Фестивальная суматоха поутихла, и жизнь вернулась в своё размеренное русло. Единственное, что изменилось – так это то, что теперь Киллиан не только ходил на занятия к Гильермо и Софосу и катался в одиночестве, ища новые и новые интересные движения для будущих танцев. Нет, теперь он ещё и дважды в неделю давал уроки своим танцорам, которые пожелали остаться и продолжать учиться. Их набралось полтора десятка – хорошее начало. Самые-самые основы они уже освоили, и теперь можно было переходить к следующему этапу: рисованию лезвиями по льду красивых и ровных фигур.
Однако времени всё же стало больше, и уже через пару дней после завершения Фестиваля Софос дал Киллиану очередной фрагмент той самой особенной рукописи. Тут-то он и привёл в действие свой сомнительный и плохо продуманный план – он, скорее, был всё же идеей, но само слово «план» доставляло Киллиану то самое детское удовольствие от невинного ребячества, которое так приятно представлять себе великим свершением. Именно чтобы подарить себе чуть больше этого удовольствия, Киллиан, покинув кабинет учёного с рукописью в руках, пошёл не напрямую к человеку, с которым хотел поговорить, а к себе в покои, и был очень доволен своей скрытностью.
Киллиан знал, что Его Высочество вновь был в городе: лично осматривал промежуточные результаты ремонта одной из площадей. Вернуться на обед во дворец у него не получится, а когда он всё же приедет, Киллиан уже будет на тренировке. Так что лучшим выбором было бы, конечно, письмо.
В своих покоях Киллиан предпочитал читать и вести всевозможные записи именно в кабинете. Место это было строгим, величественным: стрельчатые окна с резными рамами и элегантным рисунком витража, высокий светлый потолок с тёмными балками, тяжёлый широкий стол и великолепное кресло, достойные обладателя эдельландского титула. Особенный трепет вселяли огромные шкафы, украшенные поражавшей воображение ажурной резьбой: в них притаилось не менее трёх десятков тайных отделений, среди которых было одно с ловушкой сродни медвежьему капкану и даже сейф на магическом замке, что открывался только для того, кто первым коснулся его ручки без перчаток – именно в этом сейфе, например, хранились бумаги с подробным описанием шкафа и заверенным чиновничьей печатью документом, утверждавшим, что единственная копия этих описаний была в присутствии того самого чиновника уничтожена. Именно в такой серьёзной атмосфере Киллиан и занимался делами, наслаждаясь благородным убранством и ощущением собственной важности, рождавшимся из него. В ящиках его стола хранилось всё необходимое для ведения любой переписки: чистые листы бумаги разных размеров и плотности, разные конверты, список важнейших адресов и имён Нахтигаля прошлого года выпуска, запас перьев и целый ряд чернильниц: по одной красного, зелёного, синего и фиолетового цветов и целых три штуки чёрных. Киллиан с удовольствием сел за роскошный стол тёмного дерева и достал лист бумаги – ему нравились небольшие квадратные листочки без гербов. Письмо легко сочинилось само собой.
Мой почтенный супруг,
в мои руки попал некий текст неизвестного мне эдельландского автора. Он весьма хорош, и мне хотелось бы узнать твоё о нём мнение. Подскажи, пожалуйста, будет ли у тебя сегодня время на него взглянуть?
Да ниспошлют тебе Звёзды удачи в этот день,
Киллиан.
Он оглядел получившиеся строки: буквы пока ещё неловкие, лишённые традиционных вензелей и украшений, но уже современные, вполне различимые и даже соответствующие друг другу по размеру. Пожалуй, таким результатом можно было бы даже гордиться. Оставалось только подписать конверт и дождаться, пока чернила высохнут. Любопытство, конечно, уже само решило, чем Киллиану следовало заняться в ожидании. Он отложил письмо и притянул к себе рукопись: всего шесть больших листов, исписанных привычным, совершенно книжным почерком Софоса. В краях страниц были проделаны отверстия – именно через них продевались металлические колечки, соединявшие страницы вместе.
