«Если бы он умер, одним наблюдателем бы стало меньше, а значит, убавилось бы и количество моих головных болей, – мысль эта пробежала в её голове, точно разряд тока, быстро, но безосновательно. – Почему именно по Кавински?.. Мне бы было куда неприятнее потерять Вернона или Оливера. Кайла и Калеба тоже жаль. Хуже всего, отца, конечно... Надо дописать и возвращаться домой, иначе эти оба помрут с голоду».
Она столкнулась с отцом, когда открылись двери лифта в доме, где они жили. Инспектор подождал, когда она зашла, а потом нажал на кнопку пятого этажа.
– Я хотел ехать за тобой.
– Почему не написал? Меня могло не быть на работе.
– Позвонил бы, когда сел в машину, – он всегда находил оправдание тому, чтобы доказать верность своих действий.
Они доехали до нужного этажа, вернулись в квартиру – Калеб даже не высунул головы из комнаты. Разувшись, девушка сразу же пошла в ванную, помыла руки, потом сразу на кухню – на плите стояли слипшиеся макароны, рядом распакованная пачка сосисок, и то, и другое выглядело крайне ущербно. «Богинь ради...» – Валери с отвращением попыталась перемешать вилкой месиво из разваренного теста.
– Научи Калеба готовить, – сухо попросил Войд, заходя на кухню. Слава Алле и Терре, он не видел, что дочь закатила глаза, без сомнений вывалив в мусорное ведро всё содержимое кастрюли. Потом убежала с кухни, вернувшись в домашней одежде, сразу же начав оттирать дно от пригоревших продуктов. А мужчина даже с места не сдвинулся – он ждал её. Но далеко не ради того. чтобы поесть. – Как дела на работе? Слышал, ты раскрыла то дело.
– Да, это было долго, мучительно, неприятно, но я раскрыла, – по лицу её было понятно, что девочка устала. Именно, для Валери две недели раскрывать дело считалось «долгим», хотя все остальные сотрудники от такой быстроты и тем более в таких делах могли от счастья прыгать.
– Тебя никто не трогал? – он произнёс это с такой интонацией, что если бы получил положительный ответ, то снёс бы до основания весь клуб, а всем причастным поотрубал руки.
– Без разрешения – никто, а кто пытался, пожалел об этом, – вспоминая об охранниках, ответила она. – Меня столько раз за всю жизнь называли всеми возможными ругательствами, что слова о разврате кажутся пустышкой, – горькая усмешка.
– Это, к сожалению, неизбежно, потому что ты красивая девушка, ухоженная, на таких многие падки, а если не получают нужного, пускаются в унижения, – Войд говорил это с отвращением и печалью. Но он делал ставку на то, что Валери справится с задачей – и он получил джекпот. – Кхм, а с... – он откашлялся с хрипотой, не специально. – С наблюдателем что? – конечно, как Войд мог не услышать об этом инциденте.
– Живой, – одно слово. Было совсем не до этого наблюдателя – Валери готовила ужин, варила новую кастрюлю с лапшой и суп из заготовок.
– Он был там? – выпытывая, продолжал отец.
– Да, был. С самого начала. Законченный алкоголик и тусовщик. Сегодня словил передозировку, отвезла его в больницу, откачали, – её начинал раздражать допрос отца об этом полумёртвом полуфабрикате, который умудрился опять попасть в больницу – это значило, что парень опять будет отлынивать от работы.
– Передозировку? Он разве употребляет наркотики? – искреннее удивление.
– Нет, только алкоголь в всё равно крайне неприемлемых для него дозах, пьяница – она намеренно обозвала Винса, чтобы вызвать отвращение к нему у самой себя. – Экспертиза показала, что абсолютно во всех готовящихся напитках были наркотики, где-то – в меньшей дозе. Видимо, сделано это, чтобы вызвать привыкание, чтобы люди больше покупали и продолжали ходить в клуб. Всё завязано на часах. Ему не повезло, возможно, доза в коктейле была очень большой. Кроме того, возраст...
– Пьяница? – мужчина перебил, вцепившись в слово, брошенное его дочерью. – Вот так сразу? Мальчик, возможно, просто развлекается. Да, он далеко не пример для подражания, да и характером скверный, но на работе послушный. Как наблюдатель хорош, сообразительный, – «Да что ты его передо мной оправдываешь, он как был для меня куском идиота, таким и остался», – внутреннее негодование.
– Я просто не понимаю, зачем спасать того, кто своей жизнью совершенно не дорожит. Несмотря на то, что он недавно был на больничном, а его попойка была первопричиной, он продолжает ходить в эти бары, клубы. Ему плевать, что будет потом, он хочет и идёт. Я этого не понимаю. – В ней закипала холодная ненависть.
– У таких людей нет цели спиться. Что мне говорить – ты и сама лучше знаешь.
– Знаю, но я не понимаю. Я не понимаю, зачем его спасать?! – сквозь зубы произносились полные злости слова.
– Потому что он наблюдатель, Валери, – громко ответил Войд. – Я тоже не понимаю, но мы обязаны, это обязанность, данная нам Империей, у нас нет права: выполнять или не выполнять её. Твой алгоритм – твоя обязанность, а потому ты будешь её выполнять. Тем же самым занимаюсь и я.
– Ты не бегаешь за мальчиками, у которых слюни на губах не обсохли, – ворчала она.
– Значит, моя дорогая, сделай из этого мальчика того, за кем не придётся бегать, – усмехнулся Инспектор. – И не смей оставлять его, потому что если он умрёт, то мне придётся искать нового сотрудника на его место. А ещё мы с тобой получим выговор.
