– Всем на последний этаж, на лифте, живо-живо!!! И первую помощь окажите! Скорая будет через пару минут!
Войд вызвал свой отряд, не рассчитывая на способности местных охранников и полицейских. Его люди приехали чуть ли не сиюминутно, несколько машин без сирен. Чёрный конвой незамедлительно оцепил пространство, медики окружили лежавшего на снегу Калеба, а вот попытка хотя бы измерить давление Войда так и осталась лишь попыткой.
– Никого не впускать и не выпускать! – приказал Инспектор, грозно озираясь. Само сердце мужчины билось сильно – он переживал, но не мог позволить себе выпустить ситуацию из-под контроля. – Смотрите записи с камер – кто-то закрыл двери последнего этажа, отследить и найти, привести ко мне немедленно! Всех причастных – найти и доставить в Главное Следственное Управление! Стрелков снять с этажей, живых – на допрос, мёртвых – судебным экспертам! – под его звучный голос солдаты начали группами выполнять приказы.
Войд ещё раз посмотрел на небо, щурясь. Потом, всё-таки решившись, полез на стену по железной лестнице, не видя, вышла ли дочь, но оступился, полёте в вниз – благо, не с большой высоты. Упал на спину, ударился головой, в глазах потемнело, поплыло, но он поднялся на лопатки, смотря в небо. В это Чёртово пустое небо, серое, в котором ни теней, ни просветов от облаков видно не было. Он повернул голову в сторону Калеба, закутанного в пальто, начинавшего дёргаться, хмурясь и кашляя. Мальчик раскрыл глаза, рукой вылез из пальто, достав из носа ватку с нашатырём. Он приподнял голову, смотря на Войда глазами с наполовину опущенными веками.
– Я ногами шевельнуть не могу, – тихо сказал он, – холодно. – Инспектор посмотрел на него, потом опять перевёл взгляд на верх здания. Его мало волновал Калеб, который находился рядом и в безопасности. – А Валери где?.. – тот шевельнул головой, еле поворачивая ей в стороны, не находя её взглядом и не получая ответа на вопрос. А потом до него дошло. «Её нет рядом, спустились только мы… Она умерла? – мысль эта вызвала в нём лёгкую радость, за которую он тотчас себя осадил. – Нет, она не могла так просто умереть…». – Так... Так надо подниматься!.. – он пытался повернуть корпус своего тела, но не мог. – И-Инспектор! Вы же позвали на помощь?! Инспектор Войд?! – он кричал на всю улицу.
А его не слышали. Тот, до кого он пытался достучаться, в шоке смотрел наверх, трясся от холода – его красные ладони, лежавшие в снегу, онемели, и по ним проходила тысяча холодных игл. Звуки сирен машин скорой он также не слышал.
«Так, это мне не нравится, – Валери смотрела вниз, её шатало, – Вниз я не смогу спуститься, нужно вверх, на крыше пережду, надо будет н-написать хоть кому-то», – мёртвой хваткой она взяла прутья, чуть ли не промахнувшись. Ей было плохо, в животе чувствовалось жжение. Девушка задыхалась, но старалась дышать чаще, чтобы прогнать через лёгкие больше воздуха. Она смогла подняться на самый верх, хотя голова страшно кружилась. Обогнув забор прутьев, немного прошла, села на запорошенный снегом бетон, спиной уткнувшись в стену коробки, служившей выходом на крышу. Валери взяла телефон, на экране которого всё плыло и троилось, зашла в «избранные», там нажала на первого, кто был, написала: «На крыше», больше пальцами перебирать сил не было. Рука аккуратно легла на живот – ткань прорезало насквозь. Коснувшись пальцами кожи, Прокурор ничего не почувствовала, подняв руку, увидела багровые разводы на подушечках посиневших пальцев: «Ладно, это всего лишь прокол, главное, чтобы не было внутреннего кровотечения, иначе не избежать долгого больничного. Мне всё равно больше ничего не остаётся, крое как сидеть тут и ждать, пока меня не найдут, либо пока я не буду в состоянии спуститься сама».
Дыхание восстановилось, стало тише, и она услышала, что по лестнице изнутри кто-то поднимался, схватила пистолет, готовая сразу выстрелить – уже никому и ничему не верила. «Везде какие-то подвохи, везде проблемы. Они хотят, чтобы я умерла. Они все хотят моей смерти, смерти моего отца... А Калебу просто достаётся и достаётся, бедный мальчик, нужно вернуть его в семью... Мы вдвоём с папой останемся, вдвоём против всех... И плевать мне на то, сколько ещё раз меня попытаются убить, каждого пристрелю, каждого сама на другой свет отправлю. Я хотела, как лучше, по-хорошему, но не получилось. Пора просить своё подразделение, хватит с меня». Металлическая дверь тяжело отворилась, сгребая сугроб снега в сторону, позволяя кому-то вальяжно ступить на чистую поверхность – медленно, но не с опаской. Поднятый на фигуру взгляд ничем не помог – лицо на фоне белоснежных облаков казалось тёмным, его черты было бы сложно различить, даже будучи в полном здравии, поэтому Валери понадеялась на другие чувства.
– Допрыгалась? – голос она сразу узнала. – Псина Имперская. – Слова срывались с его языка, точно капая на снег ядом.
