Стефан постарался мысленно отгородиться от попутчиков. Он неотрывно смотрел в окно и слышал эпизоды разговоров как будто через пузырь.
Состояние отрешенности продлилось недолго, потому что Стефана слегка мотнуло из стороны в сторону, когда они остановились в каком-то дворе.
— Она точно не вернулась домой? — спросил Ален.
— Нет, она сказала, что её не будет весь день и придет она ночью. Если уж она попросила _им_ не рассказывать об этом, то обещание сдержит. Да и к тому же, если бы она была дома, то позвонила бы мне. Но звонков не поступало, — объяснила Пахита, чем немало успокоила Алена.
— Ладно.
Они посидели еще с минуту в недвижимой машине, и Ален открыл дверь. Мартин, кажется, все это время старался не плакать, но когда Ален совершил движение, то его прорвало.
— Не реви, — слегка раздраженно скомандовала Пахита, и Мартин принялся размазывать слезы по лицу.
Они втроем покинули машину. Ален снова опустился перед братом и сестрой на корточки, что-то втолковывая им и держа обоих за руки. Мартин одной рукой держался за ладонь Алена, а кулаком второй тер правый глаз. Пахита с каменным лицом слушала наставления брата и изредка кивала.
— Ну все. Давайте, — чуть громче и надрывнее, чем хотел, произнес Ален и обнял Мартина и Пахиту напоследок. Потом встал, но задержался и поцеловал каждого в лоб. Этот жест словно означал: «Теперь точно все. Точно до встречи»
— Ален, пока! Я уже начинаю скучать! — помахал Алену рукой Мартин, оборачиваясь в его сторону, но Пахита его одернула со словами: «Пойдем уже, нам надо торопиться».
Ален не сразу забрался обратно в салон. Некоторое время он наблюдал за уходящими Мартином и Пахитой, а когда те совсем отдалились, тогда и сел.
Стефан, даже не глядя на Джоба и пользуясь моментом, перебрался на заднее сидение. Все же сидеть настолько близко со стариком было некомфортно.
— Хорошие у тебя брат и сестра, — наконец подал голос Джоб, отъезжая от двора.
— Да, — согласился Ален и вздохнул.
Стефан поерзал, принимая удобное положение.
***
Стефан вытащил телефон и распутал наушники, подсоединил их. Только он вставил один наушник в ухо, как вдруг Ален попросил:
— Можно я тоже послушаю?
Это несколько удивило, и Стефан посмотрел на наушник в руке, а затем протянул его Алену.
Пришлось из правого уха переставить свой наушник в левое, чтобы провода не тянуло.
Ален вставил наушник в правое ухо, и Стефан включил музыку.
Играла разношерстная музыка — Стефан специально перемешал её для разнообразия. Ален молчал и «Фи» на треки не высказывал. Иногда даже он отбивал ритм пальцами по левому колену, когда, видимо, слышал знакомую песню.
Через пять треков Ален вытащил наушник из уха и повернулся к Стефану. Тот поставил музыку на паузу и кивнул, мол, чего хочешь?
— Спросить хотел, — объяснил Ален. — Ты говорил, что у тебя не может быть детей. А разве у вас с Аннабель не было?.. В вашем возрасте в то время разве они не должны были быть?
Он сказал это совсем тихо, почти шепотом, чтобы Джоб не слышал.
Стефан выдернул наушники из гнезда телефона и заблокировал экран. Он поджал губы, начиная скручивать провода.
— Был. Были… — поправил себя Стефан и повел плечом. Когда-то давно в их семье это было сложной темой. Правда потом дальнейшие события затмили это горе. — Аннабель родила в семнадцать первого ребенка. Девочка, но она умерла на первом году жизни. Аннабель забеременела во второй раз в восемнадцать, но упала на лестнице и потеряла ребенка. Больше забеременеть у нее не получалось. Её постоянно в этом винили, мол, что ты за женщина, раз наследника родить не можешь. Но ведь по сути она выносила и родила. С нынешним уровнем медицины девочка точно бы выжила, а тогда…
Стефан прервался на полуслове, а Ален заметно погрустнел.
— Мне жаль, — только и сказал он.
Стефан провел рукой по волосам.
— Аннабель долго горевала. И по первому, и по второму. Я старался быть ей поддержкой и во времена потери, и во времена осуждения общества. Говорил, что это не их дело и мы сами разберемся и нарожаем ещё кучу. Сейчас я даже рад, что у меня не было наследников. Я бы не хотел видеть, как мои дети растут, умирают, как сменяются поколения. Представь, встретиться со своими правнуком или правнучкой в каком-то поколении? Это… Жесть какая-то. Да и знаешь, не столько в этом проблема, сколько в том, что у такого, как я, не должно быть детей.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что я порок этого мира. Я бы не смог быть хорошим отцом. Я бы не дал ребенку ничего. Представь, Аннабель умерла, я в бегах, не знаю, что делать с проклятием, и этот несчастный ребенок… Куда ему? Ничего хорошего.
