, Габрианна не говорила, что у неё есть ещё одна сестра.
– О, она просто меня от всех прячет. Что она, что батюшка – словно я сокровище какое.
Он поднял, наконец, взгляд – и лучше бы этого не делал. Там же голые ключицы и плечи прямо над корсетом, а глянув ещё выше – только не в глаза, разумеется, – он увидел и крылья. И оторопел. Но то, как бесцеремонно и игриво Габи оттолкнула с дороги сестру, будто задирать друг друга в шутку для них в порядке вещей, придало ему уверенности, и Кизор робким шагом ступил в прихожую.
– Позвольте узнать, госпожа Элиска, – вкрадчиво спросил он, обернувшись, пока помогал избраннице снять пальто, – а почему вы... ну... А где ваша обувь?
– Ах это... – Элиска деланно закатила глаза. – Мы с вами совсем немного разминулись, вот правда. Я сама только-только приехала с конной прогулки. Казалось, ничто не предвещало беды, но моя лошадь словно взбесилась и я... Попала в неприятную историю, в общем. Господь мне свидетель – лучше бы под дождь попала, чем в это, честное слово. Вы же видели, какая слякоть на улице, и понимаете, о чём я говорю?
– Да, наверное... – промямлил Кизор, и по его лицу можно было прочитать, каких нечеловеческих усилий ему стоит не косить снова глазами вниз, на ноги девушки. Отнюдь не крылья победили в этой битве за звание главной достопримечательности Элиски.
– Ну Киз, ну хватит пялиться! – сестра повернула голову кавалера к себе, сдавив ему пальцами щёки так сильно, что лицо показалось расплющенным, и влепила поцелуй. – Ну неприлично же.
– Прошу меня простить за эту ситуацию, – поддержала Элиска. – Там всё правда было очень плохо. Юбка теперь прямо-таки чёрная, сапоги чёрные, чулки чёрные – всё чёрное. А мы вас, право, совсем не ждали, вот я и... Простите.
– Полно вам, госпожа.
– Полно тебе, сестрица, – вторила Габи. – Бедная Элиска! Хоть не ушиблась – с лошади-то падать?
– Да ушиблась ладно, главное – костюм не повредила.
– Костюм? – недоуменно спросил Кизор, озираясь на Габи и пытаясь понять, что из этих сомнительно прикрывающих девичье тело одежд можно назвать костюмом. А потом сообразил, снова присматриваясь к выступающим вверх отросткам, похожим на ещё одни руки с торчащими локтями, и в его взгляде появилось облегчение. – Ах, это такой костюм?
Так и захотелось сказать: "Ага, глядите какой" – и раскинуть крылья в стороны, так, чтоб и сам Кизор, и его невеста могли бы в полный рост поместиться в этот размах. Но любопытный парень ведь тогда – не дай бог – начнёт тыкать пальцем в перепонки, а Элиска не сможет долго делать вид, что этого не чувствует. Это остановило её азарт даже быстрее, чем грозовой тучей подлетевшая матушка, что сотрясла всё вокруг гневным голосом.
– Элиска! Чтоб тебя царь небесный покарал! Ты в своём уме? Как ты посмела подойти к двери? – А потом заметила гостя и сразу выправила тон: – Да ещё и в таком виде, да перед незнакомым мужчиной... Стыд-то какой.
– Знаю, матушка, виновата, но что уж сделать. Стыд, конечно. Теперь, наверное, и замуж не возьмут... Но я уже извинилась.
– Ничего страшного, госпожа Беллемонро, – принялся утешать Кизор, поспешно хватая руки матушки и бережно целуя их в знак приветствия. – Это чудо, что ваша дочь осталась невредима. Мой младший брат однажды чуть не умер, упав с лошади. А госпожа Элиска, похоже, родилась в рубашке.
– Да-да, и в корсете, – хихикнула в сторону Элиска.
– Матушка, – вмешалась Габи. – Знакомься, это Кизор, мой... жених, если ты одобришь.
– Ну что за дочь! – не унималась матушка, не обращая на среднюю дочь внимания. – Давай, ступай к себе, чтоб духу твоего здесь не было! И не смей больше выходить!
