– Ты никогда не упускаешь повода сказать о себе пару лестных слов? – улыбнувшись, девушка закатила глаза.
– А ты разве не согласна со мной? – он сказал это так, что ответить «нет» было бы преступлением. Лукавый и самодовольный, он смотрел на гостью сияющими глазами и улыбкой.
– Отчасти твои слова – правда, мой дорогой наблюдатель, но и минусов в тебе столько, что юноше, к которому ты меня уже, я знаю, ревнуешь не в романтическом плане, до них очень далеко, – разбивая надменность, Прокурор в ответ одарила его снисходительной ухмылкой, на что тот нахмурился.
– Ну давай, говори, какие там у него минусы… – пробурчал юноша.
– О, так ты признаёшь, что ревнуешь? – лица и тона она не изменяла, дразня.
– На самую, подчёркиваю, самую маленькую капельку, – сквозь зубы. – Я думал, я один у тебя!.. – в наигранном разочаровании простонал.
– Ну, такого юного выпивающего человека у меня под надзором больше нет, ты действительно единственный и неповторимый, – взгляд фиолетовых глаз, полны осуждения, пал на него крайне тяжело, легче было перевести тему.
– Замечательно, я рад, что есть в твоей жизни, – в нём вновь проснулась маленькая язва. – Какие минусы у твоего этого?.. – специально не произнося имени, которое Кавински, конечно же, запомнил, показывая своё изначальное пренебрежение и отторжение, ещё раз спросил.
– У Хьюго? Дотошен до невозможности, вспыльчив временами, а ещё курит, когда переживает о чем-то или когда ему нужно сосредоточиться, чтобы о чём-то поразмышлять, – скучающий ответ. «Девушки не отвечают так, когда говорят о тех, кто ей нравится. Значит, он ей не нравится», – Винс не смог бы сдержать свою лёгкую ревность относительно того, что Прокурор уделяла время ещё одному юноше, потенциальному любовному интересу, каким наблюдатель его и считал.
– А отец не знает, что ли, что он курит?
– Понятия не имею, но я этим не довольна, к себе не возьму, если не откажется от этой дурной привычки.
– К себе? Типа, секретарём личным? – усмешка. – Кофе тебе некому носить? А, точно, ты не пьёшь кофе…
– Нет. У меня будет своё подразделение, – самодовольно ответила девушка.
– Ого! – он даже выпрямился. – Будешь самой настоящей начальницей тогда, мне даже интересно стало, как это будет выглядеть.
– А сейчас я чем не начальница?
– Не, это другое, – Винс точно смахнул рукой её статус, – у тебя появятся человек десять-пятнадцать, которые за тобой по пятам ходить будут. Будешь в окружении их машин ездить, а в центре твоя будет. И не придётся за другими прокурорами подбирать, включая того, который по образованию, – он размахивал руками, представляя себе нечто грандиозное. – Я прям представляю, как ты идёшь, а они за тобой, и все в форме, пафосно так, не подразумевая о своей эпатажности... Ка-а-а-йф!..
– Что-то ты размечтался, – она улыбнулась, положив под свою щёку кулак, засматриваясь на Кавински. На такого искренне доброго, яркого, иногда шумного, честного и совершенно... Родного Кавински. У неё было чувство, что она знала его будто бы всю жизнь, а не ничтожные полтора года. Это чувство развивалась в ней с лета и на протяжение всей осени, когда они виделись достаточно много раз, будто восполняя всё упущенное после смерти Вернона.
– Эй, приём! Ты чего, спать захотела? – его слова вынули девушку из десятисекундного транса. – Хочешь, я Энтони, Софи и Наву позову, может, так веселее будет?
– Не нужно, уже поздно, а ещё я не хочу менять внешность, – сразу же отказалась Прокурор. – Да и мне совсем не нравится твоя компания, честно говоря. Они же просто сопитейники, а никакие не друзья, Кавински. Я бы задушила Энтони за то, что он даже не обратил внимание на то, что тебе плохо стало, – она и правда стала враждебно относиться к компании наблюдателя. – А тебя бы следом за ним, балда ты, любящая пить, – она вновь нахмурилась, чего парню вообще не хотелось. Зря он о ребятах напомнил.
– Так они и не друзья, мне, чтобы приглядывать, так, знакомые чисто... – начались оправдания.
– Я тебя умоляю, не начинай, мы уже говорили о том, что тебе нужно иметь хотя бы ещё одного человека, кроме меня, который в случае чего сможет тебе помочь.
– Да, да, я помню... Но нет никого, кто бы был таким же, как ты, ну нет просто!.. Я же знакомлюсь с разными людьми, со многими пытался общаться, но никого по мне так и не нашёл, – он запустил обе руки за затылок, поддерживая его сцепленными ладонями.
– Я тебя понимаю, у меня аналогичная ситуация, но...
– Тогда, может, мы потанцуем? Вот ты говоришь, у тебя аналогично со мной много чего, так я сейчас потанцевать бы не прочь, значит, ты, может, тоже? – он придумал мастерский переход для воплощения самого желанного.
– Что? – она хлопнула глазами. – Ты хочешь прямо так? – девушка глянула на пространство квартиры, оценивая его на пригодно для танцев. Ей стало понятно, что дальше тема об отношения Кавински с обществом не разовьётся, потому она опустила её.