Чтение его поглотило; изначально Киллиан намеревался прочесть всего одну страницу и вернуться к письму, но драматичный и напряжённый диалог главного героя с предавшим его другом не оставил ему никаких шансов: Киллиан дошёл до конца страницы, попытался нащупать следующую, но обнаружил, что уже добрался до последней. Повествование оборвалось в самый неподходящий момент: два человека друг против друга, связанные долгой историей и прошедшие вместе множество передряг; антагонист зовёт одного из них за собой, и тот уходит, оставляя раненого друга одного посреди бескрайней снежной пустыни и говоря, что в этот раз в память об их совместных приключениях дарит ему жизнь, но больше таких широких жестов от него ждать не стоит. Киллиан откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и помассировал веки. И что это за манера такая: заканчивать на самом интересном? Возможно, Софос боялся дать слишком большое задание и отбить им всё желание учиться. Но в таком случае, видят Звёзды, ему стоило выбирать менее затягивающие отрывки!
Киллиан немного поразмыслил и решил послать Седьмому сразу и сам фрагмент рукописи. Конечно, маленький квадратик письма выглядел в таком большом конверте попросту нелепо, но было довольно легко понадеяться на то, что Его Высочество его не осудит за такой крошечный промах. Он аккуратно всё сложил, и в самый последний момент рука его застыла над ящиком, в котором лежали сургучные палочки и печати: одна для внутренних переписок нахтигальского дворца, которая была здесь с самого первого дня, а вторая – его собственная, с красивой буквой «К» и нахтигальским соловьём, сделанная после того, как он получил титул. Эту печать изготовили на заказ, но Киллиану всё не доводилось её использовать; взглянув ещё раз на сложный её рельеф, он решил не рисковать и всё же запечатать конверт обычным оттиском. Взрослая его часть говорила, что такие глупости не стоили его официальной печати; ребёнок же ликовал от такого прекрасного способа сделать письмо ничем не примечательным и оттого незаметным.
Собственно, ответ он получил в тот же день после ужина – лично. Седьмой составил ему компанию за трапезой.
– Как там Юйшэ? – начал Киллиан разговор после того, как подали десерт.
– Почти перелинял, – охотно поделился новостями принц. – Старая кожа уже почти сошла, и уже буквально завтра или послезавтра он полностью от неё освободится.
– Очень рад слышать.
– Маленькое Высочество, я получил твоё письмо. Мне есть что сказать, но прежде разреши, пожалуйста, загадку для меня: почему ты не использовал свою печать?
– Разве эта мелочь достойна её? – Киллиан удивлённо заморгал.
– Любое написанное твоей рукой письмо достойно твоей печати, Ваше Высочество. Впрочем, лично я буду рад твоему письму под любой печатью.
Пауза вышла для Киллиана немного неловкой, но принц быстро сообразил, что её необходимо прервать.
– Я уже прочёл рукопись и отправил назад тебе, – сказал он как ни в чём не бывало. – Вынужден признать, что этот роман мне незнаком. Маленькое Высочество, откуда ты взял этот текст?
– Это домашнее задание от почтенного Софоса, – с готовностью ответил Киллиан; в глубине души именно такого исхода он и ожидал с самого начала. – Я не знаю кто автор, но обсуждаем мы фрагменты этого произведения всегда особенно тщательно.
– Интересно получается, – в голосе Седьмого звучало любопытство. – На самом деле хоть и заметно, что это скорее черновик, но всё же слог здесь замечательный, и сюжет меня заинтриговал. Я бы почитал полную версию и, возможно, даже рекомендовал бы её к печати.
– Спасибо, Ваше Высочество. Пожалуй, я ещё подумаю над тем, как бы нам заполучить весь роман.
На этой ноте они оставили обсуждение сколь-либо значимых тем, а на следующий день Киллиан уже как ни в чём не бывало вернулся в залитый солнцем кабинет своего учителя, принеся с собой шесть скреплённых кольцами листочков.
– Ваше Высочество, последний вопрос, – проговорил Софос, когда они уже приближались к моменту, которого Киллиан ожидал с особым нетерпением. – Как Вы думаете, есть ли хотя бы малейший шанс примирения между главным героем и его другом?
– Честно говоря, мне кажется, что сам жанр подразумевает если не примирение, то хотя бы помощь от друга в решающий момент. Хотя на самом деле я боюсь, что друг в итоге погибнет, оказывая эту самую помощь. Впрочем, на всё воля автора. Кстати, почтенный Софос, а Вы так и не сказали, кто же автор этого романа.
– О, это потому… – учёный замялся всего на мгновение, и тем не менее это было весьма заметно. – Да, это потому, что в Нахтигале, да и во всей Империи роман не был издан, и автор никому не известен.
