Стефан винил себя за все, что случилось в этой истории — от начала до конца.
Это навсегда разделило его жизнь на «до» и «после».
Казалось, что тот короткий промежуток времени его жизни без проклятия был не с ним. В нём всё было слишком утопично, слишком светло. У Стефана тогда было много планов, амбиций и желания жить.
Стефан уже не помнил, что такое счастье, но он знал, что тогда он был счастлив.
Всё закончилось в 1537 году. Дата, прошедшая со Стефаном сквозь года.
Аннабель…
Она была первой и самой большой любовью за долгую жизнь Стефана. Любовью, которую Стефан погубил собственными руками.
Стефан никогда так не любил прежде. Он никак не мог придумать сравнение красоте Аннабель, но в XVIII веке увидел на витринах французского магазинчика фарфоровую куколку и понял — вот оно.
Аннабель была хрупка и нежна, как кукла с красивыми длинными пшеничными волосами и такой же нежной гладкой фарфоровой кожей. Она улыбалась так, что у Стефана подгибались от обожания коленки, и он готов был бросить в ноги этой девушки весь мир. А когда обнимал её, понимал, что обнимает весь свой мир. Смотря в её светлые голубые глаза, он видел в них небо.
Её поцелуи — как прикосновение крыла бабочки к коже. Её звонкий смех был подобен горному, сияющему на солнце ручью. И вся она была создана для того, чтобы с неё писали картины.
Она была как ангел, спустившийся с небес. И Стефан оборвал этому ангелу крылья.
Их любовь была волшебной сказкой — идиллия, длящаяся до того пять лет. Они поженились, когда Стефану было шестнадцать, а Аннабель — пятнадцать. В год, когда все перевернулось, Стефану как раз исполнилось двадцать один, а Аннабель — должно было быть двадцать.
У Аннабель был брат по имени Юлиан, младше на неё на четыре года. Стефан помнил, как та души не чаяла в нём: братец то, братец это. Нет, Стефан не ревновал, потому что был уверен в чувствах Аннабель и знал, что она уделяет их связи значимое место в своём сердце. Это трепетное отношение к брату наоборот вызывала умиление.
Для Аннабель, которая брата своего холила и лелеяла, стал ударом недуг, постигший Юлиана.
Юлиан проводил в семейной конюшне круглые сутки. Родители посадили его в седло еще в раннем возрасте, и с тех пор его любовь к лошадям лишь росла. На четырнадцатилетие родители подарили воронового коня — черного, как ночь, с блестящей, как звездное сияние, гривой. Юлиан был в полном восторге и ухаживал за конём сам, сам чесал ему гриву и сам кормил.
Ирония ли, но чёрный конь ответил новоиспеченному хозяину чёрной неблагодарностью уже через две недели — конь встал на дыбы и резко рванул в сторону, сбросив Юлиана с себя. Юлиан упал наземь. Как бы Стефан ни пытался вспомнить, в чем точно заключалась травма Юлиана, но это был сложный перелом позвоночника.
Юлиан несколько месяцев был прикован к постели, а Аннабель места себе не находила с того дня. Молодые кости, конечно, срослись, но, видимо, не совсем правильно, потому что после этого Юлиан больше не мог садиться в седло — у него сильно болела спина, немели ноги, и даже лёгкая рысь приносила нестерпимую боль, что уж говорить о галопе и более быстром темпе.
Юлиан, который больше половины жизни провел на лошади, который рассекал ветер, подгоняя лошадь хлыстом, никак не мог смириться со своим положением. От тоски он приходил к своему коню, подолгу разговаривал с ним, а возвращался домой в ещё более удрученном состоянии.
Родители и Аннабель говорили, что его увлечение можно перенаправить в другое русло, ведь Юлиану ничто не мешает общаться с лошадьми. Да, на лошади уже ездить не получится, но зачем же на себе тогда ставить крест?
Однако от таких разговоров Юлиан сразу же приходил в бешенство и кричал неистово и на родителей, и на сестру:
— Как вы не понимаете: ездить на лошади и стоять рядом — это разные вещи! У вас же конюшня, вы же должны ощущать разницу?! Я себя не представляю без верховой езды! Я лишился самого важного, и я теперь калека! На всю жизнь! Ни стоять, ни сидеть подолгу не могу! Я… Вся моя жизнь…
Просто рухнула в одночасье.
Аннабель очень остро это переживала.
— Ты так напряжена, — подметил Стефан, лежа на коленях девушки. Он поднял взгляд на печальное лицо и тут же сел перед ней. Стефан осторожно коснулся пальцами нежной щеки. Аннабель подставила лицо под ласку, опустив его на теплую ладонь, и закрыла глаза. Её губа дрогнула, и Стефану показалось, что с опущенными веками она старалась сдержать слёзы.
