В который раз Хогвартс распахивал свои двери для любимых учеников, жаждущих продолжать совершенствовать свои умения и приобретать новые и новые знания, соскучившихся по активному, веселому и азартному квиддичу, мечтающих вновь прогуляться по шумным улочкам Хогсмида. Сириус Блэк, едва ступив на платформу Хогвартс-Экспресса, ощутил пьянящее чувство свободы, которое только усилилось, стоило ему повстречать в вагоне своих друзей. Дома на Гриммо совсем не было спасения от постоянных упрёков и обвинений матушки, парень едва выдержал несколько последних дней перед учебой, грезя о приближении первого сентября.
Пятый год обучения начался для Сириуса резко, шумно и немного настороженно: с нотаций профессоров о СОВ на первых же занятиях. Разумеется, он понимал важность данной аттестации, но такое откровенное запугивание не приветствовал. Весь его курс во время проникновенной вступительной речи МакГонагалл затаённо слушал описываемые сухим безэмоциональным голосом профессора случаи, когда студенты не набирали достаточно баллов на экзамене и были вынуждены остаться на второй год. Отличница Лили, впечатлившись, так и вовсе после урока трансфигурации тут же помчалась в библиотеку. Джеймс поспешил было за ней, но потом вспомнил, что библиотека - это не кафешка за углом, там уже совсем старенький, но неусыпно бдящий за дисциплиной мистер Адамсон заставит его действительно заниматься и пялиться на прекрасную Эванс времени не останется.
Признаться, Сириус слегка опешил, когда друг летом заявил о своей заинтересованности в этой волшебнице. Очень серьёзной заинтересованности. Блэк сказал бы о влюблённости, если бы сам Поттер не выразился иначе. Действительно, Лили была в некоторой степени особенной: огненно-рыжие волосы, рассыпающиеся по плечам, пронзительные зелёные глаза, обрамлённые пушистым веером ресниц, и безукоризненно опрятный вид вкупе с незаурядными магическими способностями и острым умом вполне могли покорить Поттера. Однако Блэк был обеспокоен вовсе не этим. Выросший среди заскорузлых консерваторов, кичащихся чистотой своей крови, он первым делом ясно представил себе неодобрение выбора сына старшими Поттерами, которые тоже особой либеральностью не страдали. Чистокровный маг в энном поколении и магглорожденная волшебница без рода и покровителей. Как бы ни был Сириус против политики своей семьи, против очевидных вещей идти было бесполезно: Джеймсу просто не позволят заключить союз с Лили.
Однако другу Сириус всего этого не сказал, предполагая, что тот и сам все осознаёт, только подколол очкастого на тему занятого сердечка наравне с остальными. Изменившееся поведение Джеймса заметили они все, причём в самые короткие сроки. Казалось, как только Поттер переступил порог Хогвартса, его взгляд намертво приклеился к Эванс и не смел отрываться, пока она находилась в зоне видимости. На Истории магии Сириусу пришлось трижды одёргивать друга, чтобы тот хотя бы не так явно пялился в сторону девушки. Сама она этих взглядов либо действительно ещё не замечала, либо мастерски делала вид. Зато кое-кто другой очень даже заметил. Северус Снейп пристально и явно недобро щурился в сторону Поттера, а Сириус из-за временной недееспособности друга щурился в ответ. Не сказать, что противного слизеринца предостерегающие взгляды Блэка хоть как-то смущали, но исправно заставляли отворачиваться к своим делам.
В первый учебный день они ещё не успели поцапаться, в основном потому, что Джеймс пока сконцентрировал внимание на возникших чувствах и упорно не замечал извечного врага, сам Сириус был сосредоточен на своих проблемах, Ремус в принципе никогда не стремился конфликтовать с кем бы то ни было, а Питер, судя по всему, ожидал некоего сигнала к боевым действиям от Поттера и в одиночку нападать не видел смысла. Слизеринца если и удивило игнорирование его персоны, то виду он не подал. Снейп вообще всегда вёл себя так, будто всё, что вокруг него происходит, так и должно быть.
Только Блэк знал, что тактика игнорирования у Джеймса продержится недолго. Вскоре ему надоест просто наблюдать, и неугомонная натура потребует активных действий. А поскольку Снейп дружен с Эванс, а по слухам и вовсе в неё влюблен, то эти самые действия Поттера оставлены без внимания не будут.