– Тогда откуда же могла взяться рукопись? – Киллиан изобразил задумчивость. – Почтенный Софос, а можно ли прочесть её полностью? Признаться, меня эта история захватила, да и Его Высочество весьма заинтересован…
– Его Высочество? – Софос заметно побледнел, и светло-голубые глаза его расширились точно в испуге; перо, что он бездумно вертел в пальцах, из них выпало и разбрызгало чернила по и без того изукрашенной кляксами столешнице.
– Да, у меня возникла пара вопросов к тексту, а он как нельзя более кстати оказался рядом, – невинно похлопал глазами Киллиан. – Почтенный Софос, Вы в порядке?
– Да, конечно, – спохватился учёный и старательно придал лицу спокойное и собранное выражение. – Так… что же Вам сказал Его Высочество?
– Он заметил, что это черновик, но также сказал, что хотел бы увидеть роман целиком. А ещё Его Высочество добавил, что если весь роман так же хорош, как его отрывок, то он лично порекомендовал бы его к печати.
– Рецензия от Его Высочества Седьмого Принца, – поражённо прошептал учёный, но, спохватившись, откашлялся и потянулся за тряпкой, чтобы убрать за собой чернила. – Что ж, Ваше Высочество, я постараюсь переписать всю рукопись хорошим почерком, и тогда, если на то будет воля Звёзд, будет возможен разговор о каком-то её будущем.
– Буду премного благодарен.
Давить на Софоса, конечно, не было никакого смысла – как минимум это могло оказаться вредным для последующей судьбы этой рукописи.
– Тогда, пожалуй, оставлю Вас, – Киллиан поднялся. – Мне уж пора на тренировку к Гильермо; если опоздаю, он заставит меня бежать по лишнему кругу за каждую упущенную минуту.
– В таком случае удачи Вам, Ваше Высочество, – с облегчением попрощался учёный. – Я отошлю Вам список новых слов позже.
– Спасибо, почтенный Софос.
На этом они распрощались; Киллиан действительно отправился к Гильермо и застал он его за отработкой ударов левой рукой. Движения у него выходили на удивление ловкие, но сейчас, спустя месяцы занятий, Киллиан отчётливо видел разницу с тем, что этот человек мог вытворять более сильной, правой рукой. В одно мгновение он даже заметил потенциально уязвимое место: Гильермо не очень удачно выбрал угол, и в итоге весьма удобно открыл голову для контратаки.
– Ага, а вот и Ваше Высочество, – поприветствовал генерал, утирая с лица пот. – Давай, разминайся и присоединяйся. Расслабился ты за время Фестиваля – ну да ничего, сейчас получишь у меня.
Так бы эта тренировка и прошла совершенно непримечательно, если бы не новости, что выдал генерал в перерыве между их учебными поединками.
– А я тут почтенной Хайнрике ещё подарочек передал, – воодушевлённо поделился он, наглаживая бородку. – Мыло, господин мой, ручной работы, да с маслами аж с юга – ну просто чудо.
Киллиан из особенного уважения к своему наставнику подавил острое желание приложить руку к лицу.
– Гильермо... даже не знаю, с чего начать. Понимаю, что Хайнрике – она не обычная женщина, но всё же.
– Всё же – что? – генерал насторожился; блестящие глаза его немедленно сузились и вид он приобрёл точь-в-точь такой же, как во время напряжённых дежурств на выступлениях.
– Понимаешь, если даме подарить мыло, она может подумать, будто ты намекаешь, что она дурно пахнет, – объяснение получилось скомканное; хоть эдельландский язык и позволял такую конструкцию, а всё же она вышла неуклюжей и слишком запутанной.
К чести Гильермо – он понял. Понял и тут же побледнел.
– Ох, Звёзды милосердные, а его же уже, поди, доставили! – огорчённо взмахнул он мощной рукой. – Написать записку с извинениями?
– Погоди, – Киллиан примирительно поднял раскрытые ладони. – Подожди, не паникуй. Хайнрике любит практичные подарки, так что кто знает – может, ей и понравится. Но впредь, прошу тебя, думай, что даришь. Ты же пытаешься очаровать женщину, а не поощрить солдата!
– Ваше Высочество, сходишь на днях на кухню?
– Можно подумать, что у меня выбор есть, – пожал плечами Киллиан и встал. – Ты отдохнул? Или тебе уже маловато такого перерыва?
– Я тебе не старик, – грозно ответил Гильермо и ловко поднялся на ноги. – Я пытаюсь щадить твои юные, едва окрепшие мышцы. Ну, давай, подходи.