— Юлиан… снова целый день провел в конюшне, — неровно зашептала Аннабель, сжав платье на коленях. — Я проходила мимо и слышала, как он перед… конём своим извиняется. Говорит, прости, что не хожу с тобой на прогулку. Представляешь? А с нами либо ругается, либо вообще не ругается. Не ест ничего, слуг гонит взашей, когда они пытаются напомнить ему об обеде… Стефан, я уже не знаю, что делать.
У Аннабель сердце кровью обливалось за брата, а у Стефана — за Аннабель. Он много раз отправлялся с Юлианом на прогулки на лошадях вместе с Юлианом и видел, как того воодушевляет верховая езда: глаза горели ярким пламенем, лицо сияло широкой улыбкой. Порой он отпускал поводья и отдавал себя потоку воздуха, который сам же разрезал на большой скорости.
У Стефана в тот момент перехватило дыхание: не только из-за беспокойства за здоровье Юлиана, но и от того, как тот выглядел.
Юлиан был целиком и полностью олицетворением одного простого, но такого важного для каждого человека слова — свобода.
Он ощущал свободу, пускаясь вскачь. Лошади и езда на них — его смысл. Его одержимость.
А если у человека отнять смысл, то он умирает на глазах, как рыба без воды.
Стефан, если честно, не понимал страсть Юлиана, но они люди разные и их мышление точно устроено иначе, так что точно не Стефан ему судья.
А Бог отчего-то рассудил, что у Юлиана надо отнять самое дорогое.
Аннабель ходила сама не своя. Она увядала вслед за Юлианом, и Стефан уже не мог её успокоить.
От отчаяния она приняла решение, которое стало началом конца.
Гуляя по лесу, Аннабель и Стефан как-то раз наткнулись на бабушку, собирающую травы. Они были удивлены такой встрече, потому что часть этого леса была во владении семьи Аннабель. Старушка забрела не туда.
— Бабуля, а что вы делаете? — перво-наперво спросила Аннабель. Стефан и без того был уверен, что его любимая не погонит бранными словами старушку, угрожая наказанием, но интерес, который читался на девичьем лице, удивлял.
— А? Травки собираю, милая, — ответила скрипучим голосом старуха. Морщинистой сухой рукой она собрала чистотел, окрасивший её пальцы в жёлтый, и положила в корзину.
— А зачем?
— Чтоб снадобья лечебные делать, — так же скрипуче, но в то же время приветливо отозвалась бабуля. — А вы чего тут ходите?
— Гуляем, бабуля. Это владения моей семьи, — ненавязчиво предупредила Аннабель. При этом то было сказано не с посланием «Вали отсюда», а скорее «Вам лучше уйти, чтобы остаться незамеченной». Стефан всегда изумлялся её тактичности.
— Ба! Правда что ли? Прошу прощения, я увлеклась маленько, — женщина засмеялась, оголяя беззубый рот и воззрилась на Аннабель. Хоть вся фигура старухи выглядела так дряхло и хрупко, словно она вот-вот развалится от малейшего дуновения ветра, взгляд её был невероятно ясен и твёрд.
— Вы травница?
— А тебя заинтересовало, что я варю лечебные снадобья, да, деточка?
Аннабель была изумлена точностью догадки и широко распахнула глаза.
— Да… Как вы догадались?
— Я не догадалась. Я почувствовала, милая. И я правда травница.
Раз правда раскрылась, то Аннабель не стала медлить — ковала железо, пока горячо:
— За сколько вы сделаете для меня снадобье? Просто назовите цену, я заплачу сколько необходимо!
— Я не торгую своими средствами, — жестко ответила женщина, будто слова Аннабель её оскорбили. — Сила, которую я в них вкладываю, деньгами портится.
Сила, которую она вкладывает? Почувствовала то, о чем беспокоится Аннабель? Эта бабка ведьма?
— Ей очень нужно, — решил вставить своё слово Стефан, заметив то, как возбуждена Аннабель.
— У меня серьёзно болеет брат! Мы столько всего перепробовали, чтобы облегчить его страдания, но… Все без толку. Он теряет себя. Помогите, пожалуйста!
Аннабель в порыве эмоций взяла в руки сухую ладонь старухи и воззрилась на неё молящим взглядом. Стефан знал: та не играет. Она правда молила без слов о помощи, находясь на грани отчаяния.
И бабуля, кажется, ощутила искренность чувств стоящей перед ней девушки, потому что не отдернула руку, не оттолкнула, а положила поверх ладоней Аннабель свою вторую свободную.
— Я не продаю свои снадобья, — повторила она, вызвав на лице Аннабель смесь грусти и разочарования. — Но я сделаю для его для тебя бесплатно. Расскажи мне, что стало с твоим братом.
Они уединились, отойдя к ближайшему дереву. Шептались долго, — Стефан даже заскучал — и в конце Аннабель рассыпалась в благодарностях и даже обняла её.