– Да, матушка, – тихо ответила Элиска и поспешила привычной походкой к лестнице наверх. Чуть не упустила, что при женихе сестры, смотрящим сзади, да в этой юбке так двигать ногами было бы совсем уж неприлично, но успела вовремя спохватиться. Покалывание в крыльях тем не менее выдало, что взгляд Кизора и при самой приличной походке оставался прикованным к её бёдрам.
– Габрианна, ты очень сильно задержалась сегодня. Но всё как раз готово к ужину – так что прошу за стол. Вас тоже, господин Кизор, если вы, конечно, хотите объяснить мне, что же в вас такого нашла моя дочь, раз позволила себе опоздать на семейный ужин, и на что там она хочет получить моё согласие.
– Ох, мне, право, жаль вмешиваться в семейные традиции, – оправдывался Кизор теперь уже за всех. – Не серчайте, пожалуйста, госпожа Беллемонро. Ваши дочери ничего плохого не сделали, уверяю вас!
– Ну, это мы ещё узнаем, так ведь, Габрианна?
– Что? Мама! – Габи внезапно поняла слова матушки, и её щёки побагровели. – О чём ты только думаешь? Мы не... Я не...
– Я о том, что семейный ужин должен оставаться семейным, – Кизор спасал положение, как мог. – Разрешите, пожалуйста, госпоже Элиске присоединиться к нам? У вас такая прекрасная дочь, и сегодня, когда я увидел госпожу Элиску и вас – я понял, в кого они обе такие.
– Ну, полно вам, молодой человек, – голос матушки словно растаял, и можно было прямо представить эту довольную улыбку на её лице. – Так и быть, пусть Элиска спустится.
– Да, матушка! – радостно закричала та, и эхо по стенам донесло её ответ аж с лестницы.
– Только оденься, бога ради!
– Да, матушка! Спасибо, матушка!
Когда влезла кое-как в атласное красное платье – со свободными плечами, конечно же – и затянула ноги в высокие кружевные чулки, Элиска спустилась к столу. Держаться изо всех сил старалась элегантно, всё же туфли на высоком каблуке не каждый день приходится носить. Сёстры уже расселись по привычным местам: разве что старшей пришлось пересесть на пустующее место отца, чтоб средняя могла сидеть рядом со своим кавалером. Элиску на положенном месте как всегда ждал высокий бокал с мутной красной вязью. Ни тарелок, как у сестёр, ничего.
Кизор зачарованно смотрел на неё ещё какое-то время, а затем осмелился спросить:
– А что же вы, госпожа Элиска, совсем ничего не едите?
– А просто я вампир, – без особых раздумий выпалила Элиска в перерыве между глотками. Господи, как же приятно говорить правду, не утаивая. Ведь очень не хочется нарушать ещё один отцовский указ – никогда не врать. Гораздо приятнее даже, чем вкус этого странного напитка, рецепт которого отец привёз из дальних стран. Он говорил, этот раствор содержит в себе все вещества, которые необходимы для поддержания жизненных сил существам, питающимся кровью. Оказалось, не нужна не только человеческая, но и даже настоящая – лишь вещества, компоненты, из которых господь создал её как мозаику по кирпичику. Отец называл это божье волшебство химией.
– Ну, буду вампиром, – утонила Элиска, когда терпеть обескураженные взгляды всех на себе стало невмоготу, – на праздник. Вы же знаете, господин Кизор, что через две недели день танцев с призраками?
– Да, – протянул парень, приходя в себя после удивления, – что-то такое слышал. Это же вроде языческий обычай, разве пристало благородным дамам такое праздновать?
– Вы совершенно правы – один только господь разберёт, что на уме у этих благородных дам. Сестрицы мои вон – не празднуют, а меня, кажется, занесло в плохую компанию. Ну да какая разница, годовщины свадеб и знакомств отмечать – или вот такие традиции? Жизнь девушки до свадьбы скучна в наш век, знаете ли, так что любой повод повеселиться сойдёт.
– Да уж, я ему все уши прожужжала о том, как мне без него скучно, – поддержала Габи, хватая кавалера под руку и смеясь. Тот хотел было поцеловать её прямо при всех, да за столом сразу после порции еды – не решился.