– А ты, смотрю, подняться захотел, Колберт? – на её лице была усмешка. В момент Прокурор потеряла к коллеге всё уважение, позволяя обращаться к нему на «ты». «Точно, как же я сразу не поняла. Система, техника, по его приказу всё сделают... Он верный, а так и не смог от Архонтов повышение получить. Что же зависть с людьми делает?».
– Верно, захотел, – его веселил вид девушки, как он думал, абсолютно беспомощной. – И поднялся на двадцать пятый этаж, ради вот этого, – он указал на неё рукой, потом развёл обеими в стороны. – Если уж мне и погибать, то не в одиночестве... Сколько убила ты? Сколько я? В Преисподней не соскучимся. – «Да что они заладили про Преисподнюю, Дьяволов, Чертей, карму... Нет этого всего. А я надеялась, что Колберт не поехавший – ошибалась. Чёрт, диктофон не включила, если я его просто застрелю, то могут не поверить. Ъотя по камерам на этаже было бы всё видно. Будь они работающими, а этого я не знаю». – Знаешь, что я придумал? Спрыгну с этой крыши, а тебя будут пытать за убийство Прокурора, потому что больше никого нет. Вот будет смешно, если папочка откажется тебя истязать, верно? – он отвлёкся, повернулся спиной, уходя к краю. «Совсем крыша поехала, так себе из него Прокурор, нет доказательств, – она достала телефон, снимая его на камеру. Когда Колберт широко распинался, девушка его не слушала. – Что он вообще несёт?.. Мне дела до него нет, пусть хоть поэму пишет. Вообще, вся эта ситуация какая-то глупая, за уши натянута, разве он бы решился просто так сброситься с крыши, лишь бы мне насолить?.. Что за бред происходит?..» – она выронила из рук телефон, упала на пол, теряя сознание, сжимаясь в маленькую точку на снегу.
Колберт спрыгнул с крыши, и на камеру этот кадр попал.
Кавински, получив сообщение, не понял, о какой крыше идёт речь, он сначала поднялся на принадлежавшую его дому. но там никого не оказалось. На записях камер, которые наблюдатель запросил у охранника, не было ни единого человека, который бы поднимался на крышу. Тогда парень поехал до полицейского участка, но и там никого не было. «Чёрт, Войду тогда звонить? Он должен быть в курсе... Страшно, конечно, но пусть, мало ли, что происходит». Винс набрал номер Инспектора, в нерешительности сидя в машине, пальцами нервно теребя ниточки шарфа, которым наспех замотал шею.
Войд долго пролежал на снегу, а от действия газа у него отекли ноги, поэтому из машины скорой врачи его не выпускали. Он ответил на звонок, секундно посмотрев, кто же решился звонить в такой момент.
– Господин Инспектор, я не знаю, что произошло, но Ваша дочь написала мне: «На крыше». Вы мне объясните?.. – он проговорил всё быстро, но чётко.
– Приезжай к зданию, где расположен Главный Архив, – и Войд больше не слушал, сбросил трубку. Начал кричать, – Да плевать мне на ноги, дочь мне покажите! – он пытался встать с койки, но не мог. – Скажите! Скажите, что она на крыше, а не на этаже!
– Скажем, Инспектор, только успокойтесь! Постарайтесь успокоиться!.. – несколько крепких медбратьев держали его за руки, не давая размахивать ими.
«Чёрт бы их побрал! Сколько можно уже пытаться убить её?! Нет, чтобы в покое оставить, нужно каждый месяц что-то такое придумывать, от чего жить перехочется...» – парень нарушал все скоростные ограничения, совершенно не боясь высоких цен на штрафы. Он поставил машину боком возле парковки, шинами оставив глубокие борозды в выпавшем лёгком снегу. Удивительно, что Винс вообще смог найти место для своего автомобиля – все места вокруг были заставлены машинами скорых и силовых структур Империи. Несясь к многоэтажке, юноша мельком увидел, что группа следователей стояла над чьим-то телом, распластанным на снегу: «Что тут произошло?.. Хорошее начало года, ничего не скажешь». По воплям Кавински сразу понял, где находился Инспектор – на этот голос он и пошёл, хотя вероятность оглохнуть была высока.
– Господин Инспектор! – крикнул парень на подходе. – Где Ва… госпожа Прокурор?! – мужчина на пару секунд замок, перевёл бешеный взгляд на наблюдателя – Войда держало порядка пяти врачей.
– У меня такой же вопрос! – орал он. – Да отпустите вы меня, ну! Почему её ещё не спустили?! Чем там они занимаются, а?!
– А произошло-то что?! – Винс пытался перекричать мужчину, рьяно пытающегося извернуться и наконец начать что-то делать для того, чтобы помочь Валери.
– Кто-то пытался убить нас удушающим газом, когда мы были на последнем этаже, – он не кричал, но его голос был громким. – Калеб потерял сознание, его я вынес, а она осталась, потому что в нас целились, ждала, пока мы спустимся. Это обычное покушение на убийство, – он имел ввиду состав преступления, «обычным» такое ни у кого бы не повернулся язык назвать.
– Опять?! – Кавински чуть в момент не поседел.
– Да, опять, – Войда сам факт не удивлял, он лишь в очередной раз беспокоился за жизнь и здоровье дочери.
– Ну и сколько времени прошло? – Винс посмотрел на время отправки ею сообщения, прикидывая. – За столько времени вы не достали её?! – теперь и он начал гнать на полицейских, одного даже взял за ворот, вытрясая всю душу. – Да чем вы тут занимаетесь тогда вообще, а?! Почему вы ещё тут стоите?! Вам же наверняка дали приказ, так что?! Хорошо, что у неё сил хватило, чтобы на крышу попасть, иначе в комнате она бы просто!.. – он рыкнул, отбрасывая мужчину.
