Сорок лет назад
Он не мог спать, все думал, что будет завтра.
Ему исполнится четырнадцать. Настанет день, когда его отделят от родителей, и он начнет новую жизнь среди таких же детей Сьюма. Последние пять лет своего обучения они ни на минуту не отлучались из школы, вернее, из своей учебной группы. Он будет жить в комнате с десятком таких же мальчишек, каждая минута их жизни будет расписана: тренировки, уроки, идеологическое воспитание. Затем − средний отряд, работа, патрулирование улиц, военная подготовка. Ну а потом самые способные из них смогут попасть и в верхний − в число самых почетных граждан Сьюма. Честь и слава…
Мальчик отшвырнул от себя помятый проспект, содержание которого каждый родившийся в Сьюме знал наизусть. В отличие от своих сверстников, он не испытывал ни малейшей радости от предстоящего «важнейшего этапа в жизни». Напротив — он был в отчаянии. Ведь в учебном центре он ни на минуту не будет предоставлен сам себе. Его живо раскроют. Неудивительно, если они еще в первую неделю поймут, кто он такой.
Теперь в руках его оказалась папка с рисунками. Нескольких листов не хватало − их взяла мать, снова таскала их в Центр в надежде, что там ответят, что не так с этим ребенком, выросшим под крышей их дома, уж не из этих ли он. Он знал, что она и сейчас втихаря наблюдает за ним, скрывается в полутемном коридоре. Наверняка радуется, что недолго осталось терпеть: его заберут, сделают нормальным, он вступит в средний отряд, может быть, потом даже и в верхний, ведь ей же говорили, что умственные способности у него выше среднего.
«И не странник, нет, ведь тест проводили дважды, они не могли ошибиться…» — уловил он ее сбивчивые мысли.
Рисунки и правда были пугающими, вовсе не похожими на стандартное детское творчество. Во-первых, они были фотографически точными. Как мальчик мог научиться делать такие изображения, никто не знал. Детям до присоединения к группам еще разрешалось такое невинное развлечение, как рисование, но это вовсе не поощрялось, им постоянно твердили, что в отряде у них уже не будет времени на глупости.
А во-вторых, на его рисунках было нечто совершенно немыслимое. Сомы-патриархи, те самые гиганты из реки Орвин. Еще и с человечьими ногами. Все было изображено тщательно, до мельчайших подробностей, и заштриховано − пустые рыбьи глаза, бесформенные раззявленные пасти со свисающими усами. На ногах, правда, были скорее когти, чем ногти.
Никто не знал, что он стал рисовать этих рыб пару лет назад, вдохновившись статьей из газеты: в желудке такого сома обнаружили кисть человеческой руки. Газета валялась в приемной Сьюм-центра, его тогда только-только выпустили оттуда. Целый день ему светили в глаза, подсоединяли к голове провода, заставляли глотать тошнотворные растворы. Врачи были сильно озадачены — по всем признакам этот парень должен был оказаться странником, однако каждый тест давал отрицательный результат. Подобного еще никогда не случалось.
Ему стоило огромных трудов обмануть проверки. Чувствовал, что вот-вот умрет от истощения − пришлось затратить столько энергии. И тогда, пластом валяясь на больничной кушетке, ожидая, пока его заберут, он вдруг увидел эту газетную статью. Ему вдруг представилось, как сомы-патриархи пожирают всех врачей, санитаров, всех его мучителей. Как они барахтаются в воде, корчась в агонии, а чудища неумолимо затягивают их на дно. Мысль была очень приятной. И он мог бы устроить это − если бы река была ближе и эти хмыри в белых халатах решили там искупаться.
У него получалось каким-то образом управлять природой. Это открылось еще в четырехлетнем возрасте, когда он столкнулся на площадке с одним ровесником.
Память не сохранила данных, из-за чего конкретно они не поладили, но тот мальчик толкнул его на землю, и он свалился неудачно, пропахав землю носом. Почувствовал, в довершение всего, укус в районе локтя. Мелкие красные муравьи, из тех, что шныряют повсюду. Большая часть их муравейников скрыта под землей. Иногда присядешь где-нибудь и сразу не заметишь, что оказался на их территории. Но очень скоро они дадут о себе знать. Вроде такие крохи, но каждый укус будет еще долго болеть и чесаться.
Тогда, лежа на земле, он словно увидел перед собой своего обидчика. Сотни муравьев ползали по его рукам, ногам, по лицу. Крошечные блестящие точки покрыли все его тело, и он кричал, кричал, отчаянно пытался стряхнуть их с себя.
У него всегда были похожие фантазии в отношении тех, кто вставал у него на пути. Но никогда еще они не были столь явными.
Он не сильно удивился, когда на самом деле услышал крик.