– Может, его в наркологический центр отвезти?
– Он пьёт не каждый день, к тому же, мы не его семья и материального ущерба от него у нас нет, потому сделать запрос невозможно, а для принудительного мало оснований. – «Точно, он же случайно выпил те наркотики, а кладут только при осознанном употреблении». – В общем, продолжай за ним следить... Но хватит об этом. Оливер же говорил тебе, что Вернон зовёт нас на свой юбилей?
– Да, я помню...
Эта сцена в целом выглядела достаточно хорошо для анекдота между людьми, работающими в государственных структурах. На кухне сидели отец и дочь, он – Инспектор, она – Прокурор. Прокурор варила суп, голодный Инспектор суп этот очень сильно ждал, потому что в состоянии пересилить своё мужское эго был не в силах.
Калеб сидел за соседней стеной в гостиной, в которую спешно перебежал, чтобы взять книгу. Сначала он испугался, потому что услышал, как Валери повышала голос, когда говорила с Войдом, потом испугался голоса самого Войда. Он и правда весь сжался, закрыв рот рукой, ожидая самого плохого сценария, но расслабился, когда семейный разговор перешёл на добрый лад. «Удивительная семья», – подумал Калеб, решившись зайти на кухню. К нему резко развернулась Валери, очень опасно держа в руке поварёшку.
– Ты, – она ткнула ей в грудь младшего братца, – если ты ещё раз возьмёшься за готовку, то только под моим надзором, понял?
– Пх, – он усмехнулся. – Я пока не государственный служащий, чтобы под твой надзор попадать. А ещё я мальчик, я вообще не обязан готовить, – сказал он, присаживаясь за стол.
– Если дело только в этом, Калеб, – ласково говорила девушка, – то я тебя кастрирую, – смотря прямо в его лицо, она с паузой в движении поставила перед ним тарелку с едой, – и проблема будет решена. – А потом пошла накладывать и себе порцию.
Войд начал тихо смеяться, с хрипотцой. Парень даже опустил ложку с супом обратно, исподлобья круглыми глазами смотря, как Инспектор смеялся. «Он... Он умеет смеяться?.. Он смеётся?! Из-за этого подкола?!». Валери ела, совершенно не удивляясь тому, что лёгкий смех переходил в звонкий, отчасти басистый.
– Калеб, ешь уже, скоро спать, – при угасающем смехе сказал Войд, смахивая с глаз слезы. Улыбаясь глазами, он ещё раз посмотрел на дочь.
Калеб послушался, думая про себя: «Он ни разу не смеялся, при мне... Да и не слышал я, чтобы с подчинёнными он хоть единожды шутил. – Уйдя с кухни, он лёг в свою кровать, сжавшись там в комочек. – Почему она?! Почему она, а не я?! Что мне нужно ещё сделать, чтобы добиться хотя бы одного его доброго взгляда?! Неужели это невозможно, только если ты не родился Валери?.. Как он может быть настолько жестоким, чёрствым и хладнокровным человеком, но при этом смеяться с наиглупейшей, шутки, произнесённой его любимой Валери? У него в голове в такие моменты что-то перемыкает или что? Он забрал меня из семьи, лишил всего, что мне было дорого, я даже не могу встретиться с Кейт! Он разрушил всю мою жизнь, и это всё из-за меня самого! Зачем, зачем я тогда следил за ним?! Какая собака меня тогда укусила?.. Важно ли это сейчас, когда я под надзором этого пса... Двух псов. Если бы я мог вернуться в прошлое, я бы никогда не!..» – Калеб плакал настолько тихо, что сам не слышал. Ему было чертовски обидно от того, что кто-то, стараясь, не получает ни одного доброго слова, а кто-то одним своим существом забирает всю любовь отца.
– Он обиделся, – сказала Валери, когда мальчик ушёл.
– На что? – тон стал прежним, сухим.
– Ты его не любишь, ты его не хвалишь, ты не показываешь того, что Калеб для тебя не просто... Занятие.
– С каких пор я должен его любить? – вопрос этот больше напоминал ворчание.
– Ты забрал его из семьи, а это ответственность. Скажи ему доброе слово – у него появится мотивация быть лучше в твоих глазах. – Валери знала, что к её словам отец прислушается. – Я же не прошу любить его так же, как меня, но хотя бы немного, чтобы он держался, – и она без намёка на страх посмотрела в его глаза. Валери говорила что-то невозможное, что-то, чего Инспектор никогда бы не понял.
– Я любил твою мать, и я потерял её, теперь я люблю только тебя. Как думаешь, есть ли у меня силы и желание на то, чтобы полюбить этого мальчика? Он сам виноват в том, что суёт нос не в своё дело. Калеб не глупый ребёнок, но он не додумался до того, чтобы понять, какие вещи он может делать, а какие нет, и как ему использовать свой ум. Если бы Судьи не решили, что за ним должен присматривать именно я, брать его под опеку, я бы никогда не привёл его в наш дом, жил бы он в училище или детском доме… Ты же сама мне тогда сказала, что его полезно будет использовать, вырастить из него что-то стоящее. Вот, стоящее!.. – злорадствуя, мужчина усмехнулся. Валери поняла, что он просто всеми силами пытался сбросить с себя ответственность, чтобы возложить её на дочь – это было достаточно лёгкой манипуляцией с его стороны. И она была намерена защищаться от таких нападок отца.
– Я тоже не люблю его слишком сильно, желания нет. Но он может просто не выдержать, – она стояла возле раковины, не смотря уже на мужчину.