– Эй, мелкий, успокойся! – крикнули ему.
– Я тебе сейчас!.. – Винс замахнулся, чтобы ударить, но врач успел перехватить руку.
– Прошу вас, без травм!.. – пытаясь казаться уверенным, сказал он.
– Вот Вы выполняете свою работу, а они – нет! – воскликнул наблюдатель, поймав себя на том, что рассуждает и говорит прямо как Прокурор….
Из здания выбежало пять человек, на них сразу же было обращено внимание. Винс метнулся к ним, они – к Инспектору.
– Все входы на этажи выше десятого перекрыты, двери заблокированы, мы не можем подняться выше... – сказал офицер, запыхавшись.
– Так вскройте их, блять, что вы как дети малые! – крикнул Кавински, чуть ли не плюясь ядовитой слюной.
– Так вскрывайте их и идите дальше!! – синхронно выдал Войд, терпение которого было на пределе. – Всё, пустите меня, я сам её достану! Полчаса уже прошло! – он зарядил кулаком какому-то врачу в челюсть, вывихнув её, второму в глаз, руками оттолкнулся от коляски, к которой его привязали. – Там высоко, опасно и холодно – сколько можно ничего не делать?!, Я вашей беспомощности больше терпеть не намерен!
– Не вставайте, господин Инспектор, Вам!.. – прикрикнул тот же молодой врач, – Нельзя!.. – запрет был произнесён глухо и неуверенно – голос, как и сам врач, дрогнул под разъярённым взглядом Инспектора Полиции, брошенным прямо на того.
– Мне всё можно! Пошли вон! – Войд был в бешенстве, невероятно злой, громкий, агрессивный.
– Свет, он встал!.. – медбрат и врачи испугались, дивясь тому, что Инспектор так быстро отошёл. А вот полицейские готовы были креститься, лишь бы он никого не задушил – Войд в таком состоянии был более чем в состоянии это сделать.
Кавински уже взбирался вверх по лестнице, под общий шум тихо убежав, и плевать ему было на то, что внизу кто-то там кричал – он языком трепать любил, конечно, но действовать ему нравилось в некоторых случаях больше. Инспектор решил взобраться по другой лестнице, которая была с противоположного края здания. «Ёбаный рот, вот не могли они на пятом этаже сделать Главный Архив, нет, блин, приспичило на двадцать пятом!.. – негодовал наблюдатель, пока его всего до костей пробирало холодным воздухом, с высотой становящимся всё сильнее. Шарф бил по щекам нитками на концах, а руки, не прикрытые варежками или перчатками, давно застудились от практически ледяных металлических прутьев. Его мало что смущало то, что он мог сорваться и упасть, об этом почему-то голова даже не думала, хотя воспоминание о теле внизу было свежим и ярким. – Как так-то, Прокурор, а?! Ну с отцом же была, какого Чёрта так получилось, что ты его спасла, а себя нет?! Ну Валери!..».
Они поднялись практически синхронно, сразу побежали к центру, заметив чёрную форму девушки.
Войд, как увидел тело дочери, лежавшее неподвижно, чуть ли не за секунду оказался рядом. Он поднял её, обнимая трясущимися руками, смахивая со щёк снег – а те были очень холодными, белыми:
– Валери! – крикнул он, но понял, что та не слышала его, находясь без сознания. Рядом стоял Кавински с трясущимися коленками, пытавшийся отдышаться. Он увидел и багровеющее пятно под грудью, отчего рассудок на долю секунды помутился.
– Так, а пульс, сердце, есть?! – беспокойно спросил юноша, падая на колени, не зная, куда деть своих рук. Войд прислонился ухом к груди, успокоившись, услышав равномерное биение. Винс взял её за запястье, также убедившись в том, что Прокурор жива. – М-может нашатырь подойдёт? – Кавински расстегнул один из нагрудных карманов на её форме – её отец смотрел на руки наблюдателя бешеным взглядом. Открыв флакон, юноша поднёс нашатыря к носу Валери – она не реагировала. Войд сам дышал только ртом, он резко отвернул голову в сторону – так же обычно делают, когда пытаются сдержать накатывающие слезы?..
– Нет... Нужно на скорую нести, пока сердце и пульс есть, – сухо сказал он, немедленно подняв её на руки, аккуратно так держа, особенно за голову. Кавински, не растерявшись, взял её телефон, чуть не выронив тот, услышав слово «пока».
– Так чего мы стоим?! – крикнул наблюдатель, он ринулся к дверям, широко раскрыл их, но там была вертикальная лестница – юноша спустился первым. – Вы не спуститесь с ней, дайте мне! – он вытянул руки, готовый взять от Войда самое дорогое, что у того было.
Помедлив, Инспектор бережно опустил Валери – Кавински максимально крепко взял её, напрягая руки, сразу же побежал к лестнице – было тяжело нести Прокурора, так как их разница в весе не была такой уж большой. Пока Винс нёс её, он всё больше чувствовал запах железа. Инспектор с ноги вынес пару дверей, которые вели от этажа к этажу, ещё несколько выбил молотком, взятым из противопожарного ящика. После десятого этажа спускаться стало значительно легче – они бежали по лестнице, разочаровавшись в работоспособности лифта, который просто не приезжал. Войд раскрывал все двери на пути Кавински, чтобы тот свободно проходил. Он также открыл и последнюю, самую огромную дверь, ведущую на улицу, запыхаясь при том, даже шатаясь.
