Нарочинская так углубилась в историю болезни, что не заметила застывшую столбом Нину и налетела на нее.
— Ой, Нин, прости, — Марина подхватила под локоть пошатнувшуюся подругу. — Не больно, ты в порядке? — Дубровская не отреагировала, и Нарочинская забеспокоилась. — Ни-на! Что с тобой?
Регистратор оторвала взгляд от стены, которую задумчиво разглядывала, и только сейчас заметила нейрохирурга:
— А, Марин. Ты чего?
Брови Нарочинской взлетели так высоко, что практически слились с линией роста волос:
— Я? Это ты стоишь посреди коридора, ни на кого не реагируешь. Что случилось? — она стала еще серьезнее.
Нина пожала плечами:
— Все в порядке, — сказала она, но прозвучало это очень неуверенно.
Марина пристально изучила ее лицо, после чего кивнула:
— Понятно, — засунула историю болезни под мышку, взяла подругу за плечи и повела за собой. Дубровская не сопротивлялась.
Нарочинская завела ее в ординаторскую — благо, там никого не было, — усадила на кровать, налила воды из кулера в кружку и вручила ту Нине:
— Пей, — Марина подождала, пока Дубровская выполнит пожелание, и велела. — Рассказывай.
— Да че рассказывать-то.
— Все. И желательно с начала.
Нина уткнулась взглядом в пол, поковыряла его ногой и нерешительно, не веря самой себе, произнесла:
— Задержка у меня. Я сначала внимания не обратила, цикл неровный, а потом все же тест сделала, — она сунула руку в карман, достала тест и показала его Нарочинской.
Две полоски.
Реакция подруги была Марине непонятна, поэтому Нарочинская решила узнать детали:
— У гинеколога была?
Дубровская кивнула:
— Пять недель, — поймала вопросительный взгляд голубых глаз и добавила. — Все нормально, развивается хорошо. Только мне сорок один и у нас резус-конфликт, — она невесело улыбнулась, и отчего-то показалось Марине, что переживания Нины связаны совсем не с озвученными причинами.
— С этим же нормально можно доходить беременность, разве нет?
— Ага, если следить.
— А че ты такая невеселая-то? — Нарочинская замялась, но все же спросила. — Ты рада или?..
И тут же получила бурное возмущение:
— Обалдела, что ли?! Рада, конечно! Я всю жизнь мечтала!
Марина выдохнула:
— А почему тогда страдаешь? Болит что-то?
Дубровская снова уткнулась глазами в пол и отрицательно помотала головой.
Нарочинская подсела к ней:
— Нин, да что такое-то с тобой?
Регистратор подняла голову, и нейрохирург увидела, что она плачет.
***
Олег, насвистывая себе под нос, зашел в ординаторскую и запнулся о воздух от изумления: две его любимые женщины сидели на кровати, крепко обнявшись, причем одна ревела, уткнувшись в плечо второй, которая успокаивающе гладила ее по голове.
— Нинуль, че случилось? — мужчина рывком оказался рядом и присел на корточки.
Дубровская никак не отреагировала, а Нарочинская знаками показала не лезть.
Марина выглядела более или менее спокойно, поэтому Брагин предположил, что причина рыданий ей известна и ужаса не наводит.
Хоть что-то.
Вдвоем они дождались, пока Нина затихнет, после чего Олег сделал дамам чай и присел рядом, порядком их потеснив:
— Ну? — выжидающе протянул он. — Может, мне кто-нибудь объяснит, что происходит?
Марина посмотрела на Дубровскую, но та сделала вид, что вопрос к ней относится приблизительно никак. Нарочинская изогнула бровь:
— Я могу и сама сказать, вообще-то.
— Не надо, — Нина поежилась. — Беременна я, вот че, Михалыч.
— Очень смешно, — фыркнул он. Не поверил и понял, что это он зря, когда взгляд Марины впился в него похлеще челюстей бультерьера:
— Ты дурак?
У Олега вытянулось лицо.
— Да ладно, — озадаченно произнес Брагин и, очухавшись, заграбастал Нину в объятия, — это ж хорошо, я тебя поздравляю!
Дубровская чуть кружку с остатками чая не выронила.
Мужчина светился так, будто бы был это его ребенок, но Нарочинская быстренько отогнала от себя эти мысли. Знала же, что за близких он радуется даже больше, чем за себя. А еще помнила, как Олег сиял, когда думал, что она беременна, и как расстроился, когда выяснилось, что это не так.