Тренировку они завершили, не поднимая вновь деликатной темы подарков, однако волнение генерала ещё пару минут ощущалось в его ударах – совсем недолго; очень скоро он взял себя в руки и вновь сосредоточился на занятии, в очередной раз подарив ученику замечательный набор синяков и ссадин в тех местах, где он мог бы получить фатальные ранения. Разошлись они гораздо раньше, чем во дворце подавали ужин; Киллиану в этот раз даже не пришлось выдумывать, чем бы заняться в образовавшееся в его расписании свободное время. Хорошенько вымывшись после тренировки, он направился навестить Юйшэ. Змея не было видно уже очень давно, и Киллиан не мог не скучать по его скрытой за вежливыми поклонами дерзости и совершенно необыкновенной манере держаться и говорить.
В спальне было темно, жарко и влажно; горела лишь одна тусклая свечка. Змей пристроился на огромной и широкой – сделанной специально для него – софе в углу. Хвост его, безжизненно-белый, лежал на полу, не образовывая ни единого кольца. Он неспешно ковырял отошедшую линьку на руках: там, где чешуя переходила в человеческую кожу, он линял кусками, и теперь они почти ни на чём не держались.
– Здравствуй, Маленькое Высочество, – поприветствовал Юйшэ, не поворачивая головы.
– Как ты понял, что это я? – удивился Киллиан; лишь через пару секунд он понял, что змей его, скорее всего, не услышал, а потому повторил вопрос самым низким голосом, на какой был способен.
– Я всё ещё чувствую твои шаги, – со слабой улыбкой ответил Юйшэ. – У Его Высочества шаги быстрее и тяжелее. И ещё ты сильно опираешься на внутреннюю сторону стопы, от этого шаг тоже становится совсем другой.
– Кто бы мог подумать, – сказал Киллиан громче, чем обычно, присаживаясь рядом.
Сухой шелест старой кожи и яркие пятнышки новой мягкой чешуи приковали к себе всё внимание; кончики пальцев закололо от желания дотронуться.
– Помочь?
Змей повернулся в его сторону; его белые глаза блеснули в полумраке.
– Маленькое Высочество, я тебя совсем плохо слышу, – признался он. – Подставишь плечо этому жалкому существу?
Киллиан хотел ответить, но усомнился, что его слова поймут. Он отодвинулся к самой спинке и мягко потянул Юйшэ за собой. Тот нащупал когтистой рукой предплечье Киллиана, поднялся выше и улёгся так, как счёл удобным; он был тёплый, тяжёлый, и даже сейчас от него исходил тонкий приятный аромат мыла.
– Говори, Маленькое Высочество, – разрешил он.
– Тебе нужна помощь со старой кожей? – Киллиан уже успел догадаться, что нужно задать полный вопрос.
Змей усмехнулся.
– Маленькое Высочество, тебя пленило зрелище слезающей старой кожи, или ты так пытаешься завуалированно сказать, что хочешь меня раздеть? – голос его звучал измученно, но в него вернулась привычная ехидца.
– Злой ты, – показательно обиделся Киллиан. – Я со всем великодушием предложил помощь, а ты сразу меня обижаешь. Тебе должно быть стыдно, противный змей.
Юйшэ издал пару глухих смешков.
– Этот слуга просто сделал пару предположений, но не сказал, что против, – невинно проговорил он. – Снимать можно только то, что больше не присоединено к коже. Наслаждайся, Маленькое Высочество.
Киллиан постарался не засмеяться, но всё же шумного выдоха скрыть не смог, моментально тем самым себя выдав. Он поддел пальцем край белой кожи, и она приподнялась до самого запястья.
– Похоже на странную перчатку, – сказал он.
– Она сходит целым чехлом, кроме складок на пальцах, – пояснил змей. – Но иногда я сдираю её по кускам если сильно мешает.
Киллиан осторожно потянул омертвелую шкурку, и из-под неё показалась изумительной красоты золотая чешуя в тёмное пятнышко. Он аккуратно потянул кожицу вниз. Она медленно, плавно сползала, обнажая понемногу новую, красивую кожу, что даже в полумраке влажно блестела и переливалась подобно драгоценности. Киллиан зачарованно дотянул её до запястья и внимательно осмотрел кисть; было непохоже, чтобы старая чешуя ещё цеплялась за новую, и потому он решился тянуть дальше. Из-под белого слоя медленно показывалось точёное запястье, на внутренней стороне которого натягивались совершенно человеческие сухожилия. Кожа на ладони была человеческая, окружённая крошечными светлыми чешуйками. Тыльную же сторону покрывала кожа змеиная; Киллиан осторожно, почти любовно освобождал её от полинявшей шкурки, пока та не оборвалась на суставах, а сам Киллиан не обнаружил себя нежно держащим змея за руку.
