XXI Глава “Пленник без оков”

Когда безумный гулкий смех затихает и растворяется среди снегов истлевшим эхом, Драго склоняет голову вбок и широко улыбается, показывая зубы. Они желтеют опасной россыпью клыков, но Иккинг быстро смаргивает наваждение. В порывах шторма, доносящегося с моря, и среди клеток и охотников они смотрят друг на друга, но Драго улыбается победоносно, а Иккинг скалится горечью. Он истерзанный и усталый, с почти безумным взглядом, за которым читается и страх, и отчаяние, но всё равно показывает свои клыки в последний раз. Он знает, что его привезли на казнь, видит за спиной своего врага могучий клыкастый замок, который и станет его погибелью: раскроет чернеющую пасть и проглотит его, а потом двинется на Олух, полный воодушевления от драконьей крови. Его не спасли. Они не успели. А он был недостаточно умен, чтобы обойти Гриммеля. Снег ложится на лицо крупными хлопьями, но Иккинг не чувствует холода, только в глазах начинают щекотать слёзы.

— Так вот ты какой. — довольный оскал напротив медленно перетекает в злобу и кривится шрамами, но взгляд Драго становится зачарованным. — Великий Драконий король, не так ли? Мои люди не врали. Всадник, способный обратиться драконом.

Острие его копья опускается под подбородок Иккинга и заставляет его приподнять лицо. Слёзы держатся из оставшегося упрямства, но их блеск растягивает ухмылку врага ещё сильнее.

— Сколько моих кораблей ты потопил…Сколько драконов украл, сколько людей пожрал… — чужая ненависть обжигает кожу, а острие начинает давить на кожу, выпуская тягучие капли крови.

Сегодня его убьют. Внутри всё потухает, и Иккинг со страхом находит себя бессильным и слабым, разглядываемый чужими жадными и бездонными глазами. Почти сдавшимся. От пощелкивания смертохватов за спиной желудок холодит и скручивает, а потом он слышит хруст шагов и раздраженный выдох.

— Очень милая встреча для вас обоих, — Гриммелю, кажется, надоело смотреть на их тяжёлые переглядывания, — Я бы часами на это смотрел, но, думаю, нужно подготовить место казни. Ты ведь не против, если я отрублю ему голову завтра с утра самолично?

Иккинг замечает, как странно усмехается Драго и прикрывает глаза, оторвав их от его лица.

— Нет.

Все замирают: и драконы, и Гриммель, и сам Иккинг, как парализованные на пару очень долгих и тягучих мгновений. Они тянутся сквозь пальцы вместе с холодом, пока Иккинг глотает собственное дыхание. Сердце робко поджимается. Он снова смотрит на мрачное лицо своего врага в попытке понять его слова.

— Извиняюсь? — Гриммель звучит негромко, но напряженно, и Иккинг не хочет видеть ни его взгляда, ни лица.

— Ты не получишь его голову. — Драго произносит это с тяжелым и серьезным видом и все вокруг понимают, что он не шутит.

Внутри рождается и надежда, и страх. Зачем он Драго? Что с ним сделают? Он сам его убьет или будет пытать перед смертью? Использует как приманку для его людей?

— У нас был уговор.

Смертохваты начинают шипеть, стрекотать и щёлкать клешнями, а люди вздрагивают и готовят оружие.

— Уговор поменялся.

Прежде чем Иккинг успеет подумать, железный крюк подхватывает его за локоть и оттягивает вперёд, за спину Драго, а затем отталкивает за бедро ещё дальше и там его уже берут за руки охотники в медвежьих шкурах и отводят в сторону. Только тогда Иккинг может понять, почему: Гриммель стоит с рукой на ножнах, готовый обнажить меч и очень зло смотрит в глаза Блудвиста. От них обоих исходит настолько густая и удушающая аура ненависти, что Иккинг давится ей, как своей и заливается кашлем, но его придерживают за плечи.

— Я убил всех ночных фурий. Я достал вожака из сердца стаи и я привел его сюда. Его жизнь принадлежит мне. — голос Гриммеля пышет нарастающей яростью и становится всё громче.

Руки крепче стискивают меч, и Гриммель сдерживается, чтобы не достать его. Его ненависть страшна, и Иккинг на подрагивающих ногах делает шаг назад и вжимается в своих же охранников. Кажется, они тоже напуганы, но хранят молчание. Только Драго начинает улыбаться и недобро посмеиваться, разбивая волны чужой ненависти об себя, как чёрный ледокол. Он не вздрагивает и не приклоняется, и без страха смотрит в чужие глаза.

— Его жизнь моя, а не твоя, — Драго тихо смеётся, а когда успокаивается, то снимает улыбку с лица, — Или мне приказать убить тебя? Думаешь, мой голос дрогнет? Ты на моих землях и среди моих людей и кораблей, Гриммель, не забывай об этом. Ты принёс его, но где же тот флот, что я отдал тебе?

— Флот? — Гриммель возмущенно усмехается, — Те жалкие остатки, что ты называешь кораблями...?

