В последний раз проверив снаряжение, Таллима бесшумно выскочила из кустов. В темноте она различала фигуры стражников в доспехах и инквизиторов в мантиях. «Должно быть, они окружили дом… Ха, меня такой ерундой не остановишь!» Метнувшись к дереву, воровка прижалась к его стволу. В темноте она слышала приближающиеся шаги. Появившийся из-за угла стражник прошел в двух шагах от Таллимы; та затихла, затаила дыхание в ожидании, когда он уйдет.
Наконец шаги стражника стихли. Таллима достала арбалет и выстрелила в крону дерева специальной стрелой с привязанной к ней веревкой. Подергала, убедилась, что веревка держит крепко, после чего вскарабкалась на дерево и затаилась в кроне. Внизу снова послышались шаги – стражник шел в обратную сторону. Подождав, воровка снова выпустила стрелу с веревкой – теперь в край крыши – проверила ее надежность, закрепила другой конец на ветке и, удерживая руками баланс, перешла на крышу таверны.
Некоторое время Таллима просто лежала на крыше, глядя на растущую луну. «Будь нынче полнолуние, – подумала она, – моя задача бы значительно усложнилась». Встав, она подошла к нужному ей окну, зацепила за край крыши крюк-кошку и спустилась вниз, повиснув на высоте второго этажа.
Теперь ей предстояла непростая работа – открыть окно, по возможности бесшумно. При помощи масленки Таллима смазала оконные петли, затем достала бурав со сверлом и принялась проделывать в оконной раме отверстие – достаточно малое, чтобы его не было заметно, но достаточно большое, чтобы просунуть сквозь него отмычку.
…Полчаса работы. Время от времени внизу проходил очередной страж; к счастью, ему ни разу не пришло в голову внимательно посмотреть наверх. Просовывая в проделанные отверстия отмычку, Таллима сдвинула защелки. Затем просунула между рамами нож, слегка повернула, нажала – и окно открылось.
На кровати спал мужчина; почуяв во сне дуновение холодного воздуха из открытого окна, он поморщился. Воровка поспешила закрыть окно, задвинула защелки и заделала отверстия специальной замазкой. Теперь следы взлома почти исчезли.
Осторожно, очень осторожно воровка сделала шаг. Половицы сразу предательски скрипнули; к счастью, мужчина на кровати спал крепко. Слегка касаясь половиц носком ноги, Таллима прощупывала пол – выбирала наименее скрипучие участки. Шаг, еще шаг… Опустившись на колени, Таллима просунула руку между стеной и кроватью. Пальцы сразу наткнулись на кожаный переплет.
Даже сейчас от тома несло мрачной, затхлой склепоподобной атмосферой. Убрав его в инвентарь, Таллима стала обдумывать план ухода. Строго говоря, еще на крыше она придумала целых два плана – но ни в одном не была уверена, как и в том, что ей не придется на ходу придумывать третий. Это было нормально – даже в самом продуманном плане должно быть место для импровизации.
Тщательно выбирая, куда поставить ногу, воровка подошла к двери. Снова взяв масленку, она смазала петли и замок – теперь риск привлечь их скрипом чье-то внимание был исключен. Дверь воровка открыла при помощи отмычки, проскользнула в темный коридор и снова заперла за собой.
Отсюда было два пути: либо по винтовой лестнице в переднюю комнату, либо на балкончик в зал для трапез. Таллима выбрала второе, так как знала, что лестница в переднюю комнату ужасно скрипит, и этот скрип может привлечь чье-то внимание. Лестница с балкончика тоже скрипела, но не так громко; а главное – тех, кто мог этот скрип услышать, было существенно меньше. Кроме того, из трапезного зала можно было попасть на кухню, а оттуда – в погреб.
Через единственное окно на кухню проникал слабый ночной свет. Отыскав люк, закрывающий вход в погреб, воровка приподняла его и скользнула вниз, в темноту.
