Когда дверь позади них закрылась, Стефан напал на Алена вопросом:
— И много ли ты видел?
Ален выпрямился, скинув обувь, и молчаливо воззрился на Стефана. Тот скрестил руки на груди и с поджатыми губами выжидал. Но по нему было видно, что чаша терпения не бесконечна.
Взгляд Алена опустился на руки Стефана, скрытые рукавами толстовки, и только тогда он заговорил:
— Немного.
Стефан цокнул языком.
— От воспоминаний об увиденном разучился строить длинные предложения?
Ален вздохнул.
— Видел, как ты лил водку на руку и… Что-то чёрное испарялось как дым, — Ален говорил неуверенно, словно и сам до конца не понимал, что перед ним предстало тогда. — Что это такое?
— Ненависть, — ответил Стефан, явно наслаждаясь недоумением на чужом лице. Ален нахмурился, будто ему рассказывали небылицу. Смешнее всего было то, что под сомнения ставилась чистая правда. Стефан и Джобу говорил правду, но так легко, что это всегда воспринималось как шутка.
Стефан не сдержался от холодного смешка и прошёл в глубь дома. Он повернул налево и оказался на кухне, где стоял миленький круглый стол с белой скатертью, три деревянных стула в цвет. Полутораметровый холодильник, простенький кухонный гарнитур, микроволновая печь — все без изысков, но для Стефана это уже было из ряда вон выходящим. Все так странно и непривычно.
Он… В доме, где будет жить некоторое время. В доме со всеми удобствами, с большим пространством, с отдельными комнатами, с водой, за запасами которой не надо бегать каждый раз, с большими окнами… Это было базовой потребностью каждого человека, но не для Стефана, черти где живущего всю жизнь.
— И чья же это ненависть на твоих руках? — спросил Ален, открыв холодильник, чтобы поставить туда банки колы, которые купил по пути.
Стефан отошёл к окну, дёрнув тюль в сторону и уставившись на темнеющую улицу. С противоположной стороны на него взирали похожие домики.
— Кое-кого из прошлого.
Он играл словами, смакуя на языке боль, терзающую несколько веков. Стефан терпел боль не только физическую, но и душевную. Груз вины, камнем давивший на плечи, с годами не становился легче.
Говорили, что время лечит, но всё это враньё – время лишь усугубляло. День ото дня рана на душе открывалась, подобно тому, как ежемесячно с полнолунием появляются страшные увечья на предплечьях. Может быть, Стефан и сам её расковыривал, не давая затянуться. Чтобы помнить, что он натворил пятьсот лет назад.
От этого страшного греха невозможно отмыться. Стефан отвлекался работой и другой рутиной, но всё равно возвращался к мыслям об этом. Чувство вины засасывающее и изнуряющее, но он принимал его, как и свое проклятие, как плату за содеянное. Он заслужил это.
Стефан многим играючи ведал о крупицах своего горя. Четыреста лет назад, сто пятьдесят, восемьдесят, тридцать, сейчас — слова сами порой слетали с языка. Стефан почти о них не жалел, потому что знал, что ему никто не поверит. Не то чтобы он совсем пускал пыль в глаза — нет. Он говорил так, как есть, просто сказанное не могло уместиться в понимание обычного человека.
Он взглянул на Алена через плечо. Тот, разумеется, не поверил. Иного эффекта он не ожидалось.
— Это типа какая-то болезнь, которая передалась тебе от этого человека? — скептически произнёс Ален, и Стефан почему-то почувствовал раздражение.
Как он посмел?!
— Это не болезнь. — Стефан хлопнул дверцей открытого холодильника прямо перед носом Алена. — Это проклятие. А ещё это не твоё дело. Вопросы здесь задаю я.
Стефан подцепил пальцами подбородок Алена, заставив наклонить голову вниз, потому что тот был выше. Он зло посмотрел прямо в блестящие карие глаза, которые были намного светлее глаз Стефана.
Он поймал себя на мысли, что гнев вскипел в груди от беспечно брошенного вопроса. Как будто она Стефану передала гепатит-СПИД-сифилис.
Ален застыл в ожидании.
— Какого ты черта подслушивал разговор и зачем завалился в служебку?