Врачи буквально вырвали дочь Инспектора из рук Кавински, сразу понесли в машину скорой помощи. И Инспектор, и наблюдатель стояли, не способные отдышаться. «Ну, такого адреналина я ещё не испытывал... Повторять не очень хочется», – подумал Винс, у него самого в глазах потемнело. Войд за сердце взялся.
– Вам... Плохо?.. – с одышкой спросил юноша.
– Сейчас отдышусь, будет... – он глазами следил, куда уносили его дочь, ноги дрожали, мешая идти дальше.
Кавински посмотрел в ту же сторону. Он чуть не поседел второй раз за вечер - Валери, положенная, на кушетку, с задранным для капельницы рукавом, скатилась с неё половиной тела, включая голову, которой вскоре упала в снег – медики положили её максимально неаккуратно, а потом один из них нечаянно двинул эту самую кушетку.
– Вы каким местом смотрите?! Себя, блять, уроните, долбоёбы!! – проорал Винс, направляясь к машине, сжимая руки в кулаки. – У вас руки из жопы растут, или что?! – никакие врачи уже не могли его остановить. Он поднял девушку за голову, опять прижал к себе и поднялся в кабину скорой помощи. Винс аккуратно смахнул со светлых волос снег, гладил по голове, смотрел на всех полным ненависти и недоверия взглядом, сидя над ней, как над златом.
Войд потерял контроль над собой, происходящее вокруг него казалось абсолютно диким, не настоящим, до такой силы противным и паршивым, что мужчина на стену уже готов был лезть и вырывать себе волосы с корнем. И ему было совершенно не холодно, горячая кровь разливалась по телу, давление зашкаливало, а вены на лбу вспухли. «Я вам всем руки-то поотрубаю, сволочи. Всех премий лишу, всех званий, работы, репутации, уровня доверия. И без последней воли обойдётесь», – из носа его практически ли не валил пар, а вот изо рта – ещё как. Из-под носа потекла струйка крови – он перенервничал. Мужчина вспомнил и о Калебе, понимая, что тот должен был прийти в себя, а значит, его на данный момент могла тревожить только дочь.
Кавински, нервный, подозвал сам медбрата, который был более приветлив и толков, по его мнению, чем все остальные. Он прочитал его имя на бейджике, обращаясь, пока тот ставил Валери капельницу в белёсую руку, которую держал Винс.
– Билли, так Вас зовут?
– Да, – сосредоточенный, отвечал работник, помогая наблюдателю уложить девушку на кушетку – всё же понятно было, что так ей будет лучше.
– С ней же всё будет в порядке?..
– Я... Не могу сказать точно, когда она придёт в себя, – дрожащими голосом ответил Билли, делая укол в вену правой руки. Кавински грозно вздохнул, не отпуская левой ладони Валери.
– Билли, ИВЛ включай быстро, это был хлорацетофенон! – к машине подбежал другой врач, он сел в машину, закрыв за собой двери. – Люк, гони в седьмую, она ближе, да и реанимационка там хорошая!
– Понял! – гаркнул мужчина за рулём, включая сирены.
– Что за вещество? Что делает? – расспрашивал Винс.
– Сильнодействующий удушающий газ, пол часа – и всё... Но они быстро выбрались, за минут двенадцать, так что откидывай давай вариант с летальным исходом, – он попытался ободрить Кавински. – Нашего Прокурора, хах, это не возьмёт!.. – по телу прошёл поток мурашек, именно от последних слов. – А надо будет, и с того света достанем.
Войд пострадал меньше всех, он не так уж много дышал газом, а ещё был крупнее – на килограмм веса граммов газа пришлось не так уж и много. Калебу пришлось не совсем уж и плохо, он спустя пару часов уже чувствовал себя совершенно хорошо.
С Валери особенный случай вышел... Хоть она и находилась в зоне концентрации газа больше всех и дольше дышала им, потеряла сознание намного позже, никаких осложнений не получила, проснувшись спустя три часа в больнице, сразу попытавшись встать. За ней наблюдали несколько врачей, включая главного врача Альт-Сити, но и он так глаза раскрыл, когда увидел, что пациентка с лёгкостью села на кровати после отравления, что те чуть не выкатились из глазниц. О её самочувствии сразу же сообщили Инспектору, наблюдателю и будущему Главному Секретарю. Калеб пришёл к ней в палату, таща за собой капельницу. За ним ворвался Войд.
– Валери!.. – глухо сорвалось с мужских губ, Инспектор подошёл наклоняясь, обнимая её. Она в ответ, похлопав по спине.
– Всё нормально. С вами, как я вижу, тоже?
– Да, правда, Инспектор чуть половину больницы и всю полицию не разнёс, – усмехнулся мальчик, присаживаясь рядом.
– По какой причине? – хмурясь, спросила Валери, не выпуская отца из объятий.
– Тебя полчаса не могли с крыши достать. А потом ещё и уронили, когда в машину скорой грузили, – Калеб улыбался, говоря об этом, находя смешным.
– Как непрофессионально, – такой ответ недовольной Валери был как раз в её духе.
– Ну, судя по всему, ничего не изменилось, – он улыбнулся ещё шире. – Сотрясения не было и нет, ты всё так же ворчишь.