“...Уже покоятся на дне.” — Договаривает за него Иккинг, теперь понимая, что его всадники шли за ними по пятам и топили корабли.

— Хм. — Драго хмыкает, скривив губы, а потом прищуривает глаза и колет словами, — Видимо, донести одного дракона с десятью кораблями оказалось не такой лёгкой для тебя задачей.

Все затихают, воздух начинает дрожать и звенеть в ушах, и Иккинг готовится к тому, что они вцепятся друг к другу в глотки. Но этого не происходит. Они просто застывают так, объятые облаком ненависти друг к другу, но у Драго ненависть высокомерная, а у Гриммеля — оскорбленная.

Иккинг слышит хлопанье тяжелых и больших крыльев за своей спиной, и на одну из клеток садится пеплохвост. Гриммель медленно отрывает глаза от Драго и смотрит на дракона, который устраивается на прутьях, как живой четырехкрылый огонь рубинового цвета, а на его спине виднеется всадник в маске. К нему подсаживается ещё один и ещё, а потом целый десяток, стягиваясь вокруг них, как живое разноцветное кольцо с крыльями. Гриммель медленно обводит прилетевших взглядом, и его ненависть начинает играть другими красками. Драконоубийца выпрямляется, тихо выдыхает через нос.

— Хорошо. — Гриммель отпускает рукоятку меча с фальшивым спокойствием и дарит Драго лживую и короткую улыбку. — Приятных тебе завоеваний.

Обещающий жестокую расправу взгляд для Иккинга и Драго становится его прощанием, и Гриммель чеканным высокомерным шагом возвращается к своим драконам, седлает одного и взлетает. Когда он отлетает дальше, на него направляются стрелы, но Драго отзывает их. Та ненависть, выжигающая лёгкие Иккинга холодом, уходит вместе с уменьшающимися силуэтами драконов, но это не приносит облегчения. Такие люди, как Гриммель, не привыкли прощать ни унижение, ни отнятую добычу. Он обязательно вернётся за ним. Когда драконьи силуэты растворяются, а собственное дыхание на губах звучит громче, Драго разворачивается к нему всем телом. Внутрь снова возвращается холод.

— Осмотрите его, а потом отведите ко мне.

Его внимательный взгляд липко обводит Иккинга с ног до головы, прежде чем тот вздрогнет и его уведут за руки вперёд. Кажется, он ещё будет жить, но будет ли его участь лучше смерти?

* * *

Пленника уводят, а Драго возвращается в свои покои, где на широком столе желтеют карты, а в стене горит камин. Он одаривает Крогана и Йоханна равнодушными взглядами, прежде чем они начнут говорить, а те склоняют головы.

— Налетчики доносят, что на наших границах видны всадники. Всего пятьдесят драконов в небе.

Кроган говорит первым, не поднимая на него глаз, а Драго отворачивается и хмыкает. Видимо, это те самые драконы, которые преследовали Гриммеля и потопили все его корабли. Десять кораблей со стрелометами, ловушками и арбалетами не справилось с полсотней драконов? Если бы Гриммель принес ему обычную ночную фурию взамен тому флоту и времени, которое они потеряли, то лишился бы головы.

— Лети и убей их, нескольких возьми в плен, если получится.

Они так преданы своему вождю, так пускай погибнут за него.

— Будет исполнено, мой Повелитель.

Драго может представить, как тот склоняет голову, но не оборачивается. Раздаются шаги и хлопок двери, а затем молчание. Йоханн не торопится спрашивать, только стоит в ожидании, сложив руки замком перед собой.

— Для тебя у меня другое задание. — Драго также не смотрит на него, а только равнодушно крутит в руках фигурку корабля. — Оно сложнее. Возьми своих людей, свой флот, выследи и убей Гриммеля. Драконов можешь не щадить, разве что одного, если получится.

Глаза, в которые Драго смотрит, когда оборачивается, такие же стальные и равнодушные, но Йоханн послушно кланяется ему. С мрачной улыбкой он обещает:

— Я принесу вам его голову и шкуры его драконов в подарок, мой конунг.

— Не принесешь его головы, так отдашь свою.

Драго усмехается на то, как тот сглатывает, отдает поклон и уходит. Тени заполняют углы, и он бросает ещё дров, чтобы огонь вспыхнул ярче. Через час к нему должны привести пленника, и он садится за стол, раскладывая перед собой письма и карты в ожидании.

* * *

Когда Хэддок отвечает, Драго хочется казнить всех его незадачливых разведчиков и налётчиков. Тысяча драконов! Целая тысяча! Не несколько сотен, не три сотни, ни даже половина тысячи, как он думал раньше! И ещё два смутьяна, одна из которых самка, способная дать детенышей. Самка, которая должна была быть под водами его Трезубца, теперь досталась Олуху! Драго становится плохо от одной мысли, что он мог разозлить всю эту армию несколько часов назад и направить на свою крепость. Он и так позорно потерял такое большое количество земель за такое короткое время, и всадникам даже не нужно было выводить все войска против него, чтобы отобрать и людей, и корабли. Что было бы, если бы он казнил их вождя?