Это был первый раз, когда Стефан самовольно коснулся Алена. Он шёл к нему плечом к плечу два раза, когда тот тащил его на себе в приступе боли, но это мелочи. Стефан еще помнил, как любил прикосновения. Как любил ощущать на руках чужое тепло, но сейчас… Тепло означало жизнь. И Стефан не хотел быть близок к чужой жизни ни ментально, ни физически.
Он вперился взглядом в лицо Алена, разглядывая каждую деталь. Раньше Стефан не замечал мелкие веснушки на щеках. В молодости Стефана веснушки, как и рыжие волосы, считались ведьмовским признаком. Долгие годы девушки пытались веснушки маскировать, а сейчас они считаются поцелуями солнца.
«Поцелованный апрелем и… Я тебе совсем не верю, хоть стоишь передо мной» [1]
- Я услышал, как Джоб позвал тебя на разговор. Я думал, он накажет тебя за воровство алкоголя. Я хотел помочь. А залетел в служебку, потому что случайно нажал на ручку двери, и она открылась.
Стефан стиснул челюсти от повторения сценария. Зато он понял, что значил тот взгляд, когда Джоб просил коллектив признаться. Ха, надо же, какой молодец. Все знал и не открыл правду.
— Спасатель ебаный, — с яростью выплюнул Стефан, не подбирая фраз. Он почувствовал, как Ален напрягся и попытался отодвинуться, но Стефан снова притянул лицо Алена ближе к себе. — На меня смотри и слушай. Мне не нужна твоя помощь. Я бы сам разобрался и я, считай, сделал это без твоей помощи. Я с Джобом давно знаком и знаю, как с ним общаться. Лучше бы ты просто спалил меня перед всеми.
Ален с силой оттолкнул Стефана, стреляя молниями из глаз. Стефан уже и не намерен был держать его.
— Больше я тебе никогда не помогу, — процедил сквозь зубы Ален и достал из холодильника одну банку колы, которую Стефан взять не позволил. А затем ушёл в зал, который располагался справа от прихожей, то есть в противоположной стороне от кухни.
— Господи, наконец-то ты, сопляк, понял это! Неужели до тебя допёрло, что не сдалась мне твоя забота?! Запомни уже, что помогать надо, когда человек просит об этом!
— Я-то сопляк?! — взбесился Ален, остановившись на полпути. — Будто ты намного старше меня.
Какая дерзость, вы только посмотрите на него!
Стефан не удержался от дикого хохота, рвущегося из горла. Если у Алена из глаз посыпались молнии, то у Стефана — полились слёзы. Этот дурак настолько наивный, что Стефан просто задыхался. Натурально задыхался от смеха, хватаясь за живот и вытирая глаза.
— Вторая твоя ошибка — бросаться словами. Тебе даже и не снилось, что и сколько я пережил за свою жизнь.
Ален демонстративно включил телевизор, не желая больше слушать Стефана. Для него это означало избавление от надоедливого собеседника.
Да уж, делить дом с кем-то вроде Алена та ещё задача. Но Стефан с ней успешно справился, разверзнув между ними огромную пропасть в виде обиды. Лучше и не придумать.
Стефан разложил продукты на отдельной полке, благо, что Ален не раскидал свои по всему холодильнику. Порывшись в шкафчиках и тумбах, нашёл сковороду, лопатку и пожарил яичницу, в чайнике вскипятил воду и заварил растворимый кофе из пакетика. Сидя за столом, потягивая напиток и глядя в окно на редких прохожих, возвращающихся домой, Стефан думал, что это все происходит не с ним.
Дом. Это такое далекое и недоступное для Стефана слово. Его дом был предан огню почти пятьсот лет назад как воздаяние за то, что он совершил. С тех пор он не мог и не хотел привязываться к какому-либо месту, считать его домом. Из-за бессмертия Стефана это было невозможно: если бы окружающие поняли, что он не меняется с годами, то были бы проблемы. Особенно в годы, когда ещё полыхали огни инквизиции и все боялись магии. Но было ещё кое-что.
Стефан не позволял себе чувствовать дом из-за чувства вины перед теми, кто был в этом доме.
Но он врал себе. Бесконечно врал и дал слабину — за шесть лет жизни привязался к трейлеру. И хоть домом в материальном смысле это назвать сложно, но пристанищем, куда Стефан возвращался день ото дня, — да.
