— О Господи, — обалдела регистратор, увидев Марину и Брагина. С одинаково опухшими покрасневшими глазами и будучи не в состоянии перестать обниматься, они производили впечатление людей, у которых недавно перевернулся мир. Как минимум.
Сама Дубровская в отсутствие друзей тоже успела порядком понервничать. Особенно когда Марина стала недоступна, а Олег, узнав у фельдшера скорой адрес отделения, умчался, наплевав на пациентку, о которой говорила Нарочинская по телефону. Пришлось сплавить бабульку Лазареву.
До Брагина Нина тоже не смогла дозвониться за все это время. И до сих пор не знала, что именно произошло.
— Живая, в порядке? — по привычке поинтересовалась она и тут же получила гневное выражение лица Олега.
Но не успел он ничего сказать, как в приемном, в пятый раз за последние три часа, появилась Павлова. Ирина Алексеевна разразилась тирадой о наглых безалаберных сотрудниках, одни из которых опаздывают на смену, а другие — о, ужас, — покидают рабочее место, не согласовав с начальством.
Марине было все равно на излияния заведующей. Но она чувствовала, как до сих пор напряжен Брагин, и не хотела, чтобы ему стало хуже:
— Ирина Алексеевна, не ругайте Олега, это я виновата.
— В чем ты виновата?! — громко возмутился Брагин. — Ты же не сама себя в заложники взяла.
— Какие заложники? — не поняли завотделением и регистратор. Последняя отчетливо почувствовала, как холодеют ладони.
Олег был против, потому что не хотел, чтобы Нарочинская снова проживала этот кошмар, но Марина рассказала. В телеграфном стиле и не углубляясь в подробности.
Когда она закончила, Дубровская выскочила из-за стойки и, не обращая внимания на свое положение, кинулась к ней с объятиями:
— Маринка, господи, как хорошо, что ты в порядке!
Друзья обнялись уже втроем, оставив Павлову в полном смятении.
Ирина Алексеевна даже не подозревала, в какую ситуацию угодили ее подчиненные. Рассказ нейрохирурга казался неудачной выдумкой, но завотделением уже успела заметить у Марины Владимировны и Олега Михайловича красные глаза. И краснота эта была явно не от аллергии.
Да и не похожа была Нарочинская на человека, который станет шутить такими вещами.
— Марина Владимировна, вы сейчас как? Работать сможете или лучше перенести плановые?
— Могу, — сказала Марина.
— Перенести, — одновременно с ней сказал Олег, за что словил недовольный взгляд синих глаз.
— Я могу, — вновь повторила Нарочинская, — если ты не можешь, отпросись.
— В смысле «не могу»? — снова возмутился Брагин. — Это тебя вообще-то сегодня чуть не, — мужчина не договорил. Голос его звучал глухо, будто из подполья.
Нина приподняла бровь. Интересно, у этих товарищей хоть иногда бывает общение без резких скачков от любви до скандалов? Впрочем, переругивания никак не мешали Олегу и Марине держать друг друга в объятиях.
— Да никто бы меня не тронул, Брагин! Они вообще никого трогать не хотели. Потом им стал нужен врач, вот и все, — Марина не стала уточнять, что еще недавно считала иначе. Надо было успокоить Олега. И безумно хотелось отвлечься на работу, чтобы не сойти с ума ото всех этих мыслей.
«Надо же, как быстро я пришла в себя. Это Брагин на меня так действует».
Но Олег не успокаивался:
— Ты еще позащищай мне их тут! У тебя че, Стокгольмский синдром нарисовался, Марина Владимировна?!
— Судя по тому, что я с тобой, он нарисовался уже очень давно, — на автомате огрызнулась она.
«Зашибись успокоила, да».
Понимая, что надо что-то делать, пока друзья не перелаялись окончательно, а Ирину Алексеевну не хватил Кондратий, Нина решила вмешаться:
— Марин, а откуда они вообще узнали, что ты врач?
Нарочинская зависла с открытым ртом и посмотрела на мужчину:
— Брагин, бабка!
— Какая еще бабка? — настороженно вступила Ирина Алексеевна. Мало ей проблем в отделении-то.
Марина попыталась высвободиться из рук Олега, но тот плотнее прижал ее к себе, слегка надавив на плечи, и она оставила эту затею:
— Нина? — вопросительно глянула на подругу.
— Лазарев прооперировал. Кстати, — вспомнила регистратор, — потом девчонку молодую привезли с пулей в животе, ее Гафуров взял. Не ваша?