Сириус вздохнул, логично рассудив, что будет решать проблемы по мере их поступления, и вернулся к своим пока весьма расплывчатым наброскам. Всё дело в том, что на этих летних каникулах, когда он пребывал в гостях у дядюшки Альфарда, его во время очередной прогулки по маггловскому Лондону посетила воистину необыкновенно сумасшедшая мысль. Глядя на модные мопеды кичащихся своей крутостью подростков, Блэк внезапно загорелся идеей заполучить себе такой же. Казалось, кому в его возрасте не захотелось бы иметь лишний повод для утверждения самооценки, однако Сириус на этом не остановился и пожелал переиначить маггловское изобретение на магический манер. В сущности затем, чтобы убедить матушку в том, что и магглы способны создать что-то дельное, а волшебники могли и поучиться у них, дабы развивать свое сообщество чуть быстрее. В тот момент летом он не знал, что именно хочет изменить в ревущем от мощности двигателя монстре, но по приближению осени потихоньку отмечал возникающие идеи в небольшую записную книжку, попутно проштудировав как внутреннее устройство транспорта, так и разнообразие его моделей.
Не нужно быть гением, чтобы понять, что прежде чем начинать рыться в библиотеке, необходимо определиться с материалом, то бишь выбрать какой-то конкретный байк, а также с количеством магических «хотелок», которые он бы желал на него навесить, и только потом подбирать нужную литературу и копаться в длиннющих списках сложных чар. Но даже на текущем начальном этапе вырисовывания набросков, Сириус осознавал, что потребуются фантастическое знание рун и заклинаний. Первые нужны были хотя бы потому, что на одних чарах задуманное им не продержится и трёх дней, поскольку заклинания не вечны, а у него нет силы Основателей, чтобы зачаровать всё на сотни лет. Так что для заклинаний лучше всего было бы адаптировать те функции, которые необходимо активировать непосредственно перед использованием транспорта, например, включение/выключение двигателя, тормоза, навигацию (которую Сириус ещё планировал создать на основе поисковых чар), активация сцепки, обеспечивающей безопасность сидящего (это в его голове представлялось невообразимой мешаниной чар левитации и щитовых заклинаний) и так далее.
Руны же должны были обеспечить работу всего аппарата в целом, правда, никогда не углубляющийся в этот выбранный под напором матушки предмет Сириус не представлял, как именно они должны это сделать. В значениях закорючек он худо-бедно разбирался, не без помощи Ремуса конечно, даже мог строить простейшие цепочки, но для работы такого масштаба этого было явно недостаточно. Так что он твёрдо вознамерился догнать и перегнать программу по этому предмету, даже если придётся просить конспекты за прошлые два года обучения предмету у кого-то из друзей или знакомых.
Размышляя над надобностью нумерологии, которую его тоже надоумила взять матушка, для своего проекта, Сириус и просидел всю Историю магии, не забывая также тормошить периодически залипающего Джеймса и отвечать на злые взгляды одного противного слизеринца. Не придя к определённому мнению на этот счёт, он сделал заметку ещё подумать над этим в потёртой записной книжке и отправился на Гербологию. На уроке парень по-новому взглянул на школьный предмет, неожиданно открыв для себя полезность некоторых растений для будущего изобретения. Вернее, не самих растений, а зелий или отваров, которые из них можно было бы приготовить. Джеймс после очень удивился сидящему в гостиной и уткнувшемуся в справочник по травам Сириусу, яростно строчащему что-то в тетради маленького размера, но вопросов задавать не стал, так как сам был очень занят каникулярным домашним заданием по трансфигурации, которое доделать в срок, естественно, не успевал.
Сириус на вытянувшиеся лица друзей, заставших его с оказавшейся очень познавательной книгой, только хмыкнул и помотал головой, отказываясь рассказывать причину своего нестандартного поведения. Для себя он твёрдо решил держать задуманное в секрете, чтобы потом презентация готового байка была по-настоящему ошеломляющей. Ну, а если у него таки ничего не выйдет (гриф допускал и такую возможность), то об этом будет знать только он.
Кто-то попытался втянуть его в «фантастическое» празднование официального начала нового учебного года и окончания первого учебного дня, но Сириус, помня грандиозную попойку по прибытии в Хог, ограничился одной бутылочкой сливочного пива, а затем парой метких слов дал понять, что этого ему достаточно и напиваться он не планирует.