– Приятно чувствовать воздух, – вздохнул тот.
Теперь оставалось очистить только пальцы и немного отдельных пятнышек выше локтя.
– А когда перелиняют глаза? – спросил Киллиан, принимаясь за последние, только чтобы прервать неожиданно слишком интимное прикосновение.
– Мне кажется, они уже, – задумчиво ответил Юйшэ. – Осталось только вытащить то, что отделилось. Увы, сама эта кожа не отпадает. Его Высочество сегодня обещался прийти и помочь.
– Так ты сегодня прозреешь. Поздравляю!
Он поддел маленький кусочек чешуи; тот отошёл от одного только прикосновения. Киллиан огляделся и обнаружил в углу софы небольшую кучку таких же лоскутков мёртвой кожи. Туда он и отправил свою добычу, а после остановился полюбоваться своей работой. От одного только взгляда на сияющее предплечье змея рот наполнился слюной, а сердце пропустило удар. Поразительное, всё же, существо этот Юйшэ. Всё не дававшая в последние дни покоя мысль вновь вспыхнула в сознании Киллиана.
– Юйшэ, – начал он, – я всё никак не могу выбросить из головы твою фразу о том, что ты сам выбрал меня для Седьмого. Объяснишь?
Змей тяжело вздохнул. Когда стало казаться, что он уже не ответит, Юйшэ всё же заговорил.
– Когда делегация из Королевства Эрийского вела переговоры в императорском дворце, в Хайлигштерне проходил крупный аукцион живописи, на котором выставлялась картина, давно интересовавшая нас с Его Высочеством. Его Высочество не смог бы туда выбраться, потому что всем признанным императорским детям было приказано прибыть во дворец и присутствовать на переговорах. Поэтому в столицу приехал этот слуга.
Сердце у Киллиана сжалось от воспоминаний о тех временах: несколько дней неведения и безумной надежды, а после – целая вечность отчаяния, усталости и непрекращающегося страха. Так он запомнил те дни, когда Звёзды перевернули его судьбу с ног на голову.
– Ночевал я тогда при Его Высочестве, так что вечерами мы могли говорить сколько угодно, – продолжал Юйшэ. – Я купил картину и распорядился готовить её к дороге, а когда вернулся во дворец, Его Высочество сказал, что наутро эрийцы будут показывать какое-то особое, ранее невиданное в Эдельланде искусство, и им зачем-то понадобилось покрыть пол целой арены толстым слоем льда. Я заинтересовался.
– Если бы я видел тебя на трибунах, то непременно запомнил бы, – нахмурился Киллиан; он обнаружил особенно крупный кусочек кожи и теперь аккуратно толкал его пальцем.
– Я был в одном из завешенных вуалью балконов, – пояснил змей. – Мне пришлось обложиться грелками, и в музыке я почти не понимаю. Я, признаться, не ожидал совершенно ничего интересного, и мысли мои были заняты лишь драгоценной картиной. А потом на лёд вышли Маленькое Высочество.
Юйшэ сделал паузу и прикрыл слепые глаза, словно воскрешая в памяти тот момент. Киллиан обнаружил, что очистил все кусочки кожи со внутренней стороны локтя и мягко согнул руку змея, чтобы добраться до того, что ещё могло остаться.
– Я не мог оторвать от тебя взгляда, Маленькое Высочество, – признался тот. – Не мог ни о чём думать, пока ты танцевал. Не хотел тебя отпускать, когда ты ушёл. И был в бешенстве, когда Его Величество потребовал тебя в качестве заложника. Вечером Его Высочество сказал мне примерно то же самое: он был поражён твоим мастерством, но разгневан и огорчён тем, что тебя выбрали жертвой политических игр.
Юйшэ помолчал ещё немного.
– Я всегда знал, что Его Высочество однажды женится. Мы всё оговорили в тот же момент когда поняли, что слишком сблизились, и я осознанно согласился с тем, что никогда не стану чем-то большим, чем тайный любовник. Тем не менее мне эта мысль постоянно причиняла боль, но в тот вечер я сразу понял: Звёзды всё решили и для Его Высочества, и для меня. Он очень переживал, Маленькое Высочество. Он не хотел принуждать тебя к браку. Ему бы хотелось познакомиться с тобой в более приятных обстоятельствах, очаровать тебя беседой, предложить выступить в Нахтигале, и только потом попытаться сблизиться, но мы оба понимали: существовал шанс, что тебя отдадут за Десятого. Мы не могли предсказать точно, кого бы он выбрал, зато у нас было преимущество – Его Высочество имел право первого выбора.