Даже зелье ночного виденья мало здесь помогало – мрак стоял непроглядный. Пахло землей и вином; откуда-то тянуло холодом – видимо, там тавернщик держал особо подверженные порче продукты, обложив их льдом (льдом тавернщика снабжал живущий в городе маг; единственное, что он умел хорошо – кастовать заклинание холода и замораживать воду, чтобы потом продавать лед живущим по соседству хозяевам). Ориентируясь на ощупь, Таллима продвигалась по погребу в поисках выхода.
Наконец она нащупала вделанные в стену погреба металлические прутья, служащие здесь лестницей. Воровка уже хотела подняться по ним – как вдруг поняла, что она здесь не одна. В темноте погреба кто-то притаился – кто-то, или скорее, что-то. Таллима не слышала ничего подозрительного, не ощущала странных запахов и уж, конечно, никого не видела – она просто каким-то образом знала, что ЭТО близко. И что встреча с ЭТИМ, скорее всего, закончится… нет, даже не смертью, а тем, от чего ищут спасения в смерти.
Воровка – будучи далеко не робкого десятка – стояла, прижавшись к стене лбом; колени ее дрожали, руки не слушались. Только одна мысль билась в голове: бежать! Бежать немедля, куда угодно! И она, наверное, и впрямь бросилась бы бежать, не разбирая пути, если бы в ее ногах было больше твердости…
Спустя несколько секунд (показавшихся Таллиме вечностью) ужас отступил, оставив лишь чувство близкой опасности. Твердость в ногах вернулась – но вернулась и ясность в мыслях; по крайней мере, стало ясно, что бежать сломя голову – не лучшая тактика. Поднявшись по лестнице, воровка кое-как отодвинула засов и, приоткрыв люк, выглянула наружу. Прохладный ночной воздух подействовал на нее отрезвляюще.
Она находилась во дворе при таверне. В десятке шагов впереди она заметила колодец. Где-то недалеко фыркнула во сне лошадь. Таллима поспешила покинуть полную страхов темноту подвала; присев, она подбежала к колодцу и, спрятавшись за ним, осмотрелась вокруг.
Двор ограничивался таверной (вместе с пристройкой, служащей домом для тавернщика и прислуги) и был огорожен забором. Его можно было покинуть через ворота, однако для Таллимы этот путь тоже был закрыт – со своего наблюдательного пункта она заметила там силуэт стражника. Что ж, это уже не страшно!..
Снова в дело пошел крюк-кошка с веревкой – с его помощью Таллима взобралась на забор. Убедившись, что никаких стражников поблизости нет, она спрыгнула вниз и скрылась в ближайших кустах.
…Ветер стелет белесую поземку. Ноги по щиколотку проваливаются в снег… или, может быть, то пепел? Пожалуй, да… пепел сгоревшего мира… от которого остались лишь руины, торчащие тут и там, словно гнилые зубы.
Черный Рыцарь шел через засыпанную пеплом пустошь. Белесая земля, темно-серое небо, черные силуэты гор на горизонте – все цвета безнадежности, пятьдесят оттенков серого, слегка разбавленные сепией. Ветер гонит пепельные клубы, заметая следы путника. Однако Черный Рыцарь знал – этот безрадостный ландшафт скрывает много тайн и опасностей.
Вдруг в нескольких шагах от Черного Рыцаря пепел начал проваливаться куда-то вниз, образуя осыпающуюся воронку. Черный Рыцарь отступил, схватившись за меч – и правильно сделал, ибо в следующий момент из воронки вылезло червеобразное существо, выглядящее как плод соития грабоида с Шаи-Хулудом. Пасть его напоминала уродливый цветок с тремя лепестками, утыканными зубами, и с щупальцами-тычинками.