Нет, его врагу досталось не так сильно, как ему хотелось − в своем воображении он видел, как тот, обессилев, падает, а муравьев так много, что они покрыли все его тело и точат его, как большого жука. Он представлял себе это с пугающей ясностью, он хотел этой мучительной гибели для того мальчишки. Для четырехлетнего ребенка такие мысли были ненормальны, но даже тогда он понимал, что он − другой.
Нет, его неприятель всего лишь носился, как ненормальный, орал, отчаянно пытался стряхнуть с себя насекомых и в итоге, свалившись в лужу, избавился от них.
Но он знал, что однажды сможет навредить куда сильнее.
Мощь росла в нем, с каждым днем он чувствовал, как пульсирующая внутри энергия наполняет тело. Вскоре ему открылось: странник, вот кто он такой. И не просто странник, а странник-эуктор. Обычные странники могли просто перемещаться в параллельные миры, у них были еще какие-то другие незначительные способности. Но не это беспокоило Сьюм, а скорее то, что все они отличались определенным складом ума, образом мышления, да всей своей сущностью. Они были неправильными. Их нужно было исправить или уничтожить.
Но слово «эуктор» произносилось со страхом. Такие странники встречались редко, но каждый случай запоминался надолго. Никто не мог предположить, на что они были способны. Взять хотя бы ту историю двухлетней давности − девчонка одиннадцати лет, когда за ней пришли, убила двоих сьюмменсов и покалечила третьего. Просто рассмеявшись и коснувшись их руками. Два трупа, и на груди у каждого − огромная выжженная рана, почти сквозная. Им еще повезло, что девчонка была совсем маленькая, не умела грамотно распределять свою силу и очень быстро выдохлась. А вот когда им попался уже взрослый эуктор из другого мира, он положил целый отряд.
Он стал собирать информацию о себе подобных. Ее было катастрофически мало, но он усвоил одно: такие силы, как у него, уникальны. Никто больше не мог подчинять себе природу, стихии. Тот случай с муравьями был лишь первой пробой. Он мог сделать так, чтобы вода в кране, где кто-либо мыл руки, превратилась в кипяток. Чтобы пламя от спички вдруг разрослось, лизнуло своим желтым языком чью-нибудь одежду или волосы. Раньше он постоянно так развлекался, но теперь поумнел. Нельзя тратить энергию на пустяки. Ее надо копить, беречь каждую крупицу силы для чего-то действительно стоящего.
Например, чтобы сомы-патриархи выплыли из своих нор, где они спят днем, и набросились на людей. Он уже понимал, что враги его − не только сотрудники Центра, нет, каждый человек в Сьюме против него. Он − неправильный. Даже его собственные родители ждут не дождутся, когда его заберут и исправят. А когда откроется, что он еще и эуктор, абсолютно все захотят его смерти. Нужно напасть первому.
Второе название эукторов − создатели миров. До чего узкая и неполная трактовка!
«Мне не нужно создавать мир», − подумал он тогда. − «Я изменю этот так, как мне захочется, и уничтожу тех, кто помешает мне».
А еще он видел сны про океан. Про то, как прыгает со скалы прямо в волны или просто лежит на поверхности воды, раскинув руки и ноги, а затем медленно и плавно опускается на дно. Эти сны вовсе не казались ему пугающими. Наоборот, каждый раз было ощущение какой-то абсолютной правильности происходящего.
Однажды он снова погружался в воду, испытывая небывалое единение со стихией: он не просто погружался в нее, он становился ей. В голове его вдруг зазвучал голос, нараспев произносящий какие-то слова. Язык был ему незнаком, но он догадался слушать не ушами, а сознанием, и ему тут же открылись слова:
Его тело обратилось в волны,
Там, на глубине, его волосы заколосились
Пурпурными водорослями,
Сначала был один голос, но затем к нему присоединились другие, они повторяли эти слова, подобно какому-то древнему заклинанию:
Но его сердце билось.
Океан дарует жизнь,
А он стал его душой,
Там, на глубине, его волосы заколосились
Пурпурными водорослями…
Он все опускался на дно, убаюканный этой песней, но внезапно проснулся и испытал страшную досаду.
Почему?
Странники видят вещие сны. Порой это события, что происходили или происходят где-то. В одном из множества миров. Что хотели сказать ему эти голоса своей песней?
Почему он чувствовал такое умиротворение, погружаясь в океан? Он никогда не тяготел к самоубийству, даже мыслей подобных у него не было. Ему просто хотелось, чтобы его оставили в покое. И был готов уничтожить целый мир ради этого. И потом бы жил в свое удовольствие, взращивая свои силы. Может быть, однажды вновь вернул бы этот мир к жизни, но сделал бы все по-своему.
А океан регулярно приходил к нему во сне. Голоса звали его спуститься к воде.