Старуха спешно покинула лес — видимо, Аннабель ей все разъяснила по поводу территориального происхождения леса. Аннабель же шла под руку со Стефаном в очень приподнятом настроении — он не видел её такой давно.
Он даже был рад, что у Аннабель появилась некая надежда. Но в этой встрече вызывали сомнения и подозрения многие вещи.
— Тебя не смущает, что она в открытую тебе призналась, что является знахаркой? — подал голос Стефан, когда они уже были на выходе из леса.
— Нет, — легко ответила Аннабель.
— Ты правда собираешься взять у неё снадобье?
— Правда.
— Ты не собираешься никому о ней рассказывать?
— Нет.
— И не кажется тебе, что она врет? Что это будет пустышкой или, того хуже, нанесет вред Юлиану?
Аннабель остановилась и посмотрела прямо Стефану в глаза.
— Я ей верю, — убежденно произнесла она. — Она рассказала мне Юлиане все, как есть. Я даже рот открыть не успела. Она точно ему поможет.
Стефана, однако, это не особо убедило.
— Ты уверена? — снова поинтересовался он.
— А ты хочешь её сдать? — Аннабель сделала шаг вперед, не отрывая взгляда от зелени глаз Стефана. Так прошла минута, за которую они не оторвали взор от глаз друг друга, а потом Аннабель тихо, медленно, но четко произнесла: — Стефан, нет. Не рассказывай никому. Если появился шанс, мы должны им воспользоваться. Её послал нам Бог, я чувствую.
«Бог послал и страдание Юлиану», — подумал Стефан, но мысль эту не озвучил. — «Иначе бы ваши бесконечные молитвы в церкви на коленях перед иконами помогли бы».
— Я не собирался этого делать, — возразил Стефан, и Аннабель тут же расслабилась. — Просто я сомневаюсь, что будет какой-то эффект.
— Она сказала приходить мне через три дня в полнолуние к ней домой, — начала Аннабель, и Стефан тут же повернул голову, почувствовав, что девушка смотрит за его плечо. И действительно: на небе висела растущая луна, которая совсем скоро войдет в фазу полнолуния. — И я сама под её контролем сварю снадобье. Она сказала, так будет лучше, потому что моё желание помочь Юлиану наделит лекарство большей силой.
— Я пойду с тобой, — тут же выпалил Стефан, схватив Аннабель за руку. — Возражения не принимаются. Наверняка она ещё и в глухомани какой-то живет, да?
— Она объяснила где, но… да, — хихикнула Аннабель и поцеловала Стефана в щёку. — Спасибо тебе, Стефан.
До дома Аннабель они дошли молча, держась за руки.
Стефан был настроен скептично. Вся эта ситуация не вселяла в него никакой уверенности в успехе. Да и вообще бабка была очень странной. Стефан бы с ней ни за что бы связываться не стал. А когда она призналась, что то вообще… Не то чтобы Стефан отнёсся к этому негативно, хотя род его деятельности такое предполагал, но напряжение от её слов в теле появилось.
Стефан не мог сказать, хотелось ли ему сделать донос на эту женщину. С одной стороны, она уже отжила своё — наверное, такая же древняя, как деревья в этом лесу — с другой… Да пёс с ней. Стефан не хотел сдавать её церкви.
Да, может быть, он странный. Но его взгляды на жизнь всегда отличались от остальных. Далеко не надо ходить: в Италии все мужчины почти что поголовно убеждены, что женщина должна беспрекословно слушаться мужчину, и её мнение ничего не значит. Муж якобы обязан учить уму-разуму жену, а если та ослушается, то колотить. Стефан такое не приемлел. Он не прости бы себя, если бы поднял руку на Аннабель. Как вообще можно сотворить подобное с такой драгоценностью?
Однако это не означало, что Стефан одобряет все произошедшее. Он готов это принять только из-за того, что Аннабель верит старухе. Раз она видит в ней свою путеводную звезду, раз она наконец-то радуется и улыбается, пусть будет так. Но Стефан не позволит так сразу применять зелье на Юлиане. Он уже придумал испытания для него: сначала капнет на траву и, если та не пожухнет и не сгорит, так и быть, попробует сам.
Господи, о чем он думает? А вдруг на траву никак не подействует, а его убьет? Ладно, можно дать попробовать собаке с его двора — Стефан все равно терпеть её не может.
На что он только не был готов ради Аннабель… Согласился на такую авантюру.
Он и правда стерпел это и закрыл глаза на магию перед собственным носом только ради Аннабель.
«В ад перед тобой, в рай после тебя» [1]
Вот так и выглядело начало конца.
***
Как был условлено с той старухой, Аннабель отправилась к ней в дом через три дня. «Далеко жила» — это мягко сказано, потому что они шли около двух часов и забрели в глушь. Дом — а таковым его назвать язык не поворачивался, скорее, землянка, — находился на отшибе. Сюда бы нога простого человека ни в жизни не ступила. Для ведьмы это очень даже выгодно — никто не узнает, чем ты тут промышляешь.
