Цзинь Гуанъяо выглядит очень непривычно без всего этого золота, в которое он обычно замотан с головы до пят, и без, кажется, уже въевшейся киноварной точки на лбу. Ни дать ни взять — сынок какого-нибудь мелкого торговца зашел промочить горло и подсел поболтать за стол к ничем непримечательному путнику. Никому из приткнувшихся по углам выпивох и в голову прийти не может, что сам Ляньфан-цзунь почтил их своим присутствием.
— Чем обязан честью? — вопрошает сидящий напротив Сюэ Ян, первым нарушая затянувшееся молчание.
— Не мог отказать себе в желании попрощаться, — почти равнодушным тоном отвечает Цзинь Гуанъяо, покачивая в руке чашу, из которой даже не намеревается пить — не его уровня пойло.
— А есть повод? — Сюэ Ян, напротив, не прочь приложиться: подливает из кувшина и проглатывает залпом изрядно перебродившее вино.
— На тебя объявлена охота. Почти весь заклинательский мир хочет видеть тебя на плахе после резни, что ты устроил в Байсюэ.
С губ срывается презрительный смешок — новость не первой свежести, уже пятую луну приходится шариться по всяким дырам, сторонясь мест, где могут объявиться орденские ищейки. Но от некоторых людей не уйти, как ни старайся. На счастье Сюэ Яна, он всегда знал, что первым до него доберется именно Цзинь Гуанъяо, даже ждал этой встречи. И только поэтому еще не проломил собой окно, перевернув по пути все столы, дабы затеять суматоху и успеть скрыться.
— Так скажи им, чтобы прекратили. Ты же у них теперь самый главный, разве нет? Не только глава клана Цзинь, но и Верховный Заклинатель! — Сюэ Ян ехидно щурится. Наверное, он чуть ли не единственный человек, который знает, каким образом друг обзавелся сими громкими титулами.
— Поэтому мои руки связаны: все только и ждут, когда я допущу какую-нибудь ошибку, — тот не реагирует на довольно бездарную подначку, только спокойно и вкрадчиво, как неразумному ребенку, поясняет: — А вновь помиловать уже единожды сбежавшего преступника будет моей самой большой ошибкой. Также напомню, что после побега ты больше не являешься членом Ордена Цзинь, чтобы претендовать на защиту.
— Такое забудешь, как же.
Когда Сюэ Яна выпустили из тюрьмы, то еще почти год тайно держали при себе — чтобы не только опостылевшими писульками успел послужить на благо клана, — и лишь после этого указали на дверь, официально назвав все побегом. Однако судьба осужденного на пожизненное заключение бывшего адепта Ланьлин Цзинь ушла от всеобщего внимания в связи с безвременной кончиной сначала Цзинь Гуаншаня, а затем и Не Минцзюэ. Сюэ Ян даже не знает, обстоятельства чьей смерти вызывают у него больше восторга — обе слишком хороши, но не про них сейчас речь.
— И все-таки, зачем ты здесь? — спрашивает он, разглядывая все еще бесстрастное лицо приятеля.
Тот не настолько сентиментален, чтобы наряжаться в простолюдина и путешествовать без свиты с целью поручкаться в последний раз. У него точно есть какой-то план по вытаскиванию Сюэ Яна из задницы, в которую позволил ему влезть. Когда это у Цзинь Гуанъяо не было плана?! Он некоторое время молчит и, позволив себе приподнять уголок губ, ласково произносит:
— Чтобы лично сообщить, что ты должен умереть.
— Я польщен, — с невеселым смешком бросает Сюэ Ян, стараясь изо всех сил нагнать беззаботность в голос, но уже спустя мгновение ядовито шипит, склоняясь к собеседнику через стол: — Решил наконец от меня избавиться? Тогда уж окажи милость — прикончи меня сам, а не поручай это дело какому-нибудь Цзиню пожиже. Сколько их сейчас за дверьми стоит? Сотня, две? А речь уже придумал, которую будешь перед Советом толкать? Жалеешь, небось, что не сгноил меня раньше… Уже не нужен, можно и в расход, да? Конечно, я ведь порчу тебе и твоему ненаглядному Ордену репутацию…
— Какой же ты… неудобный, — обрывает его друг — да какой он уже друг?! — и брезгливо морщится, поджимая губы. — И глупый. Ничего не понял.
— Что тут понимать? — хмуро интересуется Сюэ Ян, чувствуя, как напряжение пронизывает все тело, а голова трещит, лихорадочно соображая, что же делать дальше. Против Яо он еще никогда не играл, — никогда и не планировал, если честно, — и не знает правил. Будет ли считаться за выигрыш, если прихватить с собой жизнь Верховного Заклинателя?..
— Да, я пекусь за свою репутацию, которую ты изрядно подмочил своими выходками. И ты мне действительно уже не нужен и вряд ли понадобишься. Но чем я заслужил от тебя столь низкую оценку? — не без обиды тянет Цзинь Гуанъяо, легонько толкая Сюэ Яна в плечо, чтобы сел на место и не привлекал к себе чужие нежелательные взгляды возможным вниманием. — Поверь мне, пожелай я от тебя избавиться, твой труп уже бы торжественно сожгли на главной площади на глазах у изумленной публики.