Мы все вышли из вод океана,
Нам пора вернуться,
Океан дарует жизнь…
***
Сейчас
Кэй долго думал, подбирал слова и в итоге без всяких предисловий заявил:
— Короче, раз в несколько столетий рождается эуктор с огромной силой. Вот прям с такой, чтобы горы сворачивать и молниями швыряться…
У Братишки, сидевшего напротив него и тоскливо подпиравшего щеку кулаком, − вчерашняя попойка сказывалась — расширились глаза.
— Это… я?
— Он способен управлять стихиями, в том числе и…
— Океаном, да? Это я, правда? — с него даже слетела вся сонливость.
— Можно сказать, он равен богам — если бы они существовали, — продолжил Кэйанг. — Невероятно умен с самых юных лет… Нет, Братишка, это не ты, ты вчера носился по лесу, поджигая деревья, а потом притащил сюда эту ящерицу! Уж не знаю, зачем, но уж точно не от большого ума!
Братишка сник.
— Большой ум − нестандартные решения… — робко возразил он.
Кэй закатил глаза.
— Это не ты. Что, поверь мне, к лучшему. Потому что нам нужно уничтожить этого эуктора.
***
Сорок лет назад
В бессонную ночь перед его четырнадцатым днем рождения, когда ему, наконец, удалось ненадолго задремать, мальчику снова явился океан. Явились голоса, шепчущие свою песнь — их язык был так похож на плеск волн о скалы, но проснулся раньше обычного, будто выдернутый чьей-то рукой из успокаивающей синевы морских вод.
И тут же, как только он вернулся в реальность, на него обрушилось понимание − нельзя больше ждать, нельзя позволить забрать себя к другим детям Сьюма. Надо действовать уже сейчас! Но ведь у него еще недостаточно сил… Ну почему он не избрал метод попроще?
Тут же пришло и решение: силы можно взять у океана.
Как и любой эуктор, осознавший свою природу, он знал, что ему делать, неизвестно откуда, но знал.
Откинулся обратно на кровать, лег, раскинув руки. Закрыл глаза. Он лежал на песчаном берегу, и подступающие волны гладили его. Прилив сил был точно электрический разряд. Руки и ноги покалывало, а затем тело дернулось несколько раз − такое бывает, когда растешь во сне.
Примерно через пару часов рассветет, надо спешить. Хватит ли у него сил теперь? Определенно! Мальчик впервые в своей жизни ликующе улыбнулся.
Океан дарует жизнь, океан дарует силу.
Теперь он сможет сотворить и не такое.
Где-то за много миль отсюда один старый саат-хо зашел в воду, чтобы проверить сети. Нет, он вовсе не собирался убивать этого мужика, так уж получилось.
И всю его семью тоже. Они могли еще спастись, убежать, но вид сомов, ступающих по земле, парализовал их, прибил к месту.
Черные рыбьи пасти распахнулись, готовые проглотить.
Мальчик видел все происходящее с такой ясностью, будто находился там же, на болотах Саат-хо, а вовсе не в своей кровати.
Он видел, как несколько десятков рыб вышли из вод Орвина.
Его создания. Порождения его разума. Но… Почему на их головах короны?
Вспомнил. Первое впечатление. Услышал он, будучи совсем крохой: «сом-патриарх», и, черт знает почему, ему представилась рыба в короне. Патриарх, король, ассоциативный ряд не всегда может быть логичен.
Все знали, что сомов-патриархов нельзя есть. Их мясо сочится ядом. Даже если дохлую рыбу вынесло на берег, не стоит подходить к ней − выблюешь все внутренности.
В том поселении Саат-хо никто не спасся.
А он увлекся. Будто натуралист, наблюдающий за редким животным, он зачарованно смотрел, как его создания поедают ослабевших от их яда людей.
Когда часы в комнате родителей пробили шесть.
ШЕСТЬ.
За ним скоро придут, сьюмменсы любили являться сразу после рассвета. Кажется, он даже слышал, как рядом с домом остановилась машина.
А он даже не успел добраться до персонала Центра!
Он в панике снова вернулся к океану, жадно впитывая его силу, всасывая ее в себя.
Да, он тогда перепугался не на шутку и все сделал грубо. Заторопился. Не знал, что новый источник энергии настолько увеличит его мощь. Хочешь чуть подвинуть стол, а вместо этого отправляешь его прямиком на луну. Вот примерно то же было и с ним.
Он всего лишь хотел, чтобы его сомы оказались у Центра. Для начала. И, может быть, на улице − совсем немного, только для того, чтобы избавиться от тех, кто придет за ним.
Голова его взорвалась тысячами образов. Его создания теперь были повсюду, по всему городу, а он никак не мог остановиться.
Шаги, уже в квартире! В коридоре!
Отец, кажется, окликнул его.
Дверь распахнулась.
— Что за… — он настолько забылся, что даже не успел спрятаться. Его ладони горели зеленым, вокруг вспыхивали бесчисленные светящиеся точки — сгустки энергии. Конечно же, вошедшим мгновенно стало все ясно.
— Эуктор! — сьюмменс оттолкнул отца назад в коридор и выхватил пистолет.
