Ничего. Она не помнила абсолютно ничего. Ни жизни, которую прожила, ни своего имени. Казалось, всегда существовала только эта соленая влага, которой не было ни конца, ни края. Или же нет? В голове сохранилось обрывочное неяркое воспоминание о долгом падении в пустоту. А потом вода, сплошная соленая вода. Тело медленно опускалась на дно.
«Дышать», — всплыло в мозгу большими яркими буквами. И она уже собиралась вдохнуть, но вода сразу же обожгла дыхательные пути. Руки и ноги задергались, она принялась барахтаться в панике.
«Наверх», — еще одно слово. Оно побудило ее расслабиться и уже уверенными гребками устремиться к спасительному воздуху.
«Плыть», — откуда-то она помнила, что это значит. Вода держала крепко, и она была счастлива, абсолютно счастлива, когда откашлялась, когда смогла вдохнуть полной грудью, когда, успокоившись, стала грести то одной рукой, то другой.
Слова, смутно знакомые, стали приходить одно за другим. Появление каждого из них словно ослепительная вспышка. Вода. Небо. Соль. Жизнь.
Вот только мир вокруг казался столь ярким, что глазам было больно. Громадный светящийся шар в небе становился все больше и больше, он отражался от гладкой поверхности воды, тянулся своими световыми щупальцами к голове.
«Солнце», — вспомнила она имя светящегося шара. — «Солнце не должно быть таким злым».
Но мгновенно высыхала кожа на тех участках ее тела, что высовывались из воды, высыхала почти мгновенно и натягивалась. От настигающего жара хотелось спрятаться, нырнув поглубже, но и это не спасало, к тому же она уже была слишком усталой для заплывов. Она уже ничего не видела, двигалась в никуда, крепко зажмурившись, глаза под веками продолжало щипать.
«Я так больше не могу. Нет, я должна…» — какая-то обрывочная мысль, непонятная ей самой. — «Выжить. Спастись. Держаться».
— Не можешь? — вдруг прозвучало в голове. — Думаю, нам пора сменить погоду.
И жестокое солнце исчезло, и на лицо упали капли. Совсем другая вода − прохладная, не разъедающая кожу. Ее можно пить.
«Дождь».
И опять ей какое-то время было хорошо, так хорошо, что хотелось смеяться от счастья. Но и это длилось недолго, потому что вскоре каждая капля словно превратилась в маленькое ледяное лезвие. Плыть становилось все тяжелее. И теперь уже не жар мучил ее, а холод. Холод и острые водяные струи, барабанящие по ней все сильнее.
«Дождь тоже не должен быть таким злым».
Что-то неправильное происходило.
— Что ты, — голос в голове вернулся. — Стихия не может быть злой или доброй, стихия может быть лишь непредсказуемой и крайне переменчивой! Уважаемые граждане Сьюма, мы предупреждаем вас о необычайно сильном шторме на Западном побережье! — голос сорвался на крик, от которого зазвенело в ушах. Она не понимала значения словно первобытный ужас, тот, от которого цепенеют жилы захватил все ее сознание.
Темная полоса на горизонте. «Шторм».
Теперь она вспомнила.
— Как там говорят морские люди? В сердце шторма не выжить тебе, если ты не обернешься водным созданием, — продолжал голос уже спокойнее.
Она ничего не понимала. Волны принялись играть с ее телом, вначале осторожно, а затем все увереннее и увереннее. И уж очень быстро они выросли в размерах. Она продолжала бороться, но не знала, хватит ли у нее сил выплыть, когда в следующий раз накроет с ног до головы.
«Океан».
Так он называется. Много-много соленой влаги. Он может подарить тебе жизнь, а может ее забрать. Она, как и все, появилась на свет благодаря океану. Океан − колыбель жизни. Океан коварен и опасен. Океан добр и щедр на дары.
Значит, нет смысла бороться с ним? Может быть, чем больше сопротивляться стихии, тем яростнее будет она обрушивать на тебя свой гнев? Слепящее солнце, оставляющее ожоги, режущий ледяной дождь, волны, что могут, обрушившись, сломать пополам.
— Кто ты? — она продолжала слышать этот голос.
— Кто ты? Ответь! Ты знаешь… Ты должна знать. — Настойчиво допытывался он.
Но она не знала.
«Имя». Очередное слово. То, что должно быть у каждого. Когда у тебя есть имя, ты можешь ответить на вопрос «Ты кто?» А она не могла. Наверное, когда-то и у нее было имя. Как и где она потеряла его?
— Кто ты?
— Я не знаю.
Очередная волна накрыла ее.
Перестать бороться. Невозможно мериться силами с океаном. И все тогда закончится быстрее. Нельзя выжить в самом сердце шторма.
«Если ты не обернешься водным созданием».
Откуда и ей известна эта фраза? Неважно. Она — никто. У нее нет имени. Пусть все скорее закончится.