После продолжительного корпения над книгами, из которых была вытянута порядочная доля полезной информации, Блэк удивлённо обнаружил почти пустую гостиную и с сожалением подумал о пропущенном ужине, на который друзья его, видимо, не дозвались. Сидящий в мягком кресле поблизости Ремус отвернулся от своей домашней работы и с интересом взглянул на очнувшегося Сириуса.
– Ты наконец-то оторвался от пожелтевших страниц, – проговорил он немного хрипло, – Знаешь, если проводить параллели между вашим с Джеймсом поведением, можно подумать, что ты влюбился в книги.
– Какая чушь, - отмахнулся Сириус, поднимаясь с дивана и потягиваясь, разминая затекшие конечности, - Пробегусь-ка я до кухни.
– Отбой уже был, - как бы между прочим отметил Люпин.
– Ну, не оставаться же мне из-за этого голодным, - усмехнулся Блэк и поспешил на выход из гостиной. Успешно миновав несколько коридоров и лестниц, он остановился напротив картины с заветной грушей. Домовики приняли его душевно, накормили до отвала, и только собираясь покидать кухню, Сириус додумался наколдовать Темпус. Мда, отбой не только уже был, он был очень давно и витающие цифры, складывающиеся в три часа ночи, говорили об этом как нельзя точно. Подумав о том, что терять уже нечего, а его перегруженный знаниями мозг вряд ли сможет сейчас отключиться, Блэк прошел поворот до гостиной и направился к лестнице, что вела выше.
На Астрономической башне сейчас должен быть прекрасный, ещё летний ветерок, и Сириус счёл его чудесным для того, чтобы структурировать мысли и определиться со следующими задачами на пути великой цели создания магического транспорта. Однако на седьмом этаже его везучесть неожиданно закончилась, и парень чуть было не наткнулся на кряхтящего за поворотом Филча, успев спрятаться в тёмной нише за доспехами. К счастью, смотритель был без своей бесподобной кошки, иначе плакала бы ночная прогулка Сириуса, как и заработанные Эванс на трансфигурации баллы.
Отругав себя на неосмотрительность, Блэк мысленно пообещал, что в следующий раз обязательно попросит у Джеймса его мантию-невидимку, и продолжил путь наверх. Очень быстро он пожалел о том, что у них теперь нет графика ночных дежурств профессоров, который в прошлом году пронырливому Питеру удалось стащить (читай, сделать копию) прямо со стола в кабинете Филча, так неосмотрительно оставившего важный документ на видном месте. Разумеется, в новый учебный год изменили и график дежурств, но где-то внутри Сириус надеялся, что это всё-таки не так, и в первый учебный день коридоры патрулирует по-прежнему расписанию профессор Спраут, никогда не снимающая за оплошность больше пятнадцати баллов, чего нельзя сказать об их декане МакГонагалл, что могла оштрафовать свой же факультет на все пятьдесят.
Последняя к тому же пользовалась каким-то хитроумным заклинанием и могла обнаружить их даже в мантии-невидимке Джеймса, правда, никогда не определяла точное нахождение компании в коридоре, потому восклицала что-то вроде «Я знаю, что вы здесь, молодые люди, немедленно покажитесь!», ждала около десяти минут и вынуждена была уходить ни с чем, видимо, сочтя хватание руками воздух в попытке нащупать спрятавшихся студентов не очень достойным времяпрепровождением. Сириус вполне справедливо считал, что она им подыгрывала, потому что достаточно было рассыпать или разлить по местности что-нибудь, и их местоположение обнаружилось бы на раз-два, ведь мантия не гарантировала носителям неосязаемость, но МакГонагалл этого почему-то не делала.
Сейчас же он был один, без мантии, да ещё и слишком далеко от кухни, чтобы отговориться банальным голодом, потому справедливо опасался собственного декана и всеми фибрами души надеялся на прошлогоднее расписание дежурств и чудесную профессора Спраут. Преодолев последний поворот, Сириус ступил на винтовую лестницу, ведущую на вершину Астрономической башни, услышал далеко позади себя шорох шагов и ускорился, пытаясь скрыться за спиральной круговертью ступенек. Поднявшись приблизительно на высоту нескольких этажей, он остановился и прислушался к звенящей тишине внизу и редким завываниям вожделенного ветерка сверху. Удовлетворённо выдохнув, парень бодро поспешил наверх.