– Что ж, вынужден признать, госпожа Элиска, – виновато улыбался он, – вы меня застали врасплох. Я уж было подумал, что это у вас в бокале...
– Что, кровь? – рассмеялась она. – Господь милосердный с вами – это всего лишь томатный сок. Хотите попробовать?
– Да нет, спасибо. Может, это вы хотите чего-нибудь поесть? Соглашайтесь, я вам передам.
– Нет-нет, – Элиска остановила парня, едва только он потянулся к тарелке с едой, – не нужно. Я ведь только что с приёма, где мне как раз торжественно вручили этот чудный костюм к празднику. А заодно и накормили.
– Потрясающая работа, конечно, – взгляд Кизора вновь скользнул по крыльям, но быстро вернулся на шею и плечи девушки. – Что же это за мастер создаёт такие шедевры – да ещё и торжественные приемы устраивает? Я бывал в гостях у многих в округе, но его, похоже, ещё не встречал.
– А вот не скажу, – Элиска хитро заулыбалась, стараясь не скалиться, чтобы не виднелись клыки. – Этот мастер мой и только мой.
– О, да я смотрю, ваше сердце уже занято?
– Да, можно и так сказать...
Матушка смотрела за их разговорами изучающе. Наверняка она успела задать Кизору самые главные вопросы сразу, когда только сели за трапезу, ещё до того как Элиска спустилась. Пары фраз ей могло хватить – ведь от дочери она уже наслушалась рассказов о будущем женихе, как и все за этим столом – и против ничего не высказывала. Вероятно, понимала, что выдать дочерей замуж как можно скорее – лучший выход из их с отцом финансовой ситуации. Что тут ещё предполагать, если даже младшая не получала от неё нагоняй за плохо скрываемые отношения с кадетами из училища на соседней улице. Пока кавалеры младшей были столь же юны, как и она сама – матушка держалась безмятежно. Интересно, какой была их история любви с отцом и во сколько лет началась? Из всех только она избегала долгих разговоров с Элиской, а глава семьи слишком долго пропадал вместе с сыном – и не расспросить как следует. Да, во всех этих экспедициях очень легко можно было забыть, что есть ещё и брат – но Элиска, как всегда, помнила каждую мелочь. И как его зовут, и что отец поздно начал заниматься его карьерой, отдавая всё внимание старшему сыну. И что за короткое время младший стал вхож в те же круги общества, что и отец, успешно женился и купил собственный особняк где-то на окраине. С тех пор его в этом доме почти и не видели – разве что по праздникам да вот в такие первые дни после поездок. Горестно осознавать, что когда-то и старшая сестра станет столь же редким гостем в родных стенах.
А вот старшего брата Элиска совсем не помнила. Корила себя за это, ругала: ну как может быть, что в памяти хранится даже еда, которую сёстрам подавали в этот же день и в прошлом году, и два, и три года назад, а старший брат – совсем нет? Матушка бы очень хотела, чтоб его не забывали, Элиска это точно знала. Отец бы тоже хотел, но никогда об этом не говорил.
– Итак, дочки мои, – громко объявила мама, негромко хлопнув в ладоши, после того как закончила трапезу. Она всегда за столом сначала доедала всё, и только потом говорила. – Жианна, Габрианна, Сондра. Элиска. Вы все здесь вместе, поэтому сообщаю вам радостную новость: ваш отец, лорд Беллемонро, сегодня прибыл на материк и к завтрашнему вечеру уже будет дома вместе с вашим братом. Элиска, готовься встретить отца достойно.
Она это сказала не потому, что один раз сегодня встретить мужчину в доме уже получилось не вполне достойно. Просто от приезда отца Элиске – как и дворецкому с прислугой – больше всего забот. Кто ещё будет разбирать одежды отца и раскладывать их по злополучным чемоданам? Кто все те дни, что отец пробудет дома до следующей поездки, будет возиться с новыми камзолами? Конечно, Элиска, ей ведь можно поручить любую работу, на которую у дворецкого не хватит рук, а у служанки – умения. Греет душу только одно: что и диковинные подарки, сувениры и трофеи разбирать из багажа и расставлять по полкам сервантов с витринами – тоже ей.