– Ладно, это не то, о чём нужно думать, – раздражённый упрёками дочери, он встал из-за стола. – Спасибо за ужин, – грубо произнёс напоследок.
«Всегда пожалуйста, – про себя ответила она. – Когда-нибудь он поймёт, и тогда, возможно, Калеб не будет чувствовать себя никем», – сожаление об этом ввело её в лёгкий транс.
Закончив с делами на кухне, Валери отправилась в свою комнату, где, лёжа в кровати, она продолжала размышлять о произошедшем с Кавински: «Может, лучше и правда оставить его на время одного. В больнице с ним всё равно ничего не сможет случиться, по крайней мере, я на это надеюсь. Я попросила присылать мне все результаты анализов с комментариями врача, так и буду контролировать – пора переводить некоторую работу в дистанционный формат. К тому же, ему самому надоело то, что я вечно за ним таскаюсь».
«Богини, как же мне плохо... – только пришедший в себя Кавински глаз не открывал, но он пытался шевелить пальцами, это давалось тяжело, потому что те практически онемели. Он слышал звуки медицинских аппаратов, это надоедливое и повторяющиеся тиликанье, запах лекарств. – Что за дрянь, я же не могу слечь вот так от одного коктейля, в нём точно что-то было... Если я тут, то есть несколько вариантов: первый – Войд, второй – Валери. Или... Кто-то другой. И кто-то отнёс меня в больницу. Есть вероятность, что она до сих пор там, а меня просто скорая забрала... Тогда плохо, очень плохо, и ещё хуже, что я понятия не имею, что происходит и что я не могу никак на ситуацию повлиять, мне бы веки хоть открыть, посмотреть время. – Он попытался, но потом понял, что оно того не стоит – свет в палате был выключен, да и никого не было рядом, судя по отсутствию звуков, подтверждающих признаки жизни. – Что насчёт Долли и Мишель, а Питт? По идее, их должны всех повязать, а потом... – в голове смутно предстали сцены пыток в отделе полиции. – Да я бы и сам пристрелил за такое, но только Питта, а девки эти, ну их...». Поток мыслей оборвался, Винс опять уснул, так как его организм ещё недостаточно окреп для нормального функционирования.
Утром его пришли проверить врачи, сменили капельницы, пелёнки. Наблюдатель услышал перешёптывание медсестёр:
– Она сама вчера приходила!..
– После такого... Сколько ж сил у девочки, раз после такого она ещё и на всё смотрела… Конечно, не врут, что она такая сильная и совсем как взрослая себя ведёт…
– Да, я тоже удивилась, спокойно ещё так, ни одной слезинки по её лицу не скатилось... А потом ушла сразу как поняла, что живой.
– Занятая, будет ещё ждать госпожа Прокурор, конечно, когда паренёк в себя придёт, алгоритмом надо заниматься.
«Она приходила! Приходила!.. Сама! Значит, всё в порядке, всё обязательно в порядке, я уверен! Мне б написать, спросить, хоть, как...» – он сразу же прекратил мыслить, потому что перевёл взгляд на открывшуюся дверь палаты, в которую вошёл Войд. Глаза наблюдателя немного расширились. Инспектор сел на стул рядом, а это значило, что он явно пришёл не на пять минут, не один вопрос обсудить. Сотрудницы клиники сразу же вышли, утыкаясь взглядами в пол:
– Здравствуйте, господин Инспектор… – тихо произнесла одна, выходя первой. За ней то же самое повторила и вторая, максимально бесшумно закрыв за собой.
– Ну здравствуй, дорогой мой наблюдатель, – произнёс Войд. - Как вижу, ты уже пришёл в себя.
– Зд... Кх... Здравствуйте, господин Инспектор, – с трудом сказал Кавински, повернув голову в его сторону. Он увидел, что у Войда в руках пакет.
– Это тебе, I-500-SWt, – мужчина демонстративно поднял пакет, поставил его на стол рядом. – Но я пришёл только по просьбе госпожи Прокурора, а потом подумал, что стоит рассказать тебе о произошедшем вчера, из первых уст, так сказать, без прикрас, как это будет в прессе, – Винс очень сильно насторожился, у него аж сердце замерло, что незамедлительно отобразилось на панели прибора, это не осталось незамеченным от глаз Инспектора. – Не нервничай, тебе на пользу не пойдёт... Что ж, я могу тебя обрадовать, Прокурор сделала всё наилучшим образом. – Он от дочери понял, что перед Кавински она не то чтобы скрывала своей второй личности, обосновано это было рычагом давления на самого наблюдателя. Войду не совсем понравилась эта идея, но дело было сделано. Кроме того, поразмыслив, он и сам понял: «Если он подумает об этом рассказать, его немедленно ликвидируют, а так его за молчание можно заставлять делать что угодно». – Наркотики нашлись, и она смогла при этом взять того наркоторговца живым... Думаю, тебе будет интересно услышать результаты экспертиз, которые мы успели провести, ты же, – он усмехнулся, – причастен к этому, – по спине Винса пробежала волна холодного пота, всё внутри сжалось: «Неужели он узнал, что я с ним сделку заключал, что мне часы переводил... Нет, если бы узнал, меня бы уже ликвидировали. Значит, не узнал». – Слушай внимательно, I-500-SWt: во всех продуктах, из которых составлялось меню, найдены наркотики. В каждом фрукте, в каждой бутылке, каждой конфете и каждой закуске, в каждом блюде. То, что, насколько я знаю, готовили при вас якобы для того, чтобы не скрывать ничего, это ложь. Продукты закупались, в них вводились вещества, а потом эти же самые продукты шли в пищу. В некоторых доза была маленькая, в некоторых – большая. Всё проводилось вне Альт-Сити, в каком-то поселении, где товар закупался. Стоит ли говорить, что прямо сейчас идёт зачистка?.. Да, ты не ослышался, Кавински. Мы с тобой здесь, в больничке, а Прокурор там – уж очень сильно ей хотелось... Я не мог запретить, – он позволил себе улыбнуться, вспомнив о дочери. «Конечно, сильно хотелось, она та ещё маньячина у тебя», – с внутренней усмешкой подумал Винс. –Посвящать тебя в дела следствия, дознания, суда и исполнения наказания я не буду, это оставим вне нашего разговора. Я хотел сказать, чтобы ты, если и ходил по таким заведениям, то, во-первых: с пользой, поглядывая иногда на личностей, которые посещают такие места; а во-вторых: пей только то, в составе чего уверен, чтобы потом не лежать неделю без дела в стационаре. Понял?