Взойдя на площадку, Сириус не сразу обнаружил чужое присутствие, наслаждаясь прохладными потоками воздуха, ласково перебирающими растрёпанные пряди его волос, зато, когда наконец заметил чёрную фигуру на краю парапета, едва не лишился чувств. Первая пришедшая на ум ассоциация с младшим братом так и вовсе заставила пережить микроинфаркт. Пусть они с Регулусом и не ладили, но он все же приходился Сириусу родным человеком. Однако при более детальном рассмотрении наваждение исчезло. Рост у находящегося тут среди ночи (хотя уже начинало светать) был явно выше, чем у младшего Блэка, хотя фигура, обтекаемая шуршащей мантией, была очень похожа на худощавое телосложение брата. Довольно длинные для парня кромешно чёрные в темноте волосы развевались на ветру, и Сириус припомнил только одного человека с подобным описанием. Северус Снейп.
Неизвестно, сколько бы ещё Сириус разглядывал спину обнаружимого студента, но вдруг нога предположительно Снейпа (Блэк не был уверен точно, мало ли какие студенты в Хоге учатся, даже он всех своих знакомых поимённо не помнил) сдвинулась в шаге вперед, стремясь опереться на пропасть. Время для Сириуса замедлилось: будущий самоубийца ещё не успел перенести центр тяжести на ту ногу, а Блэк уже вытащил палочку, намереваясь что-то сделать, но единственное, что могло помочь в данной ситуации – это Манящие чары, а для их использования Сириус должен точно знать имя, потому что произносить «Акцио, человек в чёрном!» очень долго в такой ситуации и может вовсе не сработать. Миллисекунды медленно таяли в неумолимом ходе времени, и Блэк, доверившись непонятно откуда взявшейся интуиции, прокричал в звенящую тишину:
– Акцио, Северус Снейп!
От громкого звука фигура дёрнулась и точно провалилась бы в пропасть, если бы не сработавшее заклинание, рывком притянувшее человека прямо на Блэка, отчего они оба свалились на жёсткую каменную площадку Астрономической башни. Придавившее Сириуса тело, которое – теперь он был точно уверен – принадлежало Северусу Снейпу, очень быстро поднялось, прекратив давить на грудную клетку своей тяжестью. Рассмотреть лицо парня не представлялось возможным из-за сгустившейся перед рассветом темноты, только чёрные глаза лихорадочно блестели в трёх футах от Сириуса, тоже поднявшегося на ноги. Однако по сбивающемуся шумному дыханию рядом нетрудно было догадаться, в каком состоянии находится слизеринец.
– Какого черта ты здесь делаешь, Блэк?
– Рехнулся? – рявкнул в ошеломлении Сириус, тоже тяжело дышащий от недавнего всплеска адреналина. – Я твою чёртову жизнь спас, идиотина!
– Никто тебя этого делать не просил, образцовый гриффиндорец! - ощерился Снейп, - Но куда уж там, это же ваша прерогатива, отважные и слабоумные…
– Да ты совсем из ума выжил? Не надо было вмешиваться, значит? – Распалялся Блэк, из-за пережитого неспособный адекватно дозировать эмоции, – Не дорога тебе жизнь, значит? Так давай! Разворачивайся и сигай, раз так, я вмешиваться не буду, можешь не беспокоиться! Сдалась мне твоя жалкая душонка!
Ответа на эту экспрессивную речь Сириус не получил, но тусклый блеск глаз и тяжёлое дыхание поблизости свидетельствовали о том, что спасённый не торопится повторить недавний выверт. До грифа медленно стал доходить смысл сказанных слов. В звенящей тишине, разбавляемой редкими порывами ветерка, парень углублялся в посыл собственного высказывания. Он только что буквально пожелал противному слизеринцу смерти, пусть и поведясь на откровенную провокацию последнего. Для него это было дико – не желать жить, а потому, когда Снейп принялся осуждать единственно верный для Сириуса поступок, тот назло ему начал говорить ужасные вещи. Правда ли хотел Блэк, чтобы извечный недруг умер? Нет, конечно нет. Пусть он и невозможный засранец, но смерти не заслуживает точно. Никто не заслуживает. Только извиняться теперь глупо.
