Город принял Элиску назад добрее, чем она думала. Поздним вечером на улицах почти никого нет, по некоторым неосвещённым аллеям даже можно ходить не оглядываясь. На тех же, где светлее благодаря вечному огню фонарей или оживлённее – потому что в некоторых районах с наступлением темноты жизнь только начинается, – можно взлететь на какую-нибудь крышу и следить за всем оттуда. Люди в городе обычно не смотрят вверх, вот и не увидят вампира. Наконец-то можно снова услышать человеческую речь – а то Элиска уже начинала думать, что в лесу сходит с ума, разговаривая сама с собой, с лисом и с совой. Здесь, правда, пришлось прятаться тщательнее и подолгу застывать в неподвижных позах. Ведь чуть только случится задеть какой-либо шаткий предмет, издать какой-то шорох или – не дай боже – сказать что-то себе под нос, весь город тут же начнёт озираться и искать помеху своему спокойствию. И вот тут уже нет гарантии, что никто не додумается поднять взор.
Когда же последние жители разбрелись по домам – и Элиска осталась наедине с пустыми мостовыми и фонарными столбами, пришло время как следует пройтись и осмотреться. Обходить стороной пришлось разве что посты и караулы гвардейцев, а также переулки, открывающие свой промысел с заходом солнца. Хоть Элиску и тянуло ближе к центральным улицам и площадям, где дома были и повыше, и покрасивее – и неизбежно между ними на горизонте рано или поздно появился бы особняк Беллемонро, – но она намеренно приземлилась поближе к окраине и покидать эти кварталы пока не собиралась. Здесь господские усадьбы всё чаще соседствовали с хлипкими деревянными срубами, а также в больших одноэтажных домах без внутренних стен и комнат жили десятки, если не сотни семей рабочих. Как они тут выживали без воды и тепла – Элиска не представляла, но после своих нескольких дней в лесу особой жалости не чувствовала. Только голод. Она же как-то выжила одна? А эти люди хотя бы могут положиться друг на друга.
Проходя мимо закрывающихся товарных лавок, она смогла кое-как стащить немного хлеба и яблок. В темноте работяги её даже не заметили. Впрочем, затея оказалась бесполезной: как бы Элиска ни старалась распробовать хлеб – и медленно пережёвывала, и смаковала по-всякому, и даже пыталась капающей с крыши дождевой водой смочить, – организм на него отвечал лишь болью. Словно огромный гриб вырастал прямо в желудке – и медленно таял. С яблоками вышло получше – от проглатывания их сочных кусочков резь в животе прекращалась хотя бы на время, пока она держала их во рту. Потом, правда, всё снова возвращалось. Отец говорил, дело в железе: это оно делает кровь красной и яблоки заставляет ржаветь. Даже если это один из компонентов чудесного зелья, которым он поил её дома, – Элиска особо не надеялась вычислить и собрать воедино все остальные. Придётся искать настоящую кровь. У одного из деревянных домов довелось взлететь повыше и стянуть с хлипкого балкона не то штору, не то полотенце, заманчиво свисавшее вниз. Не полноценная одежда, конечно, но на первое время сойдёт.
В полной мере свои преимущества город раскрыл, когда вышло солнце. В первые минуты своего возвращения Элиска боялась, что на оживлённых улицах под открытым небом спрятаться и уснуть будет гораздо сложнее даже, чем в лесу. Но она надеялась на сложность городских построек и всего, что люди здесь сотворили. Все эти заколоченные заброшенные дома, подвалы, мосты, просто тёмные переулки, в которые никто толком не ходит. Понадеялась – и в городе оказалось этого в изобилии. В лесу подобного и не сыскать, чтоб так легко было скрыться от дневного света.
В первый день Элиска решила спрятаться прямо под мостом. А что – под него никто не смотрит, люди ведь ходят только сверху, да и воды в местной застроенной с обоих берегов речушки она нисколько не боялась. Ведь это одно из тех мест, куда свет ни за что не проникнет. Вот если не получится на улице – можно попробовать в домах и подвалах.