– Понял Вас, господин Инспектор, – машинально ответил юноша.
– Ты же в курсе, что тебя могли и не спасти? – Винс мотнул головой. – Остановка сердца в пятнадцать лет – не находишь такую смерть... Позорной? – «Остановка сердца?.. Я, я... Просто вот так...» – растерянный, он больше походил на котёнка, лохматого, с большими такими глазами. Мужчине позвонили, тот сразу же ответил, Винс с неимоверным любопытством посмотрел на Инспектора, попытавшись сосредоточить слух и пригреть уши, чтобы услышать хоть часть слов, но ему это не удалось. – Да. Принято. – И сбросил. – Поздравляю нас, Кавински, ещё одна угроза Империи ликвидирована. – Улыбаясь одними уголками губ, Инспектор встал, поправил подол своего плаща и направился к выходу из палаты. – И помни, наблюдатель, Прокурор заботится о нас.
Кавински молча проводил незваного гостя взглядом, потом перевёл его на пакет, желая узнать содержимое. И написать ей тоже очень хотелось, но до телефона руки бы не добрались. Похряхтев, он дотянулся до пакета, пытался при этом вытянуть шею – ему просто было очень интересно. Подняв руку, парень смог сжать и разжать пальцы, взял ими пакет, перенёс себе под бок. Белый пакет шуршал, но его это ничуть не смущало, он дрожащими руками развязал узелок-бантик, широко улыбнувшись поджатыми губами, краснея, посмотрел на содержимое. Внутри были нарезанные яблоки, очищенные мандарины, баночка мёда, три упаковки яблочного сока. Даже записка, на которой аккуратнейшим почерком было написано: «Лечись.». Наблюдателю было настолько приятно, что он чуть ли не расплакался, улыбка расплывалась всё шире, глаза становились уже. «Вряд ли она вкладывала в это нечто большее, нежели свою обязанность заботиться обо мне. Но, Чёрт, так приятно... А ведь действительно – Прокурор заботится о нас, он не зря произнёс это, потому что, как и я, так и он, мы государственные служащие Империи… И не жалко ей было тратить время на то, чтобы чистить мне фрукты? – нет, не жалко, потому что она делала это, ожидая чайник на кухне. Делать всё равно было нечего. А остальные продукты за пару минут купила в магазине, перед этим вечером, правда, уточнив, какие из них быстрее выводят токсины. – Зараза, мне же сейчас перед ней неловко будет…». Помаявшись, он достал телефон, но никаких сообщений от неё не обнаружил. А эту записку Кавински любовно держал в руке ровно до тех пор, пока не зашёл врач, спрятав клочок бумаги в кулаке. Быстро смяв и сразу же об этом пожалев.
– Вижу, Ваше состояние улучшилось, – добро произнёс. – Понимаете же, насколько произошедшее с Вами серьёзно, уже не маленький?
– Да, – рывком ответил наблюдатель. Врач молча убрал пакет с постели, присел рядом. «Молодой он, видно же», – подумал пациент.
– Доктор, о его состоянии... – начала говорить медсестра.
– Я помню, что надо, не напоминайте. Хочу сам побеседовать, совсем немного. Как я понимаю, до меня посетитель у пациента уже был, да ещё и пришёл не с пустыми руками...
По радио Кавински услышал, что производство было взято быстро, а всё из-за слаженной работы штурмового спецотряда во главе с госпожой Прокурором, а люди, которые были замешаны во всей этой схеме, были схвачены и ликвидированы. По сети наблюдателей он узнал, что все убиты, стирать никого не пришлось. «Наверняка много работы, не думаю, что Валери так просто отдала бы радость самой расстреливать всех причастных кому-то другому».
На четырёх точках, самых высоких позициях стадиона, стояли четыре человека. На первой точке стояла Валери. На второй – милая женщина с розовыми волосами, заплетёнными в низкие хвосты, её звали Иви. На третьей – высокий брюнет с графитными глазами, Колберт. На четвёртой – темновласый темноглазый мужчина, Тэйт. Негласно этих четверых называли просто – ВИКТ, аббревиатура закрепилась быстро и была довольно удобна в употреблении. Все – господа Прокуроры, стоявшие сразу после Инспектора. Валери осуществляла надзор за всеми государственными служащими, Иви за работниками социальных сфер, Колберт за работниками технических сфер, Тэйт осуществлял общий надзор за экономикой. Кроме них, конечно, были ещё прокуроры, но они были практически никому не известны, часто сменялись.
