В первый же день после возвращения в Нахтигаль Киллиан, прогуливаясь в одном из дворов, совершенно случайно заглянул в окно кухни да так и замер. Внутри разыгрывалась невероятная сцена: в отдельной кухоньке, где готовилась еда для Его Высочества и ближайших к нему людей, на трёхногой табуретке стоял разодетый в пух и прах Гильермо с необъятным букетом лилий в руках. Он в кои-то веки возвышался над Хайнрике, которая никакими способами свой рост не увеличивала – она едва сдерживала смех, прикрывая ладонью рот. Киллиан, пока его не заметили, поспешил ретироваться: ему срочно понадобилось найти кое-кого совершенно конкретного.
Его он при помощи слуг обнаружил в зимнем саду: Юйшэ, наполняя свой змеиный желудок, лениво поглощал сырой фарш из немаленького тазика, а две обитавшие там цапли не только не боялись его, но и совершенно бесстыже попрошайничали.
– Юйшэ, срочно, – Киллиан обошёл змея по дуге, энергично помахивая рукой и требуя внимания. – Сейчас что расскажу!
– Так-так, Маленькое Высочество, – змей подозрительно прищурился. – С чем ты пришёл?
Киллиан уселся радом с ним прямо на землю и в красках пересказал увиденную сцену; на плоском лице Юйшэ расползлась коварная ухмылочка.
– Ах, наш милый храбрый мастер Гильермо, – он утёр несуществующую слезу; цапля воспользовалась тем, что он отвлёкся и молниеносным движением стащила комок фарша из другой его руки. Змей, однако, на птицу не рассердился. – Глупый Юйшэ думал, что он букет снова пошлёт через слуг, а он наконец-то осмелился!
– Ты его теперь изведёшь своими шуточками, да?
– Само собой, Маленькое Высочество, – Юйшэ ловким движением спас от очередной птичьей атаки мясо и под осуждающим взглядом глаз-бусинок сунул его в рот. – Табурет!
После короткой паузы в голову Киллиана пришла мысль, от которой он невольно расхохотался, схватившись за живот.
– Что этот слуга такого сказал?
– Ничего, – выдавил Киллиан, едва дыша. – Покажи ещё раз жест для «цветов» или «букета»… да, спасибо. Так вот. Я просто подумал, что я так-то ростом ещё ниже, чем Гильермо. А ты наоборот огромный. Мне бы не табурет, а целый стол понадобился!
Юйшэ присоединился к его веселью.
– А что, Маленькое Высочество, ты и правда мог бы подарить Юйшэ цветы?
– А кто знает, – Киллиан сделал неопределённый жест. – Может, и подарил бы. Или ты их не любишь?
– Цветы – это хорошо, – серьёзно покивал Юйшэ. – Но еда – ещё лучше. В целом можем сойтись на букете из еды.
Новая волна веселья всё же убедила цапель, что даже несмотря на фарш, им такая компания была не по душе: они удалились к водоёму с самым оскорблённым видом.
– Хорошо, запомню.
Юйшэ уставился на Киллиана нечеловеческими жёлтыми глазами; медленным движением он поднял руку с перемазанным в мясе пальцем и медленно погрузил его в рот, всё не спеша отворачиваться. Змей неспешно провёл треугольной подушечкой по нижней губе, а в ответ на позабавленно-вопросительный взгляд изобразил жест «дерзай!», а за ним – ещё несколько. Киллиан жестами же спросил, что это означало; в ответ получил лишь «нет-нет, ничего».
За исключением небольших, но приятных изменений, наклёвывавшихся на личном фронте, жизнь вернулась на круги своя. Бал ничего больше не изменил, а на память о прошлом событии сопоставимого масштаба – о Фестивале – остались только резкая неприязнь к запаху пыли да группа танцоров, что с горящими глазами приходили на каток раз в неделю, чтобы снова и снова погружаться в мир особого эрийского танца. Они уже умели спокойно и не падая перемещаться; теперь Киллиан требовал от них более сложных движений: на ходу плавно присесть и затем встать, стоя на одной ноге наклониться и дотянуться рукой до льда, слегка подпрыгивать. Уровень местных танцоров приятно удивлял: у абсолютно всех чувство баланса и реакция оказались превосходными. Проблему, как ни странно, представлял собой простой страх – страх катиться спиной вперёд, страх подпрыгнуть, страх обнаружить себя в на первый взгляд неустойчивой позиции. Для Киллиана, который в коньки обулся раньше, чем выучился читать, это стало неожиданностью; пришлось продумывать совершенно новые приёмы обучения, но это осложнение его вовсе не пугало.
Нахтигаль влюбился в лёд. В середине лета через Фрайхайтплац всего за несколько дней прошло столько желающих попробовать, что Седьмой вынес на общегородское голосование вопрос о том, где люди хотели бы залить постоянный каток; по результатам ещё одного голосования город решил оставить лёд на Фрайхайтплац до момента решения этого вопроса и к осени временный каток так и не убрали, решив, что он останется до появления постоянного. Что Киллиана радовало ещё больше: те, кто примерил коньки единожды, стремились вернуться и привести друзей. Его ученики, которые давали уроки по самым-самым основам, довольно быстро исчерпали свой запас нового для этих людей знания, а значит, их надо было учить дальше – и впереди на этом пути уже маячило открытие собственной школы танца на льду, настоящей, с отдельным зданием под постоянный каток. Ради этой цели Киллиан на тренировках отдавал всего себя, и после их окончания он всегда ненадолго оставался на льду, чтобы прогнать старые танцы, поработать над новыми, да и просто покататься для себя.
Однажды его в такой момент посетил Седьмой: одетый в домашнее, спокойный и, судя по лицу, немного уставший, он зашёл беззвучно, когда Киллиан под мягкий голос граммофона вспоминал один из любимейших танцев эрийской публики; местный оркестр записал музыку немного иначе, но от этого вычерчивать лезвиями поразивший когда-то королевство узор в виде пятиугольника с петлями вместо вершин было не менее приятно. Киллиан так растворился в движении, и в мелодии, и в ощущении льда, что упустил тот момент, когда перестал быть один под прозрачным куполом Белой Арены. Только закончив и остановившись, чтобы восстановить дыхание, он заметил молчаливого наблюдателя.
– Ты выкладываешься до конца, даже если никто не смотрит, – негромко проговорил принц, когда Киллиан к нему приблизился.
– Иначе какой смысл танцевать?
Седьмой кивнул. Было похоже, что никакого дела у него не было, и он просто пришёл повидаться.
– Видят Звёзды – я не в первый раз смотрю на тебя, но дыхание перехватывает каждый раз как в первый.
– Значит, я всё делаю правильно.
Они, точно на прогулке, неспешно двинулись вдоль края катка: один по льду, другой по каменному полу.
– Дворец всё ещё ежедневно получает гору восторженных писем в адрес Его Высочества Ледяного Принца, – поведал Седьмой. – Некоторые спрашивают, когда можно будет увидеть тебя вновь.
– А это уже надо обсуждать с хозяином города, – улыбнулся Киллиан.
– Ты теперь тоже хозяин, Маленькое Высочество. Я не стану чинить тебе препятствий. Тем более потому, что сам жду такой возможности ничуть не меньше всего города.
– Ваше Высочество, не желаешь тоже попробовать? – лишь от одного этого вопроса сердце его ускорило ритм, преисполнившись некоторого предвкушения.
– Мой господин, у меня нет коньков, – разумно возразил Седьмой. – На мои ноги не подойдёт обычная обувь.
– Мы с Юйшэ заказали коньки по твоим меркам ещё до Фестиваля, – признался Киллиан. – Тебе же нравится танцевать, Ваше Высочество. Разве совсем не хочется встать на лёд?