И всё-таки не получилось: проснулась от того, что кто-то выстрелил из мушкета. Вампирские инстинкты не подвели: под барабанный бой собственного сердца удалось вовремя сорваться из-под моста, уклониться в падении, расправить крылья и стремглав улететь прочь – и при этом даже не коснуться водной глади! Успокоилось сердце только от щекочущего уши и плечи холодного вечернего ветра. Вот ведь людям заняться нечем: ну кто в здравом уме будет обходить мост и смотреть на него сбоку? С такого угла, конечно, всё что угодно под ним можно увидеть – тем более человеческую фигуру – но кто всерьёз озаботился бы таким? Нет бы ходили себе и занимались своими очень важными делами, а не по сторонам смотрели. Повезло ещё, что не в меру любопытный и не обделённый свободным временем гражданин с парой гвардейцев застал её к ночи, когда небо уже становилось свинцовым, – не пришлось летать под солнцем и портить крылья. Такое точно не оставят без внимания – теперь пустят слух, что в городе видели чудовище. Остаётся только гадать, как скоро слух дойдёт до поместья Беллемонро, лорда Риктера и, того хуже, Эйфа.
Это значит, за свою беспечность придётся расплачиваться – где попало прятаться днём уже не выйдет. Подвалы и пустующие дома – первое, что наверняка примутся проверять, тем более что загнать вампира в ловушку в этих замкнутых как сундук пространствах – людям ничего не будет стоить. Элиска и проснуться не успеет, а её уже могут заточить в старом здании, а то и поджечь вместе с ним. Из дома-то еле сбежала благодаря незакрытым окнам, а тут уж охотники успеют все заранее заготовить, пока она спит. Что же тогда – прятаться у всех на виду?
Ещё выяснилось, что об этих самых важных делах, которыми так заняты люди, Элиска знает весьма поверхностно. Под тем же мостом, например, могло бы пройти небольшое судно или лодка – был бы ещё один способ оказаться застигнутой людьми врасплох.
Следующую ночь Элиска провела в поисках места получше – и за кражами. Убедившись в беспечности людей в первую ночь, в этот раз она чувствовала себя безнаказанной, хоть и уже разыскиваемой. Массовую панику нельзя недооценивать – кто знает, через сколько дней о чудовище из-под моста уже будут знать все? Стащить случилось не только еду – всё такую же малопригодную для вампира, но ничего лучше так и не нашлось – но и кое-что из одежды вроде пояса или поношенных ботинок. Работники, бывало, оставляли обувь стоять на улице просто так. Элиска понятия не имела, куда они уходили и вернутся ли за оставленным – хватала, что видела, без особых раздумий.
Голос совести очень быстро приглушился, хватило и пары-тройки ночей. До такой степени, что Элиска даже набралась наглости и так же, как и в прошлый раз, – в высоком прыжке до крыши – стащила камзол прямо из рук чьей-то служанки, что поздним вечером вышла на балкон его чистить. Получилось настолько удачно, что та даже не увидела крылатую чёрную тень у себя над головой. Элиска подумала: если эта девица настолько рассеянна, может, и вовсе не заметит, как украдут её саму. Такая юная, каждое движение пронизано робостью – так похожа на Беату из дома. Ей, наверное, очень сильно влетит от хозяина за потерянный камзол – об этом говорила Элиске еле слышимая совесть. Кажется, девушка и так уже была в слезах, когда выходила на балкон. Обратно же забежала попросту в ужасе. Скажет, вероятно, что уронила. И что сделает уважающий себя и своё имущество хозяин? Не иначе как заставит виновную идти искать пропажу в ночи, а потом заново оттирать от грязи и пыли, собранной на земле. Об этом Элиске говорил холодный разум, подгоняемый чувством голода. Надо лишь немного посидеть на крыше и подождать.
Так и вышло: девчонка выбежала из двери за углом – её вроде даже кто-то пнул на выходе – и всхлипывая обогнула дом, а после принялась рыскать под балконом. Бедная, она ничем не заслужила такое отношение. Но кто же виноват, что именно здесь ночному хищнику сподобилось выйти на охоту?