И вновь пауза. Киллиан поймал себя на том, что уже не убирал отошедшую кожу, а просто держал змея за локоть и всеми силами старался дышать ровно.
– Я ему тогда сказал, что уж лучше, если ты будешь его ненавидеть и считать чудовищем, чем если через пару лет в очередном закрытом гробу похоронят тебя. Его Высочество тогда всё надеялся, что этот непутёвый выберет принцессу, а ты достанешься Двенадцатой – она, конечно, та ещё дамочка, но страшнее криков и капризов ничего не вытворяет. В день, когда выбирали, кто с кем будет жениться, Его Высочество вернулся с утреннего заседания в ужасном состоянии.
На этих словах Юйшэ мягко высвободился из слабой хватки Киллиана и взял его за запястье.
– Он рассказал, что видел прямо перед началом. Скромный Юйшэ предлагал ему подослать к Десятому убийц и даже составил список кандидатов. В крайнем случае этот слуга мог бы задушить его лично. Я думал, что когда узнаю о грядущей свадьбе моего принца, мой мир рухнет, но знаешь что, Маленькое Высочество?
Змей распахнул белые глаза.
– Я был безмерно рад узнать, что мы заберём тебя в Нахтигаль, и ты будешь здесь, может, и не счастлив, но хотя бы жив и невредим. Тогда я сказал Его Высочеству: если на ком и стоило ему жениться, то на этом эрийце.
Киллиан сморгнул собравшуюся влагу. Тот танец, который, как ему казалось, погубил его, одновременно его и спас. В груди болело от поднявшегося чувства благодарности, столь мощного, что Киллиан ни в родном языке, ни в эдельландском не нашёл бы слов, чтобы выразить хотя бы десятую его часть.
– Так и случилось, – подытожил Юйшэ. – Я не ревную к тебе, Маленькое Высочество. Я прекрасно знаю, что ты – достойная партия для моего принца, и я рад, что так вышло.
– Я не отберу его у тебя.
– Знаю, – с усталым смешком ответил змей. – Ты ему действительно очень нравишься, Маленькое Высочество. Но что удивительно – меня он от этого меньше любить не стал. Наоборот, Его Высочество теперь ещё больше балует недостойного Юйшэ. Раз так, то мне и подавно нечего беспокоиться.
Киллиан бездумно огладил покрытые новой, яркой чешуёй пальцы и острые когти. Юйшэ всё лежал на его плече, тёплый и тяжёлый, и отчего-то казалось, что сидеть вот так с этим огромным и, несомненно, опасным созданием – это правильно.
Седьмой вошёл в спальню тихо, дверь за собой прикрыл почти бесшумно.
– А, ты тоже здесь, Маленькое Высочество, – сказал он этим своим особенным низким голосом специально для Юйшэ.
– Можно мне остаться? – Киллиан сам не знал, у кого это спрашивал.
– Оставайся, – разрешил змей и отлепился от него, точно нехотя.
Он сел ровно, позволяя Седьмому опуститься между ним и Киллианом, которому принц сунул в руки два письма:
– Вместе прочтём, когда Юйшэ сможет видеть, – сказал он, зажигая лампу над диваном; в руке его блеснул длинный и очень тонкий пинцет. – Ложись, – он потянул Юйшэ, чтобы тот устроил голову у него на коленях. – Маленькое Высочество, тебе необязательно на это смотреть.
Яркая, уже перелинявшая чешуя на скулах в желтоватом свете заискрилась особенно тёплыми переливами. Седьмой медленно, почти нежно раздвинул веки на глазу змея и с величайшей осторожностью поддел показавшийся краешек пинцетом. Одним отточенным плавным движением он вытянул овальный кусочек влажной белой плёнки; открывшийся их с Киллианом взглядам насыщенно-жёлтый глаз с узким зрачком и без белков быстро заморгал, едва освободившись от пальцев принца; из уголка скатилась слеза.
– Всё в порядке? – тихо и взволнованно спросил Киллиан, забыв о том, что змей скорее всего его не услышит.