Каждый из Прокуроров держал в руке по пистолету, на них было штурмовое снаряжение. Связь между ними поддерживалась микронаушниками, в них в том числе были микрофоны.
– Начинаем в полдень ровно, – сказал Колберт.
– Принято! – радостно сказала Иви.
– Иви, не мажь, пули новые только в следующий раз выдам, – произнёс Тэйт. Колберт смотрел на часы.
Валери стояла, уже наметив, куда будет стрелять. Она не отвлеклась ни на диалоги коллег, ни на какие-либо мысли помимо работы: «Это напоминает мне то, как отец учил меня стрелять. Нет никакой разницы между тем, стрелять по неживым или живым мишеням. По вторым даже интереснее, не так скучно. А этих ещё приятнее убивать, зная, на что они пошли – сами виноваты. Их совсем не жаль».
Около двух-трёх сотен человек были выпущены из автомобилей, их привезли сразу после того, как исполнилась последняя воля. Большинство из них вообще ни о чём не просило, кто-то прощался с семьёй или друзьями, кто-то ходил на кладбище, кто-то в последний раз выпил рюмку алкоголя. Толпа стояла внизу, не понимая, что с ней происходило. Они ещё не знали, что за ними началась охота... Тик-так.
Пальба сразу из четырёх мест, бесперебойная. Крики, падения, прошибленные головы и груди, визги, всплески и брызги крови. Трупы падали резко, силой снарядов их немного отталкивало назад. Патроны улетали только так.
– Бежим!
– Бежим отсюда! Тут должен быть выход!
– Какой к Чёрту выход, идиоты! Нет выхода, это конец!
– Мы просто пушечное мяс-со, про-сто пуш-шечное мясо... – у кого-то была истерика.
– А он ведь прав, ребята! Так, стаскивайте тела, прикроемся ими!
– Зачем, дура, нас всё равно убьют?!
– Они станут проверять, кто живой, тогда мы их схватим, обалдуй!
– А верно! Ложитесь и укрывайтесь, но чтобы видно было!
«Они что, серьёзно? Пытаться спастись, чтобы прожить ещё пару минут? Пустое», – усмехаясь, думала Валери. Ещё минут пять звуки выстрелов сотрясали стены закрытого стадиона. Валери сменила уже третий комплект пуль, хотя совершенно не промахивалась. Она спокойно целилась, иногда даже не стараясь следить, нет, задерживалась на одном месте, на которое кто-то рано или поздно попал бы – тогда и нажимала на курок. Если бы кто посмотрел на неё тогда со стороны, то, скорее всего, испугался бы тому, насколько холодно она делала свою работу – взгляд фиолетовых глаз был равнодушен к убийствам, да и кровь в жилах уже не закипала, как раньше. Расстрел вошёл в привычку.
– Сколько убили? – спросил по связи Колберт. – В сумме двести девяносто три должно получиться. У меня тридцать восемь.
– Сто пятьдесят девять, – ответила Валери.
– Шестьдесят шесть, – Тэйт. Иви молчала, она на самом деле просто отвлеклась.
– Эй, Иви, приём! Сколько? – переспросил Колберт.
– Кажется, двадцать или двадцать три... – «Бестолковая, не просись исполнять, если не умеешь стрелять», – закатила глаза Валери.
– Остаётся, предположительно, человек семь-десять. Они закрылись телами, а пули зря тратить не хочется. Кто пойдёт проверять? – спросил Колберт.
– Да все мы пойдём, чего спрашивать-то? – скучающе сказал Тэйт. На самом деле, никто просто не хотел идти в одиночку, это было опасно.
– Нет, они начнут шевелиться, тогда нас всех возьмут. Может, просто бомбу туда швырнуть? – предложила Иви.
– Ага, ремонт сама будешь оплачивать, – ворчал Тэйт. – Да и разве у тебя есть с собой?
– Нет, но я просто предложила!
«Проверить в базе, кто умер, они, конечно, не додумаются... Ну что ж, осталось девять, я смогу их уложить сама», – сжав в руках пистолет, Валери, не слушая остальных, начала спускаться. Она даже пинала трупы сапогами, чтобы пройти. Трое выскочили, двух пристрелили коллеги, третий схватил за ногу – Валери пустила пулю ему прямо между глаз, ударив дулом в лоб. Ещё два подошли сзади, она отбросила пистолет далеко в сторону, отвлекая внимание, в это время достала нож, им пырнула одного в грудь, другого сначала оттолкнула рукой, потом воткнула нож в живот, провернув его. Кулаком ударила шестого в лицо, потом ещё раз ногой в висок. Седьмой пополз за пистолетом – его пристрелили. Восьмой сам себя выдал, громко разрыдавшись – его нашла Валери, продавив ему шею – он захлебнулся в крови. «Кто следующий? А, ты...». Она взяла ещё одного перед собой за плечо, резко посадила на колени, стоя за спиной, перерезала горло – он упал лицом на чью-то ногу, ударившись об неё.
– Приговор исполнен, – произнесла она, уходя со стадиона, не собираясь ждать коллег, перед тем лишь забрав свой пистолет, пуль в котором всё равно больше не было – поэтому она и выбросила его, оружие было всего лишь отвлекающим фактором.
Когда остальные члены Прокурорской группы спустились, между ними завязался очень даже бурный разговор.
– Мне иногда кажется, что она чокнутая... – буркнула Иви.
– Нет, просто она дочь Инспектора Войда, – ничему не удивляясь, спокойно сказал Тэйт.
– Да какая разница, ты только посмотри! Ей сколько вообще, четырнадцать?! Мне тридцать, вам по сорок, ребят, а она палит так, будто с пелёнок это делала.