Нина положила ладони на мужскую руку и неуверенно поблагодарила:
— Спасибо.
Брагин отстранился:
— А че ж ты рыдаешь-то? Ты ж так ребенка хотела, — снова озадачился он. — Гормоны, что ли, взыграли? — очаровательно улыбнулся, как бы между делом потанцевав бровями.
Нина начала разглядывать колени, и Олег вопросительно посмотрел на Марину. Она пожала плечами, и мужчина продолжил допрос:
— Ниноо? What's up? — блеснул он немногочисленными познаниями английского. Дубровская молчала как Штирлиц на допросе, и мужчина пригрозил. — Мне че, Эжену твоему позвонить, что ли?
Регистратор почти подпрыгнула в положении сидя:
— Не надо Женьке!.. Не могу я ему этого сказать, — она покусала губы и объяснила. — Неклюдов против детей.
Брагин даже возмутиться не успел, потому что Нарочинская отреагировала оперативнее:
— Если он не хотел детей, надо было лучше предохраняться. Ему, — с нажимом добавила она, видя, что Нина хочет что-то сказать, — а не тебе себя таблетками кормить. Он мог вообще вазэктомию сделать, если уж на то пошло.
— Марин, ты че несешь-то? — обалдела Дубровская.
— Справедливость в массы, — припечатала Нарочинская. Ох, как она напоминала сейчас Олегу ту Марину Владимировну, которая только пришла в Склиф. — А вот ты, извини меня, несешь именно чушь. Скажи, ты сама хочешь этого ребенка? — она увидела кивок и продолжила. — Это главное. А то, что Женя против, — это его проблема.
Нина снова сникла:
— Но он же мне муж…
Брагин поморщился:
— Объелся груш. Хочешь, я ему морду начищу? Сразу забудет, что был против, и начнет носить тебя на руках. Давно пора, а то он все об искусстве своем думает. Творческая личность, тоже мне.
Дубровская резко подскочила и гневно уставилась на друга:
— Не смей, понял? Или…
— Или что? — с демонстративным спокойствием поинтересовался он.
— Или ты от меня больше слова не услышишь! — кажется, женщина полностью пришла в себя, что радовало. — Я его люблю, понятно тебе?!
Нарочинской срочно захотелось испариться. Она еще ни разу не видела Нину злой и даже представить не могла, что эти два товарища могут так ругаться.
Но лезть сейчас в их разговор Марина не должна была. Так и переводила взгляд с одного на другого.
Олег примиряющее поднял ладони перед собой:
— Да мне-то понятно. Только ребеночка своего ты тоже любишь.
Нина сощурилась:
— Слушай, ты себя вспомни, когда Эмка забеременела. Тоже не сильно-то обрадовался, — она никогда не позволяла себе поднимать эту тему, но сейчас Михалыч перешел все границы. — Только ты хотя бы детей любишь, а Женя — нет.
Брагин тоже встал и, надавив подруге на плечи, усадил ее обратно:
— Да ты успокойся, тебе нервничать нельзя. Не полезу я к твоему Неклюдову, если он сам берега не попутает. Только скрывать ты от него все равно не сможешь. Я бы даже сказал — права не имеешь.
Видя, что еще чуть-чуть, и Дубровская взорвется, Марина все же решила вмешаться:
— Нина, — она отставила свою кружку и взяла подругу за руку, — если ты хочешь этого ребенка — рожай, — успокаивающим тоном проговорила нейрохирург. — Имеешь полное право. Да и помощников у тебя — целый Склиф. — Нарочинская увидела, что Дубровская слабо улыбнулась, и тоже приподняла уголки губ. — Все будет хорошо, главное — выполняй предписания врача.
Закончив, Марина глянула на часы:
— Ладно, у меня плановая, — она поднялась. — Брагин, имей совесть, не доводи Нину до греха, а? И хлеба купи, когда домой поедешь, у нас закончился.
Друзья посмотрели Марине вслед, после чего синхронно глянули друг на друга.
— Нинок, ну че ты, — Брагин сморщил лоб, — не кипишуй, тебе нельзя, — он снова обнял женщину. — Мамочка наша.
Они посидели так какое-то время, после чего Дубровская улыбнулась — не умела долго сердиться на эту сволочь:
— Повезло тебе с Маринкой, Михалыч.
— Это само собой.
— Сам своего счастья не понимаешь, дурила.
Мужчина сделал удрученный вид:
— Ну да, ну да, куда уж мне.