Нейрохирург кивнула и перевела взгляд на начальницу:
— В отделении пожилой женщине, — Павлова недовольно отметила, как стремительно «бабка» перешла в разряд «пожилых женщин», но промолчала, — плохо стало. Я ее осмотрела, отправила к нам. Все это видели, потом грабителям сказали.
— И ты, конечно, с радостью вызвалась помочь, — не удержался Олег. У него до сих пор все внутри щемило при одной только мысли.
Нарочинская вскинула голову:
— Я??? Вы меня с кем-то путаете, Олег Михайлович, — Брагин отвел глаза, и Марина закончила. — Они попросили. Очень убедительно, я не могла отказаться, — она криво усмехнулась, но тут же стала серьезной, почувствовав, что мужчина снова вздрогнул.
Он ссутулился и уткнулся лбом ей в плечо, и Марина, не раздумывая, начала гладить его по голове.
Павлова в изумлении переводила взгляд с одного на другого и не знала, что сказать:
— Я поверить не могу…. Вы как себя чувствуете сейчас? Может, все же перенести плановые? Я могу чем-то помочь?
Нарочинская слабо улыбнулась — все-таки завотделением тоже оказалась человеком, хоть и тщательно это скрывала:
— Не надо отменять, правда. Все нормально. На Олега санкции не накладывайте, что с работы сорвался. Он же ради меня.
— Да я ради тебя в открытый космос выйду без скафандра, не то что с работы сбегу, — пробурчал он, поднимая голову. Марина посмотрела на него такими потрясенными глазами, что Брагин неожиданно для них обоих застеснялся и перевел взгляд на Нину. — И ради тебя тоже.
Дубровская покачала головой, скрывая улыбку:
— Надеюсь, такие жертвы не понадобятся, — она видела, что Нарочинская после заявления Олега находится в прострации, и взяла роль мотиватора (то есть друга, пинающего в спину) на себя. — Михалыч, я все понимаю, но определись: можешь ты работать сейчас или нет. Ирина Алексеевна только тебя ждет, между прочим.
Павлова в недоумении посмотрела на регистратора — надо же, она и ее недооценивала, получается. Нина это заметила, но умело проигнорировала.
— Да могу я все, че ты начинаешь, — в той же ворчливой тональности отозвался Олег и расцепил пальцы, но тут же схватил Марину за ладони. И отпускать, кажется, не собирался.
Нарочинская снова посмотрела ему в глаза и пропала. Там было столько невысказанной любви, что у женщины сердце оказалось где-то в горле. И забилось быстро-быстро.
Ранее Ирине Алексеевне казалось, что смутиться еще больше просто невозможно. Но сейчас, когда она стала невольной свидетельницей молчаливых признаний, видеть которые не должна была, то почувствовала себя максимально не в своей тарелке. И не в своей больнице.
— Марина Владимировна, сделайте что-нибудь, — неуверенно попросила Павлова, имея в виду все сразу: и начать вести себя прилично, и уговорить Брагина поработать, и перестать смущать окружающих.
Нарочинская послушалась:
— Олег, пожалуйста, иди, со мной все хорошо. — Результата достичь это не помогло. Брагин отпустил бы ее при одном условии, просьбу о котором Марина отчетливо различила в его выражении лица. — Ну что с тобой поделаешь, — женщина замешкалась, но все же поцеловала его в щеку. Надеялась, что Олегу хватит соображений не лезть, но понимала, что вряд ли.
Так и произошло: мужчина тут же перехватил ее губы своими. Марина уперлась рукой ему в грудь, пытаясь отстраниться, но Брагин отпустил ее далеко не сразу.
Завотделением пустила пар из ушей и закашлялась:
— Будем считать, что я ничего не видела.
— А чего? — судя по голосу, к ним возвращался прежний Олег, хотя Марина не была уверена. — Это же не секс, — он пожал плечами и развернулся в сторону ординаторской.
В спину ему одновременно прилетели три вопля: возмущенный от Нарочинской, офигевший от Павловой и откровенно ржущий — от Дубровской.
Он даже не обратил на них внимания — блондинки всего лишь озвучили его фамилию. Олег ее и так по двести раз на дню слышал. Практически смирился с тем, что она звучит как ругательство.
— Слыхала, да? — поинтересовалась Нина, когда начальница ушла вслед за Брагиным — вероятно, читать ему нотации. — «В открытый космос выйду», — задумчиво повторила она за другом. — Еще бы говорил это хотя бы иногда, а не когда все горит, — Дубровская оценила лицо Нарочинской, и сообщила. — Я рада за вас, Марин. Михалыч не был таким никогда, как сейчас с тобой.
Нарочинская прикусила губу:
— Да ладно тебе.
— Приручила ты его, Маринка.