Пока Миша закрывает последние экзамены, я сталкиваюсь с очередным обострением. Я, конечно, надеялся, что весенним окажется то, мартовское, но практика показывает, что именно в мае начинается самый трэш и бошки летят, как трусы на ветру.
И тем не менее все проходит не так страшно, как можно бы было ожидать. Несколько дней мне действительно сложновато подняться, так что я не по графику шурую в психушку и получаю коррекцию медикаментозной терапии. Но вот общий уровень тревожности всё равно низкий, поэтому даже новые "плохие дни" я провожу относительно спокойно, и убеждение, что всё скоро образуется, не покидает моё сознание ни на минуту.
А ещё я постоянно думаю о Мише.
Последнюю неделю сессии им решено уделить только учёбе, поэтому заходить ко мне он временно перестаёт. И я его прекрасно понимаю: те странные переходные отношения, что между нами сейчас выстроились, не помогают сосредоточиться. Так что мы лишь переписываемся время от времени, узнавая друг у друга, как идут дела, перебрасываемся мемами, желаем друг другу доброго утра и спокойной ночи.
Обострение заканчивается. Я чувствую это, когда в один прекрасный день поднимаюсь с кровати на два часа раньше обычного и не ощущаю огромной лужи свинца в голове. Отворив обе оконные створки, выглядываю наружу и…
Вижу лето.
Оно подкралось незаметно, в стёкла не стучалось, а разлилось по асфальту, по стенам панелек, по разноцветным сегментам детских площадок и по телам людей, перекрашивая холодное в тёплое. Кажется, что в городе стало статистически больше рыжих.
Мне хочется надеть что-то еле ощутимое кожей, выйти наружу в шлёпках и подставиться солнцу, чтобы на плечах остались две полосы от загара. Мне хочется выйти.
Дед собирается на судака: перебирает наживки, ругается на новую продавщицу в рыболовном магазине, что она, мол, вообще в товаре ни в зуб ногой. Как и я, поэтому слушаю его бухтение из кладовки в пол-уха, сидя в кухне и потягивая холодный компот только из холодильника. Мне невероятно спокойно, а душа наполнена приятным предчувствием. С недавних пор я ей доверяю.
Дед уезжает на своей старенькой колымаге — даже отсюда слышу её удаляющееся тарахтение. Остаюсь один и если не впервые, то во второй или третий раз в жизни чувствую себя совершенно спокойно наедине со своими мыслями. Стая тревожных тараканов спит в уголке сознания, иногда подёргивая лапками. У меня теперь всегда есть для них звонкий тапок, так что мы соседствуем с недавних пор по моим правилам. Благодаря этому чувствую себя невероятно взрослым — именно взрослым, а не стареющим, как раньше.
А потом я вдруг вспоминаю, что сегодня у рыжика последний экзамен.
Это воспоминание приходит вовремя — буквально за пару секунд до того, как чудесная мордашка Миши появляется на экране моего телефона, оглушающего пространство кухни сигналом звонка.
♪Ты тусуешься на рейвах,
А мне нравятся парки.
У меня трава и в плеере Бах,
А у тебя марки…♪
Мне тогда показалось, что для номера рыжика эта песня, однажды спетая им и сыгранная в кофейне на новых струнах, подходит как нельзя лучше. Дослушиваю припев и только тогда беру трубку.
— У аппарата.
— Андре! — с той стороны голос настолько резвый, что мне приходится убрать телефон от уха сантиметров на двадцать.
— Чего орёшь?
— Сдал! Всё сдал!
Расплываюсь в глупой улыбке. Я и не сомневался, что сдаст.
— Грац. Отмечать будем?
Буквально слышу, как Миша задыхается от восторга. Он всегда так радуется, стоит мне проявить хоть какую-то инициативу (не важно, в чём именно), что я невольно и сам начинаю гордиться своими небольшими шагами на пути к продуктивности.
— И как отметим?
— Тащи свои булки ко мне, а я закажу пиццу. Как тебе идея?
— Отличная! Давай только с ананасами!