На самого Снейпа же произнесенная тирада произвела впечатление ушата воды, что вылили ему за шиворот. Нет, до осознания своих высказываний ему было далеко, так как гулко бьющееся от страха сердце в принципе не позволило бы ему сейчас здраво размышлять. Но эффект стоп-крана речь Сириуса всё же произвела, а также запустила занимательную, уже отработанную линию поведения «тебе назло», заключающуюся в противоречии собственных поступков словам окружающих. Вот и сейчас слизеринец, противореча своим же недавним словам, прошипел «Не дождёшься, Блэк!», метнулся прочь с площадки и поспешил скрыться на винтовой лестнице.
Слушая глухой звук торопливо удаляющихся шагов, Сириус выдохнул, неожиданно нервно рассмеявшись. Думать ни о чем не хотелось, адреналин прекратил действие, и на Блэка навалилась ужасная усталость. Так что надолго от Снейпа он не отстал, тоже устремившись в свою гостиную через множество коридоров и поворотов, только чудом не встретив никого на своем пути.
Оказавшись в комнате, Сириус смог только переодеться и забраться в кровать, тут же отключившись.
***
Северусу Снейпу категорически не спалось. Перед глазами то и дело вставал обрыв, зачаровывающий своей ночной красотой неровных домиков Хогсмида и чернеющих вдали колец для квиддича. Снова и снова он чувствовал ту леденящую душу невесомость, когда нога вдруг не оперлась ни на что, а начала быстро проваливаться в тёмную пропасть. А после ужасно знакомый голос и резкий рывок, вытаскивающий из бездны снова на твёрдую поверхность.
Пусть звучало и не слишком убедительно, но Северус не преследовал цели убить себя, идя посреди ночи на Астрономическую башню. Там он хотел всего лишь проветриться, спокойно подумать и решить, как быть дальше. Даже сейчас, уже лежа в кровати, он не смог себе объяснить почему вдруг сделал шаг и зачем вообще встал на самый край ограждения. Да, размышления его были не самыми радужными, однако почему он в порыве отрицательных чувств пусть неосознанно, но всё-таки сделал какое-то действие?
Корень его невесёлых дум крылся в собственной семье, а именно проблему составлял ненавидящий его отец. Это лето было ощутимо хуже всех остальных, потому что на Тобиаса вдруг при виде его начали находить вспышки необъяснимой ярости, во много раз сильнее обыденного и уже привычного раздражения. Причем если раньше Северусу перепадало, когда отец был вдрызг пьян (не так уж и редко, в принципе), то этим летом тому было достаточно увидеть ненавистного отпрыска, и это становилось поводом для парочки синяков и ноющих ребер. Слизеринец старался не находиться дома, с самого утра ускользая в парк вместе с двумя-тремя учебниками для тщательного повторения. Он подолгу мог сидеть на лавочке, уткнувшись в книгу, завернутую в непрозрачную обложку, или разлёгшись на поляне писать по памяти рецепты зелий или формулы чар.
Как назло, Лили в это лето уехала с семьёй на отдых к кому-то из дальних родственников, проживающих около чудесного пляжа в столице Греции, так что Северусу перепадало несколько листов восторженного описания курорта и бирюзовых волн, подробного отчёта о продающихся в местном магическом квартале вещах и море вопросов к нему самому, на которые он всегда отвечал почти одинаково: «Всё хорошо, от скуки учусь по старым учебникам, мать новые ещё не достала, погода в норме». Сам он интересного рассказать мало что мог, а волновать подругу не хотелось, так что писал необходимый минимум о собственном самочувствии и неизменности ситуации и принимался заваливать Эванс вопросами, ответы на которые она узнавала со всей ответственностью исследователя, попавшего в другую страну.