– Иви, успокойся, просто мы стали Прокурорами тогда, когда нам было по тридцать... Ну, ты в двадцать пять. Возраст более осознанный, как-никак. Мы до этого жили нормальной жизнью, работали в судах и полиции, а у этой девочки не было такой жизни, – пояснил Колберт.
– Что поделать, Инспектор же растит копию себя. А мать, видимо, совсем не смотрит, – продолжал Тэйт.
– Нет у неё матери, насколько я знаю, – слова Колберта заставили товарищей остановиться, но не от удивления.
– Ожидаемо, Инспектор... Сложный человек, – сказала Иви.
– Так может, и не дочь она ему вовсе? Подумаешь, цвет глаз одинаковый, – размышлял Тэйт.
– Этого мы не узнаем. Я всё же ещё пожить хочу...
Войду тогда было всего шестнадцать, он был молод, в некоторых моментах вспыльчив, в большинстве – собран.
Она появилась в его жизни внезапно, встреченная в Академии как раз в день зачисления. Ева была красавицей, с платиновыми вьющимися длинными волосами и глазами, похожими на два рубина. С самого начала эта девчушка всех удивила, сказав, что сразу же пойдёт на алгоритм наблюдателя – да и было такое чувство, что она уже была им, имперскую одежду она не носила ни разу. Войд начал следить за ней, подозревал в неверности Империи, но его сомнения разрушились тогда. Когда он увидел её в Башне Света, молящейся о процветании государства. И тогда же она заметила его.
Юноша понимал, что она крайне часто находилась рядом, единственная из его группы соглашаясь работать в паре с Войдом, не боясь его, хотя, может, и стоило. Но она и сама была не ангелом воплоти. Это сам Войд понял чуть позже, когда она убила с десяток участников какой-то банды, не сомневаясь ни секунды, потом с беспокойным и добрейшей души человека лицом побежав к нему, которому прострелили ногу. Она, коротышка, помогала ему идти, держа под спину, ничуть не затрудняясь. У неё не было истерик, которых Войд ожидал увидеть после, не было слёз и криков, нет, а на вопрос: «Разве раньше ты уже ликвидировала людей?» она легко и без зазрений совести отвечала: «Да. И все они того заслужили». С того момента он перестал считать его дурочкой, которая непонятно что забыла в государственном аппарате.
Совершенно не понимая намёков Евы, он несколько месяцев игнорировал и своими действиями сводил результаты её попытки привлечь его внимание.
Поначалу не любил Еву, она была просто той, с кем он мог переговорить на работе, чтобы отвлечься, расслабиться, сходить вместе на тренировку. С ней он мог и поговорить по душам, если такое требовалось.
Правда, один раз Войд всё-таки вывел её из себя, и тогда она дала ему пощёчину, и он так завёлся, что схватил её за руку, притянув к себе гневное лицо Евы, непоколебимое и уверенное, готовое противостоять ему.
– Долго ещё будешь делать вид, что тебе на меня плевать? – холодным голосом сказала она, вызвав приступ колкой краткосрочной боли в груди.
– Кто тебе сказал, что мне на тебя плевать?
– Потому что ты так себя ведёшь? – корила она.
– Я веду себя, как положено, Ева.
– Замечательно, но мне твоё «как положено» не нравится, – ирония.
– А как тебе нравится? – внутренне поколебалась уже она. Не найдя, как ответить, она встала на цыпочки, чтобы достать до него, второй рукой цепляясь за воротник водолазки под его формой. Да он и сам тянулся к её губам, резко прижав к себе холодной рукой, отчего Ева слегка хныкнула в уже случившемся поцелуе, грудью припадая к нему.
Потом закрутился роман, который оба они отчаянно скрывали. Конечно, когда Ева в своей обычной дружелюбной манере подходила к нему и брала под руку. Войд в своей голове ругался на неё, потому что сдержать эмоции, наполняющие его в тот момент. было крайне трудно – при каждой такой возможности он хотел её целовать, потому что не знал, как ещё мог проявить свою любовь. Еве пришлось его учить, но она ни о чём не жалела, потому что уже спустя три года со счастливым лицом объявляла ему о том, что он станет отцом. Сразу же подняв её на руки, кружа и радуясь, он чувствовал, как его грудь распирает от радости. Они очень ждали и хотели ребёнка.
Как порядочные граждане, Войд и Ева стали мужем и женой, не только зарегистрировав свой брак в государственном учреждении. Но и обвенчавшись в церкви.
Конечно, проблемы были – из-за работы Войда, когда он в злости приходил домой, но он не позволял себе ни бить жену, ни даже кричать на неё. Да, срывался, а она сидела и успокаивала его, обнимая за спину, сидя позади.
Он помнил, что Ева пришла девятого декабря домой, радостно сказав:
– Завтра едем в роддом!.. – Войд такого резкого осознания своего отцовства не ожидал, но именно тогда в его голове это закрепилось. Он помог жене разобуться и раздеться. С потерянным взглядом впустив её, до сих пор ошарашенный, запер дверь на ключ.
– Нужно тогда вещи подготовить, – одними губами произнёс.
– Сейчас я чуть отдохну, и мы всё сделаем, – она чмокнула его в щёку и, довольная, пошла в гостиную.
Они сидели на диване, смотрели телевизор, Ева молча гладила свой живот, муж обнимал её за плечо.
– Вообще, он болит уже второй день, но я-то точно помню, что по словам врачей она должна родиться завтра.