Сёстры обрадовались неожиданной вести, но Элиска не спешила присоединиться к ним. Вовсе не потому, что по суете дворецкого и телефонному звонку всё поняла первой. И не потому, что грядущие дни пыльной работы несколько омрачали её восторг от скорой возможности снова обнять отца. Кое-что в словах матери насторожило.
– К завтрашнему вечеру? – недоверчиво переспросила Элиска, разбавляя тревогу глотками из холодного бокала. – Это значит – всего за один день? Но матушка, мы обычно два с половиной, а то и три дня ждём батюшку из порта. Путь-то не близкий. Что за лошади могут домчать оттуда за один день?
– Замечательно, что ты спросила, дочка! Вовсе не лошади, – ответила матушка, горделиво расправив плечи. – Господин Риктер, давний друг вашего отца, лично соизволил выделить ему одного из своих водителей!
– Водителя выделить? – недоуменно захлопала глазами младшая. – Это значит, папа с братом приедут на настоящем автомобиле?
С ума сойти. В голове не укладывалось, что отца удостоили чести прокатиться на этом чуде инженерной мысли! Элиска уже представляла отца вальяжно выходящим из машины: огромного резного сундука с дверцами, окнами и на колесах. Как отец поклонится на прощание водителю – представителю одной из профессий мечты в прогрессирующем обществе. Как толпящиеся у дороги возле особняка фотографы со своими сверкающими коробками на длинных ножках громкими щелчками запечатлят каждый его поклон, каждый жест и каждый взгляд, слепя всех вокруг. А назавтра мальчишки-почтальоны будут бегать под окнами, размахивать газетами с его изображениями и громко объявлять, что семья Беллемонро первой принесёт технический прогресс в этот старый город. Стал бы лорд Риктер просто так дарить товарищу билет в самые верхи нового общества? Наверняка результаты экспедиции настолько его поразили, что он проникся к отцу заслуженным уважением и не пожалеет теперь оказать любую поддержку. Не терпелось увидеть уже, что же такого отец привёз из-за океана. Может, с таким уловом ему и вовсе не надо будет больше уезжать? Тогда и матушка подобреет, и тоска уйдёт.
– Элиска, дорогая, – голос матери вывел её из мечтаний. – Разве ты не должна сегодня помогать Сондре с иностранным?
– А, да, матушка, конечно, – закивала она, и младшая тоже в спешке принялась собираться вон из-за стола: ведь не так просто отодвинуть тяжёлый стул без скрипа, подобрать все юбки и платья да ещё и встать как можно элегантнее. Ей не так часто приходится общаться с взрослыми мужчинами, а сверстники наверняка любят Сондру такой, какая она есть – бойкая, задорная, готовая закрыть глаза на любой этикет, если он приносит неудобства. Элиска лишь тайно надеялась, что будущие влюбленность и замужество не заслонят эти качества сестрёнки вынужденной кротостью. Старшая вон осталась женщиной хоть куда – как говорят, "и в теле, и в деле" – только потому, что ей не довелось пока жить в доме мужа по его указке. Средняя же, напротив, каждую новую любовь готова слушаться как матушку – ещё даже до всяких намёков на брак.
Элиска допила последние капли уже стоя, едва ли не перевернув бокал вверх дном. Получилось не очень изящно, но это не так страшно, как если бы гостя попутал любопытный бес, и он решился бы попробовать остатки "томатного сока" на вкус. Поблагодарив всех за чудесный ужин, Элиска под ручку с младшей ушла наверх.
Кто уж виноват, что языки давались ей столь легко, будто она разговаривала на них всю жизнь? Стоило лишь посидеть пару ночей за случайно оставленной одной из сестёр книжкой – и хоть с отцом покорять чужие страны отправляйся. Такое бывает, когда все прочитанные слова и правила запоминаешь на лету и больше не можешь забыть. Сёстрам тоже было, в чем Элиске позавидовать. О помощи отцу в экспедициях, конечно, можно было и не мечтать, но матушка нашла таланту четвёртой дочери достойное применение. Тот, кто способен хорошо учиться, по её словам, и других выучить сможет. А матушка чрезвычайно мудра, и матушка всегда права.