При одной лишь мысли о крови всё существующее вокруг снова сжалось в одну точку, когда Элиска беззвучно свесилась вниз со злополучного балкона. Так же без шума приземлилась – земля скрыла шаги гораздо лучше каменной дороги. Легонько провела ладонью по плечу копошащейся в земле служанки – как будто кто-то родной вышел следом приободрить и посочувствовать. Та и не дёрнулась от такого прикосновения, как Элиска и рассчитывала, а только встала и выпрямилась, озираясь. Красавица. Особенно когда так поворачивает голову, силясь заглянуть себе за спину. Эта пышущая жизнью кожа на удобно подставляемой шее могла бы свести с ума – и чувство прекрасного, сопереживание и жалость разом улетучились, когда Элиска обхватила девушку сзади и вонзила в неё клыки. Почудилось, кровь хлынула даже не ручьём – океаном, и Элиска тут же прильнула к шее жертвы ртом, дабы не упустить ни капли. Во рту – только чистый вкус жизни. В ушах – только странный ритм, отбиваемый сердцами хищника и жертвы – как музыка жертвоприношения. В глазах – только серп луны, как яркая жёлтая царапина на небе. В голове – страстный танец перемешивающихся красок: чёрной и красной – голода и насыщения. А в руках – лишь нелепо бьющееся тело молодой девушки, от вампирского яда неспособное ни на крик, ни на хоть какое-то усилие. Бедняжка лишь что-то то ли мычала, то ли стонала, запрокинув голову за плечо Элиске, и всё норовила выскользнуть, то обмякая без сил словно тряпичная кукла, то приходя на миг в себя и стараясь шевельнуться. Прямо-таки ощущалось, что красными сейчас стали не только глаза, но наверняка и уши, и щёки, и шея – настолько велико было возбуждение от первого настоящего насыщения за долгие дни. Рот словно сам собой продолжал высасывать жизнь из жертвы, а руки – беспорядочно хватать её, чтоб только удержать, за плечи, за талию, за прочие места, какие только попадались. Одежды трепыхались на девушке словно на вешалке – настолько просторно. Ощущалось – словно она истощается прямо во время кровавого действа. Или просто слишком юна телом – так подсказывал не желающий уступать голоду разум. Совсем ещё свежая жизнь погибает прямо у Элиски в руках... А сколько же было старшему брату, когда...
Нет, больше нельзя допускать такого, как в тот день. Тогда Элиска едва пробудилась от векового сна и ничего не соображала. Теперь же даже оленей в лесу она старалась сберечь, чтобы можно было питаться от одних и тех же в разные дни – жаль только не сразу сообразила, как спасти от кровопотери. Но олени с белками и прочие звери – не такие сладкие. Лишь на ощупь чувствуя кончиками пальцев, что в руках у неё – всего лишь девочка наверняка моложе Сондры, Элиска собралась с духом и утихомирила свою ненасытность. Девушка не виновата и не должна умирать сегодня просто потому, что вампир не может держать себя в руках. Но что Элиска говорила сёстрам недавно? Она же может!
Дыры от зубов на артерии это, ясное дело, не порез от ножа, и один раз прижать язык к такой ране ожидаемо не хватило. С таким же рвением, как только что испивала кровь, Элиска принялась обрабатывать шею юной жертвы – словно кошка вылизывала любимого котёнка. Всё-таки, выпила многовато – девушка теперь была бледна и в себя не приходила. Может, и к лучшему – иначе точно бы вырвалась и, оставив рану, закончила бы как сбежавшие звери в лесу. Уже скоро на нежной шее не осталось ни единого красного следа – присоски языка позаботились, чтоб ни одна капля не утекла мимо. Последний раз втянув сладкий аромат жертвы, Элиска благодарно чмокнула облюбованную шею и бережно положила девушку на ступеньки возле входа в дом. Громко постучалась, как будто грабитель рвётся выломать дверь, и лишь дождавшись возни и ругани по ту сторону – одним махом допрыгнула до крыши. Зрение уже приходило в норму, а слух всё ещё позволял слышать очень чутко: вышедшие слуги весьма напугались, увидав одну из своих на ступеньках бездыханную и белую, как страницы книг. И пусть все в доме кричат и поминают господа так усердно, будто служанка вот-вот навсегда падёт в объятия смерти – Элиска точно знала, что та осталась жива, хоть и потеряла немало крови. Ещё чуть-чуть – и случилось бы непоправимое. А теперь ей помогут, и всё будет хорошо.