– Да, всё хорошо, Маленькое Высочество, – заверил его Седьмой. – Просто его глаза устали от этой кожи, и теперь им нужно немного времени, чтобы привыкнуть к воздуху и к возможности вновь видеть.
– Я в порядке, – сам подтвердил Юйшэ. – Ваше Высочество, давай второй, и покончим с этим, наконец.
Он ненадолго открыл оба глаза: живой, блестящий, золотой и безжизненный белый; по телу Киллиана непроизвольно пробежал мороз. Седьмой неспешно повторил операцию; руки его на удивление совсем не дрожали, когда он вынимал из-под век змея ещё один кусочек мёртвой кожи.
– Кажется, больше ничего внутри не осталось, – с облегчением проговорил змей, массируя по кругу веки. – Дайте мне пару минут, мои Высочества.
Ещё какое-то время он так и лежал на коленях принца, пока тот бездумно гладил его великолепные чёрные волосы; вскоре Юйшэ начал моргать, заново привыкая к свету.
– Как же хорошо, – очень тихо прошептал он; таким измученным Киллиан видел его впервые. – Знали бы вы, как мне сейчас хорошо.
Он ненадолго затих, медленно смыкая и размыкая веки и привыкая вновь видеть. Было что-то невероятно лестное в том, что змей позволял наблюдать себя таким.
– Ну всё, давайте письма, – приободрённо проговорил он спустя время, садясь ровно и озираясь по сторонам. – Остальное всё потом сниму.
На первом конверте красовалась печать Пятого Самоцвета. Юйшэ вспорол бумагу отросшим когтем и вынул сложенный вдвое листок.
– Я пропущу с вашего позволения приветствия, – сказал он, развернув письмо и забегав взглядом ярко-жёлтых живых глаз по строчкам. – Ага, вот. Сим письмом сообщаю, что Аполлин фамилии Моро официально оправдана и после получения копий документов будет совершенно свободна.
– Слава Звёздам, – шёпотом выдохнул Киллиан; что-то, что в его душе все последние дни было подобно болезненно натянутой струне, расслабилось и успокоилось.
– Трое преступников ожидают приговора, – продолжил Юйшэ. – Уже сейчас могу сказать, что они будут признаны виновными. Остаётся только вопрос о соизмеримом преступлению наказании.
Седьмой удовлетворённо кивнул.
– Также сообщаю, что Его Высочество Десятый Принц вызван из Мармора от имени Его Величества для допроса и на время разбирательства ограничен в передвижениях. Смотрите-ка, бешеную собаку посадили, наконец, на цепь!
– Злорадствовать, конечно, нехорошо, но да простят меня Звёзды, – пробормотал принц.
– Поделом, – довольно проурчал змей. – Может, хоть чему-то научится. Прошу прощения, продолжаю. Ограничен в передвижениях. Закон и понятие справедливости, ниспосланное нам Звёздами, требуют, чтобы я добивался для него наказания. Уведомляю Вас о том, что именно так я и намерен поступить. Дальше Его Превосходительство прощается с нами по всем канонам, а мы, я полагаю, неистово радуемся.
– Пока ничего не решено, – качнул головой Седьмой. – Скорее всего он найдёт способ выйти из этой передряги если не чистеньким, то хотя бы без ощутимого ограничения в правах.
– А вот и посмотрим, – сладко проговорил Юйшэ. – Кто знает, какие ещё старые обиды всплывут этим чудесным летом. Читаем второе?
На этой печати была изображена уже знакомая Киллиану единица. Принц жестом показал «давай».
– Мой дорогой брат, ну и новости, конечно, на этой неделе. Мои господа, кажется, сейчас мы пожалеем, что открыли это письмо, – в голосе змея звучало дурное предчувствие. – Тут ваш шифр, Ваше Высочество. Прочтёшь сам?
– Давай, – Седьмой забрал у него листок и внимательно всмотрелся в строки. – Пришли отчёты Вальца из Эрии. Плохо дело.
Киллиан ощутил жар, окативший его щёки, и плечи, и шею. Слушать дальше он не хотел, но Его Высочество беспощадно продолжил:
– Похоже, к пробоине подтянулись существа, обладающие крупицами разума; атаки стали организованнее. Сегодня посреди ночи пришло известие о том, что открылось ещё две трещины. Координаты и прочие детали прилагаю отдельным листом. Между второй точкой и местом первого нападения сейчас в западне наша конница.