– Да какая разница, где и как? – он уже перелистывал в телефоне музыку, резко включил, отложил тот на столешницу, вставая на ноги, протягивая ей руку.
Не сомневаясь, но замедлившись в действии, она положила свою ладонь на его, и тут же плавно спустилась на пол. Винс сразу притянул её к себе, взяв за вторую руку. Они встали в позу вальса, но его танцевать не стали. Кавински вёл, делая широкие шаги то вправо, то влево, плавные – словно они вдвоём были лодкой, которую несло по морским волнам. Он делал небольшие выпады ногой, улыбаясь тому, что ему подражала и девушка. Они кружилась, приплясывая и лавируя между объектами дома. И музыка была без слов, но это сочетание из смычковых и духовых было столь же прелестно и забавно, сколько непривычно для Кавински... А он долго искал эту музыку, специально даже посмотрел, как под неё танцевали другие, он предполагал, что классическая музыка понравилась бы Валери больше.
– Видишь, это так же, как и в клубе, – улыбаясь, сказал Винс.
– Нет, совсем не похоже. – Сейчас на них никто не смотрел, при том совершенно легко – не нужно было выжимать из себя максимум. Сейчас, в тёмной квартире при слабом свете они танцевали, понимая, что в самом начале общения именно танцы сплотили их, побудив к сотрудничеству. – Сейчас никто не смотрит на нас, это спокойнее.
– Какая разница, кто смотрит, если ты смотришь на партнёра?
– Либо на тебя смотрит только партнёр, либо ещё сотня человек – разница есть.
– Ох, ладно, я не буду спорить с тобой, у меня просто другая точка зрения, а твою я понял, – он выдохнул. – Почему ты на меня не смотришь? – и правда, девушка взглядом упиралась лишь в его шею, прикрытую горловиной водолазки, на которую была надета объёмная футболка. Или она смотрела в пространство, уводя Кавински от мебели, стен, колонн, чтобы тот не врезался.
– Если я начну смотреть на тебя, то потеряю ориентацию в пространстве.
– Неужели?.. – юноша выпустил свою ладонь, поднырнув ей под руку Прокурора, взял её за подбородок, поднимая лицо на себя. Секунда. Её фиолетовые глаза. Две. Его привлекательная улыбка. Три. Ощущение её спины под своими руками. Четыре. Его горячие руки и бешеный пульс у пальцев. Пять. Мурашки по коже. Шесть. Он головой врезался в колонну, уходя назад. И музыка закончилась. Сразу же наклонился, одёргивая руку, прикладывая её на шею и тыльную часть головы. – Ай, с-с-с-с-с-с!.. – он шипел, медленно осаживаясь на корточки, наклоняя голову к полу. Валери, держа его за плечи, плавно опустилась вслед, встав на одно колено, беспокойно осматривая место удара.
– Я имела ввиду это... – с сочувствием сказала она, не прикасаясь руками. Сразу же встала, направившись к холодильнику, из которого нужно было взять лёд. Свободной рукой девушка взяла наблюдателя за спину, помогая подняться, посадила его на диван, всё ещё поглаживающего свою голову. – В глазах темно? Тошнит? – беспокоясь, спросила.
– Да и нет, – притупленно ответил он, открывая зажмуренные глаза. Валери села боком на спинку дивана, приложив к голове Кавински лёд, отчего он сразу поёжился, вжиимая голову в плечи.
– А ты-то чего ориентацию в пространстве потерял?
– Да я, это... Понял, что музыка заканчивается, хотел финал красивый. – «Вот же врун», – усмехнувшись, подумала Валери. «Вот же дебил, а, – подумал Винс. – Выгляжу сейчас, как лох просто...». – В клубе лучше, там нет столбов! – Прокурор коротко посмеялась.
– Как скажешь, – смешок. – Может, тебе стоит прилечь?
– Наверное... – в его голове созрел хитрый план. – Фильм посмотрим? – без слов она взяла второй рукой пульт, не теряя равновесия, включила телевизор, перемотала пару каналов. – Блин, опять полицейская драма? Ну, хоть посмеёмся с неё, нужно иногда мозгу давать отдых, а то у меня скоро мозг опухнет от всех зачётов и тысячи пятисот дисциплин в Академии, – он полузакрытыми глазами пялился в экран, на котором менялись кадры, при этом особо не слушал, о чём там говорилось. – Тебе же неудобно, сядь на диван?
– Сам будешь держать?
– Нет, конечно! Ты сядь ко мне лицом, подушку на себя положи, я на неё лягу, а ты рукой будешь держать лёд, – без зазрений Валери сделала так, как просил, и Винс упал щекой прямо в перину, понимая, что практически фактически и теоретически лежит на Валери, убравшей ноги вбок. Он свесил одну свою руку с дивана, вторую убрал за спину.
– И тебе так удобно? – смотря прямо на макушку Кавински, спросил она.
– Вообще шикарно, правда, у меня сейчас мозг замёрзнет.
– Зато это остудило твой пыл, – она под нытье Винса встала с дивана, чтобы убрать лёд в морозилку.
– Так неудобно! Сядь! – простонал он. – Ну ты смотри, подушка слишком низко! – он демонстративно привстал и упал на неё щекой – кудри полетели в воздух.