К рассвету сытая – и счастливая – Элиска нашла-таки идеальное место, чтобы провести день. Узкий переулок между двумя высокими зданиями: одно, судя по всему, пустующее, а второе только начали строить, но быстро забросили, оставив только две стены и угол между ними. Может, что-то нехорошее произошло в том доме напротив, из-за чего ни один человек больше не решится тут жить и даже строить новые дома. А может – кто-то хотел оживить уже покинутый район и слишком поздно сообразил, что ставить дома так близко друг к другу – плохая затея. Улочка заканчивалась тупиком, в котором из-за всех этих особенностей круглые сутки сохранялась драгоценная темнота. Люди совались сюда разве что забросить мусор между стенами – в результате из-за многодневных завалов ходить по этому тупику вряд ли кто-то смог бы. Но Элиске ведь и не нужно там ходить. Её вполне устроило, что меж стенами крылья даже толком не раскрыть – зато можно залезть сверху куда подальше в тень, вбить в стену какой-нибудь кол, свеситься с него и спать сколько влезет. И ни один человек не увидит и даже не заподозрит, что за существо таится в самом дальнем углу забытого всеми тупика.
Первые дни, конечно, пришлось удерживаться между стен, расставив ноги в стороны. Не слишком удобное положение, икры и лодыжки к вечеру ныли, словно пришлось за день обойти весь город кругом и вернуться, а не висеть вверх ногами в позе предпоследней буквы алфавита. Зато в следующую ночь удалось раздобыть не только колышек для стены, но и даже умыкнуть у некой забывчивой дамы зонтик, оставленный прямо посреди улицы. С ним стало возможно ходить среди людей, прикрывая крылья. Во тьме ночи никто ведь рассматривать детали не будет. И уж тем более никто не подумает, что – пусть даже и в самую безоблачную ночь – незнакомка в приличном камзоле прячет под огромным кругом зонта демонические крылья. А уж поспать на этом новом месте и вовсе стало всласть – накрывшись зонтом, можно спастись даже от дневных дождей, что порой мешали заснуть, стуча по коже крыльев.
Ночная жизнь в городе с такими условиями казалась Элиске спокойной ровно до недоброго дня, когда её место ночлега показалось удобным кому-то ещё.
Он стал приходить по вечерам, когда Элиска только просыпалась. Немолодой, в дырявой – как будто простреленной в нескольких местах – одежде, неразговорчивый, неумытый, небритый – и точно никому не нужный. Поначалу она терпела его первые несколько минут – а потом попросту улетала по своим делам. Днём он всегда уходил. Элиска пыталась за ночь полетать по окрестностям – посмотреть, откуда он приходит. Послушать, не говорят ли чего местные в ближайших домах и трактирах. Иногда даже думала остаться подольше, подкрасться к человеку, заговорить с ним. Но он всегда – невесть откуда – приходил злым. Раздражённо швырял своё барахло и краденные вещи в дальний угол тупика – а потом всегда забывал, и принесённая им еда оставалась гнить и превращала любимый уголок Элиски в зловонную клоаку. Ещё он частенько кричал в голос, бил стены руками и головой, рыдал – но никогда не говорил ни слова. Очень скоро желание разговорить этого странного мужчину сменилось тягой как следует напугать его. Показаться во всей красе, посветить жёлтыми глазами, блеснуть во тьме клыками, величественно хлопнуть пару раз крыльями. Ведь здесь нет ни совы, ни лисы, королева ночи всего одна на весь город, и имя ей – Элиска.
А потом он остался и днём. Ещё и голод как назло вновь пробудился. Надо было продолжать считать дни – тогда бы запомнилось, на сколько хватает трапезы. И к следующему разу Элиска была бы готова. Теперь же пришлось дать волю гневу, затаённой досаде и голоду. Надоедливый сосед даже на вкус показался другим – как будто с привкусом ржавчины, если бы Элиска хоть когда-то знала этот вкус, – но всё ещё съедобным. Однако, в отличие от хрупкой девушки, он не обмяк с первой же секунды и к тому же оказался сильнее. Сумел-таки вырваться и уже собирался бежать. Одержимая стремлением напиться во что бы то ни стало, Элиска чувствовала, как плоть ускользает из хватки зубов, и понимала, что неизбежно потеряет добычу. Прекрасно осознавала, что нужно сделать, – но прикоснуться языком к грязной коже сначала побрезговала. Даже пила этого человека, будто сморщившись изнутри, лишь ловя то, что попадало на присоски алым потоком. Получилось нехорошо – не аккуратно, не почтительно, не чисто, даже показалось, половину корсета насквозь забрызгало, – но ничего не могла с собой поделать. А дальше – стало уже поздно. Мужик дёрнулся со всей своей силы и побежал, не оглядываясь, стараясь зажать дыру в шее рукой и крича ругательства. И как бежал – так и упал, не успел даже на свет выйти. В вампирских зубах остался лишь кусок мяса с кожей, ценой которого несчастный надеялся выторговать у смерти себе свободу. Да явно смерть не сошлась с ним в цене. А ведь можно было бы спасти соседу жизнь, сохранить на следующий раз, а потом и на следующие. В крайнем случае – допить бесценную кровь сейчас, когда он уже перестал двигаться. Но не хотелось даже прикасаться к умирающему телу – даже когда он совсем затих. Хотелось оставить его прямо так и пойти спать, а ещё сильнее – отмыться. Но медлить нельзя – солнце уже почти показалось из-за крыш домов. Если прямо здесь будет лежать труп, кто-нибудь точно захочет осмотреть этот тупик как место преступления и заметит спящую Элиску. Надо побыстрее избавиться от этой обузы.