– Честное слово, Маленькое Высочество, я чересчур неуклюжий, – сделал ещё более слабую попытку отвертеться принц.
– На льду поначалу все неуклюжие, – самый беззаботный тон не отменял кристальной честности этих слов. – Ты меня ничем не удивишь, поверь, Ваше Высочество.
– Ты же не перестанешь, да?
– Не перестану.
– Тогда разрешит ли мне Маленькое Высочество снять часть одежды? – смиренно спросил Седьмой. – Боюсь, длинные полы будут путаться в ногах.
– Снимай конечно, – Киллиан нетерпеливо кивнул и отправился в комнатку, которую в последнее время использовал как склад всевозможных вещей, которые были необходимы ему на тренировках. – Сейчас вернусь.
Пошитые для Его Высочества коньки, наконец, дождались своего часа: из великолепной чёрной кожи, идеально пошитые, с сияющими острыми лезвиями, спрятанными в украшенных роскошной вышивкой чехлах.
– Вот так не туго? – Киллиан опустился перед Седьмым на колени, чтобы лично разобраться со шнурками. – Ботинок должен сидеть плотно, но ничего не пережимать.
– Да, хорошо, – серьёзно кивнул принц, внимательно глядя сверху вниз своими невозможными голубыми глазами.
С обуванием они разобрались быстро; Киллиан подал Седьмому руку и помог подняться.
– Чехлы снимем прямо перед шагом на лёд, – пообещал он. – Как себя чувствуешь, Ваше Высочество? Стоять можешь?
– Вполне, – принц со всей ответственностью пошагал на месте, держась за руку своего учителя скорее ради моральной поддержки, чем для настоящей опоры. – Не сложнее столичной обуви на большой подошве.
Только после этого Седьмой всё же расстался со свободным верхним слоем одежд. Длинные пальцы его ловко расстегнули тяжёлые пуговицы и расправились с завязками. Под длиннополым подобием рубахи оказалась рубашка потоньше, хорошо прилегающая к торсу и очерчивающая соблазнительный изгиб спины; Киллиан ощутил покалывание в ладонях – так сильно ему захотелось дотронуться до этой талии. Одёрнув себя, он быстро оглядел Седьмого с головы до ног: высокий, стройный, не такой широкий в плечах, как Юйшэ, но всё же крепкий, ноги под узкими штанами не такие мускулистые, как у него самого, но и не заплывшие ленивым жирком. Припомнив наряды и украшения, в которых этот человек ежедневно появлялся на публике и ещё и умудрялся в них куда-то ездить и где-то ходить, Киллиан достаточно легко смог объяснить для себя это сочетание нелюбви к активным движениям и подтянутого тела: пожалуй, желание полежать без движения после перетаскивания таких тяжестей было даже более чем закономерно. О том, что сейчас его глазам стало доступно то, чего самому Императору не дозволялось видеть, Киллиан старательно не думал.
– Так, а теперь давай пройдёмся, – позвал он, легонько потянув принца за руку. – Ты должен к ним хотя бы немного привыкнуть, прежде чем становиться на лёд.
Они неспешно сделали круг, обойдя весь покрытый льдом центр Арены; под конец Седьмой уже спокойно шагал сам; повороты и наклоны ему тоже дались без труда – Киллиан ещё раз вспомнил беспощадную хайлигштернскую моду, и ему стало искренне жаль всех пострадавших от неё.
– Ты даже умудряешься делать красивую походку! – со смесью удивления и зависти воскликнул Киллиан. – Я свой первый день на коньках до сих пор помню: ещё до льда не дошёл, а уже умудрился разбить нос и перепугать всех взрослых.
– Сколько же тебе было лет? – Седьмой едва сумел подавить смешок и изобразить вежливый тон.
– Мне было три. В Эрии почти все более-менее умеют стоять на коньках, но учиться начинают обычно лет с шести-восьми. А я просто смотрел на старших сестёр и изводил маму просьбами купить коньки и мне.
В этот раз принц всё же не выдержал и засмеялся.
– В таком возрасте хорошо, если ходить без приключений получается, а Маленькое Высочество уже замахнулся на лёд.
– Что поделать, уже тогда хотел всего и сразу, – Киллиан снял со своих лезвий чехлы и шагнул на поле гладкой белизны. – А теперь, Ваше Высочество, я посмотрю, сможешь ли ты повторить за мной.
К его огромному удивления Седьмой спокойно поднял ногу, легко балансируя на другой, и без особого труда справился с завязками.
– Года три назад в столице была мода на очень высокие и узкие подошвы. Под “очень высокими” я подразумеваю примерно как от стопы до колена, – поделился он. – Она быстро прошла, но тело-то помнит Большой месяц ежедневных мучений перед балом.
– Мне кажется, столичную моду придумывает целое министерство специально отобранных чиновников, которые смертельно ненавидят людей. Честное слово, я не удивлюсь, если были случаи глупых и бессмысленных смертей из-за очередной причуды.
– Они и были, притом некоторые более чем жуткие. Но не тебе возмущаться, Маленькое Высочество – ты-то с трёх лет частенько носишь ботинки с лезвиями в подошвах.
– Уел, – не без удовольствия щегольнул новым для себя словом Киллиан и подал руку. – Давай, Ваше Высочество, держись за меня и аккуратно становись на лёд.
Бесчисленное множество раз до этого он в момент слабости искал опоры и находил её в Его Высочестве Седьмом Принце; тот всегда стоял на ногах крепко, подставлял плечо с готовностью, надёжно поддерживал, не дрогнув. Теперь же, пусть ситуация вовсе не была опасной ни для кого из них, Киллиан не мог не быть довольным собой, когда Седьмой, пошатнувшись с непривычки, не упал лишь благодаря ему.
– Справишься со вторым чехлом?
– Да, если Маленькое Высочество меня не отпустит.
И он действительно справился, причём гораздо легче, чем порой сам Киллиан; оставалось только гадать, каким ещё мукам подвергло его стремление избалованного столичного общества к красоте.
– Хорошо, Ваше Высочество, теперь постой, попробуй с ноги на ногу переносить вес, – продолжал наставлять Киллиан, всё не отпуская бледной подрагивавшей руки. – Обычно, конечно, самое первое занятие начинают у борта, но поскольку портить такую красивую Арену бортами было бы жалко – придётся опираться на меня.
В первый раз за всё время их знакомства Киллиан видел Его Высочество неуверенным, неловким – пожалуй, даже уязвимым. Он покорно и старательно выполнял все инструкции, внимательно следил за демонстрациями. Седьмой слушался Киллиана без колебаний, не задавая вопросов и не озвучивая сомнений, даже когда следующее требование могло показаться непосильным или нелепым. Он научился медленно, неуклюже шагать. Потом – скользить лезвиями взад-вперёд, опираясь на своего учителя.
– Ты очень сильно давишь на сам лёд, – терпеливо поправлял Киллиан. – Приложи силу не вниз, а вперёд… да, вот так. Не разводи носки, у тебя так ноги разъедутся. Просто ровно пока держи.
Это могло бы быть неловко, но уже после первого неудавшегося падения – прямо в объятия Киллиана – им стало весело.
– То есть ты хочешь сказать, что через это прошла вся твоя страна? – смеялся Седьмой, пытаясь выяснить, как же всё-таки нужно наклониться, чтобы не опрокинуться под собственным весом.
– В самых северных провинциях вместо борьбы с гололёдом на зиму целые пешеходные улицы заливают, – мечтательно рассказывал Киллиан. – В некоторых городах по центру можно только на коньках пройти, никак иначе.
– Нет предела человеческим возможностям, – с этими словами принц неловко запутался в собственных ногах и едва не рухнул лицом в лёд.
– Смотри, Ваше Высочество, через годик туда с каким-нибудь официальным визитом отправимся, – пригрозил вошедший во вкус Киллиан, в последний момент подхватив его и поставив вновь ровно. – Будешь в своих жутких имперских нарядах и коньках по улицам разгуливать.