Бабка и Аннабель заперлись в доме, а Стефану велено было ждать снаружи. Ему ничего не оставалось, кроме как подчиниться, хотя он несколько раз упрашивал старуху позволить ему войти, но все было тщетно.
— Ты только собьешь девчушку! — махнув пренебрежительно на Стефана, — Как она тебя любит, о-о-о… Сбереги её, чтоб худо не было.
Пока Стефан переваривал услышанное, женщина, воспользовавшись эффектом неожиданности, закрыла перед его носом дверь.
Стефан не знал, что происходило внутри. Он просидел на улице до утра, созерцая всю ночь напролет алую луну. Предвестницу чего-то страшного.
Все те часы, в одиночестве проведенные Стефаном под деревом, стояла гробовая тишина. Не слышно было, что творилось в доме, непонятно было, горела ли вообще свеча, потому что окно (если оно имелось) выходило не на сторону Стефана.
Было неуютно и волнительно в этой неизвестности за Аннабель. Но Стефан обещал себе ждать до последнего и не вмешиваться. Опять же только ради неё.
С первыми лучами солнца Аннабель покинула дом старухи, держа в руках небольшой бутылек из тёмного стекла.
— Наверное, тебе не стоило идти со мной, — первое, что сказала она. — Так долго сидел, намаялся. Устал?
— Нет, — Стефан врал, потому что не спал всю ночь и сейчас смотрел на Аннабель полусонно. — Не выдумывай. Как я мог отпустить тебя одну? Вдруг с тобой что-нибудь бы случилось? Брось.
Из дома вышла бабушка.
— Сделай все, как я сказала, — напоследок произнесла она. — Шепчи то, что я тебе прочитала, перед тем, как брат твой лекарство примет.
— Спасибо, спасибо вам большое, — снова рассыпалась в благодарностях Аннабель. — Вы моя последняя надежда.
— Это обязательно поможет.
Они снова обнялись на прощание, и Аннабель со Стефаном ушли. Пока дом не скрылся из виду, Стефан спиной ощущал, как женщина смотрит им вслед. Было очень странно и неприятно.
Аннабель в тот день светилась от счастья. Одной рукой она сжимала ладонь Стефана, другой — прижимала бутылек с лекарством к груди. По пути до дома Стефан пытался выспросить, что же они со старухой делали, на что Аннабель уклончиво отвечала:
— Делали магию. Это такое таинство, от которого… Грудь спирает в восторге. Я прямо чувствовала, что все мои чувства к Юлиану вытекает в котел, где мы варили лекарство. Там столько трав! И волшебства. Эта бабушка очень сильная. Меня пробрала дрожь от того, как она читала заклинания… Стефан, я восхищена. Никогда не видела таких сильных людей. Она столько хорошего мне сказала в конце!
Аннабель улыбалась и шла как завороженная. Наверняка уже представляла, как Юлиан примет его и выздоровеет.
И лучше бы эта бурда ему не помогла.
Аннабель сначала не могла уговорить Юлиана принять лекарство — тот, наверное, в компании коня и в упивании собственным горем уже начал сходить с ума. Он просил сестру оставить его в покое чуть ли не с криками, убеждая, что ему уже ничего не поможет.
— Ты любишь сестру или нет? Не хочешь пить ради себя, так ради нее сделай это. Не ты один тут страдаешь, хватит быть эгоистом, — вмешался Стефан, когда раздосадованная Аннабель покинула покои.
— С какой стати я обязан делать что-то ради кого-то? Много чести! Пошел вон отсюда! — высокомерно гаркнул Юлиан, смотря на Стефана из-под книги. — Будто они понять могут, каково мне!
Стефан за месяцы после случившегося порядком устал от капризов Юлиана. Уже скоро пятнадцать лет, вроде здоровый лоб, а ведёт себя так глупо.
— Хорошо, а кто недавно закатывал истерику и топал ножками, вопя, что потерял смысл жизни? Не ты ли? Если ж тебе так тошно, то ты наверняка хочешь вернуть все, как было, любой ценой. Так используй любой шанс! Довольно пальцы гнуть. Или ты специально пользуешься своим положением и не хочешь его улучшать, чтобы ездить на родителях и сестре? Или играть на их нервах драмы?
— Я не…
— Так выпей ты тогда лекарство! От тебя много не требуется — лишь проглотить! Что, если поможет?
— А если нет? — с подозрением спросил Юлиан, откладывая книгу. — Что тогда ты скажешь?
Стефан вздохнул и запустил пальцы в свои русые волосы.
— Что попробовать стоило в любом случае. Зато будем знать, что это уже не поможет и постараемся найти что-то ещё.
Стефан имел какой-никакой авторитет перед Юлианом. Тот прислушивался к нему, когда не имели эффекта слова родителей и Аннабель. И вроде бы он, муж старшей сестры, который по классике жанра перетягивает на себя внимание любимой сестрицы, должен был быть нелюбим Юлианом, но он наоборот уважал его. Стефан был для Юлиана примером, тот всегда прислушивался к его советам.