Ладно, это не дом. Это транспорт, где Стефану приходилось жить. А то, где Стефан сейчас находился, — дом. Чужой. И подобная подачка ему не нужна была, тем более с таким соседством. Пережить его в течение нескольких дней можно, но в долгосрочной перспективе он не намерен.
Стефан убрал со стола, вымыл посуду и поднялся на второй этаж. Открыл первую попавшуюся комнату, но она оказалась занята: кровать расстелена, стул отодвинут от стола. Значит, здесь жил Ален. На втором этаже было ещё две комнаты. Стефан выбрал ту, что подальше от комнаты Алена.
Перед тем, как сделать окончательное решение, он спустился на первый этаж на разведку. Но на первом этаже за дверьми скрывались лишь совмещенный душ и туалет, а также кладовая. Было бы здорово, конечно, поселиться совсем далеко от Алена, но увы.
Теперь Стефан поторопился в ванную, чтобы промыть руки. Душ соблазнял на то, чтобы помыться, но имея такие серьезные раны, это было немного… Проблематично. Стефан прошествовал на кухню, чтобы там отыскать мусорные мешки – ну они же должны быть там? — и, возможно, изоленту.
Поиски увенчались успехом, и после обработки ран и отдыха на кафельном полу – благо, что теперь это пол не туалета в кафе — он не без труда замотал руки в целлофан и зафиксировал эту конструкцию изолентой.
Стоя под теплыми струями воды, Стефан подумал, как порой жизнь круто поворачивается: примерно в это время, может, часом позже, он вчера ворочался под мостом среди таких же бездомных, а сейчас нежит свое бренное тело в душе. Смывает с себя всю грязь того дня шампунем и гелем для душа (он решил, что ничего страшного не будет, если позаимствует их. Вдруг они остались от прошлых жильцов? А если нет, то от Алена не убудет).
Он закинул все вещи в стирку, разобравшись со стиральной машинкой не с первого раза – конечно, новые технологии пришлось изучить, но все равно это давалось не так легко.
Правда, теперь он остался без одежды, кроме ремня от джинсов. Так что не оставалось ничего, кроме как порыться в шкафу, чтоб найти чистое полотенце, обернуть его вокруг бедер и вернуться в комнату.
Перед этим он на все той же кухне разрезал мешки, перемотанные на руках. Кромсая черный целлофан, Стефан спиной ощущал чужой взгляд, но никак это не прокомментировал.
Когда машинка пропищала, оповестив о закончившейся стирке, Стефан развесил вещи на складной сушилке, надеясь, что утром они не будут мокрыми. Надо потратиться хотя бы на еще один комплект одежды, а то это слишком…
В шкафу в комнате лежал чистый комплект постельного белья. Накатывали слабость и недомогание, что закономерно для полуночи. Заправив одеяло в пододеяльник, Стефан обессиленно рухнул на кровать, словно он в эти минуты тягал неподъемные тяжести.
Он завернулся в одеяло и подоткнул под голову подушку, очень быстро рухнув в сон. На задворках сознания снова вспыхнула мысль о том, что вчера он ночевал под мостом, а сейчас — в чужом доме на мягкой постели.
***
Стефан ощущал жар во всем теле. Точнее, всем телом.
Он дернулся с места, но не смог подняться, потому что его руки и ноги были… привязаны к стулу.
Жар, который он чувствовал, исходил от огня.
Шею опутали холодные бледные тонкие змеи. Нет. Это были руки. Руки с изящными длинными пальцами, аккуратными ногтями. Руки, гладящие Стефана по лицу. Её руки.
— Чувствуешь ли ты моё тепло, Стефан? — Её руки были мертвенно холодными. А при первом касании шеи вызвали дрожь.
Стефан узнает этот голос из тысячи. Пройдут сотни веков, но он никогда его не забудет. Его соловьиные переливы во время пения, его смех, как звон горного ручья. Его раскатистый злобный смех, его надрывный крик. Это звучание запечатлено у Стефана на подкорке.
Аннабель.
Она обнимала Стефана своими мертвенно бледными и холодными руками, опутывала ими, как веревками удавки. Она стояла за его спиной и, возможно, холодила бы её, если бы огонь не становился все ближе и ближе к Стефану.