– Звучит как отличная месть за то, что я тебя украл в мой несравненный Нахтигаль.
– Конечно! Ты же не думал, что твои злодеяния сойдут тебе с рук?
Киллиан несколько раз провёл его вдоль краёв катка по кругу, пока не убедился, что такой важный человек не стремится при первой же удобной возможности убиться прямо на месте. После этого он стал отходить на небольшое расстояние и просить самостоятельно до него добраться; на самом деле для этого достаточно было всего лишь один раз оттолкнуться в правильном направлении и не упасть, пока лезвие само катило куда нужно, но на это упражнение Седьмому потребовалось так много попыток, что после тринадцатой они считать перестали.
– Ничего, взрослые обычно по три-пять занятий учатся уверенно перемещаться, – отвечал Киллиан на все «я же говорил, что неуклюжий» и «как тебе только хватает терпения со мной возиться». – Ты, Ваше Высочество, ничем не хуже всех остальных. Вот сделаешь пять раз подряд хорошо – и будем учиться останавливаться.
И останавливаться Седьмой тоже учился через неловкие спотыкания и падения; какое же удовольствие получил Киллиан, поставив его в тупик заявлением о том, что на льду недостаточно просто перестать двигаться! Пожалуй, в первый раз за всё своё пребывание в Эдельланде он по-настоящему ощутил себя хозяином положения, знающим больше, чем кто-то ещё.
Лишь по воле Звёзд обошлось без синяков и ушибов: Его Высочество норовил рухнуть почти постоянно, и только спустя целую вечность сумел-таки с энной попытки проехать совсем немного по прямой и остановиться. Оказался он при этом в таком подходящем месте, что Киллиан просто не сдержался.
– Стой как стоишь и не двигайся, – строго потребовал он, разворачиваясь.
Одного круга ему хватило, чтобы набрать достаточную скорость, и вот он приблизился сзади к принцу – спина прямая, стопы смотрят вперёд – и руки его так удобно легли на этот притягательный, никак не дававший покоя изгиб спины.
– Не надо резких движений, Ваше Высочество, – было бы, конечно, эффектно сказать ему это на ухо, вот только досадная разница в росте этого никак не позволяла сделать, стоя на лезвиях и катясь вперёд.
Седьмой послушно притих, и к его чести стоило отметить, что балансировал он вполне неплохо для кого-то, кто только что впервые в жизни встал на коньки; по крайней мере, они не упали. Точнее, едва не упали: Киллиан в последний момент успел превратить падение в оседание на лёд. Чистый, искренний смех и милый сердцу холод растворили неловкость того момента, когда более тяжёлый Его Высочество утянул Киллиана вниз, и тот оказался едва ли не верхом на нём. Ещё никогда Киллиан не видел Седьмого таким свободным: пусть его извечная маска всё ещё была при нём, из-под неё всё же пробивался кукольно-розовый румянец, яркие глаза блестели, выбившиеся из аккуратной причёски белоснежные волосы разметались по белизне льда, словно сливаясь с ним в единое целое. Они были разыгравшимися мальчишками, которых не обременяло ничто во всём мире, и никакое вино так не вскружило бы голову.
– Вставай, – Киллиан потянул Седьмого за руку. – Замёрзнешь же.
– Мне не холодно, – тот вовсе не спешил подниматься, лишь смотрел прямо в душу своими невозможными голубыми глазами.
– Все так говорят, а потом начинаются кашель и носовые платки.
– У тебя ресница выпала.
– Что?
– Ресница, – повторил Седьмой. – Можно уберу?
– Да?
Его Высочество медленно протянул бледную руку и осторожно дотронулся длинными, прохладными пальцами до щеки Киллиана; сердце у того забилось быстрее от этого лёгкого, невинного касания.
– Надо же, у тебя даже ресницы рыжие.
– А какими им ещё быть? – Киллиан не выдержал и расхохотался.
Седьмой, всё так и лёжа навзничь, смешно пожал плечами.
– Слышал бы ты, как Эдер ругался, пока пытался перекрасить их хотя бы в коричневый, – теперь это воспоминание вызывало только улыбку.
– Я видел результат. Хвала Звёздам, что приучили на людях носить полную маску, я бы не справился с лицом. А ведь давал же отдельно распоряжение сильно тебя не красить...
– Его это не остановило, – фыркнул Киллиан. – Он ещё постоянно рассказывал мне какой я некрасивый, как сложно сделать из меня «приличного человека», и как я должен бояться показаться тебе на глаза без всей этой краски.
– Видимо, у этого Эдера нет вкуса.
– А у тебя скоро не будет здоровья. Поднимайся, Ваше Высочество, и пойдём греться. Нельзя столько на льду лежать.
– Как скажешь, мой господин, – покорно согласился принц. – Только я подниматься-то не умею.
– Переворачивайся на живот. А теперь делай как я. Ставь одну ногу. И опирайся на колено… да, вот так. И вставай.
До края катка они добирались, держась друг за друга; Седьмой честно старался как мог, и всё же Киллиан – вовсе не потакая своему собственному желанию, а лишь ради безопасности, конечно же – обвил его талию рукой, поддерживая и направляя.
– Ох, я же не взял с собой часы, – спохватился принц, натягивая свои свободные одежды, когда они благополучно переобулись и уже направились к выходу. – Юйшэ наверняка ждёт меня к ужину с картами.
– Пожалуй, сегодня ужинаю один, – со смешком проговорил Киллиан.
Они вышли за этим праздным диалогом в тёплый холл, а затем – в прекрасный вечер, пахнущий свежестью и фруктами. Над головами их сияла почти полная большая луна – теперь Киллиан знал, что эдельландцы называли её Зеген – и висела красноватым пятном растущая маленькая – Флух. Солнце почти село, окрасив небеса под ними в яркий пурпур.
– Что ж это ты так, Ваше Высочество?
– Я боюсь ваших карт, – шутливо округлил глаза Киллиан. – Как-то раз, в один из моих первых дней здесь, Юйшэ решил научить меня игре в эдельландские карты. Я так и не постиг это страшное искусство.
– Тебе необязательно играть, если ты не хочешь, Маленькое Высочество. Мы просто будем рады твоей компании.
– Хорошо, ты меня убедил.
– Маленькое Высочество, меня всё мучит один вопрос, – начал Седьмой, когда они уже поднимались к их любимой столовой в башенке. – Ваш Первый министр... он тоже владеет коньками?
Киллиан скрыл веселье за нарочитым приступом кашля.
– Конечно, Ваше Высочество, он же начинал с работы в министерстве, отвечающем за вопросы льда. Он ещё и прыгать умеет! Не особенно изящно, быть может, зато весьма забавно.
Плечи Седьмого затряслись.
– Знаешь, я бы подумал, что ты шутишь, если бы не чувствовал, что это правда.
– Увы, не шучу, – выдавил Киллиан; губы его предательски кривились в непочтительной улыбке.
Юйшэ ждал их в единодушно обожаемой всеми тремя столовой в башенке; слуги уже заканчивали накрывать.
– Ага, на катке были, – констатировал змей, едва они перешагнули порог. – Пока не отогреетесь, этот ничтожный слуга к вам не приблизится.
– Его Высочество неприлично долго пролежал на льду, – моментально наябедничал Киллиан.
– Со слов Маленького Высочества я думал, что лёд нужен для других целей, – Юйшэ вздёрнул чёрные брови; узкие зрачки его смешно ходили из стороны в сторону, пока он переводил выжидающий взгляд с лица одного собеседника на другого.
– Его Высочество героически пытался этих самых других целей достичь, и у него неплохо получалось.