На фоне происходящего дома письма Лили были светлым лучиком в непроглядном плотном тумане его жизни. Очень часто Снейп попадался на глаза отцу, когда приходил за полночь в надежде, что тот уже спит. Тобиас тогда не успокаивался, пока не ударял непутевого отпрыска, шляющегося где ни попадя посреди ночи, как минимум раз пять. И после, когда старший Снейп довольствовался проведенным ритуалом «воспитания» и с чувством выполненного долга отправлялся спать, к Северусу подходила исхудавшая мать и принималась обрабатывать свежие ссадины смоченной в каком-то маггловском лекарстве ваткой. Раньше, когда он был маленьким, она пыталась заступаться за сына, кричала на пьяного мужа в ответ, грозилась сжечь к чёрту весь дом, если он только подойдет к ребёнку. Тогда это срабатывало, и взвившийся Тобиас был вынужден отступать, но не более двух лет назад он узнал о том, что Эйлин на фоне постоянных стрессов и переживаний не может нормально пользоваться магией. В тот день старший Снейп впервые поднял руку на свою жену, которая снова защищала Северуса. А он, тринадцатилетний пацан, из лучших побуждений вернувшийся домой на рождественские каникулы, не смог тогда этого вынести и стребовал с матери обещание не вмешиваться, дабы не пострадать самой. С тех пор юноша смиренно сносит побои молча, до боли стискивая зубы и прекрасно понимая, что если он начнет огрызаться, то избиение будет длиться дольше.
Зато потребность в сарказме и колких фразах слизеринец восполнял перепалками с четвёркой гриффиндорцев, находясь в Хогвартсе. Зачинщик Джеймс Поттер неустанно реагировал на любую шпильку в его адрес, но чаще всего приставал сам, умудряясь доставать Снейпа даже в особо пустых коридорах, где некому было смотреть на его величайшее гриффиндорское засранство. Сириус Блэк – лучший друг Поттера, постоянно поддерживающий его во всяких розыгрышах и приколах (довольно тупых, к слову говоря), тоже выпил у Северуса прилично кровушки. Ремус Люпин по всеобщему невысказанному мнению значился в компании голосом разума, нередко одёргивающим друзей, если те заходили слишком далеко. Питер Петтигрю же представлял собой типичного подхалима, который бездумно поддакивал своим более успешным друзьям, но какие-либо активные действия предпринимал очень редко. Северус мог по пальцам одной руки пересчитать случаи, когда он участвовал в стычке непосредственно с Петтигрю. А вот пикировок с Поттером и Блэком насчитывалось бессчётное множество, и только иногда это были некие соревнования на изобретательность, целью которых было придумать противнику подлость поинтереснее.
Потому второго сентября Снейп с «нетерпением» ждал, пока неугомонный Поттер нарвётся на него и запустит извечное противостояние с новой силой. Но к его удивлению, придурок Джеймс не обращал никакого внимания на слизеринца, весь день беззастенчиво пялясь на Лили Эванс. Даже злобные взгляды Снейпа не возымели никакого эффекта на гриффиндорца, зато на них живо откликнулся вставший на защиту друга Блэк. Но и тот был слегка рассеянным на уроках, будто мысли его витали где-то далеко. А после не появился на ужине, в то время как его друзья там присутствовали и не выглядели озабоченными отсутствием члена своей компании.
Когда Северус ворочался в постели уже второй час, предпринимая безуспешные попытки уснуть, в голову его проникла очень соблазнительная идея выйти на свежий воздух, чтобы проветриться и успокоить свои переживания насчёт оставшейся дома с тираном матери. Накануне перед отъездом в Хог, Тобиас снова едва не покалечил её, слава Мерлину, парень успел вмешаться, перенаправив его гнев на себя и заполучив пару новых синяков. Так что проветриться определённо не помешало. А где, как правило, водится свежий воздух? Правильно, на Астрономической башне. Туда Снейп и поспешил, наскоро переодевшись в мантию.
Видимо, он слишком крепко задумался, раз не заметил, как подошел к самому краю невысокого ограждения верховной площадки Хогвартса. «Может, отец прав, и будет лучше, если меня не станет…», - последняя депрессивная мысль, вероятно, и стала спусковым крючком для того самого шага. Сделал он его абсолютно точно неосознанно, подчинившись порыву мысли, в своем содержании ужасно бредовой, как отмечал сейчас Снейп, лежа в постели и дрожа от пережитого ужаса. Как он мог даже на крохотное мгновение допустить, что этот мерзавец, приходящийся ему родителем, может быть прав? Как он мог поддаться этой малодушной мысли? Он не имеет права оставить мать одну с этим чудовищем! Однако его принципы ослабли в тот момент, позволив выйти наружу самому заветному желанию – исчезнуть из этого ужасного мира, уйти от постоянных бед и несчастий. Это было слабовольное, низменное желание, которое Северус хранил глубоко в себе, никогда не надеясь на его исполнение и точно зная, что этого не произойдёт.
Заснул он ближе к утру, когда до противной трели будильника оставалось чуть больше часа.