Поднять тело на огромную высоту оказалось намного легче, чем было удерживать его от бегства на земле – как будто силы увеличивались десятикратно, стоило только как следует расправить крылья и дать крови добежать до самых кончиков по венам. Элиске показалось даже, она бы смогла в полёте поднять хоть целую лошадь. Ощутив прилив собственных сил и их безграничность, а также глядя сверху на весь этот человеческий муравейник, Элиска уловила приятное чувство полной свободы и безнаказанности. Такого не было даже когда оставалась дома без родителей и сестёр и позволяла себе летать по залам в каком попало виде. Здесь же, в небе, свобода приобрела совсем другие масштабы – едва ли не бесконечные. Вот так, вслед за воспоминанием о доме, и возникла мысль напомнить людям о себе. Элиска резво направилась в сторону центра города и вскоре без труда узнала крыши родного поместья. Конечно, идеально было бы найти, где сейчас находится Эйф, и сбросить тело жертвы прямо ему на голову. Если не зашибёт его с такой-то высоты насмерть, то хотя бы заявит о себе: не связывайся с вампиром, а то хуже будет. Но солнце, увы, не станет ждать, пока Элиска сподобится вычислить того, кто сам её вычисляет. Она вполне могла бы довольствоваться исполнением и вот этой поспешной – пусть и глуповатой – идеи. Секунда – и бывший сосед отправился с облаков вниз, прямо к дверям поместья. Элиска не рискнула дождаться ни криков знакомых голосов – хоть одного, – ни даже звука удара тела об землю. Едва сдерживая озорной смех, сразу рванула повыше и подальше. Слухи о крылатом чудовище под мостом, странная дама с большим зонтиком, которую можно увидеть вдалеке только ночью, служанка, покусанная до полусмерти неизвестно кем, а теперь ещё и труп с дырой прямо на шее – лорд Риктер наверняка с ума сойдёт от страха, когда осознает, какого дьявола выпустил в мир. А надо было всего лишь быть добрее.
Довольная своей выходкой и своеобразным актом возмездия, Элиска в спешке вернулась в любимый тупик, устроилась на карнизе из деревянной палки и заснула. А проснулась – снова – от того, что в неё выстрелили. Только теперь вместо барабанящего сердца – резкий укол сзади под рёбрами. Мгновенно распахнула глаза, прямо-таки ощущая, как берсерк наполняет их красным, а всё тело - невероятной силой, и обернулась назад, откуда пришла боль. Ангелы не дадут соврать: эту проклятую чёрную шляпу Элиска узнала бы с любой высоты и под любым углом. Тут же рывком взлетела к небу – крылья опалило дневным светом. Солнце едва только начало скатываться вниз со своей самой высокой позиции – и как же эта треклятая ищейка лорда нашла Элиску так быстро? В голову не шло ничего: увидеть её с телом мужика в утреннем небе не могли – некому было, да и с трупа уже ничего не капало – не так, чтобы можно было отследить, откуда его принесли. Где же она просчиталась со своей шалостью? И почему так больно махать крылом? И куда теперь податься, чтобы не умереть под лучами солнца? Вера в то, что свет не так уж и опасен, неожиданно ослабела и почти пропала – паника от невозможности найти лучшее место в тени сделала своё дело. Казалось, ещё немного – и Элиска упадёт прямо вот так, с неба, от жгучей боли в крыльях и из-за прерванного сна. Переулки, арки и мосты теперь пугали – хотелось найти место, где Эйф её точно не найдёт. Все эти люди, не смотрящие вверх, даже сейчас, средь бела дня, не замечали её, сгорающую в облаках. Хотя на такой высоте снизу она наверняка напоминала обычную птицу. И снижаться до тех пор, пока не найдётся укрытие – нельзя. Вот и искать стоило бы именно на этой высоте. А тело тем временем словно стало весить втрое больше. Только ярость берсерка и тащила, словно адский аркан, а заодно позволяла увидеть улицы на мили вперёд.