– Тогда этот скромный слуга из чистой вежливости не станет интересоваться, зачем же было ложиться на лёд.
Седьмой рассмеялся.
– То, что ты подумал, гораздо приятнее в тёплых змеиных кольцах, – заверил он.
Юйшэ польщённо приложил ладонь к груди – прямо на тяжёлое золотое ожерелье, покоившееся на трёх слоях аккуратно запахнутых шёлковых одежд. Они расселись за столом и приступили к еде; Киллиан больше не мог не обращать внимания на то, как ловко змей справлялся с практически любым блюдом парой длинных тонких палочек.
Что-то неуловимо изменилось в их общих трапезах. После поездки в столицу они больше не были прежними, но будто стали такими, какими должны были быть всегда.
– Ваше Высочество сегодня вечером опять притащит документы в постель и будет работать до рассвета? – раньше змей таким тоном не разговаривал с принцем в присутствии Киллиана.
– Если тебе что-то не нравится – приди и убеди меня так не делать, – в голосе Седьмого Киллиан никогда не слышал этой легчайшей нотки вызова.
– Осторожнее со словами, Ваше Высочество.
– Чего мне осторожничать, меня защищает лестница.
Длинное золотое тело змея как бы между прочим двигалось точно само по себе; вот уже его изгиб устроился на коленях невозмутимого Седьмого, а вот Киллиан ощутил, как что-то коснулось его ноги: самый кончик змеиного хвоста приятной тяжестью улёгся уже на его колени. Юйшэ будто вовсе ничего не замечал. Случай ответить на это якобы ненамеренное действие представился достаточно скоро, когда трапезу они закончили, и принц с Юйшэ достали свои ужасающие карты – сто тринадцать штук только в основной колоде всё ещё показались бы любому эрийцу чрезмерными – и разыграли первый кон. В этот момент в голову Киллиана пришла изумительная идея – он словно невзначай положил ладонь на всё ещё остававшийся на его коленях кончик змеиного хвоста и принялся его легонько гладить, заставив Юйшэ мелко вздрогнуть от неожиданности. Кожа была сухая, с ощутимым рельефом чешуек, и оторваться от этого занятия оказалось решительно невозможно.
Собственно, умиротворённое настроение продлилось не только весь вечер, пока Юйшэ искусно блефовал, Седьмой виду не подавал, но обман судя по результатам игр совершенно точно считывал немедленно, а Киллиан посмеивался над этим безобразием и всё считал пальцами мелкие чешуйки. Ложась спать в своих покоях, он думал, что жизнь в целом наладилась: в Нахтигале было хорошо и спокойно, все занимались своими делами, и никаких странных писем или неприятных происшествий более не случалось.
Никуда это чудесное спокойное состояние не делось и на следующий день: Киллиан прочёл за завтраком пару писем по теме обучения танцам, составил список дел и отправился со спокойной душой на урок фехтования. Его там встретил насупленный Гильермо.
– Змею увидел, – коротко ответил он на вопрос о том, что случилось. – Ничего от него, проклятого, не скроешь. Откуда только всё знает?
– Знает что? – с совершенно честным лицом ни в чём не виновного человека поинтересовался Киллиан.
– Неважно. Давай, Ваше Высочество, десять кругов и берись за оружие.
Оставалось только повиноваться, отчаянно борясь с подступавшим смехом. После разминки Киллиан взял меч и дагу – «свои» он среди всех остальных уже отличал без труда – и они приступили к лёгкому тренировочному поединку. Совершенно неожиданно Гильермо оказался обезоруженным и с лезвием у горла.
– Я не учил тебя этому движению, Ваше Высочество, – хитро прищурился он. – Но знаю одну женщину, которая его очень любит.
– Она сказала, что с противником нужно быть щедрым на сюрпризы, – улыбнулся Киллиан, опуская оружие.
– Как видишь, она права. Вот только не жди, Ваше Высочество, что я попадусь на эту уловку во второй раз. Я уже знаю, что ты её знаешь.
Через три совершенно обыкновенных поединка он почти попался – оружие смог удержать, но всё же укол в грудь получил. Киллиан, воодушевившись, хотел попросить генерала взять более привычную ему саблю, но подумал снова и решил, что двух уверенных побед из пяти было маловато, чтобы пробовать противостоять Гильермо, сражающемуся в полную силу. Урок они закончили шуточным сражениям на дагах; из этого несерьёзного мероприятия Киллиан для себя отчётливо понял, какой прискорбно слабой и неловкой была его левая рука.
Впрочем, долго он не грустил: за обедом ждал небольшой сюрприз. Его Высочество задержался после утренней аудиенции и пришёл к столу немного позже; обижаться на него, однако, было решительно невозможно.
– У нас праздник? – удивлённо спросил Киллиан, оглядывая его непривычный облик.
Действительно, он будто бы принарядился для них с Юйшэ: вместо чего-то свободного он носил точно подогнанный по фигуре длиннополый жилет, а на стоячем вороте рубашки пуговицы начинались только ниже ключиц, отчего на виду оставалась притягательная полоска бледной кожи. Вместо сапог принц носил низкие туфли, которые не закрывали полностью светлые лодыжки.
– У меня хорошее настроение, – легко ответил Седьмой, усаживаясь за стол.
– Если бы Ваше Высочество раздевались каждый раз, когда Звёзды ниспошлют хорошее настроение… – мечтательно протянул змей.
– Тебе достаточно попросить, и моё настроение почти в любой момент улучшится, – доверительно проговорил Седьмой, завешиваясь вуалью и принимаясь за еду.
– Возможно, у этого скромного слуги действительно дар поднимать настроение, – проговорил Юйшэ, поведя смоляной бровью. – Вот только сработает ли он на Маленьком Высочестве?
Киллиан рассмеялся от этой двусмысленной формулировки и от коварного тона.
– Не знаю, не знаю, – ответил он. – Попробуй как-нибудь. Только, пожалуйста, не за столом; я бы всё же хотел поесть.
– Маленькое Высочество такой мудрый, – вздохнул змей. – Приподнятое настроение и впрямь требует сил.
– Уж ты-то знаешь, о чём говоришь, – ехидно вставил Седьмой.
– Этот намёк слишком близок к обидной клевете.
– Я про еду и веселье, Юйшэ. А ты о чём подумал?
Да, это определённо отличалось от чопорных бесед о политике, искусстве и философии. Видят Звёзды – Киллиану именно вот эти, новые разговоры нравились куда больше, хоть найтись с ответом иной раз было куда сложнее; оставалось лишь надеяться, что с практикой придёт и мастерство. После обеда Седьмой их оставил, грустно объявив, что его ждало огромное бумажное чудовище, которое следовало испещрить подписями, измучить печатями и залить сургучом. Он ушёл, оставив в сердце Киллиана надежду в ближайшие дни вновь увидеть эту чарующую белизну кожи на шее – возможно, не только на шее, но о таких вещах стоило размышлять наедине с собой.
– Юйшэ, – позвал он, не желая слишком быстро расставаться со вторым участником чудесных посиделок, – ты сейчас занят?
– Увы, Маленькое Высочество. Мы набираем новых слуг во внешний дворец; Юйшэ должен проверить биографии кандидатов.
– Тогда могу ли я составить компанию, пока ты будешь идти к нужному тебе месту? – попросился Киллиан.
– Конечно, Маленькое Высочество.
Они решили, что до дверей во внешнюю часть дворца пройдут вместе; им предстояло спуститься по целой череде лестниц и Юйшэ со страдальческим лицом остановился у верхней ступеньки одной из них.
– Что такое? – поинтересовался жестами Киллиан.
– Знаешь, Маленькое Высочество, я бы смирился с желанием суетных двуногих существ строить вверх, и даже эти неудобные ступеньки был бы готов простить, не будь лестницы такими узкими, – пожаловался змей.