Они проводили много времени на совместных прогулках, и Стефану даже иногда казалось, что Юлиану он нравился как раз за то, что Стефан разделял его увлечение. Конечно, он не горел верховой ездой так, как Юлиан, — Стефан вообще настолько воодушевленных этим делом людей никогда не встречал — однако не отказывал ему в компании и интересовался тем, как поживают лошади, куда ездил Юлиан, что выучил нового (в ранние годы).
Возможно, Юлиана подкупило в Стефане ещё и то, что он с ним не церемонился и говорил как есть и на равных. Не юлил, а сразу выдавал правду. И родители, и сестра чересчур оберегали Юлиана, нянчились с ним, как маленьким ребёнком. Но Стефан делать этого не собирался.
И, прислушавшись к нему, Юлиан с кислой миной выпил-таки лекарство Аннабель.
Стефан винил себя даже в этом.
Он не знал, что им двигало в тот момент и зачем он настаивал, ведь ему не особо нравилась вся эта затея. Наверное, это все из-за беспокойства за Аннабель. Невыносимо было смотреть на неё тоскующую и видеть её смятения. Он просто хотел, чтобы ей было лучше, ведь так ценно было её улыбку и сияющие глаза.
Хотел как лучше, а получилось как всегда.
У Юлиана после приема лекарства чудесным образом прошли все боли. Поясница окрепла, ноги перестали неметь, и он снова сел в седло, пропадая целыми днями на вороновом коне. Он был вне себя от счастья и благодарил Аннабель, Стефана и Бога за исцеление.
— Сестрица, Стефан! Спасибо вам большое! Я… Так счастлив! Вы даже не представляете, как много вы этим сделали для меня! — страстно выпаливал каждый раз в лучах закатного солнца Юлиан, возвращаясь в конюшню с конём за поводья. Аннабель не могла налюбоваться на оживившегося брата и по вечерам иногда тихонько плакала от радости, шепча молитвы за здоровье брата и говоря Богу сердечное «Спасибо».
Она не рассказала родителям и брату о происхождении средства — это осталось секретом Аннабель и Стефана. Родители бы не одобрили, а Юлиан был бы лишний раз взбудоражен.
К повеселевшему Юлиану вернулся вкус к жизни, так что он даже принял предложение на сватовство с девушкой из близлежащего поместья. Одно такое он уже жестоко отклонил, хотя потенциальная невеста была писаной красавицей. Родители не раз проводили с ним долгие беседы, пытаясь уговорить присмотреться к невесте, но он был непреклонен.
Заключительным аккордом в этом сватовстве стала вспышка гнева Юлиана, после которой его мать лежала с мигренью три дня:
— Я сказал, не буду на ней жениться и точка! Кому вы предлагаете женитьбу? Мне, калеке?! Да я не трахну её толком — ноги сведёт и спину заклинит быстрее, чем ей! И будет потом молва: младшему сыну Сальви сил не хватило в первую брачную ночь! Вот смеху-то! Позорище!
В доме семьи Сальви на язвительность Юлиана закрывали глаза все: отец, мать, сестра, горничные, гувернантки, повара, садовники, коты и цепной пёс — ссылаясь на его страдания физики и души из-за недуга. Но такие слова выходили за все рамки.
— Как ты смеешь говорить такое при матери и сестре?! Ты и правда позорище! — ударил кулаком по столу отец так, что аж столовые приборы и чайный сервиз из фарфора подпрыгнули. — Извинись!
— За что? За правду? Да и чего ж мне извиняться, всем тут известно о плотских утехах. Да и будто бы Аннабель нееб…
И в этот момент переполнилась даже чаша терпения Стефана, который, в общем-то, и не должен был слушать о семейных делах Сальви, но по просьбе Аннабель был рядом. Он молчал все время перепалки, давая разобраться с нерадивым женихом родителям, но сейчас…
— Закрой свой рот! — Стефан чуть ли не подлетел к Юлиану и рывком ухватил его цепкими пальцами за подбородок, притягивая к себе, — так, что Юлиан аж поморщился от боли. Стефан тихо и предупреждающе зашипел, как ядовитая змея. — Ты, поганец, слишком много на себя берешь. Немедленно извинись перед Аннабель и матушкой.
— С какой это стати я должен.? — продолжал гнуть свою линию Юлиан, при этом нехило испугавшись резкой перемены настроения Стефана. Тем более, что таким он с Юлианом никогда не был.
Но все знали, что Стефан за Аннабель глотки перегрызёт. А сейчас немного-немало задевали её достоинство.
— С той, что ты говоришь с мужем своей сестры. Неуважение к ней я с рук не спущу.
И Юлиан стыдливо пробормотал извинения сестре, матери, отцу и Стефану, понурив голову.