– Ты такой капризный, прямо как маленький ребёнок, – вздохнула девушка, поднимая подушку, взваливая её на себя. Тут же к ней примостился наблюдатель, с довольнейшим лицом наслаждаясь созданной им ситуацией. «Всё же он парень, ещё и подросток. И такое шоу поворачивать ради этого?.. Кавински, какой позор», – она свою руку положила прямо на его голову, не зная больше, куда её деть. Наблюдатель вскоре начал закрывать глаза, не слушая абсолютно, как драма разыгрывалась в показываемом кино. Вот только в какой-то момент сон как рукой сняло, потому что Винс знал, что в любой момент ей мог позвонить отец и истребовать домой, и тогда Прокурор уйдёт.
– Знаешь, что? – начал он.
– Мой ответ будет зависеть от твоего вопроса, – Винс усмехнулся.
– Я так и знал, что ты докопаешься!..
– Я не дотошная, услышал бы ты хоть раз Хьюго...
– Так, мы вообще не о Хьюго! – нервно перебил парень, хмурясь.
– Ты ревнуешь? – надменный и хитрый смех. Валери начала гладить его волосы, перебирая его золотистые кудри, наматывая те на кончики пальцев.
– Ты не моя девушка, чтобы я тебя к кому-то ревновал, но меня крайне беспокоит твоя озабоченность этим имбецилом, – Кавински был тем ещё ревностником в плане внимания – ему нужно было оно всё до последней капли.
– Какая озабоченность? – она усмехнулась, всерьёз возмущаясь. – Ты хоть себя слышишь, ловелас? Ты спросил о Главном Секретаре, а всё, что я знаю, связанное с ним, это о его сыне - и по твоей же просьбе я рассказала о нём.
– А сейчас он причём был?!
– Я сказала это нарочно, – она, довольная, по-лисьи улыбалась.
– Ну ты смотри мне! Я с тебя глаз не спущу, и с него тоже, а то начнёшь за ним бегать...
– Он – мой студент, мне неинтересно ничего, кроме его профессиональных качеств и оценок. А ещё у меня нет времени, чтобы бегать за кем-то, кроме тебя, – она нежно взъерошила волосы Кавински.
– Ты и за мной уже не бегаешь... – обидчиво выдал он.
– Я нахожу время на тебя. Этого недостаточно? – с лёгким упрёком спросила девушка.
– Нет-нет, достаточно! – наблюдатель понял, что испортил ей настроение. – Просто... Пообещай мне, что не вляпаешься ни в какие истории с парнями, мне не по себе сразу становится, – пересилив себя, он-таки сказал то, что хотел.
– Во что я могу ввязаться? Недобрые знакомства – твоя стезя, тебе совершенно не везёт, – и она знала, о чём говорила. О Наве, которая норовила поцеловаться с ним и до сих пор ревновала. О Долли, которой нравилось проводить время в компании Винса, но она была слишком беспечна. О многочисленных девушках и юношах, которые подкатывали к нему в клубе неисчислимое количество раз. То у него кольца с рук пытались содрать, то на ухо шептали, то со спины обнимали, то с напитками уговаривали отойти в сторонку и поговорить в приватной обстановке. Она просто не догадывалась, что Кавински просто имел манеру общения, слегка наглую, задиристую, похожую в глазах других на флирт – и специально он этого не делал. И ещё он вечно улыбался, ухмылялся, шутил... В общем, ему не везло в знакомствах.
– А я виноват что ли?
– Нет, это констатация факта. Суть в чём? В том, что мне не престало попадать в неприятности, в отличие от тебя.
– Ты щас смеёшься?! Тебя пытались убить три раза! Это ты!.. – вспыхнул он.
– С меня не пытались публично снять ремень и не трогали без разрешения в не самые приличные места, – отрезала она, напоминая Кавински об одном пренеприятнейшем случае.
– Фу блять, ну мы же договорились забыть об этом!.. – Винс лицом уткнулся в подушку, чувствуя себя максимально неловко.
– Так, что ты хотел сказать? – любезно спросила Прокурор, смотря на него.
– Я забыл! – вскрикнул Винс, поднимая голову, упираясь взглядом в невозмутимое лицо Прокурора.
– Вспоминай, – подавленный смешок.
Пара секунд копания в собственной памяти и вопрос:
– Я хотел спросить: почему ты согласилась?
– Что ты имеешь ввиду?
– Себя. Почему ты согласилась приехать? И всегда соглашаешься. Почему ты ведёшь себя со мной не так, как остальные девушки или парни? – его красные глаза смотрели требовательно.
– Потому что я так решила.
– Почему? – не отставал Винс.
– Я общаюсь со всеми людьми так, как считаю нужным и дозволенным. Изначально моя помощь была лишь как помощь для наблюдателя, но потом я убедилась, что сам ты долго не протянешь, если будешь один, – внимательно выслушав, не прерывая, парень принял её ответ, в котором никаких подвохов, которые он готов был разъяснять, не было. Факт – интонация Валери. Которую за полтора года он выучил. – И у меня возникает вопрос к тебе: почему ты один? Почему никто не интересовался тобой настолько, чтобы стать другом и чтобы помочь тебе хоть раз?
– Потому что у меня есть для этого ты – ты всегда мне поможешь, ты всегда меня спасёшь, ты вытащишь меня из любой ситуации, – он отвечал совершенно серьёзно, – я не знаю человека ответственнее, чем ты.