И действительно: даже притом, что Киллиан спускался чуть впереди, змею было попросту недостаточно места, чтобы устойчиво опереться на широкие дуги своего тела, и оттого он был вынужден ещё и держаться рукой за перила.
– Неужели ничего нельзя придумать?
– Я мог бы здесь взбираться по этой колонне, – Юйшэ указал на большую, прочную опору в центре, что начиналась на полу нижнего из этажей и заканчивалась под сводом крыши. – И даже Его Высочество был бы рад на это поглядеть. Вот только, пожалуй, для слуг это зрелище было бы несколько… раздражающим?
– Прости мне моё невежество, – Киллиан поспешил скрыть смех за кашлем, – но как возможно взбираться по такой колонне?
– Складывая тело в петли и обнимая её ими, конечно же, – пояснил Юйшэ; в голосе его звучало настоящее удовольствие, когда он наблюдал за лицом собеседника. – Как огромными руками, Маленькое Высочество.
– Будет ли слишком бестактно сказать, что я хотел бы однажды это увидеть?
Змей возвёл глаза к потолку; довольного выражения лица он, однако, даже не пытался скрыть.
– Знаешь, Маленькое Высочество, а я не удивлён, что ты так поладил с Его Высочеством, – прокомментировал он. – В чём-то вы совершенно одинаковые.
В таком весёлом расположении духа они и одолели ужасную лестницу и свернули в светлый коридор, одна стена которого представляла собой череду стрельчатых окон, а на другой выставлялись разнообразные произведения искусства.
– Маленькое Высочество, а ты знаешь, что это за картина? – спросил, внезапно остановившись, Юйшэ по пути.
Он указывал на огромное полотно в резной раме; изображён на нём был нахтигальский рынок: помимо торговцев на площади можно было обнаружить читавшего стихи поэта, акробатов, что переплели свои тела в немыслимый узел, и художника, что рисовал быстрые портреты прохожих.
– Это первая работа почтенной Аполлин на заказ, – пояснил змей. – Она взяла за этот холст так мало, что ей до сих пор досадно.
– Я даже не представляю, сколько должна стоить столь грандиозная работа, – признался Киллиан.
– Маленькое Высочество, знаком ли тебе этот инструмент? – змей указал на человека, сидевшего за странным столом, у которого вместо столешницы было некое подобие ящика, а над ящиком был горизонтально закреплён блестящий конус.
– А это… инструмент?
– Это стеклянная гармоника. Вещь старинная и редкая. Я не знаю, как она звучит, но Его Высочеству очень нравится. Смотри, Маленькое Высочество, а ты знаешь, откуда эти господа?
Палец змея замер напротив группки людей в до нелепого пышных одеждах; самым скромным среди них был некто в длинной прямой юбке, сандалиях и полумаске, скрывавшей верхнюю часть лица.
– Они из столицы, – уверенно ответил Киллиан. – А в юбке – винодел.
– Блестяще, Маленькое Высочество.
На картине была прописана каждая мелочь; даже яблоки на прилавке фермера аппетитно блестели румяными боками. Двое детей с весёлыми улыбками прятались в бочках, пока пивовар выбирал, в какую же из них налить пива. Человек в невзрачных серых одеждах продавал какому-то мастеру граммофон, показывая четыре пальца, точно они торговались. Куда-то спешила девушка в переднике аптекаря, а за ней едва поспевал низенький полный мужчина.
– Не правда ли интересная картина? – спросил змей только жестами.
– Очень интересная, – ответил Киллиан голосом, а руками показал: – Без Юйшэ не такая интересная.
Змей приподнял бровь и приложил ладонь к груди.
– Кажется, Маленькое Высочество прониклись местной эстетикой, – очаровательно-низким голосом проговорил он, пронзительно глядя своими хищными жёлтыми глазами.
– Признаться, удержаться было настолько сложно, что я не смог, сдаюсь, – Киллиан поднял руки. – Слишком много в этом городе красоты для меня одного.
– Что ж, при случае Маленькое Высочество обязательно получит возможность подробнее изучить всё, что сочтёт красивым, – пообещал Юйшэ, прежде чем они двинулись дальше.
Киллиан, конечно же, на это надеялся, хоть змею ничего и не ответил. Будущее с такими перспективами казалось весьма занимательно вещью. Грядущие несколько месяцев или даже лет и в общей своей картине представлялись теперь очень интересными и, несомненно, стоящими того, чтобы их прожить; вместе с другими обитателями дворца Киллиан уже начинал строить планы.
Нахтигальские ночи тем временем постепенно становились всё прохладнее, а листву кое-где уже тронула желтизна. Из Эрийского Королевства, наконец, вести стали приходить всё более обнадёживающие, и Киллиан частенько с удовольствием слушал, как Юйшэ зачитывал письма Седьмому от Септимы и от генерала Вальца; последний очень хвалил Её Превосходительство Последний Вздох, вдохновлённо описывая впечатляющие батальные сцены с участием её отряда. Костяк его состоял из Опустошённых – Юйшэ как-то раз, тактично дождавшись, когда Киллиан доест и десерт тоже, объяснил, что то были по сути своей мертвецы, что при жизни следовали пути Пустоты: жили в монастырях, заучивали Писание и Кодекс Ордена, лишали себя всех излишеств, в числе которых значилось, например, личное имя. Рыцари Пустоты использовали особые магические предметы, что наделяли их властью применять магию Пустоты, вшивали её в свои одежды, вплавляли в доспехи и оружие, вводили с вобственные тела. Когда же Рыцарь Пустоты опустошал себя до крайней степени и терял даже свою личность, ему дозволялось совершить ритуальное самоубийство, после которого он становился Опустошённым – существом, не ведающим ни боли, ни каких-либо чувств, знающим свою задачу и преследующим поставленную перед ним цель. Именно такие создания и сопровождали крошечную Септиму, ведь то, что уже мертво, никак не могло пострадать от нечаянного проявления её силы. Стоит ли говорить, что Киллиан, услышав этот рассказ, сначала испытал смесь отвращения с ужасом, потом – прилив благоговения, стоило лишь представить столь грозную силу на поле боя, а потом – глубокую печаль: было что-то неправильное в том, что большую часть времени совсем юной Септиме компанию составляли одни лишь мертвецы. Она, однако, не жаловалась в своих письмах, и даже, насколько это было для неё возможно, старалась излучать оптимизм. Что, конечно же, было иногда весьма странно, учитывая, что она, подобравшись под прикрытием Опустошённых к огромным, самым страшным чудовищам, обрывала их жизни одним лишь касанием.
Но новости эти, если отбросить чувства, были, несомненно, радостными: уже осенью имперские войска значительно продвинулись и, если у обитателей Пустоты не оставалось больше никаких трюков в запасе, то самое позднее к концу зимы можно было ожидать вестей о полной победе и возвращении страны к нормальной жизни.
А пока Киллиан наслаждался размеренными и спокойными днями в несравненном Нахтигале; правда, по мере того, как погода становилась всё холоднее, он всё больше внимания уделял прогулкам внутри дворца – благо, Его Высочество, придя к власти, не побоялся трудностей и затрат и устроил в большинстве помещений хороший и постоянный обогрев. И оценил его не один только Киллиан; был ещё кое-кто, кто совершенно однозначно выражал своё неудовольствие по поводу окончания лета и без надобности наружу носа не казал. К сожалению, этот некто не мог спастись новенькими тёплыми носками, как это делала Хайнрике, или всепобеждающим оптимизмом и ожиданием снежных баталий, как Гильермо.