– Она?.. Думаешь, не ошиблись? – Войд опустил взгляд на живот. Он не расстроился бы рождению дочери, просто переживал.
– Я уверена, что будет девочка. К тому же, ты говорил, что тебе не столь важно, какого пола будет ребёнок.
– Верно. Мальчик или девочка – значения не имеет, любить буду одинаково.
– Ай! – она резко крикнула. Мужчина встрепенулся. – Ха-х, ты бы лицо своё видел! Я же пошутила!.. – её нежный и тёплый голос немного успокоил.
– И ты можешь шутить надо мной в такой ситуации?! Я переживаю вообще-то! – негодовал он, скрестив руки.
– Войд, я тебя умоляю, тебя невозможно заставить переживать из-за такого. Как бы мне это удалось сделать? Успокойся, пойди пока и собери вещи в спальне, если тебе так не терпится, можешь просто переложить всё с полки в сумку, я подготовила. Я вставать не буду ноги устали и живот так и тянет вниз.
– Хорошо, сейчас, – он ушёл, не подозревая, что Еве с каждой минутой нездоровилось всё больше. Женщина пыталась отдышаться, потом легла на диван, держась за его спинку трясущейся рукой.
– Мне плохо, мне кажется... – задыхалась она, не в силах позвать мужа. Ей было плохо, она начинала вскрикивать, глуша голос кулаком, и часто дышать. Он пришёл спустя несколько минут:
– Ева?! – Она не ответила, да и по её лицу было видно, что дела плохи. Войд встал над ней, набрал трубку. – Скорая? Жена дома рожает. Да откуда я?.. – Прорычав что-то, Войд поднял подол платья Евы, раздвинув ноги: «Твою мать!». – Ну, воды отошли, и что дальше?! Да вы!.. Как я роды ей приму, я не врач, я полицейский! – он орал на всю квартиру, злясь. – Приезжайте быстрее, я не акушерка! – он сказал адрес и швырнул телефон в стену. – Так, Ева, пару секунд, я вернусь! – крикнул он, убежав, чтобы открыть двери в квартиру. Мужчина, вылетая из ванной в гостиную, чтобы хотя бы накрыть место под её тазом, взял полотенце.
– Мне, хах, кажется, будто меня пилят… – она вся уже была красная, стоя на ногах, опираясь на руки Войда, до боли сжимая их. Ноги её широко расставленные, время от времени подкашивались.
– Мне кажется, тебе лучше лечь, – Войд переводил взгляд с макушки Евы, упирающейся в его грудь. На капли крови на полотенце. Его жена просто мычала в ответ, ещё больше тужась.
– Нет, я знаю, что так ребёнок лучше выходит, поэтому я должна стоять… – говорил она глухо, сгибаясь чуть ли не пополам от невыносимой боли. «Свет, пусть всё будет хорошо...» – Войд мог думать только об одоном. Крики Евы его самого жутко беспокоили, она сжимала руками мужские запястья. – Те-бе.. Тебе нужно взять нож или ножницы, чтобы пере-ре… – она вскрикнула, оседая на колени, руками обхватив свой живот, чуть нажимая на него сверху.
– Вот когда ребёнок появится, тогда и перережу пуповину, не беспокойся, ты главное не волнуйся, если это вообще возможно…
Потом она только мычала, стоя на коленях перед мужем, но всё больше склоняясь к полу. Шумно выдохнув, села аккуратно на трясущихся ногах на копчик, расставив ноги. Всё же прикрываемые платьем. Она чуть легла на спину, опираясь локтями в пол, принимаясь поднимать грудь к животу. Войд аккуратно накинул подол платья на колени, поняв, что его ребёнок головой уже практически вышел из чрева. Не зная, чем ему помочь, он опустился на колени, руками держа плечи Евы и помогая ей всё больше нагибаться.
– Я уже ног не чувствую… – заплакала Ева. По её лбу стекал пот, в висках барабанным боем бурлила кровь.
– Он уже вышел головой, тебе не нужно так беспокоиться, он…
– Что?! Но почему он не кричит? – она чуть ли не из последних сил начала тужиться. Еве было безумно страшно, ей вмиг захотелось, чтобы рядом оказались мама и папа… «Нет, мой ребёнок не может умереть. Нет, я не позволю…». Войд не знал уже, как успокоить её, оценивая масштабы кровопотери, понимая, что столько вряд ли должно быть при родах.
Ребёнка он своего, наполовину вышедшего, аккуратно достал сам, перерезав пуповину и даже успев обработать её, замотать в полотенце и отдать Еве, которая лежала на полу, вытянув ноги, прикрываемые платьем, насквозь пропитавшееся тёмной кровью.
– Кто это? Это девочка?.. – с закрытыми глазами спрашивала она, обнимая немеющими руками лежавшее на её груди маленькое тельце, тёплое.
– Да, это девочка, – Войд смотрел на жену и дочь влюблённо. Голоса родителей звучали в тишине квартиры, до того разразившейся криками, с придыханием, волнением. Дочь совсем не кричала, тихо сопела.
– Что-то она маленькая какая-то... И синяя, – на его комментарии Ева усмехнулась, чуть прислонив макушку младенца к своим губам, поцеловав.
– Главное, что она живая и здоровая… – после этих слова одна рука Евы упала на пол, вторая осталась мертвенно лежать на спине малышки.
– Ева?.. Ева, ты слышишь?.. – уже нет, она не слышала. Он ледяными руками, от которых в момент отошла кровь, взял крохотное создание в руки, прижав её к себе, поцеловал в белёсую макушку – в его глазах тогда застоялись слёзы. «Живая и здоровая…» – эти слова закрепились в его голове.