– Но ты же понимаешь, что меня может не стать в любой момент? – её глаза стали похожи на мутное стекло.
– Нет, не понимаю. Такого не может быть, потому что я не раз убеждался в обратном и убеждаюсь до сих пор. Ты либо находишь решение сама, либо тебе помогаю я совместно с твоим отцом... Это в какой-то степени забавно, в том смысле, что нам приходится с Инспектором забывать обо всём на свете, потому что твоя жизнь выходит на первый план... – он заметил, что она нахмурилась. – И даже не смей отговаривать меня отказаться от этого! А я уверен, что ты попытаешься, потому что ты думаешь, что так будет лучше! Но почему ты не можешь доверить свою жизнь кому-то? Ты же человек, ты гражданка Империи, а защита и охрана жизни и здоровья граждан Империи лежит как на плечах твоего отца, так и на моих – я не просто человек, я наблюдатель.
– Я тоже не просто человек, я – Прокурор. По должности выше, а потому, в теории, ты обязан исполнять все мои приказы.
– Ну да, это верно... Мы же Инспектору подчиняется, а ты наравне с ним, – в споре с ней признавать несостоятельность свою как аргументатора было неприятно. И фатально.
– Я, в отличие от всех остальных, включая ещё десяток человек, никому, кроме Закона, не подчиняюсь. И у меня есть для тебя приказ.
– Какой? Не волноваться о тебе? – Винс усмехнулся, но нахмурился.
– Нет, – она рукой подняла его голову, чтобы смотреть прямо в глаза. – Не пытайся убить себя.
– Да я вроде не горю желанием?.. – притупленно произнёс наблюдатель. – Или, что, ты думаешь, я режусь? – он сразу же поднялся на колени, немедленно задирая рукава водолазки, обнажая внутренние стороны рук, не обращая внимания на её.
– Нет, – она вздохнула, даже не смотря на его руки, своими натягивая на них загнутые рукава, аккуратно расправляя, – ты просто не осознаёшь, что подвергаешь свою жизнь опасности. Когда тебе становится плохо после алкоголя, ты всегда остаёшься один и обращаешься за помощью мне, но, если меня не будет...
– Ты будешь. – Резко сказал он. – Почему ты постоянно ведёшь к тому, что тебя не станет? – с осуждением посмотрел Кавински. – Сама режешься? – она протянула ему свои обе руки, чтобы парень удостоверился. И он сначала потянулся к ним, а потом просто охватил её запястья руками, чувствуя её пульс. – Я не буду, я тебе доверяю.
– Получается, я тебе не доверяю? – хитро спросила она, намекая на то, что сам Кавински руки показал.
– Нет, я же сам показал, а ты не просила... О Господи!.. – воскликнул он. – Я же только понял!.. Скажи, я же верно понял?! – парень сразу подтянулся к ней поближе, улыбаясь. Ожидая, девушка лукаво смотрела. – Если ты не просишь меня показать что-то, чтобы удостовериться в верности факта, а полагаешься только на слова, значит, ты мне веришь и доверяешь?! – его распирало от радости, потому что он, продолжая смотреть на лицо Прокурора, убеждался в верности сказанных им слов. – Если наши отношения построены на взаимных помощи и доверии, и мы хорошо общаемся, проводим время вместе... Значит, мы друзья?! – она попыталась сделать улыбку, та вышла сдержанной. – Ты не подумай, что я ради этого статуса так поступал и поступаю, и я помню твои слова, – он вскочил с кровати, уходя в зону спальни, что-то спешно ища в тумбочке возле кровати. – Мне намного ценнее факт того, что ты мне доверяешь, – слегка запыхавшись, парень вернулся на диван, скрывая в руке маленькую коробочку. – Я, на самом деле, не знал, что тебе подарить, потому что не в моих силах купить тебе квартиру или, не знаю, хорошее оружие, а до чего-то другого я бы не додумался, поэтому... – Кавински одной своей ладонью приподнял крышку, демонстрируя содержимое. – Да я и с размером боялся прогадать, – он протянул ей черную открытую коробочку с чёрным кольцом в нём. Девушка подняла взгляд на Винса, потом на кольцо, аккуратно вынимая то из подушечки. Сначала Валери хотела надеть то на средний палец левой руки, но он бы не снялся с него, а вот на безымянный, в дополнение к ещё одному, хорошо наделся. – О, ну, практически попал, – застенчиво улыбаясь, отводя взгляд, сказал он.
– Хорошее кольцо, – наконец сказала она, с левой руки указательного пальца снимая своё чёрное кольцо, сама протягивая его Винсу. – Я доверю тебе это. – Улыбнувшись, наблюдатель положил коробку на диван, взяв с её ладони похожее чёрное кольцо, он даже на секунду подумал, что оно такое же – но это было не так. Оно было шире и крупнее, что, правда, позволило ему надеть его только на свой безымянный палец правой руки. Он отставил от себя ладонь, чтобы посмотреть издалека.
– Красота!.. Забавно, что кольцами обычно меняются при регистрации брака, но ты должна была надеть его на другую руку.
– Я не собираюсь выходить за кого-то замуж, это слишком обременительно с двух сторон.
– Тебя волнует только это? – удивился Кавински.
– Нет, но это один из самых весомых аргументов. Его по силе превосходят ещё несколько.