– Что по поводу Колберта? – она руками отодвинула от себя Войда, внимательно посмотрев в его глаза.
– Какое тебе до него сейчас дело?.. – сухо спросил мужчина.
– Он спрыгнул? – кивок. – У меня на телефоне есть запись, на диск перенести, а потом к протоколу прикрепить, и всё. Сложностей не должно возникнуть, - девушка медленно осмотрелась в поисках гаджета, оказавшегося на стопке её одежды. Лежавшей на комоде поодаль.
– Ты можешь не думать о работе хотя бы три дня? Хотя бы день?.. Мне кажется, если тебя пристрелят, ты ещё неделю будешь работать!.. – пошутил Калеб, сразу получив грозный взгляд от Войда.
– Цыц! Не смей так говорить, Калеб, это не шутки! – мальчик сразу сжался, потеряв былой задор, почувствовав себя максимально стыдно.
– Не придирайся к нему, – Валери тут же остудила пыл отца, – к тому же, он говорит правду, – она усмехнулась, смотря на Калеба, который увидел в её глазах одобрение и поддержку.
– Ну... Ну уж нет, я не понимаю таких шуток, – пробурчал Войд. – Ты, наверное, устала, да? Мы пойдём, – он на прощание обнял дочь.
– Я только что лежала без сознания три часа, успела отдохнуть.
– Отдохни ещё, я не хочу, чтобы у тебя были проблемы, – Войд смотрел на неё с еле заметной мольбой.
– Проблемы будут завтра и совсем не у меня, – её угроза была обращена в пустоту, но Войд знал, о ком говорилось.
– Завтра ещё не наступило, погоди с этим. – Не понимал, о чём шла речь, только Калеб, вопрошающий взгляд которого оставили без ответа и внимания.
– Пока, – сказал он, уволакивая за собой, капельницу.
– Спокойной ночи, – девушка подняла руку, прощаясь с ними.
– Спокойной ночи, – тихо сказал отец напоследок.
Как только дверь закрылась, Прокурор встала с кровати, сходила в ванную. Вернувшись, встала рядом с кроватью, разминая руки и ноги. В палату зашёл лечащий врач, и у не было сомнений в том, что пациентке не нужны никакие оздоровительные процедуры, потому что он видел перед собой абсолютно здорового человека.
– Вы удивительно здоровы, – сказал он, поправляя очки, просматривая показатели аппаратов, которые три часа отслеживали её состояние. – И не скажешь, что с Вами что-то произошло. Но я бы настоял на том, чтобы три дня Вы не выходили на алгоритм, госпожа Прокурор, пожалуйста. И проветривайте помещение почаще.
– Я приму эти советы. Но алгоритм отложить не смогу, – она была такой же упёртой, как отец.
– Х-хорошо, завтра, когда выпишут Ваших родных, Вы тоже уедете, я не стану задерживать Вас, раз Вы считаете, что должны продолжать работать, – тот был несколько разочарован таким ответом.
– Понятно, – она совершенно спокойно смотрела на взрослого мужчину, а ему казалось, что перед ним не девочка пятнадцати лет, а женщина, которая умела и принимала решения, которые были не только рациональными, каковыми они и были, но и верными.
– Здоровья Вам, госпожа Прокурор, – он откланялся.
– Спасибо, доктор, – она проводила его взглядом.
Спустя немного времени в палату ввезли столик с ужином, медсестра достаточно удивилась, видя, что пациентка чувствовала себя живее всех живых. Оставив поднос с едой, женщина покинула палату.
В комнате горел только свет от лампы, Прокурор села на кровать, подвинув к себе поднос, на котором была не совсем типичная больничная еда: вермишель, котлета, нарезанные овощи, компот, булочка. А есть хотелось, и сильно – время подходило к ночи. Как только Валери поднесла к губам вилку, дверь раскрылась, резко в неё влетел Винс, потом немедленно, но тихо закрыв за собой дверь, посматривая с опаской в коридор.
– Так, они не должны знать, что я тут... – прошептал он. Парень обернулся, увидев Валери с набитыми едой щеками, за секунду изменившись в лице, засияв как солнышко. – Приятного аппетита. И ещё – не хочу тебя отрывать от столь позднего ужина, – Винс просто видел, каким хищным взглядом она смотрела на еду, что побаивался отрывать её от трапезы, – но, может, ты объяснишь мне, что произошло? Твой отец, он больше кричал, а не рассказывал, поэтому я не совсем точно понял, – наблюдатель легко перетащил стул от стены ближе к кровати, сев на него и закинув ногу, свободно уперевшись локтем на край высокой тумбы.
– Кхм, добрый вечер, – прожевав еду, первым делом сказала девушка. – Спасибо. – Потом перевела тему, – Так я тебе сообщение отправила, ты поэтому оказался, на месте?
– Ага, я сначала вообще не понял, о чём речь.
– Это вышло случайно, – она не оправдывалась, ни в коем случае. – По делу приехали в Главный Архив, там оказалось, что нас заперли в помещении, пустив по вентиляции ядовитый газ.
– А-а-а-а, это этот, хлорацетофенон? – Кавински запомнил название, сам что-то почитав о нём за свободные три часа, которые он не мог думать ни о чём кроме.
– Насколько я понимаю, да, полиция часто использует его для разгона граждан. Отца и Калеба я отправила первыми, потому что Калеб уже отключился, а сама за ними хотела идти, вот только вовремя заметила нескольких стрелков.