Полыхало все вокруг, и Стефан даже не мог разобрать местность, потому что огонь был, как плотная завеса. Складывалось ощущение, что ничего не горело, а пламя родилось и поддерживалось само собой.
— Моя любовь к тебе пылает диким пламенем, - прошептала девушка на ухо, пустив по телу стаю мурашек. Она склонилась над Стефаном близко-близко, отчего родные белокурые пряди посыпались на плечи и грудь.
И словно давили на нее, как булыжники.
Руки Стефана были связаны, а веревки впивались в язвы, окаймленные черными корками. Только Стефан опустил на них взгляд, как вдруг аккуратные ногти на девичьих руках стали длиннее и впились в шею Стефана.
Аннабель задрала его голову, заставляя посмотреть на себя снизу вверх.
Стефана охватил приступ паники, когда он увидел это лицо. Лицо со смазанными чертами лица, но четкой кривой ухмылкой.
— Всем расскажи, что я ведьма, — ласково зашептала Аннабель, вызывая в теле Стефана крупную дрожь. - люди, как правило, дуракам верят. [2]
Стефан почувствовал, что ему нечем дышать. Пот стекал по всему телу от жара огня, уже, кажется, лизавшего ноги.
— Что же ты молчишь, мой милый? Мой суженый, мой ненаглядный… Скажи мне, как сильно любишь меня.
Стефан открыл рот, но не смог издать и звука. Он походил на рыбу, выброшенную на берег.
Аннабель рассвирепела, и её искаженное лицо потемнело, становясь черным.
— Ты молчишь! Молчишь даже сейчас! Я ненавижу тебя! — воскликнула она, впиваясь когтями в шею Стефана лишь сильнее. От того он, наверное, и не мог говорить. И сейчас издал лишь сдавленный хрип. — Сгори в адском пламени моей ненависти! Сгори, как ты позволил сделать это мне! Ненавижу тебя! Да пусть моя ненависть пропитает тебя насквозь ядом отравляющим!
Огонь начала поглощать Стефана с ног. Он открыл рот в немом крике, но лишь услышал треск собственного позвоночника.
Почему-то только сейчас он понял, что ни от когтей, ни от огня, ни от веревок не чувствовал боль.
— Аннабель! Остановись! - наконец смог он вскрикнуть.
Но на самом деле сделал он это лишь когда проснулся.
Стефан резко распахнул глаза, не до конца осознавая, где находится. Он жадно хватал ртом воздух, будто его действительно только что душили. Было жарко, все тело в поту, но это от того, что он накрылся одеялом по самую шею. Стефан вытер пот со лба и посмотрел на свои предплечья. Бинты снова напитались кровью, но уже в меньшем количестве, чем днями ранее. Стефан нажал на место, где была рана, и тут же одернул палец от боли. Он не спит. Он жив. А то был сон, в котором он не чувствовал ничего, кроме страха.
Он пробежался взглядом по комнате, выискивая предметы чёрного цвета, чтобы тем самым заземлиться и успокоить беснующийся разум. Он наткнулся на настенные часы, показывающие четыре утра. Вечером он их даже не заметил.
Да уж, снова внезапное пробуждение, но сегодня оно было менее приятным, нежели вчера.
Стефан чувствовал себя разбитым. Он вряд ли уснёт опять после такого сна. За столько лет он часто сквозь сон осознавал, что все, что видит — это проделки подсознания, и старался вырваться, усилием воли пробудить себя. Тем более, что был звоночек в виде отсутствия боли. Но всепоглощающий страх на сей раз охватил настолько, что противиться и пытаться воспротивиться было невозможно.
Он сел в постели, скидывая с взмокшего туловища одеяло. Простынь под ним была измята — видимо, он сильно крутился во время сна.
Несмотря на то, что за свою долгую жизнь Стефан насмотрелся подобных кошмаров сотни, если не тысячи, они все же были не так часты, посему выбивали из колеи. Особенно того, кто даже спустя годы корит себя.
Аннабель…
Он растёр руками лицо и полностью скинул одеяло с обнаженного тела. (Не спать же обернутым в полотенце, ну.)
Стефан подошёл к окну, вглядываясь в утреннюю темень, постепенно рассекаемую рассветом. Он вздохнул и зарылся рукой в волосы. И спустя пару минут отправился в ванную за вещами, надеясь, что они сухие.