Войд всегда выглядел грозно, даже тогда, когда ходил по всей больнице за своим карапузом, не оставляя её ни на минуту. Ему думалось, что она больше похожа на маму – светленькие и вьющиеся волосы, длинные реснички, маленькие и лишь слегка пухлые губки, нос-кнопка. Наверное, единственное, что ей передалось от внешности отца – цвет глаз. Он понял это, когда она только раскрыла веки, показав миру ещё два суровых аметиста, которые с самого начала жизнь смотрели на мир так вразумительно и серьёзно, что младенческим вряд ли можно было назвать такой взгляд.
Алгоритм он оставлять не хотел, да и не мог, а потому согласился на помощь от одного мужчины, у которого жена тоже недавно родила, чтобы та помогала с ребёнком, кормила, пеленала.
– А как зовут эту красавицу? – спрашивала Лаванда, восхищённо смотря на фиолетовые глаза малышки на руках Войда., стоящего на пороге их квартиры.
– Не знаю, я ещё не дал ей имя.
– Как так? Ну придумай уж что-нибудь...
– Придумаю, – отмахиваясь, отвечал он. Его больше занимала боль от смерти Евы.
Фактически, Войд отдал свою дочь в руки Лаванды, но он жутко не любил, когда его ребёнок был далеко, потому каждый вечер приходил и обязательно сидел с дочерью.
Один раз он сидел в кресле, смотрел телевизор, она была на его руках, играясь с какой-то ложкой.
– Что ты там дела?.. – он наклонил голову, взял её ручонку в свои пальцы. В маленьких пальчиках была сжата загнутая под прямым углом ложка. Войд пару секунд глядел на это, постепенно его глаза расширялись. – Как? Как ты?.. – он немного кипел, но понимал, что кричать нет смысла. – Тебе всего несколько месяцев, что ты творишь, маленькое создание? – он поднял её за подмышки, держа напротив себя, хмурясь. Девчонка хлопнула ресницами, поджала губы в улыбке, смотря на своего отца. – Я в недоумении, непонятно, конечно, для кого он это говорил, потому что дочь вряд ли понимала слова. – Интересно, в кого ты такая... Сильная?.. Валери. Почему ты такая сильная, Валери? – только что названная своим именем, она улыбнулась глазами, брыкаясь ногами. – Не ребёнок, а машина для убийств, – сказал он, когда ему по челюсти зарядили детской пяткой. – Уймись, дитя, – и он вновь усадил её к себе, – вон, ложку гни дальше...
Лаванда с умилением смотрела на то, как молодой Войд сидел в кресле, рукой прижимая к себе дочь, закрывая её от всего мира так, что видно было только макушку.
– Вернон, Вернон, смотри! – она шёпотом позвала своего мужа, стоя в дверном проёме, наблюдая за сценой в их гостиной. Он подошёл, приобнял за плечи, тоже направив свой взгляд в указанную сторону.
– Хах, кажется, они оба устали... Так и не назвал её?
– Назвал! – радостно сказала жена. – Я слышала, как он зовёт её «Валери»!
– Сильная, значит, – пояснил мужчина. «Ей придётся быть сильной для него, чтобы оставаться его дочерью. Слабаков Войд терпеть не может».
Войд спустя месяцев восемь увидел её первые шаги. Он только зашёл за порог квартиры Вернона, как услышал от Лаванды:
– Валери, а у тебя уже и папа пришёл!..
Его девочка, опираясь на стены, спешно шла встречать папу, чтобы упасть в отцовские объятия и подняться вверх взяьпя подмышки сильными руками. Войд присел, опасаясь, протягивая к ней руки, чтобы подхватить – по лицу ребёнка можно было понять, что она торопилась. Усердие отличало её от остальных с самого детства. Наконец, когда она коснулась его рук, оторвавшись от мебели и стен, Войд прижал её к себе, посадив на руки и распрямившись. С удивлением девушка посмотрела вниз – папа был высоким, сидеть на его руках было торжеством. Она охватила его шею руками, обнимая, приглаживаемая им по вьющимся волосам.
Из комнаты тогда вышла Лаванда, держа на руках Оливер, который был чуточку старше но до сих пор так и не ходил.
– Войд, она у тебя такая молодец, так хорошо ходит, а если её ещё и за руки держать, то бегает!.. – дивилась женщина. Не сумев сдержаться, Войд улыбнулся, довольный смотря на Валери.
– Спасибо, что приглядывать за ней, Лаванда.
– Да не за что, мне несложно, она такое чудо, практически не капризничает, в отличие от Олли…
Валери стараниями Лаванды научилась быстро и читать, и писать, а говорить уж подавно, хотя многословно она не была. Намеренно прокатить не любила, да и в целом всё её «проказы» заканчивались на том, что эта девушка сидела где-то высоко-высоко, дразнят Оливер, который, начинал из-за этого плакать. Но она часто и помогала ему – водила за собой, пока он не мог ходить сам, поднимала тяжёлые вещи.
Больше всего, однако, ей нравилось проводить время с папой, в Полиции, где она досконально всё разглядывала, читала, но по приказу отца ничего не трогала, могла только здороваться со всеми, исключением не стали и…
– P-400-SSs, R-400-SSs, – Войд стоял перед ними, держа дочь на руках, да и у них самых был сын.
– Здравствуйте, – Валери разглядывала опустила взгляд сначала на них, а потом на мальчика на руках его отца – это был первый мальчик, кроме Оливер, которого она видела.
Это был I-500-SS.