– Сколько их было?
– Четыре. Я удивлена, что ни один так и не попал в них, пока я с ними разбиралась, – на самом деле она знала причину.
– М-да. Как-то сверхудачно получилось… А что скажешь по поводу твоей дыры в животе?
– Напоролась на остриё стекла, которое мы ломали, чтобы выбраться, – она взглядом оценила уже зашитую рану на прессе, остававшимся открытым – Валери была в топе, футболку девушка благополучно сняла из-за жары. Кавински во второй раз уже не удивлялся подобному поведению: «Главное, чтобы ей было комфортно, а мне какая разница, во что она одета».
– А что за мужчина валялся на снегу? – нетерпеливо спросил.
– Да погоди ты, – она усмехнулась с его поведения. – Всё расскажу, не торопись. Или ты торопишься?
– Не-а, я вообще не занят.
– Ну, значит, продолжим. Я поднялась на крышу, так как до неё было очевидно меньше по лестнице, я бы не спустилась в таком состоянии, – Винс тяжело кивал, соглашаясь. – Меня не особо волновало, кому я написала сообщение, просто отправила первому в списке, им оказался ты. Но я даже не могла разглядеть имени, все глаза были в слезах, а ещё мутило. К моему удивлению, вышел именно Колберт. Обозвав меня «псиной Имперской», – она ещё раз посмеялась над этим неприятным прозвищем, – он как миленький передо мной стоял, говорил что-то о Преисподней, карме, наказании Богов – если хочешь, я отправлю запись с диктофона. Я не слушала его, не было ни сил, ни желания. Он сам спрыгнул с крыши, его ну уж очень терзало то, что он пытал преступников.
– Ой, нашёлся мне моралист, а раньше он каким местом думал, когда наказания брался исполнять? – закатившиеся глаза Кавински были отражением и реакции Валери, когда она слушала предсмертную речь Колберта.
– Он, на самом деле, немного приговоров Суда исполнял, да и соглашался сам, та что мне не понять, хотя кто-то может посчитать, что это я бессовестная тварь, которой, в общем-то, я и являюсь, – смех над самой собой ей нравился, да и собеседнику её тоже: «Всегда нужно уметь посмеяться над собой, не воспринимая некоторые вещи всерьёз».
– Сильно плохо было?.. – вдруг глухо спросил.
– Не так ужасно, как может показаться, я же осталась живая и здоровая, поэтому можно считать, что ничего и не было. – Спокойствие Валери удивляло.
– Ага, а шрам на животе тебя не смущает?! – в удивлении воскликнул.
– Никто его рассматривать не будет, да и это всего лишь шрам… – Она решила немного перевести тему. – Если тебя интересуют ощущения, то я могу рассказать, – это был риторический вопрос. – Сначала немного холодеют руки, глаза слезятся, чешется нос из-за раздражения слизистой, в груди тоже не особо приятные ощущения, одышка, дышать тяжело. Мне всего лишь нужно прокапать несколько капель в глаза и полоскать гортань, я старалась не вдыхать много газа. –Он слушал, постепенно взгляд красных глаз становился гневливее и одновременно холоднее от самого осознания того, что пришлось пережить человеку, сидевшему перед ним: «Она рассказывает это, просто перечисляя симптомы, как врач, но она же… Обычная девочка, как и я, человек. Который должен имеет чувства и эмоции, хотя я не могу поспорить с тем, что они у неё иногда крайне специфичны… Мне даже немного жаль её – это ненормально – быть готовым к тому, что тебя настолько ненавидят, что пытаются убить».
– Какая же Колберт мразь, – убито выдал в конце.
– За этим не только Колберт, – Винс поднял на неё полный непонимания взгляд. – В Омен-Сити были большие проблемы с часами, которые местный прокурор отказывался комментировать – ему было проще повеситься, что он и сделал, – Кавински скривился, – чем объяснить мне, кто ему приказал скрывать часы и переводить их обратно в Альт-Сити или оставлять себе, ну или же кое-кому другому. За финансы отвечает Тэйт. У меня есть запись, которая подтверждает его причастность к, так скажем, отмыванию средств, для этого пришлось ставить много прослушивающих устройств, – хитрой лисой девушка сощурила глаза.
– Что?.. Почему ты не сказала об этом раньше? Этого же хватает для состава? – волнительно перебил Винс.
– Потому что я поняла, что это Тэйт, только сегодня. Потом – как же с этим связана Иви?.. Мне пришлось составить слишком длинную цепочку, чтобы понять. Мужчина – Фрэнк, заложивший бомбу под машину, на которой я ехала, его двоюродной, но от этого не менее любимой сестрой была Кира, которую пытала и убила я. Мать Киры, тётя Фрэнка, работает в детском доме, который входит в социальную сферу – детский дом, что странно, на грани разорения, после тех пор, как убили Киру, которая, как я выяснила, отправляла часы на его содержание. Фрэнк рос в этом доме, любил его, а потому не мог себе позволить того, чтобы тот закрылся. Иви должна была обратить на него своё внимание – и у неё был отчёт о проверке, который буквально вытянул дом из списка рекомендуемых к закрытию – он был не государственный, поэтому именно к закрытию. Детей бы пристроили в другие дома, на самом деле, но это не столь важно в пространстве дела, о котором речь. Иви исказила факты, подделала документы о проверке, чтобы выполнить свою часть договорённости с Фрэнком, у которого был мотив мстить мне – за сестру, а также для стирания угрозы ликвидации детского дома, так как я бы могла провести повторную проверку, а также привлечь Иви к наказанию за фальсификацию документов и злоупотребление должностными полномочиями, – она объясняла всё доступно и понятно, поэтому Кавински не пришлось несколько секунд тупить, обрабатывая в голове информацию.