Однажды Киллиан, соскучившись по зелени и запаху цветов, гулял по зимнему саду, намеренно позволяя себе потеряться в зарослях, пока не наткнулся на очередную укромную полянку для отдыха. Там из большого шарообразного плетёного гнезда, почти целиком покрытого пышными плетьми вьющегося растения, торчал самый кончик золотистого хвоста. Киллиан прошёл чуть дальше по дорожке и, заглянув внутрь, увидел там уютно свернувшегося в кольца Юйшэ, всё внимание которого сосредоточиилось на чём-то, что он держал в руках – причём перчаток на нём не было. Киллиан энергично помахал ладонью, чтобы его заметили.
– А, мой господин, – змей поднял глаза. – Доброго дня.
– Хорошо ты устроился, – медленно сказал Киллиан, старательно выбирая нужные жесты; получилось неловкое «хорошо сидишь». – Можно к тебе?
– Конечно, мой господин, – усмехнулся Юйшэ и высунул из своего укрытия чешуйчатую ладонь.
Опираться на неё было сплошное удовольствие: змей держал крепко, но не больно, и силы в нём ощущалось столько, что ни тени сомнения не оставалось в том, что он не позволит упасть. Он посадил Киллиана в самую середину своих золотых колец, и тот не мог не провести по ним руками, обнаружив при этом, что они до непристойного приятны на ощупь. Юйшэ тем временем вернулся к своему занятию: он длинной и широкой пилкой обтачивал свои острые когти, придавая им безопасную округлую форму.
– А моему господину, кажется, нравится меня трогать, – с ехидцей заметил он, лениво водя запястьем туда-сюда под тихий шорох.
Киллиан ощутил, как к щекам его прилила краска; пытаясь придумать достойный ответ, он лишь закусил губу и невольно погладил змеиную кожу; осознав это последнее движение, он поспешно отдёрнул руки. Юйшэ неожиданно мягко взял его за подбородок и повернул к себе; жёлтые глаза его без белков глядели не то заинтересованно, не то задумчиво. Он наклонился ближе и провёл, щекоча мелкими чешуйками, большим пальцем по губе Киллиана, отчего у того предательски оборвалось дыхание, а сердце заполошно забилось, заглушая своим стуком любой другой звук. Змей приблизился к его лицу вплотную, но после всего лишь коснулся губами уха, опалив его жарким выдохом:
– Как жаль, что я не могу поцеловать тебя до того, как это сделает Его Высочество.
В этот же миг змей отодвинулся на куда более приличное расстояние и вернулся к своим когтям.
– Мой господин, хочешь этот скромный слуга подпилит тебе ногти? – невинно предложил он.
Киллиан потерял дар речи; он судорожно глотал воздух, стараясь усмирить жар, что разливался по его лицу и шее, вспыхнул внутри, вызывая желания, воплотить которые он не был готов. Всё, что он мог в тот момент сделать – это молча подать руку и отвести взгляд.
И ведь Юйшэ действительно принялся аккуратно и добросовестно подпиливать ему ногти уверенными отточенными движениями. Большие ладони его были тёплыми и мягкими, и действовал он осторожно, без лишнего давления или резкости.
– Маленькое Высочество, ты говори, если этот слуга вдруг переусердствует, – обыденным тоном попросил змей. – Я не стану нарочно делать тебе неприятно.
– Всё в порядке, – честно ответил Киллиан. – Просто пока непривычно для меня.
– Можно понять. Всё же не каждый день огромная змея затаскивает в своё гнездо и предлагает поровнять ногти, верно?
В этом был весь Юйшэ: говорить загадками и полунамёками. А вот Седьмой бы сказал прямо, совершенно ничего не стесняясь, зато безжалостно смущая всех вокруг. Притом самые важные черты они разделяли: необыкновенная внимательность к ближнему сочеталась в них с терпением, отчего проведённое с ними время никогда не было в тягость, и выбирать из них двоих, видят Звёзды, было бы невыносимо.
– Верно. Но всё же в перспективе, пожалуй, стоило бы немного увеличить частоту подобных процедур, – поддержал завуалированный диалог Киллиан; его, вне всяких сомнений, поняли.
– Может ли этот слуга предлагать свои услуги сам, или лучше дождаться просьбы Маленького Высочества?
– Юйшэ прекрасно чувствует нужный момент, – это действительно становилось забавным. – Я и впрямь не против получить немного больше внимания, но только постепенно.
– Как Маленькому Высочеству будет угодно, – церемонно кивнул змей. – Вторую руку?
– Да, пожалуйста.
Строки оригинального Писания при взгляде на него приятно отдавались в душе – раз он сам предлагает, то Звёзды не будут против согласия Киллиана. Да и Седьмой совершенно не скрывал того, насколько был доволен складывавшейся ситуацией; наверное, он тоже в какой-то мере жадничал, желая при возможности не выбирать, а получить всё и сразу, и уж кто-то, а Киллиан это понять мог в полной мере.
– Юйшэ, а вот скажи мне как змея, безопасна ли слюна змей, если они ядовиты?
– Незнакомых змей вообще не стоит подпускать к себе настолько, чтобы узнать, Маленькое Высочество, – авторитетно заявил Юйшэ. – Мало ли, что произойдёт – они могут тебя укусить или впрыснуть яд другим путём; к тому же у разных змей яд может быть разным. Но, уверяю, этот покорный слуга совершенно безопасен для Маленького Высочества: Юйшэ не вздумает кусать без разрешения и тем более не позволит себе давать большую дозу яда, как бы он ни взаимодействовал с телом Маленького Высочества. Впрочем, небольшое количество всегда остаётся, но Его Высочество на последствия… его употребления никогда не жаловался.
– Как приятно спрашивать у Юйшэ. Таких полных ответов, пожалуй, никто бы больше не дал!
– Для Маленького Высочества ничего не жалко, – Юйшэ аккуратно протёр подушечками пальцев ногти своего господина. – Может ли этот слуга быть полезен чем-то ещё? Может быть, массаж стоп? Или согревающая осенняя ванна с маслами из южных земель Эдельланда?
– Я бы рад, но мне уже вот-вот идти к почтенному Софосу, – огорчённо проговорил Киллиан. – Ты не обидишься, если в другой раз?
– Моему господину ни к чему задавать такие вопросы, – качнул головой змей.
– Я правда не хочу тебя обидеть.
– Мне вовсе не обидно, Маленькое Высочество, – настаивал Юйшэ. – А вот почтенный Софос у нас – душа ранимая, к нему не стоит опаздывать.
– Спасибо тебе. Только… Юйшэ, я сам не выберусь, – сконфуженно пожал плечами Киллиан, оглядевшись по сторонам.
Змей осторожно его приподнял и плавно спустил снаружи гнезда.
– Я до тебя ещё доберусь, Маленькое Высочество, – коварно пообещал он напоследок.
– О нет, только не это, – картинно испугался Киллиан, прежде чем уйти.
Он действительно направился к Софосу – тот подготовил очередной словарик разговорных синонимов к словам, которые его подопечный уже знал. Хоть на улице в это время и было свежо, а в залитом солнцем кабинете учёного всё ещё царило поистине летнее тепло.
– А, Ваше Высочество! – рассеянно поприветствовал Софос; с пальцев его на пятнистую столешницу капали чернила.
– Почтенный Софос.
– Ваш список, – он кивнул на угол стола, где лежал один-единственный листок; сам учёный отчаянно искал тряпку. – Вы не против написать их на доске по одному разу и на этом закончить?
– Конечно.
Рядом со списком из десятка слов покоилась толстенная стопка бумаги; верхний лист был чистым, однако его цвет был Киллиану, несомненно, знаком. Край Софос уже аккуратно скрепил и оформил. За него оставалось только искренне порадоваться.
Слова, которые выбрал учёный, сложными, пожалуй, не были, но всё же Киллиан совершенно не мог на них сосредоточиться; постоянно вместо «эф» у него вылезала буква «фау», а сочетания гласных и вовсе не желали записываться правильно, даже несмотря на то, что образец был прямо перед глазами. Но разве могли быть интересны буквы, если можно было поразмышлять о том, как фразу «единовременная выплата» показала бы пара когтистых рук с мягкими золотистыми чешуйками на тыльных сторонах ладоней?