– Мне даже стало интересно, какие? – он сел по-турецки, поставив локти на колени, подпирая руками свои щёки.
– Первый: мой отец – я не знаю, решился бы он когда-нибудь отпустить меня. Второй: ты – мне уже жаль этого теоретического будущего мужчину, который будет получать от тебя убийственный взгляд каждый раз, когда будет смотреть на меня или ухаживать.
– А я-то что? Ну, ухаживает и ухаживает, пусть, но если какую-нибудь фигню сделает, будет ходить и оборачиваться...
– Пхах, я об этом и говорю, ты просто не подпустишь ко мне никого... Третий: мне не интересны сексуальные отношения, они мне не нужны и в какой-то степени противны, а практически все сейчас нацелены только на это, – отвращение, брезгливость на её лице. – В-четвёртых, самое главное: я не хочу. Если у меня кто-то появится, мне нужно будет смириться с тем, что, в конце концов, кто-то из нас испытает боль при потере, я не могу так эгоистичная повести себя с человеком.
– А я что? Разве, если меня не станет, ты не будешь скучать? Я вот буду...
– Буду, не в моих силах стереть тебе память...
– Тут ты ошибаешься, – надулся Кавински.
– Ты разрешаешь себя стереть?
– Если от этого тебе станет легче и ты не будешь бояться со мной общаться, то ладно, пусть это будет твоя последняя воля. Пока мы живы, я хочу проводить с тобой время и не переживать, что будет потом – через десять, двадцать или тридцать лет. Если хочешь, я могу сделать это тоже своей последней волей, чтобы ты не помнила обо мне, раз это будет слишком больно... Не хочу чем-то ограничивать себя сейчас, думая лишь о «потом». В конце концов, все люди умирают, и мы тоже когда-нибудь умрём, – он говорил это так разумно, размеренно, и Валери слушала каждое слово, запоминания всё от начала и до конца. Такого ей никто и никогда не говорил. Взгляд Кавински стал ярче, живее, прямо как и его тон. – Ну, о «потом» мы побеспокоились, а сейчас время «сейчас», – он протянул палец с её кольцом, хотя обычно люди клянутся на мизинцах, – как тебе такое, Прокурор? – он видел, что она была растеряна, что смотрела на него, как будто он был лучиком света во тьме. И Валери не решалась поднять руку. – Ну-у, чего ты? Никаких рисков нет, сама подумай!.. – он хотел было начать всё разъяснять, чтобы убедить её. В груди у девушки что-то сжалось, так больно и остро, и при этом ничего не чувствовалось совершенно на месте сердца, как если бы там было пусто. Сделав вид, будто согласилась, та обняла его за спину, падая на плечо головой, прислоняясь к его шее. Улыбка Кавински стала невероятно тёплой, он поджимал губы, расплывающиеся по лицу вслед за их уголками. Сам не понимая, отчего, он был счастлив. Наклонив свою голову вправо, на её волосы, он тоже обнял в ответ, как-то неожиданно удивляясь тому, что девичья спина казалась под ладонями такой маленькой. Её же холодные ладони он отчётливо чувствовал сквозь водолазку, спина немела. Валери закрыла глаза, всем телом наваливаясь на Кавински. – Я буду считать это за положительный ответ.
– Ты же понимаешь, что стирание в некоторых случаях делает человека безумным? – спросила она.
– Понимаю.
– Твои условия не подходят, я не соглашусь на них, это слишком большой риск. И я не смогу это исправить. Боль при смерти будет наверняка, но страдания от безумия будут ещё больше, – голос Прокурора был тихим, уставшим.
– Тогда почему нельзя умереть вместе, чтобы потом встретиться?
– Потому что никакого «потом» после смерти нет, я в это не верю.
– А я верю.
– Лучше продолжай жить, если меня не станет. Это твоя жизнь, она не завязана на одной мне. И людей достойных ты найдёшь, обязательно, которые помогут тебе идти дальше, – она была абсолютно спокойна. А вот Кавински немного подрагивал, сдерживая слёзы, подступающие к глазам.
– Мне кажется, в праздник плакать не надо, – усмехнувшись, всхлипывая, сказал юноша. Прокурор сразу же отстранилась, взяв в свои руки его щёки, смотря в лицо, добро улыбаясь.
– Тогда почему ты плачешь? – спросила она. – Я всё ещё здесь, я даже не уехала.
– Но ты уедешь... Сегодня только среда, – он надул губы.
– Ну, я всегда уезжаю и всегда возвращаюсь, в этом нет ничего страшного. Не могу же я жить с тобой.
– Почему нет? Хочешь, я на диване спать буду? Ты прикинь, как было бы клёво – каждый вечер так проводить. Утром и днём на алгоритме, а потом сюда, домой. За ужином бы обсуждали, как день прошёл, потом смотрели бы телевизор...
– В твоей голове всё настолько идеально. Может, весь шарм и состоит в том, что мы достаточно редко видимся? – она опустила руки, оборачивая кольцо вокруг пальца.
– Шарм в ожидании? Нет, этой романтики мне не понять, – он откинулся назад, растянувшись верхней частью тела на диване. – Это опять откладывание всего хорошего на потом!
– Это просто есть, и тебе придётся с этим смириться, нельзя всегда «здесь и сейчас».
– А сейчас-то можно? – он широко улыбнулся.