А сейчас, выздоровев, он очень даже не против был насчет брака. Юлиану невеста понравилась, все уже было согласовано с её родителями, но беда не заставила себя долго ждать.
Во время скачек по территории конюшни верный вороновый конь Юлиана не смог перепрыгнуть через препятствие — задел его одной ногой — споткнулся и упал вместе с хозяином.
На всю усадьбу раздалось лошадиное ржание и человеческий истошный крик.
И впредь у Юлиана отнялись ноги.
Дом семьи Сальви погрузился в траур с живым пострадавшим.
Родители велели больше не приезжать Аннабель, и та закрылась в покоях, редко впуская даже Стефана. Хотя других она и вовсе видеть не хотела.
Аннабель часто уходила гулять одна, а в один из разов пропала на день: ушла утром и, когда начало смеркаться, так и не вернулась. Стефан забеспокоился и отправился на её поиски. Но стоило ему выйти за ворота, как он столкнулся с Аннабель, несущей две книги в руках:
— Где ты была так долго? Уже темнеет, Аннабель! Ты говорила, что просто пойдешь читать.
— Я и уходила, — Аннабель указала глазами на книги в руках. — Просто зачиталась, прости. Такой роман интересный, — она чмокнула Стефана в щёку и потянула за собой в дом.
Стефана винил себя в том, что не уделил её долгой пропаже должного внимания, посчитав, что лучше к Аннабель лишний раз не лезть с расспросами и не тревожить её.
Нужно было проявить большую настойчивость. Слюнтяй.
Аннабель так уединялась за чтением все чаще, хоть и возвращалась уже раньше, договорившись об этом со Стефаном. Стефан, как уважающий жену муж, в душу ей не лез и надеялся, что вскоре хотя бы немного станет лучше и Аннабель придет в себя.
А лезть бы стоило.
Потому что первый тревожный звоночек появился, когда ребятёнок одной из служанок неудачно споткнулся и расцарапал себе все лицо. Визгу было на весь двор, но, к удивлению слуг, Аннабель подошла к малышу, взяла его на руки и, поговорив с матерью, унесла ребенка в дом.
Через двадцать минут мальчуган счастливый выбежал из дома с чистым лицом, будто на нём и не было огромной ссадины на пол-лица.
Стефан был поражен.
— Аннабель, что это было? У тебя осталось лекарство от той знахарки? — задал вопрос Стефан за обедом. Уж это-то он не мог оставить без внимания. (Но тогда уже была слишком близка точка невозврата).
— Нет, — коротко ответила Аннабель. — Его я полностью истратила на Юлиана.
— Тогда как ты вылечила ребенка?
И Аннабель поведала ему о том, что уходила не для того, чтобы читать на природе лёгкие романы. Пропав на весь день, она навестила ту бабку с просьбой приготовить новое зелье.
— Но она сказала, что она здесь уже не поможет. Её сила сосредоточена на восстановлении ещё не до конца погибшего. По её словам, ноги Юлиана не подлежат восстановлению её лекарствами. Зелье, которое она мне дала, устраняло его боль и укрепляло спину, потому что там ещё что-то можно было исправить. А сейчас…
— У него отнялись ноги.
— Да. Она бессильна, — прискорбно заключила Аннабель и продолжила через пару минут: — Однако она сказала, что во мне есть способности. У самой неё стезя травницы, а у меня — иная. Я могу лечить руками. И она решила мне помочь раскрыть свою силу.
Стефан вскочил с места так, что стул под ним с грохотом упал.
— Аннабель! — вскрикнул он, отчего служанка, убирающая посуду с их стола, ахнула. Стефан извинился и подождал, пока та покинет столовую, и сбивчиво зашептал: — Ты что такое говоришь?! Ты серьезно решила заниматься ведьмовством?! Это же грех!
— Грех? Стефан, я устала от тебя слышать о грехах! Сколько мои родители молились, сколько ходили в церкви, и что?! Сколько я молилась! В дом моей семьи врачи чуть ли не со всей Италии съезжались, ты знаешь об этом! Ты видел, как все мучились, пытаясь поставить Юлиана на ноги! Как мучился он. И как же он был счастлив, когда все вернулось на круги своя. Ты сам говорил: если есть шанс, им надо воспользоваться. Вот я и пытаюсь, раз могу!
— Но не такой же ценой, Аннабель!.. — Стефан обхватил её за плечи и слегка потряс, пытаясь вразумить. — Что, если кто-то узнает, что ты этим промышляешь?! Да, детский лепет никто слушать не будет, но кто-то из слуг проболтаться может. Это опасно и для самой тебя!
— Я велю всем держать рот на замке. Дворовые меня любят, ты знаешь. И никто не узнает, если ты не скажешь.
— Я-то?! Почему ты всегда приплетаешь мою деятельность к этому? Никому ведь о бабке этой я и не сказал — вон, жива-здорова! А если бы проболтался, то жива она бы уже не была.