Вскоре так и нашёлся в старом районе города высокий собор. Засматриваться на его красоты особо не было времени, да и поле зрения слишком уж сузилось – самое важное, что главную его башню окружали другие поменьше, а значит тень от них не покинет это здание никогда. Когда подлетела поближе и коснулась ногами одного из карнизов на самом верху – Элиска нашла местечко ещё лучше. От такой удачной находки – или всё-таки от боли по всей коже – даже чуть не прослезилась. Уж если верить, что не бог, а сам дьявол благоволит существам вроде неё – сейчас Элиска почти поверила, что он и впрямь любит её и не даст сгинуть. В тени одной из башен скрывалась классическая для зданий эпохи землевладельцев и крестьян статуя гаргульи. Элиска всегда думала, их делали на крышах для особой, странной, гротескной красоты. Но кто бы стал её ставить так высоко – да ещё в тени? Ни снизу не увидать, ни за башенками по соседству, даже если смотреть с крыш соседних зданий. Хотя, если верить легендам, гаргульи – стражи на границе миров света и тьмы, отпугивающие злых духов, а значит, не так важно, что людям не увидать эту статую. Главное, как Элиска поняла из книг, чтоб стражу было видно всё, что происходит внизу. С мощными руками, выпирающим словно третье колено лбом, впалыми глазами, клыками, торчащими вверх и обрамляющими оскал, огромными когтями и крыльями – размах этого чудовища как раз подходил для того, чтоб Элиске спрятаться. Да: придётся спать, не свисая головой вниз, – но быть посреди дня в тени того, кто сам в тени – слишком редкая удача, чтоб не воспользоваться. К тому же, Элиску так и валило с ног, едва буйство берсерка отступило, а новое укрытие, где можно было бы повиснуть – она боялась, что не найдёт. Дома она бессчётное число раз наблюдала, как засыпают сестрицы: вовсе не вверх ногами, а укрывшись одеялами, так еще и обнимая – кто подушку, кто огромную игрушку в половину роста, а кто подчас и саму Элиску. В этом, думала она, наверняка есть своё особое волшебство сна, что помогает людям отправиться в следующий день из любого положения. Поэтому Элиска, устроившись за широкой увенчанной каменными крыльями спиной, из последних сил обняла гаргулью за могучую шею. Так и провалилась в белый туман сна.
Отсчёт дней теперь начался снова.
В первую ночь Элиска не придумала ничего лучше, чем навестить своё прежнее насиженное место. Конечно, люди могли бы поджидать её там. Кто вообще в здравом уме сунется ещё раз туда, где стал виновником смерти человека и даже следы как следует не замёл? Вот и Элиска рассчитывала, что Эйф будет так о ней думать. Они же все уверены, что она слишком умная, а значит, опрометчиво не поступит. Подлетев к тупику, заметила издалека, что из людей внизу никого – вряд ли кто согласился бы сторожить такое место среди ночи по одной лишь надуманной догадке. Даже если у лорда Риктера есть некая власть в этом городе – он всё равно вряд ли смог бы кого-то заставить пойти на такое безумство. Впрочем, ни палки в стене, ни зонтика, ни даже камзола, который она вешала на гвоздь, Элиска тоже не увидела. Они забрали всё? И как только умудрились достать с такой высоты? Неужто из ружья сбивали? Когда Элиска спустилась пониже – проверить, нет на стенах вмятин и осколков от выстрелов – внизу ей навстречу выбежал крепкий охотничий пёс. Задрал морду к небу, принюхался, звякнул цепью на шее и гулко пролаял пару раз – стены тупика в ночи превратили этот звук в настоящий раскат грома. Ну конечно, собаке не надо платить жалованье за ночной караул, а предупредит о существе с неба псина получше любого часового. Элиска не стала дожидаться, выбежит ли кто на лай, – мигом унеслась на крыльях куда подальше. Двигать ими ещё было немного больно – больнее было только на душе от того, что всё придется начинать заново. Впрочем, это чувство немного утихало, стоило лишь перед сном снова обнять и потереться мокрой от слёз щекой о шершавый камень крыльев соборного стража. Чтобы найти Элиску на этой крыше – Эйфу придётся очень постараться.