Так и оказалось. Стефан умылся, оделся и только после этого почувствовал себя человеком.
Планы нарушила внезапно накатившая сонливость: стоило Стефану по возвращении в комнату прилечь на кровать, как его тут же отрубило.
***
Второе пробуждение произошло из-за стука в дверь, которая открылась сразу после него.
— Звонил босс. Сказал, чтобы ты через час был в трейлерном парке для эвакуации твоего сгоревшего трейлера, — сообщил Ален, высунувшийся в щель приоткрытой двери.
Стефан с трудом разлепил веки и потер переносицу в повторной попытке вернуть себя в реальность. Он проснулся ещё более изнуренным, чем… Три часа назад. Стрелка настенных часов показывала семь утра.
— Зачем он позвонил тебе? — пробурчал Стефан, тяжело вздохнув и упершись взглядом в белый потолок.
— Он сказал, что у тебя нет телефона.
— Ясно.
Ну, тут и не поспоришь. Стефан пару месяцев назад утопил в раковине свой деревянный кнопочный телефон, коих сейчас среди современной молодежи днём с огнём не сыщешь. Было две причины того, почему его выбор остановился на столь старой модели: не было денег и желания разбираться в усовершенствованных технологиях. Стефану и так постоянно приходилось адаптироваться к изменяющимся условиям жизни, но он не всегда успевал. И не всегда хотелось.
По сути, телефон ему и не нужен был – он купил его, потому что Джоб попросил. Нужно же как-то поддерживать связь. Так он с ним и проходил продолжительное время работы на старика, порой оставляя телефон в трейлере и забывая зарядить. Из-за этого до Стефана всегда тяжело было дозвониться, а когда он и вовсе телефон утопил, Джоб лишь махнул рукой.
— Скажи ему, что я буду, — все так же сонно промямлил Стефан с зевком. Надо же, старик и правда сдержал обещание и так быстро среагировал. Хотя иного ожидать не стоило.
Стефан с трудом оторвал себя от кровати и прошаркал мимо Алена, но тот в последний момент его остановил:
— Стефан.
Тот остановился, но не обернулся.
— Чего?
Стефан был немного удивлен тому, что Ален снова начал разговор. Он был разочарован, что эффект словесной и казалось бы сильной пощёчины продлился недолго. Но дальнейшее заинтересовало:
— Я был не прав. Ночью поразмышлял о том, как вёл себя, и понял, что поступал очень глупо.
— Ты даже не представляешь как, — неминуемо добавил Стефан, все ещё стоя к Алену спиной. Тот замолчал, точно подбирал слова. Ха, правда всегда так неудобна и так режет глаза.
- Я хочу извиниться. Такое больше не повторится, честно, — заверил Ален, на что Стефан закатил глаза. — Просто… Кажется, я правда привык решать проблемы других. У меня… - Ален снова взял долгую паузу. Ему непросто было говорить. Так бывает, когда события наносят много ран.— У меня есть младшенькие. Я за ними всегда следил и по умолчанию помогал выбираться из всех передряг. И, кажется, по привычке я переборщил.
Это было интересно. Стефан посмотрел на Алена через плечо: тот опустил голову, держа руки в карманах. От него исходила тяжелая аура.
— Мать Тереза ты у нас, значит, — шутливо протянул Стефан. — Не жди, что я буду с тобой церемониться.
Стефан закрыл дверь комнаты и спустился на первый этаж.
Эти слова не были принятием извинений. Стефан ими ничего не гарантировал. Пусть Ален расшифровывает как вздумает: может, они его обнадёжат и дадут ощущения зыбкого мира между ними. Стефан ничего под этим не подразумевал. Его внимание просто привлекла забавная подробность прошлого Алена, хоть как-то, пусть и нелепо, но объясняющая мотивы.
Стефан чувствовал, что за этим стояло не только это. И было бы неплохо узнать ещё.
Скажем так, ему просто нравится греть уши и слушать о чужом горе. Это что-то типа ТВ-шоу. Не хватает только пива и чипсов.
Стефан забавлялся. Смешно было видеть раскаяние на лице Алена, замечать его душевные терзания и слушать исповедь. Люди, живые и чувствующие, такие… Смешные. Стефан давно выгорел, чтобы быть причастным к подобным волнениям, так что просто наблюдал со стороны, как огни людских душ трепыхаются на ветру жизни.
