Во второй раз жизнь сталкивает меня с убогим недели через две, когда, казалось бы, его образ давно должен быть погребён под завалами работы, адовых клиентов, недосыпа и экзистенциального ужаса. Но нет, стоит ему появиться перед глазами — и в голове сама собой звучит мелодия, которую я предпочёл бы забыть.
Я снова работаю в любимой кофейне "Точка". Здесь обустроено что-то вроде коворкинга: уединённые зоны с удобными мягкими диванчиками, куча розеток, чтобы подключить ноутбук или зарядить телефон, и лучший в мире американо, которым я себя заливаю нещадно, будто пытаюсь в нём утопиться. Моё сердце рано или поздно припомнит мне эту привычку, я это чувствую. Двадцать четыре года — всё-таки уже не пятнадцать, и почти каждое действие имеет свои последствия для организма. Осознание этого из раза в раз встаёт в горле комом.
И вот я с этими "весёлыми" мыслями забираю свой американо, прохожу в любимую зону — и к своему неудовольствию натыкаюсь там на убогого. Увиденное возмущает невероятно. Он разложил гитару прямо на столе и неуклюже орудует кусачками, перекусывает металлические струны. Рядом валяется наборчик новых, причём одна из упаковок вообще упала на пол и лежит практически под диваном.
Взираю на развернувшуюся картину ошалело. Мало того, что моё место занял, так ещё и!...
— Какого хрена ты тут творишь? — искренне возмущаюсь я. — За этими столами люди едят, а ты свою…!
Убогий поднимает на меня удивлённый взгляд и вдруг начинает сиять, как начищенный таз.
— О, ты же тот чувак с запором!
Меня неистово корёжит.
— Я не… Что ты несёшь вообще? Убери эту хуйню со стола сейчас же, пока я хозяину не сказал.
— Петьке-то? — неожиданно отвечает парень, и я удивлённо вскидываю брови. — Так он знает. Мы дружим с ним, чел, расслабь булки, Петька разрешает мне здесь с гитарой возиться.
Я усаживаюсь напротив, не в силах побороть любопытство. Пётр — бариста в "Точке" и по совместительству хозяин заведения. Это очень приятный и вежливый молодой человек, на удивление адекватный. Имею полномочия об этом судить, потому что над входом висит табличка со мною созданным логотипом, и Пётр был одним из немногих моих клиентов, после делового общения с которыми мне не хотелось прикупить себе верёвку и мыло. И вот выясняется, что этот доброжелательный и сдержанный мужчина якшается с этим… Этим. Как много вопросов, как мало ответов!
— В смысле "дружите"? — спрашиваю я в недоумении, чем вызываю в ответ смешок убогого, раскручивающего колки.
— Да в прямом. Видел йобу на стене завода? Так это мы с ним рисовали! — гордо сообщает он, и моя челюсть едва не ударяется о столешницу. Конечно же я видел огромный жёлтый колобок с кривыми зубами на бетонной плите, которыми окружён машиностроительный завод на выезде из города. Но чтобы к его созданию был причастен Пётр…
— Он бы никогда такими глупостями не стал страдать, — возражаю я и снова в ответ получаю лишь смех.
— Дело твоё, хочешь, верь, хочешь, не верь. Можешь у него сам спросить, главное, не рассказывай никому больше, это секрет.
Гляжу на убогого, как на имбецила. Хорош же секрет, если ты его первому встречному выпёздываешь, даже не узнав его имя. А самого рыжего, кажется, не смущает ничего: сидит, мурлычет себе что-то под нос, натягивает новые струны. В какой-то момент тянется за последним конвертиком — и не находит. Подымает гитару, смотрит под ней, даже заглядывает в голосник, чем вызывает усмешку уже у меня. Я-то знаю, что последняя струна лежит под диваном, но сообщать парнишке не спешу: интересно смотреть, как он охлопывает себя по карманам, привстаёт, чтобы проверить под собственной задницей, а потом лезет в гитарный чехол, где тоже, естественно, ничего не обнаруживает. Ничего, кроме дюжины разноцветных медиаторов, горы фантиков от конфет, смятых купюр, нескольких ключей от пивных банок и шапки, которая, судя по мокрым волосам-иголкам, лежит там просто так, чтобы была.