— Фу, извращенец.
— Эй, пицца с ананасами лучшая!
Смеюсь и кладу трубку. Придётся заказать две. Ненавижу ананасы с сыром, что это вообще за сочетание такое дебильное?
Доставщик и Миша появляются на моём пороге буквально одновременно. Паренёк ждёт, когда я расплачусь с курьером, и стоит мне закрыть за ним дверь — бросается мне на шею, а я едва не роняю коробки на пол, не сразу совладав с равновесием.
— Эй, имей совесть, все твои ананасы сейчас превратятся в смузи!
— Плевать, — отвечает он и целует меня так, как целуют очень соскучившиеся люди. Сдаюсь без боя, но через минуту всё же беру себя в руки и осторожно отлепляю парня от себя.
— Миша, пицца.
— "Мися, пицся", — передразнивает меня рыжик, забирает из моих рук коробки, и мы перемещаемся в кухню. Я незаметно покусываю свои горящие губы. Он и не подозревает, насколько мне теперь хочется забить болт на сраную пиццу и отобедать, ну… Мишей. Но я взрослый человек, старший, в конце концов! А значит — должен быть примером выдержки и терпения.
Что сложно, потому как этот абобус щеголяет сегодня в белой рубашечке, заправленной в аккуратные серые шорты со стрелками. Миша. В рубашке. И шортах. Нулевой уровень моей концентрации несложно понять.
— Он холодную привёз, — сокрушается между тем парень, оценивая состояние еды. — В этом городе ехать в любую сторону минут десять, каким образом они умудрились доставить пиццу холодной?!
— Да засунь её сюда на десять минут, — я киваю в сторону электродуховки и достаю две решётки, чтобы отправить греться сразу обе. Мы быстро справляемся с задачей, я выставляю таймер, а Миша усаживается на подоконник и с довольной рожей пялится на меня.
— Ну как экзамен? — интересуюсь я, прислонившись к столу.
— Да легкотня. Не сложнее предыдущих.
— Учитывая, сколько ты готовился — я совершенно не удивлён.
Парень гордо лыбится. Для него любая похвала что нектар для пчёлки. Любая похвала…
Мои мысли ведут меня куда-то не туда. Чувствую, что начинаю краснеть, и тут же пытаюсь переключиться на что-нибудь другое. Пицца в духовке. Сыр начинает шкворчать. Можно, в принципе, уже доставать, наверное…
Я слишком усиленно отвлекаюсь. Понимаю это, потому что не заметил, как Миша слез с подоконника и подкрался ко мне. Даже вздрагиваю, когда он вдруг приближается к моему лицу, руками оперевшись о стол по обе стороны от меня.
— Наградишь меня?
Я сглатываю и прямо чувствую, как мой кадык проваливается вниз. Обрамлённые длинными рыжими ресницами глаза-хризолиты смотрят на меня по-щенячьи, но это лишь иллюзия — передо мной глаза дикого кота и никак иначе. Если проявлю малейшую слабость — меня растерзают на месте.
Чёрт. А ведь я только об этом и мечтал последние пару недель. Смысл обманывать себя?
Впиваюсь в его губы снова без всякого стеснения. В этот раз как следует изучаю их вкус: похоже, кто-то недавно рассасывал вишнёвый леденец. Милашка…
В следующую секунду "милашка" подхватывает меня под бёдра и усаживает прямо на стол, устраиваясь между моих ног, после чего вдруг отрывается от губ, чтобы вновь поцеловать чуть ниже уха, немного оттягивая кожу зубами. А я настолько растерян, что даже не могу сопротивляться. Что происходит? Нет, я прекрасно знал, что рано или поздно наши детские шалости перейдут в разряд чуть менее детских, но… был уверен, что расстановка сил будет противоположной! Как так вышло, что Миша, который ниже меня, младше меня и обладает этим сладеньким бейби-фейсом с нежным рыженьким пушком на щёчках, зажимает меня в моей собственной кухне?!
А самое главное…
Какого хрена мне с этого настолько рвёт чердак?