На вторую ночь Элиска всё-таки нащупала торчащий из спины немного сбоку серебряный штырь. И как только раньше не заметила? До этого казалось, там только царапина, ничего более – ведь снаружи не болело. Теперь же все боли прошлых двух дней обрели смысл. Охотник попал-таки в неё из своего арбалета! Сперва стало страшно – начало казаться, что серебро отравляет кровь через рану. Кто-то же придумал использовать его против нечисти, значит, какое-то особое разрушительное действие оно имеет? Элиска не знала, но только теперь казалось, что силы ежемнутно покидают её, а стрела, что раньше в доме казалась не длиннее ладони, теперь ощущалась чуть ли не с целую руку. Хотелось выдрать эту напасть из спины поскорее, но разум вновь подсказал: нельзя. Мельком от отца Элиска слышала, что застрявшая стрела, если не пробила ничего жизненно важного, мешает крови вытечь из раны. И если резко вытащить её – страшной кровопотери не избежать. А Элиске даже заткнуть рану нечем – уж тем более не дотянуться, чтоб залатать самой. Вот Эйф гад – знал ведь наверняка, куда стрелять, чтоб она ничего не смогла с этим поделать. Но вот уже два дня прошло, пока Элиска не знала о стреле, – и ей как-то даже особо не поплохело. Значит ли это, что можно без опасений ходить вот так и дальше?
Невольно вспомнилась история о злейшем волке, которую подсмотрела в книжках у сестёр. Тот зверь несколько лет ходил утыканным стрелами как огромный ёж и держал всю округу в страхе. От тех ран волк в рассказе так и не умер – зато резко подобрел, когда один единственный заботливый человек извлёк стрелы как подобает. Элиска, конечно, теперь похожа на того волка лишь самую малость, но ловить ещё дюжину стрел ради полного сходства как-то не прельщало. Так что, переборов начавшуюся было панику и желание любой ценой избавиться от стрелы, Элиска бросилась на поиски того, что люди называли медицинскими средствами. Пусть она и отличается от людей, но базовые принципы остаются неизменными, ведь так? Она же даже лечится так же, как они. Обнаружив уже седьмую по счёту больницу безнадёжно закрытой – настолько, что даже и не вломиться без шума, а оставлять охотнику очевидные следы было бы плохой идеей – Элиска в отчаянии совалась даже в кузницы. Если не обработать рану по всем канонам людской медицины, так хоть прижечь калёным железом. Вот только какой кузнец оставит жаровню гореть ночью? Чем чаще Элиска натыкалась на пустые кузницы, где вся работа остановилась в ожидании утра, тем больше эта затея в целом ей виделась неразумной. Мало того, что прижигать очень больно, так ещё и неизвестно, что хуже – дыра в спине или ожог. С этими мыслями Элиска вновь закончила ночь в обнимку с гаргульей.
А к третьей ночи, похоже, и вовсе не проснулась. Глаза нехотя открывались, видели затянутое чернотой небо – и тут же закрывались вновь. Осознание, что уже пора покидать крышу собора и отправляться на новые поиски, раз за разом тонуло в тёмном омуте, едва успевая появиться. В себя удалось прийти разве что от большого удивления.
– Да уж, я даже когда молод был – и не мечтал однажды пробудиться в объятиях прекрасной незнакомки.
Элиска тряхнула головой – или её тряхнули. Это не может быть сном. Вот только под руками – не камень, а греющая живым теплом спина, а щека мягко упирается в человеческую кожу. Какой бы слабой Элиска себя ни чувствовала, стоило заставить себя пробудиться хотя бы чтоб разобраться, что это сейчас было.
Часто и иногда немного больно моргая сонными глазами, Элиска медленно отпрянула, подобрала ноги под себя и прямо так и села. Каменные крылья опали на крышу пеплом, вместо когтей – обычные руки, вместо выпуклого лба, глаз-впадин и чудовищных клыков – человеческое лицо. У того, кому Элиска по прилёту говорила "здравствуйте, господин Гаргулья", а засыпая шептала "добрых снов, господин Гаргулья", – даже волосы появились. Длинные блестяще-чёрные на голове и густая небритость на лице. Лишь глаза остались напоминанием о том каменном, сером цвете.
– Господин... Гаргулья? – растерянно произнесла Элиска. – Это правда вы? Или я всё ещё сплю?