Звучит разумно. Тревога, подкрепленная выпитым подобием вина, все равно не отпускает, но удается сквозь зубы выдавить:
— Мои извинения. — Неслыханные от Сюэ Яна слова, но их сейчас сказать нужно. Все равно всегда можно забрать обратно. — Что ты предлагаешь?
— Как я уже сказал: тебе следует умереть, — едва заметно ухмыльнувшись, отвечает Цзинь Гуанъяо. — Не прилюдно, но надежные свидетели будут. Есть один подходящий человек, который это устроит в лучшем виде, твоим делом будет лишь ему попасться и подыграть.
Кажется, все начинает проясняться. Сюэ Ян на всякий случай отодвигает подальше от себя кувшин, чтобы не соблазниться остатками его содержимого и с усмешкой любопытствует:
— И с кем же мне надо будет разыграть собственную кончину, о мой коварный господин Цзинь?
Тот снисходительно делится:
— Из множества политических соображений, Цзини в охоте на тебя не участвуют. — И это чистая правда: золотых одежд на преследователях замечено не было. — Но у меня и в других кланах есть весьма заинтересованные в моей лояльности люди… Например, Су Шэ, ты его должен помнить.
— Ах, этот… Обиженный Ланями гордый обладатель проклятия Тысячи Дыр, — согласно кивает Сюэ Ян. Если поднатужиться, то получится даже вытащить из недр памяти рожу этого не слишком славного, но исключительно полезного заклинателя. — И когда же это случится?
— У тебя не так много времени. Мне пришлось потрудиться, чтобы поспеть первым.
Похоже, за такую услугу положено кланяться в ноги. Но это как-нибудь в другой раз. То есть никогда.
— Ты у нас всегда впереди всех. — Уважение выразить совсем не зазорно.
Цзинь Гуанъяо аккуратно ставит свою чашу на стол и брезгливо вытирает пальцы выуженным из ханьфу платком, словно между делом буднично роняя:
— Нужно ли мне тебе в красках описывать, что случится, если после этого всего ты что-нибудь натворишь и всплывет твое имя?
О, это очень простая загадка, на которую легко отыскать разгадку.
— Ты снова меня найдешь, и моя голова займет почетное место в твоей коллекции? Требую отдельную полку, я заслужил!
— Какой же ты самодовольный дурачок, — закатывает глаза Цзинь Гуанъяо, но на его щеках явственно проступают ямочки, свидетельствующие о том, что шутка была оценена. Немного помолчав, он одаривает Сюэ Яна пристальным взором и просит: — Скажи мне одну вещь, дорогой… Ты получил удовольствие от своей мести?
Крайне неожиданный вопрос, но очень в стиле Верховного Заклинателя! Если кто и знает толк в хорошей качественной мести, так это он, и не грех разделить с ним собственную радость. Воспоминания заставляют зажмуриться и довольно заурчать.
«Убивать шайку твоих стариков-наставников было не так весело, как сейчас на тебя глядеть!» — смеялся во весь голос Сюэ Ян, склоняясь к упавшему на колени Сун Цзыченю.
Напыщенный дурак отчего-то думал, что с ним будут сражаться честно, скрестив мечи, но не взял в расчет, что никто этого делать в своем уме не станет. Вмиг лишивший противника зрения трупный яд — даже скорее его заготовка, но оттого не менее губительная для чужих глаз, — не подвел. Иначе как еще можно было бы получить шанс схватить поганого даоса за волосы и пропеть ему на ухо:
«Я бы тебя убил, но вместо этого попрошу об одной ма-а-аленькой услуге… Передавай от меня пламенный привет Сяо Синчэню! Думаешь, при чем здесь он, да? Ты знал, что все бы остались живы, не влезь он туда, куда не просили? Теперь кровь всей общины Байсюэ не только на моих руках, но и на его…»
Ох, как же бесновался даочжан Сун, пытаясь вслепую добраться до обидчика! Но что он мог сделать, когда Фусюэ упал на землю и еще поди его найди?.. Никчемный и тошнотворный, и даже браниться толком не умеет.
«Заодно можешь поинтересоваться у своего дражайшего друга о том, как мы с ним чудно провели время, когда он меня таскал на веревке. Если честно, после такого положено поклоны бить, а не в тюрьму кидать, но я уже не в обиде. Теперь ваша очередь печалиться, господа вонючие даосы!»
Сюэ Ян мог бы сказать еще очень многое, что накопилось внутри за время плена, но он не желал тратить слова на того, кому они не предназначены. Когда-нибудь он еще выплеснет все до последней капли, но в этот момент лучшим решением было бросить хрипящего от гнева и боли Сун Цзыченя и уйти.
— О да, просто неимоверное, — с жаром соглашается Сюэ Ян, с трудом отмахиваясь от пляшущих перед глазами потрясающих картин из недалекого прошлого.
— Хоть на этом спасибо! — прикладывая ладонь к груди, облегченно выдыхает Цзинь Гуанъяо. — Иначе вышло бы очень неловко, если все твои старания оказались впустую.