Можно даже не пытаться договориться по-хорошему, непременно выстрелит. При встрече с такими, как он, нужно сразу бить на поражение — это первое правило в уставе сьюмменсов. Игры кончились. Убивай, или умрешь сам.
Сгусток энергии пробил в груди мужчины сквозную дыру. В комнате тут же запахло паленым мясом. Мальчик отскочил в сторону, на его ладони уже светился следующий смертоносный шар.
Сьюмменсов было двое, и второй осторожничал, не решался пройти в комнату. Плохо, что окно в комнате такое маленькое − он бы просто сбежал через него. Тебе же хуже, воин Сьюма…
Сьюмменс принялся палить без разбора, череда выстрелов оставила дырки в стенах, в мебели. Ничего не видно. Видимо, парень думает загнать его в угол. Ну что же, надо ему подыграть. «Ты меня ранил, почти убил», — он вскрикнул, будто от боли.
Парень повелся. Зашел в комнату, перешагнув через труп коллеги. Но оружие не опустил, осторожный.
Взгляд его обежал все помещение, и слишком поздно дошло, что смотреть-то надо было вверх.
Левитация была для него в новинку. Но как ни странно, она далась ему легко. И, как оказалось, если не рассчитать энергетический удар, им можно снести голову.
Так он узнал, что ему нравится не рассчитывать силу удара.
Оставались только родители. И он бы, честное слово, просто вышел из этого дома, оставив их стоять у стены и трястись от страха. Это они отдали его в центр на обследования, и он ненавидел их за это. Но он не собирался их убивать. Вовсе нет.
К тому же ему надо было экономить силы.
Отец, бледный как снег, осел на пол, но мать… Ее тоже трясло, и она потерянно таращилась на него… Но он заметил, что она смотрела на его ладони. Увидела, что они не светятся, следовательно, у нее было несколько секунд.
Ей бы рухнуть на пол рядом с отцом, но нет, она, поняв, что он временно безоружен, метнулась в комнату, к пистолету, выпавшему из мертвой руки первого сьюмменса.
Она не знала, что следующий сгусток он мог изготовить мгновенно.
Она была сама виновата. А отец просто совершил глупость: кинулся на него с голыми руками. Зря они так.
В квартире еще сильней запахло горелым мясом.
«Я — первый четырнадцатилетний, который не присоединится в день именин к детям Сьюма», − подумал он. — «Куда же мне тогда отправиться?»
***
Сейчас
— И он отправился к океану? Ведь тогда он еще не исчез, да? — догадался Братишка.
— Пять с плюсом за догадливость! — Кэй залпом осушил кружку.
— Скажи, а вот… Если бы я оказался тем мальчиком, ты бы смог убить меня? — неожиданно спросил его ученик.
Кэйанг тяжело вздохнул.
— И вот это тебя больше всего сейчас волнует? «Что было бы?» Почему люди так любят задавать этот вопрос? «А если бы от этого зависела судьба человечества, ты бы смог принести в жертву свою обожаемую ящерку? А друга? А близкого родственника?» Почему бы не принять ситуацию такой, какая она есть, и не пытаться предполагать, а что было бы? Ты бы хотел обладать такой силой? Тебе мало того, чем ты и так владеешь?
Повисла долгая пауза, во время которой раздражение Кэя исчезло так же быстро, как появилось.
— Арти... Братишка. Слушай сюда. Даже если бы ты оказался тем эуктором, ты бы не стал стирать с лица земли целые города и страны, пусть даже тебе сильно досадили. Ты бы скорее заселил все подряд бешеными рептилиями, ты бы сделал так, чтобы вместо дождя на землю проливалось пиво, и проводникам пришлось бы вмешаться, но я бы не позволил причинить тебе вред. Тебе и вам всем. Вы двинутые на всю голову, но по-хорошему, вы всего лишь безобидные раздолбаи. Я − такой же. Точнее… хотел бы быть таким, но мне просто не дают этого делать, не дают спокойно жить. А ты — не сбрендивший психопат, как тот парень.
— Но, — возразил Братишка. — Он защищался. Они ведь хотели его убить. Да и тот мир, если там все такие, то, может быть, его и надо было уничтожить?
— Он спасся. Он мог бы запросто перейти в любой другой мир первого или второго уровня, выбрать один из тех, где странников много, где его бы приняли. Но он выбрал другой путь.
— А Океан? Разве он не призывал его?
— Конечно! Стихии манят к себе. Если долго смотреть на огонь, невольно захочется протянуть к нему руку. Если наблюдать за тем, как волны бьются о скалы, то начинает казаться, что они шепчут твое имя. Странники особенно восприимчивы к этой романтической ерунде. Вот слышал о таких экзальтированных поэтах-суицидниках? Могу поклясться, они все были странниками, скорее всего, даже эукторами, только слабенькими. Такие чаще всего чувствуют себя неудобно, неправильно в своем теле, в обществе, и больше всего склонны отключить голову и нырнуть со скалы в море, лишь бы не выносить тяжести бытия…
Братишка надолго задумался. Заглянул в свою пустую уже кружку.