– И как долго ты собиралась всё это умалчивать?..
– Я сегодня же, в первый рабочий день, отправила все материалы отцу, завтра к обеду трёх Прокуроров бы уже не было, поэтому они решили убить нас сегодня. Идеальная возможность – смести со своего пути и Прокурора, и Инспектора заодно. Понимаешь, никто, кроме самих Прокуроров, не смог бы больше провернуть такое, потому что всё находится под жёстким контролем, осуществляемым ими самими. Им мешала Прокурор, и им мешал Инспектор, после власть перешла бы к ним самим. Главный Секретарь и Судьи не обладают теми полномочиями, которыми обладает полицейская ветвь власти и высшие её должности. Стать в числе высших было бы честью для них троих.
У наблюдателя мозг начинал плавится от самого факта существования теории заговора, которую объяснила ему Валери, он даже на секунду подумал о том, что это просто последствие падения головой в снег, но быстро осознал, что такое невозможно. Слишком логично, ко всему есть подтверждающие факты и мотивы – по-другому, кажется, и быть не могло.
– Когда ты пойдёшь туда завтра, я пойду с тобой, – резко выдал он.
– Для чего? – девушка нахмурилась.
– Гарантия твоей безопасности, не поверишь! – усмехнулся Винс.
– Со мной будет отец, – аргумент был не принят.
– Что-то он в этот раз не особо помог! – недовольно сказал парень.
– Ладно, как хочешь... Ты когда-нибудь исполнял приговоры с квалифицированной смертной казнью?
– Н-нет, мой максимум – пристрелить, а все те пакости – буэ-э-э, аж противно сразу стало, – телом он передёрнулся. – Может, прекратим об этом?
– Да, я хотела спросить: как ты собираешься выходить из больницы? Все двери закрыты, а с окна только в сугроб свалишься.
– Значит придётся тебе потесниться на этой полуторной койке, – отшутился наблюдатель, лукаво улыбнувшись.
– И не надейся, – улыбаясь, ответила ему Валери, глядя на того, как на жертву. – Представляешь, что будет, когда утром мой отец зайдёт в комнату, а мы будем на одной кровати спать? – вот эта надменная, опасная улыбка, вновь она появилась на лице Прокурора.
– Тогда исполнять приговор он будет не только на Прокуроров, но ещё и на одного бедного и несчастного наблюдателя... – с испугом прокомментировал Винс практически осипшим голосом. – Невиновного, между прочим!..
– Хах, да будет тебе, одно моё слово - и он ничего не сделает, – она откинулась на спинку кровати, скрестив руки.
– Ой, как приятно, что за мной Прокурор стоит, а не смерть с косой по имени «Инспектор Войд», – он даже состроил милое лицо, чтобы добавить иронии. – Я чуть не откинулся, когда он ко мне на квартиру пришёл, ну, после Нового Года. Я как сейчас помню, как он на нас смотрел – ты практически в лифчике стоишь и я, будто меня машиной переехали…
– Это даже не нижнее бельё... Это был топ.
– Надеюсь, Инспектор об этом в курсе, потому что... Мало ли, что он там себе выдумал, – Винс чего-то застеснялся, отвёл взгляд в сторону от девушки с нахальным и хитрым лицом. – Надеюсь, у него плохое воображение.
– У него хорошая логика, – она продолжала сверлить Винса взглядом.
– Вот Чёрт... – он окончательно ушёл в свои мысли, раскраснелся, закрыл нижнюю часть лица кулаком.
– Как же нелестно ты отзываешься о моём отце, – цокнула Валери. Кавински рассмеялся, понимая, о чём она.
– В этом есть доля правды!
– Я надеюсь, что ты только шутишь, – она закатила глаза. – Мне надоело слушать про Рай и Ад, про Богов и Дьяволов.
– Тоже не веришь в Богинь?
– Вся история звучит как бред с самых первых предложений легенды, – с лёгкой опаской и тихо произнесла Прокурор.
- Да и пусть верят, во что кто хочет, плевать вообще... А, не к слову вообще, но я дивлюсь тому, что ты типа... Дочь Инспектора Войда?
– Я не совсем поняла?.. – Валери даже нахмурилась. Винс широко расставил ноги, поставив на них колени, наклонившись в спине и скрестив пальцы, выглядел он по-деловому.
– Ну, значит, он спал с какой-то женщиной? И она родила от него ребёнка, тебя?.. Я бы поверил, будь ты хоть дочерью Архонта, но не Инспектора Войда. Для меня он не тот, кто хотел бы иметь семью или детей.
– Он обычный человек, он простой мужчина. Но я не уверена, что он планировал это. По базам данных актов гражданского состояния я смотрела, что женился он уже после того, как меня зачали, – было совсем немного неловко говорить об этом.
– Бля-я-я-я-ять, – он наклонил голову к полу, положив на неё руки, – залететь от Войда – это пиздец... Не в обиду твоей маме.