– Интересная была бы версия, – вздохнул её новый собеседник как-то устало, – если бы вампиры могли видеть сны.
Элиска смотрела ему прямо в глаза и всё не могла разобрать, что же за магия творится на этой крыше. Но одно оставалось очевидным: сейчас уже середина ночи, начало она пропустила, проспала. Раньше никогда такого не было. Элиска кое-как огляделась и неторопливо прикрылась крыльями: хоть господин, небось, уже и рассмотрел её всю, пока она просыпалась, а приличия надо бы знать. Повезло ещё, что не заснула в этот раз без одежды, как хотела, – чтоб не пачкать каменного товарища лишний раз кровью последней жертвы с корсета.
– А ты, собственно, кто вообще такая?
– Элиска Белле... Просто – Элиска. Приятно познакомиться, и простите, что так вышло. Я даже не думала, что...
– Что каменное чудовище на самом деле не каменное и не чудовище? – буркнул мужчина. – Брось, кто бы вообще такое подумал? Никто. И знаешь – правильно бы сделал.
– Ну не знаю, мне даже... тот ваш облик вовсе не показался страшным или отталкивающим.
– О, поверь, я это ощутил на себе в полной мере, – человек потёр шею и плечо.
– Так вы всё чувствовали, когда были каменным?
– И всё слышал, да.
Стыд-то какой. Руки так и потянулись закрыть лицо, только чтобы не увидеть укоризненного взгляда собеседника.
– Простите, пожалуйста, ещё раз... Я не...
– Да всё нормально. Или... нет?
– Или нет? – непонимающе повторила Элиска.
– С тобой всё нормально? Ты два дня не просыпалась. Да и эта штука у тебя в боку – выглядит не очень хорошо.
– Погодите, сколько это я спала?
– В этот раз – два дня, говорю же. Обычно ты улетаешь раньше – до того, как я становлюсь... собой, и прилетаешь позже.
– То есть, вы тоже, как и я, пробуждаетесь ночью?
– А то, – человек бросил мрачный взгляд вниз, на город, где огни фонарей в пасмурном тумане сливались в сплошное мерцающее жёлтым облако. – Ты, наверное, думала, что в этом городе одна такая – существо из страшных сказок.
– Почему же вы тогда решили меня разбудить именно сейчас, а не вчера? – спросила Элиска, вновь заглядывая собеседнику в лицо сквозь его волнистые чёрные пряди.
– Вчера думал, тебе просто надо выспаться. Плохой день или что там. Вот и не стал менять форму. А сегодня – побоялся, что сама уже не проснёшься.
– То есть, вы можете становиться обратно камнем по желанию? – Элиску особенно поразили его слова о "смене формы".
– Могу – и становлюсь. Когда на этой крыше нечего есть, например. Жаль только, наоборот вот так же по желанию нельзя.
– Но что вы здесь едите?.. Ой, простите, где мои манеры... – спешно поправила себя Элиска, отбиваясь от желания засыпать нового знакомого вопросами. – Спасибо за вашу заботу, господин Гаргулья.
– Да разве можно было иначе? – мужчина хмуро улыбнулся и потрепал Элиску за плечо. – Просыпаться в обнимку с трупом – мне как-то вот вообще не улыбается, – тут он будто понял, что последние слова прозвучали как-то грубо, и тут же добавил: – Даже с таким красивым.
Элиска тихо рассмеялась в ладонь. Нисколько не поверила в эту напускную суровость господина Гаргульи. Да и было в его прикосновении и улыбке что-то такое... неравнодушное. Вот и подумала, что он просто слишком много времени провёл на этой крыше, не видя людей и ни с кем не общаясь, вот и нелюдимый такой. Трудно наверняка вслух признать, что за долгие годы тебя никто так не обнимал, как в последние четыре дня. От этой мысли и чувство неловкости и желание спрятаться за крыльями, повторяя извинения как заклинание, окончательно рассеялись. Это существо... человек явно отлично знает, что Элиска за существо, и это нисколько не заставит его гнать её прочь. Ровно как и ей было всё равно, что он каменный – ведь именно из-за него это место стало самым безопасным во всём городе.
– Полно вам, господин Гаргулья, вы мне льстите, – кокетливо улыбнулась Элиска.
– И хватит звать меня так, – господин, как если бы пытался скрыть смущение, отвернулся. – У меня, вообще-то, имя есть. Можешь называть меня Сатилий.