— Стихия — она не злая и не добрая, — продолжил Кэйанг. — Она просто подчиняется своим законам. Океан порой штормит, но, поглотив парочку кораблей, он успокаивается. Волны нашептывают всем свою песню, но один просто погрустит и помечтает, глядя на них, а другой побежит кормить акул.
— Один раз мне тоже снился такой сон, — вспомнил вдруг Братишка. − Я никогда не видел ни моря, ни океана, но во сне вода окутывала меня, и мне хотелось… Не знаю, как сказать, раствориться в ней.
Кэй кивнул:
— Это естественно. Вся жизнь зародилась в океане, и именно поэтому он так манит. Это как вернуться домой. Но можно просто посидеть на берегу или поплавать, не обязательно становиться украшением морского дна. Тот парень был невероятно сильным эуктором. Рождение такого — ошибка, сбой в системе, если угодно. Подобное происходит крайне редко, но происходит, и нужно проконтролировать, чтобы не случилось катастрофы. По крайней мере, проследить, чтобы обладатель такой силы не превратился в оголтелого маньяка с синдромом бога, как это случилось в нашей истории. Он был очень силен как эуктор, но слаб психически, для него зов океана стал настоящим наваждением. Загнанный в угол, он сбросился со скалы в воду. Растворился в ней, как ты только что говорил, в прямом смысле. Стал океаном, обрел в нем источник силы.
— Но почему океан исчез? Да еще и во всех остальных мирах? Хотя у нас все на месте…
— Как и повсюду на первом уровне. Там такие, как наш приятель, не властны. Второй уровень куда проще. А исчез он потому, потому что ему свойственны приливы и отливы. И если все это время было время отлива…
— То потом будет вот такой прилив!
— Такой, что уничтожит все! Маленький засранец очень мстителен. В свою первую попытку, сорок лет назад, он навел неслабого шороху в своем мирке, однако стереть в пыль все живое у него не вышло. И вот, он ждал все эти годы, копил силы. И в этот раз, боюсь, пострадает не только тот мир, к слову, отвратное место, сам бы такой разнес к хренам… Но, — Кэйанг вновь стал серьезным, — никто не вправе решать судьбу целого мира. А уж тем более нескольких миров сразу…
Повисла долгая тишина. Братишке по-прежнему казалось, что в этом долгом разговоре, где, вроде бы, все, наконец, встало на свои места, что-то не так. Вроде тут один только вопрос напрашивается: а мы-то тут при чем, и что нам делать с этой историей? Но что-то еще…
— Кэй, — он даже вскочил на ноги, как громом пораженный догадкой. — А почему ты нам сразу обо всем не рассказал? Почему не рассказал мне раньше? Почему только сейчас?!
Проводник отстраненно посмотрел на него, затем на свои руки.
— Я… — Братишка никогда еще не слышал в его голосе столько неуверенности. — Я сам это все узнал только сейчас…
− Ты врешь! − продолжал вопить его ученик.
Посетители трактира уже наблюдали за ними. Кэйанг поймал взгляд Салварре, тот покачал головой.
«Да что мне терять, ситуация и так хуже некуда», — мелькнуло у него в голове. — «Я отвратительно вру. Пусть даже я и правда не знал добрую половину этой истории, не знал вплоть до последних дней? Я бы сказал ему. Сказал бы им всем. Ничего не утаивая. Но язык бы мой онемел, или же я был бы развоплощен, словом, случилось бы что-то… И ведь ничего не объяснишь толком».
Но почему, откуда вдруг возникли последние, значимые куски этой мозаики?
Скайн, его старший коллега, часто повторял, что подобные масштабные озарения не предвещают ничего хорошего.
− Мальчик, − хозяин трактира подобрался к ним поближе. − Поверь, он не лжет тебе… Не надо кричать, ты пугаешь людей. С Мартой переобщался? Кстати, где эта девчонка бродит? Понимаешь, проводники…
− Что проводники? Могут предсказывать? Гадать по Океану? Почему, вашу мать, все вертится вокруг этого долбаного Океана? − Братишка, наверное, впервые в жизни так злился. И уж точно впервые в жизни от души орал на кого-либо. Очевидно, общение с Кэем сказывалось. − Вот что, скажи мне уже, где моя сестра и Налия! И где Эсси, ну и этот, Трэй, тоже… И мы все отправимся домой, а ты… Ищи и дальше свои моря-океаны! Спасай вселенные! Не заплывай за край света!
Кэйанг рассмеялся.