– Можно, – смиренно улыбаясь, ответила Прокурор. Винс сразу же схватился за пульт, перемотал несколько каналов на телевизоре, по итогу включив радио. Вскочив на ноги, за собой поднимая девушку, вставая в позу, которую можно было назвать излюбленной. – Опять?..
– Не опять, а снова, милая моя подруга! – его фраза утонула в звуках музыки и звонком смехе.
Они танцевали до самой полуночи. Кавински пару раз даже поднял Валери в воздух, крепко так держа, кружа вокруг себя – и это было так завораживающе, что тепло разливалось по телу от самого сердца, а пальцы горели, словно касались не другого человека, а раскалённого железа, которым, при всех условиях, невозможно было обжечься. За окном было совсем тихо, а вот в квартире... Нет, совершенно нет. Музыка играла громко, но отличная шумоизоляция и понимающие соседи – такие же молодые и громкие – не мешали им проводить время вместе. Кавински танцевал и один, при этом пел слова песен, которые знал наизусть – Валери сидела напротив, засматриваясь и любуясь зрелищем, свидетельницей которого была лишь она одна. Она слушала его голос, низкий, слегка томный, поющий строки песен, словно они были адресованы ей. Валери смотрела на него так мечтательно, так восхищённо и так любовно. «Он такой красивый, когда танцует. Раньше я этого не замечала, не обращала внимание. Без дутой куртки, в тёмной водолазке, его фигура и силуэт видны чётче, выглядит эстетичнее... Ещё бы за ним не носилась половина всех девчонок Альт-Сити. Харизматичен, не глуп, хорош собой – чего ещё им нужно? Удивительно, что полтора года назад я видела его совершенно другим, поистине жалким, брошенным, грязным и никчёмным. У него сейчас даже лицо поздоровело, чего говорить об остальном теле – веса прибавилось, сил тоже. У него есть всё, чего не было тогда... Таки моя работа приносит пользу?..» – из раздумий её вывел только Винс, прекративший танцы, от усталости свалившийся на диван – он выключил музыку, уставившись в потолок, улыбаясь.
– Знаешь, – он обратился к ней, и девушка повернула голову в сторону, – когда я танцую один, мне скучно обычно, а сейчас – нисколько. Типа, я знаю, что ты рядом, а это значит, что я не один танцую.
– Какая замечательная логика, Винс, – она усмехнулась. Кажется, это был первый раз, когда назвала его так. Нет, конечно, в клубах он всегда был Винсом, но, когда они были одни, Прокурор никогда не... – Не хочу тебя разочаровывать, но мне пора, – она встала на ноги, смотря на парня сверху.
– Уже?.. – разочарованный вздох. – Я не хочу вставать, – он презентабельно упал головой на спинку дивана. Она подошла сзади, положив руки на плечи, с силой толкая вперёд. Её пальцы на рассредоточенных мышцах плеч казались хрупкими, но таковыми они совсем не были. – Всё-всё, я понял!.. – поднимая руки в знак капитуляции, наблюдатель пошёл к двери, он и сам начал надевать куртку.
– Ты-то куда пошёл? – поинтересовалась Валери, не совсем понимая, куда он собирался.
– Тебя провожать, – наблюдатель замотал на шее оранжевый шарф, натягивая на голову такого же цвета шапку.
– Раньше ты так не делал, – у неё были только пальто и шарф чёрного цвета, который видом своим тёплый не очень-то и напоминал.
– Ну а сейчас буду.
Они спустились на улицу по лестнице – снег уже осел, он перестал кружиться в воздухе. Сжимаясь от мороза, Кавински шёл следом за Валери.
– И тебе нисколько не холодно? – дрожащими зубами сказал он.
– Нет, – а ведь на её голове даже шапки не было. – Удивлена, что ты замёрз, хотя твоя кровь должна быть горячей.
– Почему? Потому что я горяч? – соблазняющим голосом спросил Кавински, ухмыляясь, наклоняясь, чтобы посмотреть на лицо Прокурора.
– Потому что ты недавно танцевал, а от этого молекулы быстрее двигаются, и температура тела повышается, – ответила девушка, обламывая парня на комплимент.
– Это неинтересно! Мне больше нравится объяснение тем, что я, привлекательный, – она по-дружески ударила его по левому плечу, улыбаясь той частью лица, которая ему видна не была.
– Ты неисправим.
– А для кого мне исправляться? Девочкам нравятся уверенные парни, а ещё я красивый и весёлый... Я же ничего не забыл из своих лучших качеств? – они шли по безлюдной улице. Очки юноши запотели на морозе от его же дыхания, поэтому он спустил их на кончик носа.
– Ты забыл сообразительность и гениальность, – смеясь, добавила девушка.
– А, точно!.. В этом мы с тобой похожи. Не уверен, конечно, что ты такая же весёлая, как я, но в остальном... – Он приложил палец к подбородку, якобы оценивая Валери, которая уже открывала дверь своей машины. В итоге выдал, – М-да, я думаю, что в отношение тебя работает всё, кроме весёлости, ты скорее саркастична и иронична.
– Я сочту это за комплимент, – она завела машину и пока стояла, скрестив руки, ждала, когда та разогреется. – К слову о девчонках: ты несколько месяцев назад наводил справки на одну, что по итогу?