— Вот черти, струну мне недоложили, — в конце концов делает вывод парень. — Это у них такой маркетинговый приём, что ли? Сперва пиво вместо полулитровых банок разливают по ноль сорок пять, а теперь вот…
Я качаю головой, искренне поражаясь.
— Тебе проще поверить в то, что злые дяди-маркетологи украли у тебя струну, чем в то, что ты просто раздолбай?
Не жду ответа. Вместо этого сажусь на корточки, достаю бумажный конвертик из-под дивана, швыряю убогому прямо в лицо — и вижу искреннее непорочное счастье в глазах-хризолитах. Он прямо светится изнутри, как небесный фонарик.
— Ой, нифига себе! Благодарочка от всей души, — восклицает он, извлекая струну и прилаживая её к гитаре. — За это сыграю тебе бесплатно.
— Тоже мне, оплата услуги. Я ведь и так уже слышал, как ты играешь, к чему все эти концерты?
— Ну скажешь тоже, — не соглашается. — То я пел для всех, а это — специально для тебя будет!
Насмешливо подымаю брови. Для кого всех-то, когда я один на всю улицу был? В такую погоду люди не то что собаку, и тёщу гулять не выпустят…
— Я сюда работать пришёл, а не глупости твои слушать, — возражаю я и демонстративно вынимаю из портфеля айпад с зарядкой, после чего аккуратно располагаю на столе, раскладывая чехол в удобную подставку. Причём на том же столе, на котором убогий возится с инструментом. Ну а что, менять любимое место из-за вот этого? Да никогда в жизни, принципы важнее гордости!
Но намёков рыжий не понимает. Напротив, кажется, для него это прекрасный повод продолжить диалог, хотя я пытаюсь добиться прямо противоположного.
— Ого, какая у тебя машина рабочего характера! — восхищается он, изучая взглядом мой планшет. — И кем это ты работаешь?
— Дизайнером и иллюстратором, — отвечаю, сам не зная зачем продолжая бессмысленную беседу. — Фриланс, слышал такое?
— А чего бы не слышал, знаю, — отвечает. — Сам фрилансер своего рода.
— Ты не фрилансер, ты бездельник, — вношу я свою очень важную ремарку. Парень делает вид, что обижен, и надувается, как пятилетний, у которого отобрали любимую игрушку — палку для тыкания в собачье дерьмо.
— Сам ты бездельник! А я — свободный музыкант! Вот если бы выступал на сцене и получал гонорары — был бы, получается, как на официальной работе. А я — исполнитель-фрилансер! Играю, где хочу, пою, что хочу…
— И деньги получаешь — кукиш с маслом, угадал?
— Ну допустим, — бурчит, но быстро соскакивает с темы: — А сам-то много зарабатываешь?
— Мне хватает, — пожимаю плечами. — Не то что бы много, но и не очень мало. Когда у тебя появляется репутация, то и доходы растут. У меня, пожалуй, репутация вполне себе приличная.
— Таки приличная?
— Ну… — задумываюсь на секунду, а потом ухмыляюсь. Знаю, что его точно впечатлит: — Например, видел логотип на вывеске "Точки"? Моя работа.
Лицо убогого вытягивается чуть ли не в нитку, и я замечаю, что у него очень смешно при этом морщится подбородок.
— Да пиздишь?
— Не пизжу. Можешь Петра спросить.
Паренёк кивает уважительно, наконец убирает гитару со стола и начинает настраивать, продолжая время от времени удивлённо на меня поглядывать, пока я проверяю уровень зарядки стилуса.
— Интересно выходит: мы оба знаем Петю, причём неплохо, судя по всему… А друг про друга не знаем ничегошеньки. Как это так вышло?
— А что удивительного? Я — рабочий класс, ты — студент, небось. Тебе сколько? Двадцать?
— Девятнадцать, — поправляет без особого удовольствия. — Почти двадцать.
— Не прибавляй себе годы, — вдруг советую и сам своим словам удивляюсь.
— Это ещё почему?
— Потому что после двадцати жизни нет.
— Ой, не включай дедулю, — фыркает убогий. — Не выглядишь ты сильно взрослым. Если б не бухтел — принял бы за ровесника.
— Дело хозяйское.