Схватив тварь за одно из щупалец, Черный Рыцарь притянул его к себе. Взмах мечом – и отсеченная голова полетела в сторону, а обезглавленное тело забилось в конвульсиях, истекая ихором. Но тварь была не одинока. Сейчас же справа и слева от Черного Рыцаря из пепла взметнулись два червя, немедленно ринувшиеся на него в атаку. Ударом клинка Черному Рыцарю удалось рассечь голову одному из червей, однако второй, напав сзади, сумел сбить его с ног. Меч отлетел в сторону.
Но Черный Рыцарь явно не собирался сдаваться. Упираясь руками в челюсти червя, он буквально раздирал ему пасть. Ихор хлестал из ран, тварь извивалась и дергалась, пока не замерла неподвижно. Встав на ноги, Черный рыцарь поднял свой меч из пепла, потемневшего от пролитого ихора. Он знал, что бой еще не закончен.
Откуда-то из-под земли раздался шум. Сжав рукоять меча, Черный Рыцарь смотрел, как из пепла вылезает огромный – по меньшей мере, в два раза больше предыдущих – червь-хранитель. Из сердцевины четырехлепесткового зубастого «цветка» смотрело нечто похожее на глаз с звездчатым зрачком. «Глаз» вспыхнул багровым сиянием и исторг пылающий луч. Черный Рыцарь вовремя успел заслониться щитом; луч ударил в щит с глухим гулом, высекая искры. Прикрываясь щитом, Черный Рыцарь отступал – но вовсе не потому, что решил бежать.
Отойдя на достаточную дистанцию, Черный Рыцарь вдруг рванул с места навстречу червю-хранителю. Бежать приходилось не по прямой, уворачиваясь от луча, поднимающего клубы пепла и превращавшего остатки стен в мелкий щебень. Черный Рыцарь оттолкнулся, прыгнул и, подняв в прыжке меч, вонзил его в «глаз» червя. Червь-хранитель упал, дергаясь; Черный Рыцарь вырвал облитый ихором меч из его тела.
Гул, что возвестил о появлении червя-хранителя, не исчез; наоборот – после смерти твари он стал еще громче. Пепел просеивался куда-то вниз, открывая то, что было под ним сокрыто. Опираясь на свой меч, Черный Рыцарь смотрел, как из пепла появляются стены, лестницы, башни – город, погребенный давным-давно. По склону образовавшейся котловины проходила полузасыпанная лестница, ведущая вниз, в царство фантомов и колышущихся теней…
…Полина открыла глаза. «Опять эти сны!..» – подумала она. Одно время она подозревала, что причина снов – близость той зловещей книги. Однако сны не исчезли и после ее переезда из таверны. В чем же тогда дело? У Полины была догадка – однако она боялась ее озвучивать даже самой себе.
Спальня огласилась топотом маленьких ножек:
– Тетя Поина! Тетя Поина! Там тетя Каима пишьла!
– Ах ты моя няка!.. – Полина подхватила Норчу на руки. – Иди, я сейчас переоденусь…
Таллима стояла в передней, сложив на груди руки и прислонившись к стене. Увидев Полину, она подошла к ней и протянула тканевый сверток.
– Возьми это… И лучше всего – сожги поскорее. У тебя могут быть неприятности.
– А что случилось?..
– В «Три кота» заявилась инквизиция. Я, можно сказать, украла этот фолиант прямо у них из-под носа.
– Но ты же не думаешь, что кто-то…
– А больше не из-за чего. Тавернщик – мужик добрый, мухи не обидит… На колдуна или еретика он точно не похож.
– Но кто мог об этом узнать? Об этом томе знали только двое – ты и я. Я даже Сирбену с Ароунделом ничего не говорила…
– Ох, не все так просто… – и Таллима принялась рассказывать о том, как в подвале таверны ею овладел необъяснимый ужас.
– Хм, кто же это мог быть?.. – с задумчивым видом произнесла Полина, выслушав воровку. – Если предположить, что это как-то связано с книжкой – значит, это, скорее всего, призрак. Кроме призраков, из нежити страх могут наводить также вампиры, но что вампиру делать в подвале ночью?