Стефан говорил это, перейдя на шепот и наклонившись почти к самому уху Алена, чтобы сказанное слышал только он. Ален задумчиво потёр подбородок.
— А ты не думал, что у тебя могли быть дети от других женщин? Ну, с которыми ты потом…
Ален, очевидно, говорил о тех темных временах жизни Стефана, когда он имел беспорядочные связи.
— Я старался… Ну… Успеть… — будто оправдывался Стефан. Он, конечно же, задумывался над такой вероятностью, но старался почти сразу отметать эти дурные мысли. Дурные, потому что от них становилось дурно. В любом случае, Стефан о своих внебрачных детях не знал, ему о них не говорили, да и у них были матери. Если они, конечно, не умерли в родах или когда-то потом…
Ален хихикнул в кулак от формулировки Стефана и того, как сильно тот засмущался.
— А вдруг Мартин всё-таки твой дальний родственник от правнучки какой-то из женщин, с которой ты провел ночь? — сделал предположение Ален, от которого Стефан чуть не задохнулся.
— Это глупо! — он сказал это громче, чем хотел. Стефана замутило от этой теории. — У меня другая внешность.
— Проклятие не могло повлиять на это?
Стефан очень хотел ответить: «Нет, не повлияло, как это вообще может повлиять?». Но он не знал. Он лишь надеялся, что это не так, что проклятие не въелось в него настолько сильно, чтобы теперь от Стефана рождались дети с такой же внешностью, которую он имел сейчас.
Он очень хотел, чтобы у него осталась хотя бы малая частичка себя настоящего, что-то от себя прежнего, а не лишь та угольная чернота, что сопровождала его всю жизнь.
— Знаешь, это как если бы ты пересидел на солнце, сильно загорел, а от тебя потом бы родился смуглый ребенок, — скрестив руки на груди, пробурчал Стефан.
— Я на солнце не загораю, я только сгораю. Мне со своим фототипом кожи нельзя много на солнце находиться.
Стефан цыкнул языком и мысленно нарек Алена занудой.
— Ладно. Допустим… — Стефан пытался придумать подходящий пример. — Билл. Вот от него смуглый ребенок бы родился с учётом того, что его женщина европейской внешности.
Ален хмыкнул.
— Мне кажется, это немного не так работает…
Стефан подумал: «Мне кажется, мы говорим о херне».
Стефан воспринимал проклятие, как пигментный токсин. Пигментный, потому что пропитавший его волосы и радужку глаз. Токсин, потому что он вызывал реакцию в виду увечий. Рассуждая таким образом, он решил: это как если бы человек отравился чем-то, а от него родился бы ребенок совершенно не похожий на него. Но опять же, это только догадки. А проверять на практике он не собирался.
Настроение, и так находящееся не на высоте, совсем испортилось. Музыку слушать не хотелось, так что Стефан убрал телефон и наушники, снял куртку, потому что Джоб включил подогрев. Он запрокинул голову на подушку сидения и закрыл глаза.
— Ну а ты, — сказал Стефан уже на обычной громкости, — расскажи лучше, что за «она»? Как получилось так, что Мартин и Пахита смогли целый день провести с тобой, учитывая, какие нехорошие у вас предки?
Ален сначала не понял, о ком речь, а потом пренебрежительно махнул рукой.
— А, это. «Она» — наша «тётка», — Ален сделал воздушные кавычки на последнем слове. — Сестра приёмной матери. Иногда мать просит её посидеть с нами, и тетка честно «сидит», — Ален снова показал кавычки пальцами. — Ветреная особа, которая никогда с нами на самом деле не бывает. Отрывается в клубе, либо с очередным ухажером. Она просто уходит на целый день, возвращается очень поздно, либо вообще не ночует и каждый раз просит ничего не говорить родителям о её «добросовестной» слежке за нами. Мы молчим, потому что для нас её отсутствие выгодно — как сегодня, например.
Стефан изумился столь саркастичной манере описания члена своей семьи. Хотя в случае Алена такие слова неудивительны.
— А она знает, что с вами обращаются не лучшим образом?
— Знает, — холодно бросил Ален. — Но ей пофиг на нас. Ей важна только она и её мужики.