Но ее снова вытолкнуло на поверхность.
— Кто ты?
— Никто. — Кем еще можно быть, когда ты один на один с бушующей стихией? Всего лишь песчинка, нет, скорее капля… Что такое одна капля против целого океана? Но ведь океан и состоит из капель!
— Я — капля в океане, — ответила она. И вдруг слова, фразы, предложения, когда-то забытые, заискрили в сознании.
— Я капля в океане. Всего лишь крохотная его часть, но часть неотделимая. Я обращаюсь водным созданием с призрачным телом, хрупким как нить паутины, но шторм не погубит меня, как губит корабли. Потому что океан рождает шторм, а я есть часть океана.
И она исчезла, растворилась. Лишь на секунду в бушующих волнах будто бы промелькнула охапка легких прозрачных кружев − сиреневых и розовых. А затем эфемерное нечто исчезло в толще воды. Шторм не погубит медузу, как губит корабли, но сейчас ей лучше всего уйти на глубину.
***
Когда луна — огромная, размером с колесо, выплыла на небо, океан уже был спокоен.
В лунной дорожке света она вновь увидела, что стала собой. Было бы предпочтительнее остаться медузой, медузы не устают и не тонут. А она очень, очень устала. Очередной обрывок воспоминания — она совсем еще юна и лежит в белой комнате. В большом белом сосуде с водой. Приглушенный свет и пар, и сон наползает на веки. Она позволила своей голове съехать по бортику вниз, нырнуть под мыльную пену. И показалось ей тогда — всего лишь на мгновение, — что вместо рук у нее желейные щупальца. И вода в ушах шумела, точно морской прибой… Ей хотелось уцепиться за эти воспоминания, протянуть руку и схватить их, точно они были каким-то осязаемым предметом. Но они ускользали. А вокруг по-прежнему был океан, не фантомный, настоящий. И она была так измучена, что хотелось попросту лечь на воду и заснуть. Обратится ли она снова, если пойдет ко дну? Ей это было неизвестно. Но сил оставалось совсем мало. И каждый раз, когда она на секунду закрывала глаза, память даровала ей новые образы. Довольно бледные и неясные — какие-то лица, голоса. Ей очень хотелось остаться с ними. Рассмотреть, расслышать их получше.
Она так устала, так страшно устала.
«Закрой глаза, закрой их. Все скоро закончится, так или иначе».
Она даже не видела, что всего в нескольких десятках гребков от нее на волнах покачивалась легкая лодка с сидящей в ней фигурой. И никак не отреагировала, когда лодка приблизилась и чьи-то руки вытащили ее из воды.
***
— Ты слишком рано забрал ее. Сознание ее еще не очистилось от прошлой жизни.
— Не рано. — Уверенно ответил Человек в Лодке. Он положил под голову спящей какой-то сверток и вернулся к веслам. Взгляд его был прикован только к горизонту.
— Я думал, тинеты не имеют привычки спорить со своими богами.
Лицо Человека в Лодке было абсолютно непроницаемо. Он, казалось, не замечал своего собеседника и думал лишь о том, чтобы держать луну по левому борту. Но все же после долгого молчания он ответил.
— Смертный не может считать себя богом, пусть даже смертный, который принял его облик. Теперь я вижу это. Смертный может считать, что держит в своих руках стихию, но океан лишь смеется над смертными, позволяя им подумать, что они одолели его.
И так он это говорил, как только эти проклятые тинеты и умеют: веско, взвешенно, со значением роняя каждое слово. Даже самые безумные речи в устах тинета звучали разумно. Тот, кто еще недавно сотрясал мир, обрушивал громадные валы, тот, кто верил в собственную исключительность, в собственную связь со стихией, должен был быть в ярости, должен был бы потопить это суденышко вместе с его владельцем. Но не детям моря предназначалась его ярость. Совсем не им. К тому же, как бы это ни было парадоксально, эти ненормальные индейцы с их Ритуалом и их Песнью Прилива были необходимы. До чего странно, до чего нелогично все устроено! Ученые из Сьюма были бы вне себя от ярости, раскопай они так глубоко тайны странников и странствий…
— Океан ведет сложную игру, и нам никогда не постигнуть, какая роль нам отведена в ней.
А этот индеец все вещал. И, похоже, его такой расклад дел совершенно не расстраивал. И его, в отличие от девчонки с первого уровня, не запугаешь молниями и громом.
— Ты помнишь об этом вашем ритуале? Шторм как вестник Большого прилива. А она нужна для того, чтобы все прошло как надо. А ее голова все еще полна старых воспоминаний.
— Давние воспоминания — они словно первый твой выход в море. Никто не захочет забыть такое. Пусть она теперь одна из нас, но зачем ей перестать быть той, кем она была и до этого? Перестал ли ты быть тем, кем ты был сорок лет назад?