Между нами нависает неловкая тишина. "Мент родился" — сказал бы дедушка. На фоне очень тихо играет радио. А ещё звучат струны горе-настройщика. Я искоса наблюдаю за ним, и губы невольно расплываются в сдержанной улыбке. Парнишка пытается настроить гитару на слух, чтобы, вероятно, впечатлить меня своими нереальными навыками, но ничего путного не выходит. Потом плюёт на это дело, достаёт из кармана телефон, включает тюнер и подкручивает струны уже под него. Упрямства не хватило.
Я спокойно принимаюсь за недоделанный проект под его ленивый перебор. Неловкость постепенно развеивается, и возникает ощущение некой идиллии: мы больше не мешаем друг другу, этих пятнадцати минут нам хватило, чтобы слегка притереться пузырями личных пространств, и лёгкое соприкосновение их стенок друг с другом меня больше не заботит. По крайней мере не так сильно, как четверть часа назад.
А потом он начинает тихонько петь, и я не могу не отметить, что голос у него всё-таки есть.
♪Ты тусуешься на рейвах,
А мне нравятся парки.
У меня трава и в плеере Бах,
А у тебя марки…♪
И не просто есть, а очень даже приятный, высокий и мягкий, с еле заметной хрипотцой (наверняка курит).
♪Эти королевы все идут налево, моя — вперёд.
Она любит техно, а я думаю — техно сосёт…♪
Я не слушаю русскую музыку. Думаю, что не моё это. Вот какие-нибудь Продиджи или Паники — это пожалуйста, но русское… А паренёк вот явно угорает по такому. Поёт, вкладывая харизму, будто своё собственное. Я бы даже поверил, если бы не слышал эту самую песню где-то краем уха пару месяцев назад.
♪Она в классных шмотках, лучше всех на фотках, о нет, нет,
А я грязный, потный, прикатил на скейте — привет!♪
Снова улыбаюсь. И впрямь о себе вещает. Он в той же футболке, в той же рубашке с дыркой на воротнике и тех же изрезанных джинсах, в которых был в день нашей первой встречи, только рядом на диване ещё и ветровка валяется (неочевидный выбор для конца ноября). У него вообще есть другая одежда? Он хоть изредка стирается?...
Парень завершает песню и со счастливым ебалом проводит ладонью по новым стрункам, будто котёночка гладит.
— Две степухи на них спустил, — с гордостью сообщает он и выглядит очень довольным, когда я реагирую с ненаигранным удивлением.
— Это сколько? Тысячи полторы?
— Две с небольшим, — поправляет.
— Они из золота, что ли?
— Так это Эликсиры! Это как айфон от мира струн. Мечтал их поставить года два. Качество — во. Звук — во! Ну, ты сам слышал.
Я, конечно, слышал, но ничего не понял. Мои познания в гитарной науке ограничены тремя блатными аккордами, которым научил в своё время дед, и тем самым риффом "Металлики", от которого приходят в бешенство абсолютно все продавцы в гитарных магазинах. Вот мой потолок.
— И оно того стоит?
— Стоит, конечно! — с толикой возмущения отвечает паренёк. — я теперь с ними год ходить буду! За такие шиши-то!
— Будешь под мокрым снегом лабать — они тебе и месяца не прослужат, — возражаю и получаю на это закатанные глаза.
— Ты как моя мама.
— Зовут-то тебя как, убогий? — с нихуя решаю я выяснить, и тот сразу же меняется в лице, как будто я ему комплимент отвесил.
— Мишаня! Субботин. А тебя?
— Меня Андрей.
— А по фамилии как?
— Тебе зачем? Пробьёшь по базе и нароешь компромат?
— Вот ещё, — фыркает Миша. — Во "ВКонтакте" найду, может.
— Зачем?
— Как зачем? Дружить!
— Я с тобой дружить не планировал.
— А у тебя выбора нет, — он снова расплывается в своей зубастой улыбке, разделённой напополам крошечной щербинкой. — Если я хочу с кем-то подружиться — я своего рано или поздно добьюсь!
— Удачи, — хмыкаю я и, абсолютно довольный, ухожу с головой в работу, игнорируя все дальнейшие выпады Миши и все его попытки вызвать меня на диалог. Много чести.