— Марин, обедать идешь? — позвала ее Дубровская. Подруги собрались в открывшееся неподалеку кафе.
Нарочинская кивнула, но не успела сделать и шагу, потому что у нее зазвонил телефон.
Регистратор бы за версту увидела, как напряглась нейрохирург.
— Что-то случилось? — сразу поинтересовалась Марина и, выслушав собеседника, дотошно уточнила. — Температуру измерял?.. Лекарства?.. Да, я поняла. У меня все хорошо, сейчас с Ниной есть пойдем.
С каждым услышанным предложением Дубровская изумлялась все больше. Чтобы Марина Владимировна так переживала и кому-то отчитывалась? Да еще и столь сочувствующим тоном...
— Операции тоже нормально, впереди еще одна…. Нет, я хорошо себя чувствую, честное пионерское. Кхм, — Нарочинская усмехнулась, — ну вообще-то меня приняли в пионеры в свое время. Да не буду я геройствовать, это твой профиль. Да, давай, целую, пока, — она убрала телефон и покачала головой, не осознавая, что на губах бродит рассеянная, но счастливая улыбка.
Нина еще в середине разговора догадалась, с кем беседует подруга. И последние слова Марины полностью подтвердили эту версию.
— Михалыч, что ли?
— Ну а кто еще?
Дубровская хмыкнула:
— Действительно. А че с ним, заболел?
Нарочинская кивнула:
— Гриппует. А переживает за меня, вместо того чтобы о себе, — она запнулась, увидев светящееся Нинино лицо. — Что?
Регистратор повела бровью:
— Да так, ничего.
Марина закатила глаза, мол, не очень-то и хотелось, напомнила, что готова пойти на обед, и Нина раскололась: сообщила, что Нарочинская с Брагиным такие милые, что это незаконно. И что весь Склиф им завидует.
— Поделишься секретиком?
— Каким? — не поняла Марина.
— Как приручить Брагина, конечно.
Нина говорила на серьезных щах, но чертики в глазах выдали ее с головой. Нарочинская фыркнула:
— Щас же. Чтобы за ним опять очередь выстроилась? Я не для того ее разгоняла.
***
Марина зашла в квартиру и увидела, как Олег пытается подняться с дивана.
— Сиди, чего ты сорвался? — шикнула она, но Брагин все-таки встал, и Нарочинская махнула рукой, пригрозив. — Грохнешься на пол, я тебя не подниму.
— Рядом ляжешь, — хрипло сказал он, подходя ближе.
— Пол холодный, — Марина избавилась от обуви и оказалась в родных объятиях.
— Зато я горячий. Можешь прямо на меня.
Она ткнулась носом ему в плечо, поцеловала в щеку, а затем, наклонив голову мужчины к себе, прижалась губами ко лбу:
— Температуришь еще.
— Угу, но так плохо больше не было, — Брагин нашел в себе силы улыбнуться.
Хорошо, когда она рядом. Всегда.
— Хоть так. Спал?
— Весь день.
В нос ударил запах чего-то съедобного, и Марина вопросительно посмотрела на Олега:
— Чем пахнет?
Брагин приобнял ее за плечи и провел в комнату:
— А пахнет, да? Я не чувствую.
На столе стояли крем-суп и рагу, от вида которых слюнки потекли. Рядом расположился аккуратный букетик белоснежных тюльпанов.
Нарочинская поцеловала Олега в подбородок:
— Освоил телекинез?
Он прикоснулся губами к ее макушке:
— Спер, пока никто не видел. Ты как раз вовремя.
Ужинали, не переставая обниматься, хотя Брагин периодически отворачивался и заходился в тяжелом кашле. Однако еда была уничтожена, букет занюхан до покраснения носа Нарочинской, а Олег затискан до дурацкой, но счастливой лыбы на лице.
— Как думаешь, получится выйти через два дня? — поинтересовалась Марина, когда они оба успокоились.
Мужчина прижался щекой к ее щеке и закрыл глаза:
— Я-то выйду, лишь бы не заразить никого... Марин, — он резко поменял тему, — ты прости меня, пожалуйста.
Женщина непонимающе отстранилась:
— За что?
— За Куликова. Я не должен был, — Брагин не договорил, но от его по-собачьи виноватых глаз у Нарочинской сердце перекувырнулось.
Она пристально посмотрела на Олега и неуверенно улыбнулась:
— Не делай так больше.
Брагин с готовностью закивал, и Марина переплела свои пальцы с его. Олег, не отрывая взгляда от лица Нарочинской, поднес ее ладошку к губам и несколько раз поцеловал.
Помолчали. Затем женщина поцеловала Брагина в плечо и предложила:
— Хочешь, я возьму отгул после выходных? — она помнила, что тогда уже должен вернуться Иван Николаевич. — Два, наверное, не дадут, но хоть один.
Олег посмотрел на нее и утонул в любящем взгляде. Мысль, которая зрела в мужчине вторые сутки, сорвалась с губ сама по себе:
— Я хочу, чтобы ты была счастлива.
Когда Марина так на него смотрела, мир вокруг не имел никакого значения. Брагин бы, наверное, все отдал, лишь бы всегда чувствовать на себе этот взгляд. Однако тогда возникала вероятность, что больше Олег не сможет делать ничего — так и останется залипать в синие глаза.
Ничего не ответив, Нарочинская закусила губу и спрятала лицо у него на шее.
Счастье — в этой женщине. Счастье — эта женщина.
— Пойдем спать, — чуть позже сказала Марина.
Было неловко, но он все же озвучил:
— Слушай, может, мне остаться на диване? — надеялся, что она не согласится, но не озвучить не мог.
Нарочинская подняла голову:
— Зачем?
Брагин пожал плечами:
— Вдруг тебе противно со мной грязным и потным спать.
Нарочинская посмотрела на Олега так, будто он заявил, что верит в гомеопатию:
— Ты дурак?
— Вдруг я тебя заражу.
Ну да, а то, что они спали вместе предыдущей ночью и сейчас не могут отлипнуть друг от друга — это не считается, конечно.
— Зараза к заразе не липнет.
— Я запомню эти слова, — Брагин, наконец, окончательно расслабился и продемонстрировал ямочки на щеках.
— И вообще: если я заболею, это будет проблема Зименской.
Они провели вместе три дня, после которых Олег снова стал бодр и весел. А Марина, кстати, не заболела. Но не потому что была заразой, а потому что сделала прививку от гриппа.
Как все нормальные люди, профессиональные врачи.