Он приходит в себя как раз тогда, когда замечает странный взгляд пленника на себе. Тот стоит на коленях, переодетый в чистые меха, и смотрит на него подозрительным и бледным взглядом. Драго не нравится, как показывается его собственное беспокойство и как внимательно его рассматривает драконий всадник…Нет…Сама ночная фурия. Сидевший перед ним не был человеком. Это дракон, спрятавшийся под человеческим обличьем.

— Это все твои войска, Хэддок? — он возвращает своему голосу твёрдость, но пленник, кажется, уже увидел все его эмоции.

— Да. Мои все.

— А твоей матери?

— Её драконы также входят в тысячную армию.

Ну, хоть это было хорошей новостью. Драго не уверен, что не закатил бы глаза, если бы оказалось, что и у матери этого ублюдка найдется тысяча её собственных тварей. Он вздыхает, трёт своё лицо и отворачивается от ночной фурии. В комнату уже проникают тени в преддверии ночи и в темноте единственным ярким пятном становится камин, перед которым Драго садится и снимает свой протез. Огонь танцует и греет взгляд, но потом начинает обжигать, и Драго приходится отвернуться. Немного погодя он всё-таки задумчиво спрашивает:

— Как тебе это удаётся? 

После долгого и тёмного затишья в глухой комнате его голос ненадолго раскалывает её. Но потом тишина опять возвращается. Пленник молчит, и Драго бросает на него взгляд. Тот сглатывает и странно смотрит в угол, словно бы разглядывает там что-то. Драго тоже смотрит туда, но там пусто.

— Удаётся что? — Иккинг отворачивается от теней и смотрит на огонь.

— Превращаться в дракона. Контролировать стаю. Управлять смутьянами. Как ты это делаешь? Это…Магия?

Эти вопросы искренние, точно так же, как и отголоски страха, пробежавшие под рёбрами, когда Драго заглядывает в глаза напротив. Этот мальчишка…Его хрупкая и острая фигура — сосуд для чего-то тайного и древнего, неизвестного для всего человеческого рода. Великая сила, хранившаяся под его бледной кожей, манила и пугала, но на что она способна? Есть ли у неё пределы? Можно ли забрать её у него…? И сколько ещё таких существ ходит по миру? Где они рождаются? Откуда они приходят? Из того же мира, что и сами драконы и если он есть, то где?

— Магия лишь в том, что я могу превратиться в ночную фурию. — в отблеске огня его зрачки кажутся уже, чем у людей, но пленник моргает, а наваждение Драго исчезает, — Я не могу контролировать драконов. Они идут за мной, потому что сами хотят.

— Глупость. — Драго отворачивается от него и размышляет, не кончился ли яд в венах пленника, — Драконы не могут выбирать и любить людей, люди для них враги. Их можно подчинить только силой.

— Я приручил без этого.

— Ты не человек.

Пленник притихает, и Драго усмехается от того, что тот мог обидеться на это. Когда он снова поворачивается к Иккингу, тот по-прежнему стоит на коленях и пытается потереть связанные руки.

— Зачем это всё? — подозрительность в чужом зелёном взгляде не унимается. — Ванна, нормальная одежда, еда? Зачем вам тратиться на меня, если хотите убить?

— Я уже говорил, что не хочу.

— Но ведь раньше хотели. Почему сейчас план изменился? Думаете, использовать меня как щит от гнева моей матери и моего избранного?

Улыбка расползается сама собой и в груди почти что зарождается смех. Умный парень. Неудивительно, что он доставлял ему так много проблем на войне. Но замысел у Драго другой. Иккинг станет для него и ключом, и щитом, и мечом к Олуху. Он поднимается из кресла и подходит к пленнику, нависнув над ним, как высокая тень. Иккинг, наследник трона Олуха и сын великого Стоика Обширного, Драконий король и Всадник ночной фурии, выглядит перед ним абсолютно жалко и если бы у него было сердце, то оно бы пело.

— Ты дашь мне Олух и все свои земли и власть, но не кровью и огнём.

Драго смотрит, как меняется чужое лицо, как Иккинг непонимающе хмурится, но потом в его глазах начинает проявляться осознание. Оно робкое и тихое. Он или не уверен, или боится догадок. Из его подрагивающих губ не выходит слов, только дыхание, так, словно бы он хочет что-то спросить, но не может набраться смелости. Трус. И как он ведет за собой драконов?

— Ты выйдешь за меня замуж.

Ужас на лице Иккинга проступает бледными острыми углами, и Драго улыбается краем рта.

— И потом мы двинемся на Олух и все твои драконы станут моими, точно так же как люди и земли. По праву, которое не смогут оспорить ни твои родители, ни твой избранный.

Удовлетворенный глубокий смех расцветает на скалящихся губах Драго и он наклоняет голову набок. Страх на лице его врага и будущего мужа оказывается слаще, чем власть над людьми и драконами.

— Но…У меня есть предначертанный…

Иккинг лепечет так, словно бы это может остановить его, и Драго улыбается ещё шире и проникается ещё более густой и ядовитой злобой.

Ему придётся умереть.

Содержание