Аннабель вздохнула, затихая, а Стефан был ошарашен тем, что у них впервые за столько лет брака началась словесная перепалка. Немасштабная, нет, это не ссора и тем более не скандал, но их взгляды никогда так не разнились. Раньше могла возникнуть максимум какая-то дискуссия. Была идиллия. Но происходящее между ними сейчас обескуражило.
Что происходит?
Аннабель подошла ближе к Стефану и обняла его, прижав голову к его груди — там, где билось сердце.
— Прости, — робко начала она, и Стефан обнял её в ответ. — Пожалуйста, поверь мне. Все будет хорошо. Это не колдовство, это просто светлое целительство. Та женщина очень добра. И её, и мои способности от Бога.
— Такое бывает? — скептично спросил Стефан, положив руку на светлую макушку и погладив по волосам.
— Да. Это же все на помощь людям. Оно светлое. Это не черная магия, пожирающая душу. Стефан, я тайком приходила к Юлиану и… У меня сердце кровью обливалось при виде него. Он увядает. Лежит в постели и смотрит на все безучастно. На него смотреть ещё больнее, чем зимой.
Стефан позволил Аннабель развивать свои способности дальше. Хотя, зная её, она бы и без ведома Стефана занималась этим. Такая она у него — независимая, своенравная, хоть мягка и хрупка. Попала же как-то к Юлиану.
Держа Стефана в неведении, она в течение полутора недель ходила к старухе, учась у неё. И достигла того, что могла руками заживлять раны.
Стефан подумал, что, раз так скор прогресс её способностей, то, может, они усилятся и благодаря ним получится исцелить Юлиана.
Он винил себя и за эти мысли.
Узнав о том, что Аннабель лечит руками, все дворовые толпой валили к ней: у одного ломило сустав, у второй не проходила рана от ножа, у третьего гноится глаз. Аннабель облегчала физические страдания каждого. Упражнялась, взращивая в себе силу. А по вечерам приходила к родителям — те ругались, но ничего не смогли поделать с дочерью.
А она же, сидя перед братом, гладила его ноги, касалась спины, поправляя подушки, но ничего не помогало. Даже когда эти касания стали целенаправленны, потому что Аннабель объяснила то, чем занимается, и Юлиан выслушал её и позволил сестре делал с ним все, что ей заблагорассудится, ничего не помогло.
Так прошёл месяц бесплодных стараний.
А за ним — второй.
Аннабель совсем сникла. И приняла решение, ставшее точкой невозврата.
— Аннабель, куда ты пошла?! Стой! — он перехватил её за запястье, но девушка резко вырвалась. Мощь этого рывка выбила из колеи — Стефан не помнил, чтобы та обладала такой физической силой ранее. — Куда ты пойдешь ночью?! Что ты делаешь?
— То, что должна! Не трогай меня и не иди за мной! Ты мне не указ!
Стефан попытался её остановить, но последствия этого были ужасающими: Аннабель брыкалась и кричала на него, когда тот сгреб её в охапку. Она расцарапала ему лицо в буквальном смысле и сбежала из дома в темноту.
Стефан не понимал, что происходит.
Он терял Аннабель.
Она стала агрессивнее и злее, все слова Стефана воспринимала в штыки и не хотела его слушать. Бывалое уважение к мужу иссякло, потухло, как пламя свечи. Аннабель огрубела и стала сама не своя.
А дело было вот в чем: Аннабель наткнулась на компанию чёрных магов и примкнула к ним. Они пообещали ей силу, которая могла бы совершенно точно, по их словам, вылечить брата.
Сначала они обучали её азам тёмной магии. А когда Аннабель прошла «испытательный срок», то повели её для совершения ритуала на кладбище. На могиле человека, который, по их словам, был самым сильным тёмным магом.
Стефан так и не узнал, кто это, и доподлинно ему было неизвестно, действительно ли этот человек был могущественным магом, ведь если да, то как же он похоронен, как обычный человек? Инквизиция его не настигла?
Стефан искал Аннабель повсюду, а нашел в отчем доме.
— Мы сильно поссорились, — оправдывался перед отцом Аннабель и Юлиана Стефан, стараясь выглядеть как можно более виноватым. — Видимо, потому она ушла. Прошу, можно мне войти?
Его пустили с недовольным лицом и условием того, что они обязательно помирятся. Аннабель как обычно находилась в комнате брата, и Стефан направился туда.
А увиденное выбило из легких весь воздух.
***
— Это последняя просьба, с которой я к тебе обращаюсь, Юлиан, — держа в свои ладонях руку брата и целуя её, шептала она. — Я обучилась новому виду исцеления. Намного более сильному, чем было до этого. Давай попробуем. Это будет последний раз, когда я тебя о подобном прошу.
