Марина изучила карту пациентки и подняла на Брагина огромные встревоженные глаза:
— А ты Павловой уже это показывал?
— Нет еще, — глухо отозвался Олег.
— Господи, — Нарочинская опять опустила взгляд в карту и вновь посмотрела на мужчину. — Брагин, че делать-то?
Он вздохнул:
— Не знаю. Ментов щас будем вызывать.
Глаза Нарочинской стали еще больше:
— Да не дай бог! Ты что, правда не понимаешь? На тебя это все в первую очередь и повесят, — говорила она, чувствуя, как от собачьего взгляда Олега становится все больше не по себе. — Ты ее лечащий врач! Ты вчера был на дежурстве. Вся клиника знает, что ты у нас Доктор Большое Сердце, сердобольный…. Слушай, а ты вчера только мне рассказал о том, как тебе ее жалко, или всей клинике успел растрепать?
Брагин помрачнел, вырвал у женщины карту и собрался уходить. Молча.
Нарочинская схватила его за руку:
— Успокойся! Брагин, я тебе верю, — серьезно сказала она, чеканя каждое слово. — Но если ты будешь психовать, то это плохо закончится.
— Марин! — Олег даже не смог сформулировать все, что хотел, потому что мысли путались, а эмоции зашкаливали.
Понимая, что еще чуть-чуть, — и он сорвется на ни в чем не повинную Нарочинскую, Олег не стал продолжать диалог и ушел. Ушел, затылком чувствуя на себе взгляд Марины.
***
Дела обстояли неважно. Вчера в Склиф привезли Цветкову — тяжелую онкобольную, шансов у которой не было. Женщина не хотела жить и предприняла уже вторую попытку оказаться на том свете.
Но за нее боролся муж, который и привез ее в больницу.
Брагин стабилизировал Цветкову и отправил ее супруга домой за картой — просто чтобы тот не мельтешил, хотя и без карты было все понятно.
Однако на следующий день пациентка умерла. Проблема была в том, что до этого Цветкова неоднократно уговаривала Олега помочь ей уйти на тот свет и предлагала большие деньги.
Она всех просила, и родственники об этом знали, поэтому обвинили в ее смерти Брагина и потребовали расследования. Но когда речь зашла о вскрытии — отказались.
Впрочем, без вскрытия все равно не обошлось. Оно показало, что причиной смерти стала передозировка инсулином, хотя у Цветковой не было диабета. Но диабет был у ее соседки, и из-за этого вырисовывалась еще и версия о недопустимой ошибке кого-то из медперсонала.
Брагин знал, что ни в чем не виноват, и был уверен в коллегах.
Нарочинская же сразу заподозрила что-то нехорошее. И дальнейшая реакция коллектива подтвердила опасения.
Основная масса почему-то моментально поверила, что смертельный укол сделал именно Олег. Исключением стали сама Марина, Нина и Салам, но их никто не слушал: Нарочинскую и Дубровскую — по понятным причинам, Гафурова — потому что все были в курсе, что тот живет в квартире Брагина.
Максимально скептически отнеслась к обвинениям еще и Вера Георгиевна. Главврач знала, что Олег Михайлович скорее руку себе отгрызет, нежели навредит кому-то другому. Но у Зименской были другие заботы, поэтому она в процессе почти не участвовала.
В отличие от Павловой, которая всячески вынуждала Брагина признаться в том, чего он не совершал.
Ирина Алексеевна не успокоилась даже когда расследование перешло на неофициальный, внутренний уровень. Это означало, что виновного не посадят, а только уволят. Всего-то. На это и давила заведующая.
Она вызывала к себе в кабинет так часто, что Олег работать не успевал.
— Олег Михайлович, можете не отпираться, — она видела, что Брагин ее не воспринимает, и прибегла к аргументу, о котором не хотела говорить до последнего. — У вас видели деньги.
Снаружи мужчина остался спокоен, но внутри у него что-то сломалось.
Деньги действительно были — большая сумма наличных, которую он не успел положить на карту. Только происхождение у них было совсем не криминальное, и к Цветковой они не имели никакого отношения.
— Я этого не делал, Ирина Алексеевна.
***
Марина упорно не понимала, почему все готовы поверить в вину Олега. Он работал в Склифе всю жизнь, помогал всем, порой жертвуя собой, спасал самых безнадежных пациентов и не брал у них даже шоколадки.
Но самым противным было то, что в виновности Брагина, кажется, не сомневались Куликов и Лазарев.
Нет, они ничего не говорили, но мастерски делали вид, что происходящее их не касается, а судьба Олега им безразлична.
И это было еще хуже.
— С такими друзьями и врагов не надо. Не ожидала от тебя, — Марина смерила Костю презрительным взглядом, от которого у Лазарева мороз по коже пошел. — Брагин всегда тебе помогал и от той же Павловой защищал. Ты вообще-то равнялся на Олега раньше, разве нет? — Нарочинская знала, на что давить. — Или, — она опасно сощурилась, — по себе судишь?
Костя заметно вздрогнул, но промолчал, изображая, что его куда больше интересует содержимое собственной кружки, в которой плескались остатки чая.
Сергей же возмутился:
— То есть от меня ты ожидала, что ли?
Марина, до сей поры умело игнорировавшая мужчину, соизволила на него посмотреть:
— Ну, ты меня не удивил.
Куликов и не знал до этого момента, что словами можно бить сильнее, чем руками.
***
— Марин! — позвала ее Дубровская, как только Нарочинская вышла из ординаторской. — Известно что-нибудь?
Нейрохирург отрицательно покачала головой, и регистратор отвела ее в сторону:
— Я знаю, почему они все думают, что это Михалыч, — она поймала вопрос в тревожных глазах и пояснила. — Медсестры увидели у него деньги, большую стопку красных купюр, Брагин складывал их к себе в рюкзак, — Нина увидела гневное лицо Марины и поспешно добавила. — Понятно, что это какие-то другие деньги, а Михалыч не виноват, но об этом узнали все. Павлова потребовала ответа, а Брагин ушел в глухую оборону. В принципе, зная ее манеру общения, я бы тоже ничего не сказала.
Нарочинская ни секунды не сомневалась в Олеге, и рассказ подруги ничего не изменил.
Марина понятия не имела, откуда у Брагина эти деньги. Она даже не знала об их наличии. Но понимала, что с произошедшим они не связаны.
И все еще не понимала, как для людей, которые проработали с Олегом столько времени — намного больше, чем сама Нарочинская, — это стало весомым аргументом.
Марина не знала, что сказать, но это и не потребовалось, потому что к женщинам подбежала Таня Третьякова и на одном дыхании сообщила:
— Олег Михайлович увольняется!