– Постой, а с чего ты решила, что это нежить?
– Ну так ведь книжка явно про некромантию…
– Откуда ты это знаешь?
– Ну, это… эстетика… – «Не станешь же объяснять ей, что я наиграла в "Наследников..." Единая Воля знает сколько, и что эстетику некромантов от эстетики, скажем, демонологов уж точно отличу?..»
– Считаешь так? Ладно… Я ведь пришла попрощаться… Сирбен уже ушел?
– Да, он же ведь теперь майор городской стражи. Я и сама бы пошла в стражники… но мне еще не прострелили колено.
Полина засмеялась; засмеялась и Таллима, но сдержанно, явно из вежливости – в самом деле, откуда ей знать старую шутку про стрелу в колене?
– Ладно! – Таллима посерьезнела. – До свидания; кто знает, может, еще встретимся…
– Встретишь Ароундела – привет ему передавай!
– Конечно! – Воровка уже собралась уходить, но на секунду остановилась. – А книгу ту все-таки лучше уничтожить…
Инквизиторы в фэнтези бывают двух типов: условно-положительные и отрицательные. Первые, как правило – суровые, благородные люди, подчас становящиеся последним рубежом обороны от Зла и Мрака, без трепета взирающие на такие вещи, от которых у простого человека шарики заехали бы за ролики. При этом сами они не всегда безупречны, могут применять методы, которые мы, читатели, не одобряем – но кто сказал, что герой темного фэнтези должен быть абсолютно чист и безупречен?..
Второй тип делится, в свою очередь, на два подтипа: жирный ханжа и тощий фанатик. Впрочем, итог их деятельности, как правило, одинаков: они губят невинных, обижают слабых, вредят честным паладинам Света и Добра и в итоге, в лучшем случае, прошляпивают Зло и Мрак у себя под носом. В худшем – сами корраптятся Злом и Мраком, становясь их частью.
Инквизитор Терлейк не относился ни к тому, ни к другому типу. У него было правильное простоватое лицо, не ассоциирующееся ни с беззаветной отвагой, ни с ханжеством и порочностью, ни с фанатизмом. Он не сражался с исчадиями адских демипланов, не предавался пороку и не ущемлял плоть (ни свою, ни чужую) в порывах фанатизма. Он просто выполнял свою работу – и выполнял хорошо.
Надо заметить, что его работа, как правило, не предполагала пафосных подвигов и рискованных сражений. Сначала в инквизицию приходил донос о том, что в местечке Н. имеет место ворожба либо ересь. Терлейк прибывал на место вместе со своими помощниками-аколитами, опрашивал свидетелей, осматривал местность – словом, обычная рутина. В итоге он приходил к выводу, что ересью и колдовством тут не пахнет, а если даже они и имеют место, то в допустимых, не представляющих угрозы пределах. При необходимости он читал фигурантам дела проповедь о благости Высших Сил и необходимости избегать путей ереси (в особенности культа так называемой Единой Воли, пагуба которого для большинства неочевидна), после чего отбывал восвояси.
Терлейк был вполне доволен своей работой. Он знал, что живет в счастливое время, когда крупные войны остались в прошлом, силы Зла заперты в своих демипланах, а Высокоземье (и Центральное Королевство, в частности) движется в новую эпоху благополучия и процветания. И он был рад, что в этом движении есть и его небольшой вклад.
Карета инквизиции остановилась возле таверны «Три кота». К ней тут же подбежали трое – стражник и двое инквизиторов.
– Мессир – доложил стражник вышедшему из кареты Терлейку – мы совместно с инквизицией оцепили дом, как и полагается.
– Вы все правильно сделали, – кивнул Терлейк.
Следом за Терлейком двое монахов вели тощего мужчину в рубище, закованного в цепи, словно заключенный. Это и был Климмель, фанатик, чувствительный ко всяческой темной магии.
– Зло… – прошептал Климмель – Я чувствую здесь зло…