− Браво! Поздравляю, друг мой, ты стал говорить как мужик! Как мужик-истеричка, правда, но не суть. Но дело в том, что у нас, проводников, похожие озарения, как ты говоришь, происходят не просто так. И в этом случае… − он не успел договорить, как раздался грохот. Посетителей смело под столы. Стены трактира задрожали, по ним поползли трещины.
— Все на улицу! — хором закричали Кэй и Салварре.
И все побежали, обратившись испуганной настороженной стаей, стаей с коллективным разумом. Никто не делал предположений о происходящем, все откуда-то знали, что дело вовсе не в каком-то землетрясении, которые в Межграничье не очень часто, но случались.
Дело было в другом. И, оказавшись на улице, многие попадали на землю — потому что зеленый газон у трактира вдруг стал скользким и мокрым. И ручей — так хорошо знакомый ручей Межграничья, на чьих берегах они так часто устраивали пикники, спокойно журчащий почти в километре отсюда, вдруг переместился совсем близко, помутневшие воды его почти касались крыльца трактира.
Кто-то мчался со стороны леса, поднимая босыми ногами брызги.
Это была Марта, которую сегодня все обыскались − девчонка отсутствовала с утра. Вид у нее был безумный, ее всегда аккуратные черные косички, тонкие, как змеи, − растрепались, глаза были большими, как блюдца.
И все уже заранее знали, какую новость она несет, знали, что именно скажет, еще до того, как Марта, отчаянно переводя дух, остановилась, чуть было не поскользнувшись на насквозь вымокшем газоне.
Большой прилив начался здесь, в Межграничье.
***
Сорок лет назад
Осторожно выбраться из дома через черный ход. Долго бежать, бежать, не обращая внимания на колющую боль в боку. Шарахаться от каждого сьюмменсовского фургона − они то и дело рассекали улицы.
Он двигался, выбирая безлюдные улицы, подолгу высматривал, нет ли на горизонте опасности. Пару раз слышал о себе по радио: «Если заметите указанное лицо на улице, немедленно сообщите…»
Но надо быть осторожным: если против него выйдет целый вооруженный отряд, он не устоит. Сейчас, в своей грязной одежде, взлохмаченный, бредущий в одиночку по улице, он вызывал подозрение, надо как-то привести себя в порядок.
До океана можно добраться на восьмом автобусе всего за час. Но если он придет в таком виде, водитель немедленно свяжется со сьюммерией.
Что же делать?
Спасение пришло неожиданно, в виде светло-бежевой фигуры, торопливо шагающей по пустынной еще улице. Парень из среднего отряда, ростом чуть выше него. То, что надо.
— Эй! − окликнул он паренька. — Подожди!
Хоть бы не слышал новости по радио, хоть бы не поднял крик.
— Сегодня мой первый день в отряде, я немного проспал, — произнес он, натянув на лицо улыбку. У него были проблемы с мимикрией под «нормального», если честно.
Среднеотрядовец сразу занервничал.
— Не лучшее начало, − произнес тот важно.
А сам-то, судя по испуганному виду, тоже опаздывал.
— И что-то ты мелковат для отряда, — хмыкнул мальчишка.
Сам он был всего на пару сантиметров выше. Но, возвышаясь над кем-либо, всегда хочется подчеркнуть эту разницу. Как бы незначительна она ни была.
Ладони начало покалывать — так хотелось запустить сгусток энергии прямо в эту самодовольную рожу. А вообще, парень напросился сам.
— Стой, а ты не тот, про кого…
Мальчишка не успел и пикнуть. Проклятье, потратил на него больше сил, чем хотел. Ударил в голову — форма среднего отряда еще пригодится. Быстро-быстро поволок тело во внутренний дворик. На груди у парня был значок юного биолога. Это очень кстати. И в кармане нашлась мелочь, как раз хватит на автобус.
— Я догоняю свою группу! — Водитель подозрительно покосился на него, и он ткнул в значок с изображением листка мяты − или крапивы, непонятно. — Когда отправляемся?
В салоне, кроме него и какой-то дремлющей старухи из рабочих, никого не было. Пусть везение побудет с ним еще час, какой-то жалкий час.
Надо сидеть тихо. Не поддаваться порыву спрятаться под сиденье, завидев в окно машину сьюмменсов. Они ищут грязного беглеца-эуктора, который не имеет к нему никакого отношения. Он просто сотрудник среднего отряда, юный биолог, который очень торопится на учебу.
И все вроде бы шло нормально, но по приезде водитель зачем-то решил проводить его. Мальчик пытался спорить, уверял его, что прекрасно знает дорогу, но тот был настроен решительно.
Мужик что-то подозревал. Но ничего, от него можно будет избавиться − к лагерю биологов идти по лесной тропе, он это знает. Там довольно безлюдно. Но зачем его рука лежала в кармане пиджака: неужели там оружие?
Ох, не нравилось ему все это.
— Может быть, не стоит? Я думал пробежать до лагеря.
— Спешить некуда, — нахмурился водитель, взяв его за плечо.