– На самом деле, странный случай, родители вроде нормальные, у отца M'ка, у мачехи вообще H'ка, а эта какая-то дурная, – с лёгким отвращением сказал он. – Соседи жалуются только на мелкую, про родителей ни слова. Может, подростковый период, маму потеряла, а отец по бабам шатался, вот и выросло... То, что выросло, – горькая усмешка. – Я у неё успеваемость посмотрел ещё, учится хреново, мягко говоря, общается с какими-то пацанами, которые школу года четыре назад закончили, ну ещё две девчонки в компании есть. Хулиганы, в основном.
– И что? – она явно требовала какого-то решения дела.
– Да я даже как-то не знаю, что с ней делать... Я слежу, но лучше-то не стало.
– Гений, – она закатила глаза, – если бы я за тобой просто наблюдала, ты бы сдох ещё полтора года назад в том переулке, – прямо сейчас в Валери проснулся тот самый руководитель, который отчитывал работника за ненадлежащее исполнение своих обязанностей. – Ты либо делаешь что-то, либо за дело возьмусь я. Не хватало ещё, чтобы она выросла алкоголичкой или проституткой.
– А куда её? Ты стереть что ли хочешь?.. – забеспокоился он, понимая, насколько жестокими могут быть методы решения проблем у дочки Инспектора.
– Сначала в детский исправительный дом, а дальнейший путь будет зависеть от поведения – либо на стирание, либо обратно в семью.
– Знаешь, я прислушаюсь к твоему совету как от коллеги к коллеге, – она одобрительно кивнула, садясь на место, пристёгиваясь.
– Давно пора, наблюдатель, – она подняла на него взгляд, чтобы попрощаться, протягивая руку.
– Мне больше нравится, когда ты называешь меня «Винс», – он наклонился, пожимая тёплую ладонь. – Реально, почему я мёрзну, а тебе вообще плевать?.. – он схватился за её руку двумя своими.
- Попробуй сходить в горячий душ. А ещё купи куртку длиннее, иначе следующей зимой будешь жаловаться на больную поясницу.
– Я ещё не разваливаюсь, – буркнул парень.
– Главные слова: «ещё не».
– Ой, да ну тебя, – отпустив её руки, он отошёл, махнув своей, провожая.
– Вы поздно, – сказал Калеб, сидя за столом тёмной кухни.
– Почему ты ещё не спишь? – спросил Войд, подходя к нему, моя руки в раковине.
– Валери нет ещё, – ответил мальчик, подпирая свою щёку кулаком.
– Чем тебе мешает спать её отсутствие? – мужчина встал рядом со столом.
– Так я хотел поздравить...
– С чем? – нахмурился Инспектор.
– Вы разве забыли, что сегодня её День Рождения? – взгляд Инспектора потупился, он ничего не сказал в ответ, прислушиваясь к еле слышному звуку дверного замка. Из-за неё появилась Прокурор, сразу же закрывая, начиная снимать с себя пальто.
– Почему так поздно? – недовольным тоном спросил Войд, не дав Калебу шанса поприветствовать. Валери не совсем поняла, почему к ней обращались в обвинительном тоне.
– Дома есть еда, он убран, всю работу я сделала, комендантского часа для меня нет. Что не так? – спросила, подходя к отцу.
– После знакомства с этим наблюдателем ты вечно где-то пропадаешь, – продолжал Войд.
– Я всегда на связи – если что-то нужно, то можно просто позвонить, – она смотрела прямо в глаза. Калебу стало некомфортно, он слез со стула, испытывая сильное желание уйти.
– Не наглей, – прогремел голос. – Почему я должен краснеть перед Судьёй Брайбом за поведение своей дочери?!
– За что? – стальным голосом спросила она.
– За неуважение к нему с твоей стороны! – рыкнул он.
– Неуважение было только с его стороны – он не узнал меня, назвав «наглой студенткой», потом обращался ко мне на «ты» несколько раз во время диалога, намекая на то, что я уже забыла всё, чему обучалась в Академии. Он указал, что моим недосмотром является, то, что происходит в Академии, потому что я не контролирую прокурора по делам образования, – она говорила без эмоций, холодно, но чётко, хмурясь при том. – Судья Брайб просто не хочет, чтобы я оставалась на своей должности.
– Неважно, что сказал или хочет Судья Брайб, важно то, что говоришь и делаешь ты. Мне нет дела до твоих разборок с представителями Суда, – он только что противоречил сам себе, потому что возникал именно по этому вопросу.
– Тогда почему ты не отсылаешь их ко мне, чтобы претензии говорили прямо в лицо?
– Если сместят тебя, я останусь без поддержки в лице Прокуратуры, мне придётся назначать другого человека, как ты это не можешь понять?! Достаточно слов Суда и Главного Секретаря, чтобы это произошло, а ты продолжаешь провоцировать их! Зачем?! – крикнул он ей прямо в лицо.
– Я не провоцирую, я отстаиваю свои интересы и интересы граждан. Я не просто гражданка, у меня есть должность и обязанности, за которые я несу ответственность. Я не собираюсь терпеть от Суда отношение к себе, как к скоту.
Удар по щеке – громкий, сильный, какого она ещё не получала никогда в жизни. Валери пошатнулась, не ожидая того, пальцами касаясь горящего места. Она исподлобья посмотрела на отца, взгляд которого был безумен. Калеб поверить не мог, что это произошло: «Он ударил собственную дочь. Он кричал на неё».