Седьмой сделал перерыв на глубокий вздох. Киллиан поймал себя на том, что сжимал мокрыми ладонями ткань собственной рубашки до того сильно, что она в какой-то момент жалобно затрещала.
– Септима буквально только что отправилась со своими Опустошёнными и Рыцарями Пустоты в порт; они высадятся в Эрии через три-четыре дня после того, как я отправлю это письмо. Видят Звёзды: всё королевство должно на коленях благодарить твоего мужа за то, что он так впечатлил госпожу Последний Вздох. Она не раздумывала ни минуты и лично убедила Его Величество в необходимости своего присутствия на поле боя.
Киллиан зажал трясущейся рукой рот и закрыл глаза.
– Ваше Высочество, – взволнованно позвал Седьмой, – тебе нехорошо? Юйшэ, у тебя есть вода?
– Не нужно, – собственный голос казался чужим. – Читай дальше, Ваше Высочество.
– Ничего важного дальше нет, – возразил принц. – Мой господин, посмотри на меня, пожалуйста.
Киллиан глубоко вдохнул и собрался с силами, прежде чем выполнить просьбу. Седьмой глядел на него прямо, открыто и очень серьёзно.
– Вода, Маленькое Высочество, – Юйшэ подал стакан.
Смотреть на Его Высочество было невыносимо. Киллиан сделал несколько тяжёлых, крупных глотков тёплой воды, надеясь на хоть какое-то облегчение.
Его не последовало. Проглоченная через силу вода немедленно попросилась назад, и потребовалось немалое усилие, чтобы её не выпустить.
– Смотри на меня, – повторил принц; никакой возможности не послушаться, кажется, не оставалось.
– Вот так. Ситуация ухудшилась, но это ещё не конец. На войне так бывает, – спокойно и убедительно проговорил Седьмой. – Имперские войска никуда не уходят. Более того, в Эрию направляется Септима. Я никогда тебе не лгал, Маленькое Высочество; Звёзды свидетели – не лгу и сейчас: она хороша. С ней целый отряд Опустошённых. Ты не представляешь себе, на что они способны.
– Септима одна, а трещин – три.
– Кроме Септимы есть как минимум генерал Вальц. Он уже видел серьёзные прорывы из Леерума и знает, что с ними делать. Спроси Гильермо: он служил с Вальцем, когда гости из Леерума едва не сгубили Его Величество. Совсем скоро генерал вернёт контроль над ситуацией. И есть кое-что, что может сделать Маленькое Высочество лично.
– Что?
– Праздник Осенних Огней, – произнёс принц, медленно моргнув. – Бои, очевидно, затянутся надолго. Эрии нужно снабжение. Ты можешь повторить недавний успех нашего Фестиваля, но уже в столице – несколько иначе, конечно, но я тебе обещаю: это будет ненамного сложнее.
– Что нужно делать?
– Праздник Осенних Огней – это, по сути своей, пышный бал в Хайлигштерне. Туда съедутся все самые богатые и влиятельные люди страны. Если мы изобразим трогательную любовь и красиво станцуем на балу – они наверняка захотят что-то пожертвовать. Мы с дорогой Первой сестрой постараемся, чтобы они не думали над этим долго. Плюс, конечно, сам Его Величество наградит тебя, если ты будешь убедителен.
– Когда начинаем готовиться?
– Сегодня уже поздно. Можем приступить завтра.
В ту ночь Киллиана в свои покои отпустили не сразу. Он сначала даже не понял, что замыслил коварный Юйшэ.
– Мои господа, приближается время сна, думать о серьёзных вещах в такой час вредно для здоровья, – заявил он. – Лучше помогите этому жалкому созданию снять кожу с хвоста; сверху мне было невтерпёж, и я сам всё содрал, но вот дальше – видите сами.
Так Киллиан вместе с Седьмым проводили его в купальню, где долго, старательно размачивали старую шкурку; Седьмой засучил рукава, обнажив белоснежные предплечья с голубоватыми венами. После они придерживали край белой, полностью отделившейся кожи, пока змей из неё постепенно, не торопясь выползал. Его большое, сильное тело напрягалось и расслаблялось, и это было прекрасно заметно невооружённым взглядом. В конце концов Юйшэ освободился из длинного, совершенно целого, если не считать верха, кожного чехла и с облегчением вздохнул.
– Может ли этот никчёмный слуга просить о том, чтобы благородные господа остались сегодня с ним подольше? – устало проговорил он.
Конечно же, Седьмой согласился немедленно; Киллиан попытался поспорить, но очень быстро сдался.