Всю дорогу до лагеря мужик болтал какую-то ерунду. Как выяснилось, он лично знал руководительницу той учебной группы. Казалось, мужик был настроен благодушно, но руку из кармана так и не вынул, а по лицу и не поймешь…
Зато мысли, мысли! Ну, конечно же!
«Совсем еще мальчишка, неужели и правда один из этих?.. Хорошо, что я вызвал сьюмменсов… Лучше перестраховаться, как говорят… Я никогда не видел его среди остальных детей… Они ездят сюда каждый день, я их всех помню...» — уловил он.
Ну почему сегодня всем так хотелось умереть? Мальчик вдруг остановился, качнулся, будто от слабости.
— Эй, с тобой все в поря…
Столько энергии потрачено впустую. Лишь потому, что этот водитель был слишком сознателен. Значит, здесь его дожидаются сьюмменсы, а силы у него на исходе. Кажется, где-то есть другой выход к воде...
Скорее, через лес, через колючие кустарники. Показалось ему или нет, что сзади кто-то есть? Точно есть! Его окликнули. Нет, не оборачиваться, бежать, бежать. Пока они не начали стрелять. Как хорошо, что тут столько деревьев… Можно петлять, укрываться за их стволами. Океан был уже совсем близко, он чувствовал его присутствие, зов усилился.
Можно было, конечно, открыть тропу, сбежать в другой мир, но вдруг там тоже что-то вроде Сьюма или похуже? И не хочется отступать, когда цель так близко, буквально в нескольких шагах. Если он успеет соединиться со стихией, ему больше никогда не придется убегать и скрываться. Это им придется бежать в страхе. Но бежать будет некуда.
Позади раздались звуки выстрелов. Одна пуля угодила прямо в ногу, и он вскрикнул, развернулся, наугад швырнул сгусток энергии. Может быть, попал…
Но уже не важно. Океан был здесь. Один шаг, и…
Сзади раздались торжествующие крики — они решили, наверное, что он предпочел скорее покончить с собой, чем умереть от их рук. Наивные.
Тело его с громким всплеском вошло в воду.
Это было вовсе не так, как во сне. Совсем не легко.
Была агония, боль от разрывающихся легких.
Но потом все закончилось.
Его тело обратилось в волны,
Там, на глубине, его волосы заколосились
Пурпурными водорослями…
Следующей ночью страшное цунами обрушилось на побережье. Подобного бедствия еще никогда не случалось в Сьюме. Никто не спасся, вода все прибывала и прибывала, нереально огромные волны перекатывались по городу, сметая все на своем пути. Побережье превратилось в мертвую зону. А потом вода вдруг отступила, и исчез сам океан. Полностью. Без следа, оставив после себя лишь гиблую землю, на которой не могло расти ничего живого.
В Сьюм-Центре ученые радовались хотя бы тому, что сюда не добралась вода. Но радовались они недолго.
Одной душной летней ночью весь персонал ощутил вдруг страшную тошноту и слабость. Многие выбрались на улицу в надежде, что свежий воздух принесет им облегчение.
Сомов-патриархов они приняли за толпу беженцев с побережья. Поначалу.
А тех немногих сотрудников, что остались в Центре или смогли убежать, буквально размазало огромной волной. Исчезнувший океан снова дал о себе знать. А затем он окончательно пропал и больше не появлялся.
Возможно, он был слишком молод. Возможно, гнев мешал ему грамотно распределить силу. А может, ему стоило лучше понять стихию, чтобы управлять ей. У нее есть свои законы, подчинить которые было не в его власти.
После большого прилива океан отступает. То, что он сделал, нарушило некий баланс. Ему пришлось отступить надолго, чтобы все восстановить.
Но что такое время для стихии, даже почти полвека?
Он вернется, и на этот раз никому не спастись.
***
Несколько лет спустя
Морской народ не понимал, что делать, если океан ведет себя так странно.
Тинеты знали лишь, что должны отступить вместе с океаном.
И вернуться с ним же.
«Мы, тинеты, и есть те морские обитатели. Когда настанет время Большого отлива, мы должны уйти в море. Большой отлив приходит, чтобы дать жизнь, пространство другим, развернуть паутину неведомых дорог. Он откроет странникам двери во все возможные миры, когда океанские воды схлынут. Тогда они почувствуют свою силу, откроют для себя новые миры и новые дороги. Время отлива — их время. Но не наше. Мы принадлежим океану».
Так говорилось в преданиях морского народа. Их еще называли «бросившие морю вызов», но это было не так. Тинеты не бросали ему вызов. Стихия была их другом, их защитником, их богом.
Фазы должны были сменяться раз в несколько лет. Приливы и отливы. Между ними могло быть два, три года, но не больше. Морской народ прекрасно чувствовал приближение перемен и всегда успевал подготовиться. Отступить вместе с водами океана или, наоборот, вернуться в мир.