— Делай то, что должен.
Эуктор исчез, не желая больше продолжать разговор с этим проклятым тинетом.
Будущий Хозяин Шторма, надо же. И нет, не так уж он опасался воспоминаний этой девчонки, скорее… Воспоминания — важная часть личности. А ее личность была слишком непредсказуемой, он насмотрелся за время ее пребывания в Сьюме, к чему может такая непредсказуемость привести. Но она все же долго пробыла в воде. И в форме своей проекции прошла через шторм. Этого должно было хватить, чтобы исчезла вся память о прошлой жизни. Может, эти ничего не значащие обрывки в ее голове не так уж они и важны?
***
Они все плыли и плыли, а на небе зажигались все новые звезды. Во взгляде ее не осталось ни тени былых страхов, лишь абсолютное спокойствие и понимание правильности всего происходящего. Как и у каждого тинета.
Мир полон загадок. Он сам почему-то был рожден далеко от своего народа, пришлось пройти долгий путь, прежде чем отыскать своих людей, отыскать место, где ему следовало быть всегда. Обрести Океан… Она же была рождена в другом мире, среди обычных людей, в мире, чуждом тайнам, в мире, далеком от истинных законов мироздания. Но она была Великой Медузой, той, кто обращается водным созданием с призрачным телом, той, кто позволит обратиться им всем, когда настанет час Большого Шторма. В этом не было никаких сомнений. Человек в лодке не спрашивал себя, как могло получиться так, что древняя сила пробудилась именно в ней, в девушке из мира первого уровня. Тинеты редко интересуются причинами и редко задают вопросы. «Никогда разуму смертного не постичь разум высший», — так говорили они.
Когда они проплывали под скалистым сводом, искусно вылепленными природой вратами прямо посреди открытого моря, он протянул ей мех с водой. Вода была пресной, но сам мех − просоленным от постоянного пребывания на днище лодки, где он соседствовал с уловом, впитывал в себя шальные волны, что то и дело норовили перелезть через борт. «Все его вещи насквозь пропитались морем» — вспомнились ей слова из песни.
— Я была рождена не здесь, но я возвращаюсь домой, — сказала она. — В Ночь Большого Шторма я поведу корабли в его самое сердце. Но нам нечего страшиться гнева стихии.
Она не могла отметить этого, но голос ее изменился и стал ниже, глубже, появились новые интонации, точно в каждом ее слове заключалась непоколебимая истина. Так оно и было, потому что тинеты не любили произносить пустые слова, слова-бессмыслицы. А этим словам, что слетели с ее губ было много тысяч лет, почти вечность. Когда произносишь древние слова, голоса предков поют их вместе с тобой, усиливая их мощь. Поэтому надо быть осторожным с древними словами.
— Потому что океан рождает шторм, а мы, ты и я, принадлежим океану, — ответил он ей. — В Ночь Большого Шторма я буду тем, кто первым последует за тобой, морское создание, что скрывается на глубине, когда Океан неспокоен. Я буду тем, кто приведет наш народ к тебе, морское создание с призрачным телом.
Последнюю строчку они произнесли хором:
— Потому что Большой Шторм означает начало нашего времени.
Она положила свои руки поверх его на весла. Вместе они прошли через врата. А навстречу им уже двигалась целая флотилия лодок, больших и маленьких, и каждая лодка была украшена ветвью пурпурных водорослей — теми самыми, что становятся ярче, если их высушить. И на носу у каждой лодки горел маленький огонек — свеча в защитном сосуде из кристаллов.
Хозяин Шторма убрал весла в лодку, опустил руки в воду, а затем — ей на виски, точно желая этой морской водой смыть с нее все тревоги. Она улыбнулась, когда соленая влага ручейками сбежала по ее щекам. Лодки приблизились, и она услышала приветствующие ее голоса. Вскочила на ноги, волнуясь, хоть и знала, что не стоит резко вставать в лодке, но не сейчас: сейчас она в прямом смысле была морским созданием с невесомым призрачным телом.
Они еще раз вернулись к древним словам — и на этот раз люди в лодках вторили им.
У нее выступили счастливые слезы, хоть на долю секунды перед этим и возникло очередное смутное ощущение. Подобное ему уже появлялось дважды, пока они плыли сюда: ощущение того, что что-то очень важное она забыла, и того, что где-то вовсе не здесь ей следует быть… Но оно очень быстро исчезло, это чувство.
— Потому что Большой Шторм означает начало нашего времени, − еще раз пронеслось над океаном, как строчка из песни, песни-заклинания. Теперь она уже могла различать лица в ближних к ним лодках. Все они светились счастьем, и душа ее ликовала.
— Мой народ, — произнесла она торжественно.
Она где-то очень долго пропадала. Но теперь все стало на свои места. Великая Медуза возвратилась домой.