– Могу я поинтересоваться, кем заняты мысли Его Высочества? – с вежливой полуулыбкой спросил Софос, оказавшись неожиданно у другой стороны доски.
Киллиан лишь покачал головой; он мог только представить, насколько счастливый и цветущий вид имел в тот миг.
– Хорошо, не буду Вас сегодня мучить, – добродушно проговорил учёный. – Но завтра слова обязательно спрошу вместе с всеми вчерашними.
– Почтенный Софос так добр, – благодарно кивнул Киллиан и всё же поинтересовался: – Почтенный Софос, а что это за большая стопка бумаг у Вас?
– А, это, – учёный ненадолго замялся; на лице его друг за другом отразились смущение, колебания и, наконец, решимость, – а это, Ваше Высочество, я написал роман. Теперь мне, признаться, немного не по себе, но я бы хотел отправить его в издательский дом – кто знает, может, Звёздам будет угодно, чтобы его опубликовали.
– Это же замечательно! Почтенный Софос, столько труда и упорства! Конечно же, нужно отправить рукопись – её наверняка напечатают, – от души обрадовался новостям Киллиан.
– Я в этом не уверен, но спасибо, Ваше Высочество. Буду пытаться.
– В случае чего я могу попросить Его Высочество прочесть и оставить рецензию, – это предложение напрашивалось само собой. – При его содействии Вас наверняка возьмут в печать.
– Я в этом не сомневаюсь, Ваше Высочество, но всё же, наверное, стоит для начала попытаться самому, – скромно опустил глаза Софос.
– Справедливо. В любом случае, примите мои поздравления с завершением Вашего романа, почтенный Софос!
– Спасибо за тёплые слова, Ваше Высочество, – поклонился учёный. – Итак, Вы всё ещё желаете закончить урок раньше?
– Да, пожалуй, – спохватился Киллиан. – Пойду. Большое спасибо, почтенный Софос. Удачи с издательским домом!
До ужина оставалось ещё немало времени, когда Киллиан покинул кабинет учёного; на тренировку на льду этого бы не хватило, а есть не сильно хотелось, так что он решил просто вернуться в свои покои и от души побездельничать. По пути он невзначай выглянул в окно, что выходило в сад, и обнаружил там милейшую картину: принаряженная Хайнрике чем-то угощала с ложки красавца Гильермо в мундире с эполетами. Они заняли маленький круглый столик, от остального сада отделённый пышным кустом, постелили на каменные сиденья толстую ткань и принесли с собой горячие напитки; посреди стола в окружении блюдечек с чем-то, чего издали разглядеть было нельзя, стояла раскрытая коробка с небольшим разрезанным тортиком, а на последнем свободном сидении покоился пышный голубой бант.
Задерживаться у окна надолго Киллиан не стал: он пока не решил, хотел ли посплетничать об увиденным с Юйшэ, но на случай, если всё же хотел, лучше было не оставлять генералу шансов заметить наблюдение. Нет, Киллиан придерживался своего плана и вернулся к себе, сказав слугам у двери, что ужинать он будет с Его Высочеством, а сейчас хотел бы, чтобы его не беспокоили и только набрали ванну. Уже совсем скоро он стянул с себя всю одежду и погрузился в горячую воду, не удержав невнятного, но очень довольного звука. Слуги уже давно поняли, что предлагать ему огромные ряды из баночек, средства из которых следовало наносить в строго определённом порядке и по определённым правилам – это дело бесполезное, так что у него здесь были три простых и понятных вещи: пахнущее морем мыло, изумительно пенящееся мыло для волос и самое обыкновенное масло, от которого кожа становилась очень приятной на ощупь. Сейчас, хорошенько намываясь, Киллиан оглядывал своё тело – светлое, крепкое, лишившееся немодной растительности, как Эдер и обещал, навсегда – и, хоть последнее и было всё ещё несколько странно, оно ему нравилось; он был доволен каждой выступающей мышцей, каждым изгибом и каждым движением, на которое это тело было способно, однако вставал вопрос: могло бы оно понравиться кому-либо ещё? Точнее, могло бы случиться так, что кто-то – совершенно определённые кто-то – мог бы отказаться от него только из-за того, как выглядело его тело? Киллиан глубоко вдохнул горячий воздух и попробовал перевернуть ситуацию. Он видел лишь силуэт Седьмого, верно? Значит, о том, что скрывалось под одеждой, оставалось только догадываться. Окажись, что Седьмой не так хорош без одежды, отказался бы Киллиан от идеи быть с ним?
Сначала стоило определить, что означало «не так хорош». Киллиан попытался себе представить такой страшный изъян, что оставаться рядом с его обладателем было бы выше его сил. Что ж, если учесть, что вторым кандидатом на оценку был некто с телом огромной змеи ниже пояса и с чешуёй на человеческой части – выдумать какой-нибудь предрассудок было сложно. Уж если не испугали когти и запредельная сила, то чем мог быть плох человек? Правда, всё ещё существовала вероятность, что после экзотического Юйшэ Седьмому с Киллианом будет скучно. Немного погоняв эту мысль в голове, Киллиан решил: скорее всего такого не случится, а если вдруг и случится, то зачем цепляться за кого-то, кого отпугнуло простое человеческое тело без особенных недостатков?
С этой мыслью он выбрался из каменной чаши и встал под фонтанчик в стене; стоило повернуть ручку, как из него полилась чистая вода, быстро смывшая пену. Киллиан как следует вытерся, накинул свежую рубашку и, добравшись до спальни, упал поверх покрывала на постель. Подремать он, наверное, уже бы не успел, но просто полежать было, несомненно, не хуже. Он прикрыл глаза и позволил мыслям течь свободно. Седьмой, навзничь лежащий на белом льду. Изгиб его спины. Бледная шея и такие же бледные лодыжки. Как прекрасно на них, должно быть, смотрятся когтистые чешуйчатые руки. Да, Юйшэ. Длинное золотое тело – оно везде, со всех сторон. Эти невероятные хищные глаза с узкими зрачками. Интересно, а он в том самом месте больше похож на человека или всё же на змею? А если на змею – то как это вообще?.. Каковы змеи там? Страшно, конечно, но очень хочется узнать. Киллиан провёл ладонью от собственного бедра вверх, задирая свободную рубашку едва ли не до самой груди. Раздвинул расслабленные ноги чуть шире, наслаждаясь пока ещё несильным, но уже приятно спутывающим мысли ощущением между ними. Когда ему было лет тринадцать, очень верующий и очень закрепощённый учитель собрал всех мальчиков, чтобы негромким, едва заметно подрагивавшим под напускной строгостью голосом сказать им, что это грех. Писание расходилось с ним во мнении на этот счёт; Писанию Киллиан доверял больше.
Ему нужно было знать точно. Он огладил широким движением живот, представляя себе бледную руку с длинными, розоватыми пальцами. Эта рука осторожно, дразняще провела этими самыми пальцами вверх, нырнула под ткань рубашки и сжала грудь. Наверное, Седьмой мог бы так гладить его, прильнув сзади? Киллиан после некоторых совершенно определённых событий замечал за собой, что непроизвольно старался ни к кому не поворачиваться спиной, либо, если всё же приходилось, например, отвернуться от того же почтенного Софоса к доске, то слух напрягался до предела, стремясь обнаружить несуществующую опасность как можно раньше. Рисуя в голове совершенно определённую картинку, Киллиан убеждал себя: этот человек не способен ничего сделать без разрешения. Нет ничего опасного в том, чтобы подпустить его со спины.