Он снова промыл раны и наложил повязки, отрыв в аптечке бинты, закинул в себя по-быстрому сооруженный завтрак и двинулся путь. Предстояло сначала преодолеть поездку на автобусе, а потом уже добираться пешим. Стефан запомнил номер вчерашнего автобуса.
***
Заходя в трейлерный парк, он испытал чувство неправильности происходящего. Словно он уже не должен находиться здесь, шагать по этой дороге. Хотя буквально два дня назад такие мысли вообще не проскакивали в голове.
Сама процедура эвакуации проходила довольно муторно. Стефан без намека на энтузиазм наблюдал за тем, как грузили почерневшую груду металла. Далее его попросили заполнить документы (не без помощи Джоба). Теперь это точно был конец.
Джоб приехал сюда на собственной машине и предложил подвезти Стефана до работы. Тот возражать не стал и сказал, что придет через пару минут – ему нужно время на покурить.
Пламя снова лизнуло сигарету, Стефан снова сделал затяжку и прошелся по месту, где раньше стоял трейлер. Он уставился на сожженный диван и тяжело вздохнул. Ну, красивого же цвета был!
Он уже собирался уходить, как вдруг увидел, что в кустах чуть поодаль блестело что-то массивное. Стефан не помнил, чтобы там когда-то что-то лежало: здесь никто не мог выбрать мусор, хотя бы потому что до ближайшего отсюда соседского трейлера еще нужно было дойти.
Может быть, бросили те, кто пытались потушить?
Но не канистру же.
Стефан с неудовольствием поднял её, принюхиваясь. То была не просто канистра, а канистра из-под бензина.
Это не проводка сгорела, как говорил хиппи и во что поверил сам Стефан. Это был поджог.
Ко всему прочему канистра было окутана ореолом тяжести и чего-то неприятного. Держа канистру в руках, Стефан чувствовал, как вибрируют руки и увечья начинают ныть от таких воздействий. Он поспешно отбросил канистру обратно в кусты. Это означало только одно.
Тело пробрал неистовый смех, отчего недокуренная сигарета выпала изо рта. Успокоившись, Стефан затоптал её и запустил пятерню в волосы.
Поразительно. И как Стефан не догадался сразу?
Какая, черт возьми, перегоревшая проводка? Да, трейлер был не новый, но Стефан никогда не замечал подобных дефектов.
Иронично, что все вскрылось в день, когда ему привиделся сон, связанный с огнем.
Огонь преследует его.
***
Стефан сел на переднее сидение рядом с Джобом и пристегнулся, после чего загудел двигатель.
— Попрощался с этим местом?
— Типа того, - меланхолично ответил Стефан, отвернувшись к окну.
Они выехали на дорогу. Джоб предсказуемо не выразил сочувствие, хоть по его лицу видно было, как ему жаль. Но он тактично промолчал, потому что знал, что Стефану поддержка не нужна - она вызовет ещё большее раздражение.
— Как тебе сегодняшняя ночь? - вместо этого поинтересовался Джоб, намекая на дом.
— Нормально, — коротко ответил Стефан. — Для тебя "домишко", для меня - хоромы. — Они просидели ещё некоторое время в тишине, прежде чем Стефан добавил: - Спасибо.
— Не стоит, — отмахнулся Джоб, усмехнувшись. — Ален показал тебе, где что лежит?
— Я сам все нашёл.
Покосившись на зеркало, Стефан заметил, как поползли вверх брови Джоба от удивления.
— Скажем так, обстановка не располагала. Мы немного повздорили, - объяснил Стефан, прежде чем поступили вопросы. - Но дом правда классный.
Джоб не продолжил разговор, посчитав, что больше не стоит. Он был очень осторожен в формулировках при общении со Стефаном. Он всегда прощупывал почву, пытаясь понять, как правильно подобрать подход к нему. И будто бы до сих пор до конца не нашёл.
Найдет ли? Вопрос риторический.
Весь оставшийся путь Стефан молчал, погруженный в свои мысли, которые заняла сегодняшняя находка. Он анализировал пожар, имея новые подробности.
Принесет ли этот дурачок новые неприятности в ближайшее время?