– Согласна, ужасно звучит, но это не наше с тобой дело, обстоятельств мы не знаем. Может, она действительно его любила, – Валери с еле заметной грустью потухших огоньков веселья в глазах посмотрела в окно, шторы которого, не закрытые, показывали тёмное-тёмное небо. Винс, поджав губы, посмотрел на неё, укоряя себя за сказанное, но потом пришёл в себя после лёгкого шока, вздохнул, запустив руки в волосы. Взгляд Валери стал спокойнее, – Если ты хочешь ещё что-то спросить о моей маме, то я не смогу тебе ответить, я ничего о ней не знаю.
– Окей, я понял, всё, закрыли тему. Что у нас дальше на повестке ночи?
– А ты всю ночь собираешься тут сидеть?
– Даже не пытайся, Прокурор, я не посмею выйти в коридор, иначе меня так огреет санитарка, что утром я готовенький с тобой в палате лежать буду с черепно-мозговой!.. – Валери рассмеялась.
– Я даже не знаю, куда тебя положить, нужно поискать в ящиках хотя бы одеяло, – она поднялась, потянувшись при том – Кавински как-то случайно посмотрел на её оголённые спину, лопатки и поясницу, достаточно рельефные, облизал губы, дивясь самому себе, ругая себя за это в голове. Валери открыла высокий шкаф и нашла там одеяло, до которого ей пришлось тянуться – вытягиваясь, тело становилось ещё худее, проступали рёбра.
– Слушай, тебе не холодно?.. – поинтересовался наблюдатель. Он только сейчас обратил внимание на то, что окно было приоткрыто.
– Нет, – девушка протянула ему толстое одеяло, – видимо, это для мерзлячих, как раз тебе подойдёт.
– Это почему я мерзлячий? – возмутился он, принимая одеяло из её рук, складывая его на стул рядом. Кавински снял курточку, из кармана которой достал игральные карты.
– Тебя вечно трясёт, когда ты спишь, что в Омен-Сити, что в квартире у тебя. Стащил с меня одеяло, я и проснулась, – она села на кровать, сложив ноги по-турецки. К ней перебрался Винс, усаживаясь точно так же напротив, волоча на своих плечах одеяло, которым укрывался.
– А, да? Я не замечаю... Я когда понял, что ты на моей кровати лежишь, чуть с дивана не ёбнулся. К такому меня жизнь не готовила...
– Ты вообще на моих ногах сопел, но я же ничего не говорю.
– Я этого не помню...
– Ну да, от поцелуев мозги поплыли, – хитрая улыбка.
– Да блин! – цокнул Винс, раздавая карты. – Я с ней не целовался, она сама полезла. Я вообще не при делах, – и ещё тысяча и одна отговорка-убеждение.
– Чем больше ты пытаешься сделать себя безучастным, тем больше производишь противоположный эффект, – прохладно сказала Валери. – Мне дела нет, целовался ты или нет, просто нравится тебя подкалывать, – её улыбающиеся глаза были напротив.
– Ну нифига себе!.. Нет, знаешь, я всё-таки склоняюсь к тому, что ты просто ревнуешь, Прокурор...
Как же было хорошо, что стены в больнице были толстыми и через них не было слышно вечных восклицаний Винса, его неудержимого хохота. А Валери тихо смеялась, но до слёз, закрывая себе рот рукой, чуть краснея. Они просидели до трёх часов, обыгрывая друг друга в «Дурака» и вытягивая из друг друга «Души». Кавински лёг на пол, закутываясь одеялом, и ему даже перепала найденная на верхней полке шкафа подушка, чтобы достать которую, потребовалась командная работа – Винс поднял девушку за талию, чтобы она дотянулась. «Никогда бы не подумал, что буду лежать в больничке на полу, замотавшись в запасное одеяле, перед этим несколько раз проиграв в карты с Валери... Эх, остался с душой, но в дураках».
В часов восемь утра они проснулись – за дверью были слышны голоса дежурящих медицинских работников, обсуждающих между собой операции, поступивших пациентов и не только.
Валери встала, сходила в душ, оделась, расчесала волосы, а потом села и начала читать почту и новости – утренняя рутина. Как только девушка поняла, что Винс проснулся, потому что он безбожно ворочался и даже открыл глаза, она сказала:
– Приведи себя в порядок, скажем, что ты рано утром приехал.
– Кто поверит в то, что я рано утром встал бы... – зевая, ответил юноша, закрывая за собой дверь ванной.
«Кто поверил бы, что ты приехал под ночь в больницу, чтобы провести со мной время. Вход в больницу был закрыт, но ты каким-то образом обошёл охрану. Удивительно, правда? – Прокурор задавала себе риторические вопросы. – Ты настолько привязался ко мне, что начал беспокоиться за мою жизнь, это я поняла ещё тогда, когда ты поехал в дождь на машине, чтобы я не шла до Омен-Сити сама. Ты настолько привязался ко мне, что пишешь мне пьяным, даже сквозь силу действия алкоголя понимая, кому и зачем ты пишешь – и ты уверен, что я помогу тебе в любое время суток. Ты настолько привязался ко мне, что боишься моей смерти. Я сама не боюсь – а ты боишься. Кто поверил бы, что тебе всего лишь нужно было немного помочь, чтобы увидеть, каким ты можешь быть. Что же мешало тебе быть таким, кроме нищеты? Верно, потому что ты вёл борьбу за выживание, а не жил. А теперь ты сам не только живёшь, но и присматриваешь за жизнями других»