Другой рукой Киллиан провёл по телу вниз, словно ощупывая себя впервые. Несмотря ни на какие запреты, он делал так множество раз, но теперь, когда стыд, наконец, не скручивал его в тугой клубок вокруг собственной руки, а воображение дорисовывало золотые чешуйки и аккуратно подточенные когти, это ощущалось совсем иначе. Юйшэ бы его дразнил. Наверняка отпускал бы эти свои комментарии про покорного слугу и господина. Уже сама эта игра подразумевала: он бы не стал делать чего-то, что ему запретили бы делать. Наверное, Киллиан был готов ему позволить дотронуться чуть ниже, провести по мягкой коже на внутренней стороне бедра – должно быть, касание когтями было бы приятнее, но пока что приходилось довольствоваться лишь лёгкой щекоткой кончиками пальцев. Касаясь твёрдого члена, Киллиан думал: что бы видел и чувствовал Седьмой, держа его в объятиях и трогая его грудь, если бы это Юйшэ обхватил его ствол и принялся мучительно медленно двигать рукой туда-сюда, бесстыже спрашивая, по нраву ли Маленькому Высочеству его услуги?
Киллиан, конечно, много раз целовался до этого; девушки у него были, хоть в последнее перед отправлением в Эдельланд время разъезды личной жизни и мешали. Вот только почти всегда поцелуи выходили для него поначалу неуклюжими, а после – вымученными и монотонными; они с подружками уединялись где попало, влекомые сокрушительной силой собственной юности, но до дрожи боящиеся оказаться пойманными за постыдным действом, и в этой неловкой во всех смыслах возне поцелуи даже будучи самой целью встречи казались каким-то излишеством, попусту крадущим у них время и звуком своим мешающим расслышать приближающиеся шаги как можно раньше, но этого хотели девушки, так что он терпел, как почему-то обязан был терпеть каждый, кто желал получить хотя бы крохи такого тепла и дозволенной Звёздами близости. Но теперь, ублажая себя и думая при этом о Седьмом и Юйшэ, он как никогда нуждался в ощущении чужого горячего рта. Ему было необходимо касание губ – не особенно важно, чьё из этих двоих, лучше всего, конечно же, обоих по очереди. Ему хотелось горячего дыхания и – Звёзды милосердные! – даже того самого, доселе запретного, смущающего до дрожи звука. Закончил он ярко, прогнувшись непроизвольно в спине и напрягшись всем телом. Прежде чем открывать глаза и возвращаться в реальность, ему нужно было отдышаться.
Хорошая ванна и приятное удовлетворение не способствовали серьёзному или сосредоточенному настроению; мысли Киллиана витали где-то далеко, пока он вытирал с кожи собственные капли, пока недолго дремал, и пока собирался к ужину. Пожалуй, он мог бы предложить провести завтрашний вечер втроём. К настоящему соитию он, наверное, всё ещё готов не был, но опыт общения с Седьмым и Юйшэ подсказывал, что они и без этого нашли бы, чем заняться. В конце концов если до сих пор Киллиана в нерешительности никто не обвинял, то и теперь было не с чего. С такими размышлениями он и добрался до их любимой столовой чуть раньше, чем начали накрывать на стол.
Седьмой и Юйшэ уже были там. Они читали какое-то письмо. Всё благостное настроение Киллиана моментально испарилось, когда он увидел их напряжённые позы и обеспокоенные взгляды.
– Что-то случилось? – с упавшим сердцем спросил он.
Змей молча передал ему бумажку. Подпись в конце принадлежала Септиме.
– На конверте была пометка «срочно», – мрачно сказал Юйшэ.
Сделав глубокий вдох, Киллиан принялся читать.
Ваше Высочество Седьмой Принц,
обещая в случае неприятностей отправлять Вам письмо тем же кораблём, что и отчёт в столицу, я надеялась, что случая это обещание выполнить мне не представится. Увы, планы Звёзд оказались иными.
За несколько дней до того, как я пишу это письмо, существа Леерума стали действовать во много раз организованнее; мы и до этого сталкивались с полуразумными созданиями, способными выстроить хотя бы примитивную тактику, однако теперь их атаки резко увеличили эффективность. Прежде чем мы смогли перегруппироваться, мы понесли серьёзные потери. Буквально четыре часа назад нам удалось захватить создание, которое вело за собой небольшой отряд своих менее умных товарищей. Маги его допросили. Из того, что нам удалось понять, совершенно ясно, что у них появился кто-то, кто хорошо знает, как сражаться против имперских войск; взамен этот кто-то потребовал сопроводить его в некоем походе. Мы пытались выяснить больше, но существо могло сказать только «не здесь». Выводы, пожалуй, слишком очевидны, чтобы их расписывать.
Копию подробного отчёта прилагаю к письму.
Да защитят прекрасный Нахтигаль Звёзды,
Септима.
Листок выпал из онемевших пальцев и драматично спланировал на пол в наступившей тишине. Только спустя несколько секунд Киллиан вспомнил, что ему нужно было дышать.
– Маленькое Высочество, – обеспокоенно позвал Седьмой.
Он поднялся и в два огромных шага оказался рядом.
– Он идёт за мной, да? – спокойствие голоса испугало даже самого Киллиана.
– Мы этого точно не знаем, – проговорил принц, глядя на него в упор.
Золотые кольца Юйшэ пришли в движение; змей тоже подбирался ближе.
– Не надо. Ты же не станешь мне лгать, Ваше Высочество?
– Это не ложь, – покачал головой Седьмой. – Хоть то, о чём ты подумал и весьма вероятно, всё же мы не уверены…
– Мы уверены.
– Я нигде не слышал, чтобы на Нахтигаль готовили нападение, – проговорил Юйшэ. – Нам действительно стоит усилить охрану у святилища, и всё же…
– Охраны будет мало, когда он явится с армией.
– Верно, – кивнул Седьмой. – Все значимые города Эдельланда с завтрашнего дня начнут подготовку к боям. Он может захотеть пойти на столицу или разрушить Мармор, поэтому мы не можем просить подкрепления заранее; однако я уже написал Первой сестре. Я уверен: она поможет, если наши опасения оправдаются.
– Будут потери, – всё также спокойно проговорил Киллиан. – Люди умрут из-за меня.
– Люди умрут из-за того, что один недоумок как маленький ребёнок обиделся на ерунду и решил начать убивать, – зло пробормотал Юйшэ.
– Верно, – подтвердил Седьмой. – Что бы ни сделал ты, окончательное решение убивать принимаешь не ты.
– Ничего бы не произошло, если бы он сразу получил меня.
– Ничего бы не произошло, если бы в Эрии не случилась война. Если бы ты не поехал с делегацией. Если бы Его Величество до сих пор не носился со своей старой обидой и не решил унизить твою страну, забрав тебя. Если бы Десятый брат смог защитить свою семью. Если бы он оказался достаточно умён, чтобы понять, что весь мир не виноват в его бедах. Если бы он умел достойно проигрывать.
Киллиан ощутил влагу не щеке; Юйшэ мягко стёр единственную капельку пальцем, а Седьмой осторожно взял за плечи.
– В конце концов – если бы я не решил, что хочу видеть тебя живым и здоровым в моём доме, – закончил он. – Тогда бы всего этого не случилось. Всё это время решал кто угодно, но только не ты.
– Чем больше виноватых ты ищешь, тем меньше кажется доля вины того, кто виновен на самом деле, Маленькое Высочество, – тихо добавил Юйшэ. – Давай не будем доставлять ему такого удовольствия. Если он сюда сунется – мы его изловим и отдадим под суд. Если, конечно, выживет. И видят Звёзды – Гранитный Столп воздаст ему по заслугам.
С ответом Киллиан не нашёлся. Его сил хватило только на то, чтобы сделать шажок вперёд и повиснуть на плече Седьмого.