Перед тем, как наступал Большой прилив, они совершали поход на своих лодках. Не все, конечно, лишь самые молодые и сильные. Украсившие волосы ракушками и жемчужинами, тинеты перемещались от одного берега к другому. Они звали других странников разделить с ними их праздник, а также предупреждали о том, что грядет большой прилив.
Когда океан наступает, все должны оказаться там, где их место. На том уровне, которому они принадлежат. Люди со второго уровня — на втором, люди с первого — на первом. Если они не хотят исчезнуть, навсегда затеряться в пространстве между мирами. Это куда хуже смерти.
Когда приходит Большой прилив, наступает время морского народа.
Так должно было случиться и в этот раз. Тинеты ждали, что вот-вот молодые люди и девушки отправятся в свой традиционный поход.
Луна, что получила свое имя в честь Холодной Богини, тоже должна была поехать, хотя ее живот к тому времени сильно вырос — все говорили, что сын ее будет большим и сильным. Но Луна была Великой Медузой. А ее Черный Кит был Хозяином Шторма.
В ночь бури, во время похода перед Большим Приливом, по давнему обычаю Хозяин Шторма и Великая Медуза должны были выйти в открытое море и провести вместе ночь.
Однако что-то было не так. Время шло, но старейшины так и не объявляли о начале похода. Морской народ чувствовал неладное. Большой прилив должен был вот-вот нагрянуть, но никто не чувствовал его приближения. Тинеты понимали, что случилось нечто непоправимое. Солнце не должно всходить на Западе, луна не должна приходить поутру, снег не должен выпадать летом, прилив не должен так задерживаться.
Они все-таки снарядили лодки, направили их к берегам соседнего мира. Но поступать так было неправильно, и все понимали это. Морской народ беспокоился: им предстоял первый поход, который не сопровождался традиционными песнями, смехом, вином.
Предчувствия оказались верными. Они тогда только высадились на берег − то был мир второго уровня, что все называли Межграничьем. Настоящий оплот для странников: сюда приходили и выходцы из отсталых миров, звеня оружием, и представители развитых цивилизаций в непонятной одежде. Межграничье посещали даже отшельники − эукторы преклонного возраста, предпочитающие жить вдали от всех, в мирах, которые создали сами. Все собирались тут, где можно было обменяться опытом, достать что угодно, где были уютные трактиры, приятные мощеные улочки, мягкий климат и вечное лето.
Конечно, местным было известно о приходе морского народа. Девушки восторженно шептались о рослых красивых парнях-тинетах с ракушками в смоляных волосах. Морскому народу, как и всем остальным, были рады в Межграничье.
И они уже направились в город вместе с их встречающими, когда океан начал стремительно отступать. Остальные люди пока ничего не заметили: ведь речь шла не об обычном океане, который как раз вел себя как положено. Стоял штиль, закатное солнце отражалось в воде. Но именно их океан стал отступать. Дверь замерцала, готовая захлопнуться навсегда.
Тинеты бросились назад к своим лодкам. Жители Межграничья, не понимающие, в чем дело, путались у них под ногами. Началась самая настоящая паника.
Луна тогда подвернула ногу и упала. Слишком поздно остальные увидели, что она отстала от них. Черный Кит уже стоял в лодке, он звал ее, протягивал к ней руки.
Но она не успела.
Луна лишь увидела, как Кит в отчаянии пытается удержать лодку на месте, услышала, как кричит ее имя.
А затем океан отступил, унося с собой всех, кого она знала и любила.
Хозяин одного из трактиров был к ней очень добр, и люди, работавшие там, тоже. Но Луна знала, что умрет после родов, несмотря на всю их заботу. Она принадлежала океану.
Морской народ не был приспособлен к жизни на суше. Луна чувствовала, что ее сын выживет, но он должен был понять, кто он такой, и воссоединиться со своим народом, когда настанет время прилива. Она спешила — каждый день с утра до вечера записывала то, что знала сама, предания тинетов. Рука с трудом удерживала перо, но Луна все равно продолжала писать.
Океан – начало всего живого, колыбель жизни. Вся жизнь зародилась в океане, мы сами, люди, вышли из его вод, и нечего нам страшиться его. Мы, тинеты, принадлежим океану.
Стопка листов на столике возле ее кровати росла. Луна не успела записать все, что знала, но позаботилась о том, чтобы ее сын узнал о главном. Она даже успела слабо улыбнуться ему и заметить, что он очень похож на Черного Кита. Больше она не могла ничего сделать для него.
Что-то неправильное случилось, и нарушился естественный порядок вещей. Но все когда-нибудь вернется на свои места. Настанет еще время для тинетов.
Покидая, наконец, этот мир, Луна напевала:
Ее тело обратилось в волны,
Там, на глубине, ее волосы заколосились
Пурпурными водорослями...
Этой песней морской народ всегда провожал своих мертвых.