— Сестрица, — начал Юлиан, все так же уставившись в потолок и даже не поворачивая голову на Аннабель. — Больше года ты и матушка с отцом пытаетесь. И когда я уже не калека, а бревно, ты все пытаешься бороться? Я восхищаюсь твоим упорством, но я… устал. Оставь меня в покое, — бесцветным голосом изрёк Юлиан, совершенно изможденный, изнуренный тяготами жизни. У него уже не было сил пререкаться с кем-либо. Ему было тошно от самого себя, и он просто хотел, чтобы его страдания закончились.
Единственное, что уберегало его от самоубиения, было даже не мыслью, что самоубийцы не имеют и шанса попасть в рай, а то, что он сам наложить на себя руки не может в обездвиженном состоянии. А в этом ему никто не поможет.
Он мог бы принять решение молчать, но не делал это лишь из вежливости и почтением перед родителями и сестрой. За их старания, вложения, упорство. Да и то последнее осталось уже только у Аннабель.
— Мне уже ничего не поможет. Если это, конечно, не черная магия, хах…
— Это чёрная магия, — твёрдо отчеканила Аннабель, и Юлиан тут же обернулся на неё. И заметил: цвет глаз Аннабель стал насыщеннее. Раньше они были небесно-голубого оттенка, а сейчас — как темная морская штормовая волна.
— Ты сейчас серьезно? — не поверил Юлиан, но, чем больше он всматривался в глаза сестры, тем сильнее убеждался в её словах.
— Абсолютно. Так ты согласен на проведение ритуала?
— Сестрица, как же ты на такое решилась… Ты же была такой набожной…
Аннабель не слушала его.
— Юлиан. Ты согласен на то, чтобы я провела ритуал?
По рукам Юлиана от её холодного тона пробежали мурашки. Может, и по ногам тоже, но он этого не чувствовал.
— Согласен.
И она откинула одеяло Юлиана, закатала штанины на его ногах, расстелила на полу черную ткань. Достала магические, неведомые Юлиану атрибуты и черные свечи. Скрутила две из них и подожгла. Затем попросила руку Юлиана, и тот беспрекословно её подал. И поморщился, потому что Аннабель уколола его иглой, выпуская капельку алой крови, и зачем-то впечатала её в толстую тетрадь в кожаном черном переплете.
А потом этой же иглой пустила кровь себе.
Юлиан не понимал ничего от слова совсем, но задержал дыхание от шока, когда по его ногам от стоп и лодыжек потянулись черные полосы. Они обвивали ноги, как лоза, и тянулись до самой поясницы, заканчиваясь на ней.
— Поднимайся.
Юлиан оторопело взирал на сестру, не понимая смысла просьбы. Он-то? И как? Юлиан был потрясен действом, развернувшимся в его комнате, и даже слова из себя не мог выдавить, не то что исполнить просьбу, которая до этого момента была неосуществима.
Аннабель, поняв состояние брата, помогла ему сесть. В этом положении Юлиан тут же понял, что что-то не так — тело стало ощущаться иначе, но он не понимал, как именно, поскольку уже и забыл за месяцы постельного режима, каково это — чувствовать что-то снизу.
Сестра фактически на себе подняла Юлиана, и тот поразился мощи её рук, ведь раньше они не были столь выносливы.
Внезапно Аннабель отпустила его.
— Ты стоишь.
Это было каким-то чудом: Юлиан оглядел себя и не увидел никакой посторонней помощи в виде рук Аннабель на себе. От шока он пошатнулся с ноги на ногу и полетел вперед, но равновесие как-то удержал.
— И ты идешь.
Аннабель стояла там, где была, а Юлиан из-за собственных колыханий оказался к ней на шажок ближе. Она подозвала его к себе мановением руки, и Юлиан сделал неуверенный, уже осмысленный шаг к ней.
И у него получилось.
Он не мог поверить собственным ощущениям. Шаг ему дался так же легко, как вдох. Юлиан наклонился вниз, подпрыгнул на месте и не ощутил и намека на боль.
— Сестрица!
Он бросился в объятия Аннабель, и на глазах сами собой выступили слёзы. Жгучие, горькие. Наконец-то все (снова) стало хорошо. После стольких месяцев без движения он может теперь ходить, как ни в чем не бывало.
После первой травмы он мечтал о том, чтобы хоть раз снова сесть в седло и сласть покататься на своём добром коне, то сейчас он грезил хотя бы о двух самостоятельных шагах.
Аннабель обняла его в ответ и поцеловала в висок.
— Вот видишь, Юлиан. Сработало.
— Спасибо!
Юлиан, как маленький ребенок, хныкал в сестре в плечо, а та утешала его, гладя по светлым волосам, прямо как в детстве, когда Юлиан приходил к ней плакаться из-за разбитой коленки.
Оба были так счастливы.
Но эту гармонию нарушил звук открывающейся двери и застывший на пороге Стефан.
— Что… Что здесь было.? Юлиан… Что у тебя на ногах?