– Уйди вон с глаз, позорище! – его слова эхом раздались по квартире. Девушка выпрямилась, отпуская руку от лица, сглатывая. Она развернулась и ушла. Калеб за ней, но в свою комнату – он просто ждал, когда появится шанс сбежать из-под горячей руки Инспектора. Не смотря вперёд, идя машинально, Прокурор дошла до комнаты, открыла дверь, бесшумно закрыв её под пристальным взглядом Войда. Как только он остался в комнате один, то одной рукой схватился за столешницу, второй закрывая свой рот ладонью, наклоняя голову. Его ладонь была горячей, он чувствовал это.
Валери забежала в ванную, чтобы в зеркале оценить масштабы кошмара на своём лице. Алеющая щека уже припухла. «Чёрт. – Она включила ледяную воду, наставив под струю свою щёку. Глубоко дышала, сдерживая своё негодование. – Это не входило в план. – Она довольно улыбнулась, смотря на себя в зеркало, цепляясь руками за край раковины... Стоп. Она же достигла того, чего хотела – почему ей нельзя быть довольной? – Сказал уйти с его глаз? Пхах, с радостью! Неделю поживу на работе, он заметит моё отсутствие, но гордости не хватит для того, чтобы обратиться за помощью. Рано или поздно, конечно, ему придётся извиняться предо мной, потому что жить один он не привык, а ещё он не сможет позволить себе потерять единственное, что после смерти моей матери доставляет ему радость».
Утром она собрала некоторую одежду и уехала до того, как это сделал отец, сумев не попасться ему на глаза. Старательно скрыв удар от тяжёлой руки косметикой, девушка и сама не заметила бы, что что-то было не так. На работе Прокурор вела себя как обычно – она была готова к тому, что это когда-нибудь случится, поэтому даже сильно не удивилась. Её волновало совершенно другое – как получить разрешение на поправки? Они были дописаны, отредактированы, и она отправила их на почты представителей высшей государственной власти в Империи.
Ответы от Главного Секретаря и Инспектора пришли в середине следующей недели – оба были положительными. Письмо Инспектора было крайне многословным: «Даю разрешение» и был приложен скан согласия с его заверенной электронной подписью. Собственно, больше от него ничего и не требовалось, поэтому Валери была спокойна. Главный Секретарь, Грегори, написал, что хотел бы встретиться с ней лично, чтобы убедиться в том, что сделал сам для себя правильный выбор.
В пятницу они сидели в одном из ресторанов Альт-Сити за столиком, который был дальше всех от остальных. Грегори пришёл в официальном костюме. Он был чуть старше Инспектора, с коротко стрижеными чёрными, начинающим седеть, волосами, на его лице были негустые борода и усы. Лицом серьёзный, как, впрочем, и характером.
– Госпожа Прокурор, добрый вечер, – произнёс он, встречаясь с ней взглядом.
Секретарь и Прокурор были пунктуальны, потому пришли ровно к назначенному времени.
– Господин Главный Секретарь, и Вам доброго вечера, – девушка не снимала с плеч пальто, присела в нём, чтобы на спину не надувало с открытого окна и вентилятора.
– Давайте перейдём сразу на имена, если Вы не против, мы же давние коллеги?
– Хорошо, господин Грегори, думаю, это допустимо, – вежливо ответила она.
– Рад, что наши взгляды и мнения во многом схожи, госпожа Валери. Я был очень удивлён, когда прочёл предложенные вами поправки... Они радикальны, – по его тону нельзя было понять, удивлён он приятно или совсем нет. – Вы знаете, я не исполняю приговоры... Да я бы, честно признаться, и не смог, это... Такая трудная работа, к которой Вас обязывает Суд, к исполнению этих мерзостей. Я читал все приговоры, и мне кажется, что они крайне жестоки. Если хотя бы один гражданский узнает о том, что выбор наказания находится в руках Суда... – он замолк, думая, что ещё сказать.
– Мы несколько раз сталкивались с утечками – кто-то из исполнителей, убирающих комнаты и утилизирующих трупы, крайне громко рассказал своему психотерапевту на всю клинику о том, что ему приходилось делать. Гражданские знают лишь то, что полицейская ветвь власти зверствует, пытаясь скрыть свои деяния.
– Всё мы знаем, для чего это делается. Но не перекладывайте всю вину на Суд, госпожа Валери, Вы имеете к этому прямое отношение, – его взгляд стал серьёзнее, он готов был обвинить её в жестокости. - До недавнего времени Вы просто подчинялись этому.
– Я скажу Вам даже больше, Вы тоже имеете к этому прямое отношение, – она сцепила пальцы под подбородком. – Господин Грегори, Вы находитесь на должности Главного Секретаря намного больше, чем я на должности Прокурора, но Вы ни разу не противились Суду, ни разу не пытались что-то сделать. Не думаете, что искать виновного – не тот способ решения проблем, которым должны пользоваться высшие должностные лица Империи? Я помню прекрасную фразу. Которая призывает нас искать причину, но в нашей ситуации это делать уже поздно, так как прошлое изменению не подвластно.
– Предлагаете забыть о нём? – со скептическим настроем уточнил Грегори.
– Предлагаю нам всем вынести из него урок