— Совершенно точно нет. Кстати, как там нынче поживает великий даосский союз? Что-то мне подсказывает, Ордена на пару им уже не основать… — бормочет себе под нос Сюэ Ян. Он уже давно задавался сим вопросом, но не искать же для этого кого-нибудь из заклинателей, чтобы поделился слухами? А тут разлюбезный приятель навестил, наверняка должен быть в курсе! Почему бы не выяснить?
— Ты разве не знаешь? — удивлению в его голосе нет предела. — Даочжан Сяо признал свою вину перед даочжаном Суном и пожертвовал ему свои глаза, а после их дороги разошлись. Твой бурный восторг не по этой причине?..
Сюэ Ян потрясенно молчит. Пожалуй, стоит допить проклятое вино, чтобы быть способным издать надменное фырканье и язвительно бросить:
— Ну и чушь! Как это можно кому-то пожертвовать свои глаза? Какой с них прок, неужели этот ублюдок прозрел?
— Говорят, госпожа Баошань Санжэнь и не на такое способна.
Бао-кто?.. Ах, точно! Старая сука с горы, чьи воспитанники не заслуживают имен.
— Был один калека, стал второй. Невелика разница. — Презрение в голосе выходит весьма натуральным.
Сюэ Ян очень надеется, что Сяо Синчэнь хорошенько запомнил его лицо и оно ему еженощно снится. В кошмарах или снах иного толка, тут уж как повезет.
— Вроде того, — хмыкает Цзинь Гуанъяо. — На этой чудной ноте мне пора идти. Можешь ничего не говорить — лучшей благодарностью будет, если ты останешься жив.
Сказав это, он встает из-за стола и неспешной походкой невинного во всех отношениях человека покидает полутемный шумный зал. Эй, вообще-то, мог бы и заплатить на прощанье за лучшего друга, кто из них тут богач?..
***
Сюэ Ян не знает, какое чувство сильнее: непрерывная обжигающая боль или захлестывающая горькая обида. Наверное, где-то на равных, потому что справиться ни с одним из них никак не выходит. Как же все-таки паршиво умирать… Особенно в какой-то глухомани, которую даже ни один клан не стремится забрать под свое крыло — хуже было бы только в Куйчжоу. И зачем он повелся на эти обещания Цзинь Гуанъяо?
Во-первых, это его «не так много времени» растянулось на… Да Сюэ Ян уже счет потерял, сколько по лесам и долам носится как угорелый! Зима кончилась и весна успела прийти, выдавая по очереди всю возможную мерзкую погоду. Можно подумать, без этого слишком сладко жилось… И все это, между прочим, — на своих двоих, потому что Цзянцзай отказывается подниматься в воздух чисто из принципа. Мол, нечего было в свое время оставлять в одиночестве верный клинок на столь долгий срок.
Во-вторых, как этому клятому Су Шэ прикажете подыгрывать? Он вообще знает о том, что они играют, или счастливо забыл? Пробитое чуть ли не до кости бедро Сюэ Яна намекает, что забавами тут давно не пахнет. А уж об полете с неожиданного крутого склона с обочины безымянного тракта и говорить нечего — и не получится, потому что голоса больше нет благодаря меткому удару рукоятью меча в горло. Как жаль, ведь так хотелось поинтересоваться, сколько у господина благородного заклинателя лишних дырок в хере от проклятия пробилось…
— Он мертв? — пробивается сквозь гул в голове чей-то голос издалека.
Сюэ Ян сам не знает ответа на этот вопрос. Может, тот, кто к нему сейчас подходит, прольет свет на ситуацию. Если вдруг еще жив — домордует, это уж точно. От тряски за плечо и спешных касаний к голове и шее мутит, кишки стремятся выскочить наружу и у них есть все шансы это сделать.
— Мертвее мертвого! — следует неутешительный вердикт от Су Шэ. Гаснущая интуиция подсказывает, что издевается над трупом Сюэ Яна именно он.
— Тогда забираем его и…
— Да кому он нужен? Пускай гниет в канаве, тут ему самое место. Неужели кто-то из вас желает тащить его на себе до Ланьлина?
— Ваша правда! Меча вполне будет достаточно как доказательства его смерти…
— Не вижу его нигде поблизости… Видимо, потерял, пока бежал — жалкий трус.
Сюэ Ян ощущает близость чего-то твердого, грубо пихнутого под ему бок чужими руками.
«Выживи, иначе пожалеешь, что на свет родился!» — Цзянцзай сегодня просто сама душевность…
— Неохота в темноте по грязи рыскать, если честно… Но мы все честные и не запятнавшие себя ничем господа, и никто не посмеет обвинить нас во лжи, верно?
— Уходим!
Невыносимо хочется рассмеяться им вслед, но в глотку будто дробленых камней набили, а сознание окончательно меркнет, напоследок плюнув мыслью, что теперь поможет разве что чудо.
Так и происходит к полудню следующего дня, но Сюэ Яну удается открыть глаза лишь на закате. О таком чуде он не мог и подумать даже в самых смелых мечтах.