Ален достал телефон и что-то быстро напечатал. Как потом он сказал, это было сообщение Пахите с вопросом, добрались ли они до дома. Пахита ответила, что они уже на месте и даже спрятали подарки.
Стефан не знал, о чем еще поговорить, да и не особо горел желанием это делать, так что снова отвернулся к окну. В какой-то момент веки стали тяжелеть, накатила сонливость. Когда глаза стало совсем тяжело держать в открытом состоянии, Стефан немного скатился вниз по сидению и опустил веки.
Он то и дело просыпался от того, что голова резко свешивалась на грудь. Стефан, шумно вздыхая, открывал глаза, озирался по сторонам, смотрел на Алена, глядящего в свое окно, на молча ведущего машину Джоба и снова погружался в дремоту. Однако все повторялось по новой. Совсем скоро неустойчивое положение головы надоело, и Стефан прислонился виском к окну. Но из-за этого голова начала трястись в такт движению машины, и тогда пришлось просто запрокинуть голову.
Он видел сон. Там была Аннабель. Они стояли в каком-то пустом белом пространстве, а Аннабель ходила вокруг Стефана. Её длинные волосы развевались на ветру, — хотя откуда здесь ветер? — что придавало её образу таинственность, воздушность вместе с белым платьем, которое Стефан часто видел на ней. Он пытался дотянуться до неё рукой, но не получалось: она вроде бы рядом, но в то же время в недосягаемости.
И шла она, словно не замечала Стефана. Ни разу не взглянула на него, только ходила вокруг. Но внезапно он стал видимым. Она так резко повернулась к Стефану, что тот даже опешил и сделал шаг назад.
— Поделом, — коротко сказала Аннабель с ласковой и привычной уху интонацией, с какой она всегда разговаривала. И улыбалась она как прежде, будто не было между ними инквизиции, костра, церкви.
Но от следующих слов внутри Стефана все похолодело:
— Ты сделал меня никем, значит, и ты в чужих глазах будешь никем. Поделом.
Стефан хотел что-то сказать, но, открыв рот, не смог издать ни звука. В легких словно не было воздуха — в них вакуум. Ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Аннабель улыбнулась шире и, встав на носочки, обняла Стефана за плечи. Несмотря на прежний вид, она была холодной.
— Ты так легко распорядился моей жизнью, а я ведь очень хотела жить. Ты будешь жить вместо меня до скончания веков и всегда помнить, что сделал со мной. Но никто не будет помнить тебя, — она расцепила руки и немного отошла назад. Улыбка померкла на её лице, и теперь она смотрела на Стефана презрительно, будто видела перед собой кучу дурно пахнущего дерьма. — И это вовсе не потому, что ты так захотел. Не думай, что ты что-то в своей жизни контролируешь.
К Стефану вдруг вернулась возможность говорить. Он понял это, потому что смог произнести:
— С чего ты взяла?
— Боже, да кому ты нужен? — она зло засмеялась, и сердце Стефана сжалось. То ли от того, что её слова ранили, то ли от того, что от нежности на её лице не осталось и следа, то ли от упоминания Бога. — Возомнил, что к тебе люди что-то чувствуют, и поэтому сбегал. Sciocco, — только после «глупца» на итальянском, Стефан понял, что Аннабель все это время говорила на английском языке. — Как можно испытывать что-то к тебе? Ты заслуживаешь только мнимых чувств, чтобы пользоваться тобой.
Стефан не успел сформулировать ответ, потому как Аннабель стремительно метнулась к нему, вцепилась пальцами в его лицо и притянула к себе, заставив нагнуться.
— Ты никто. И продолжай носить черное, сливаться с толпой, чтобы тебя никто не заметил. Это ведь твоя судьба.
Она еще сильнее сжала пальцы на его лице, почти впиваясь ими в кожу. Стефан выкрикну имя Аннабель, совершил попытку дернуться и высвободиться, но не получалось.
В следующее мгновение он испуганно распахнул глаза.
Щеке было не холодно, а наоборот тепло, хоть и немного твердо. Стефан увидел перед собой колени Алена и водительское сидение Джоба и быстро сел, все еще не понимая, как оказался на чужом плече.
Тот сидел без куртки и кофты, поскольку в машине было достаточно тепло. Стефан перед тем, как уснуть, тоже снял куртку, но остался в толстовке и сейчас балансировал между «очень тепло» и «жарко».
— Кошмар приснился? — спросил Ален.
Стефан заторможенно ответил:
— Да.
Он зачем-то натянул рукава толстовки на кисти рук, но уже через пару секунд стал рыться в карманах куртки в поисках телефона. Он посмотрел на время: прошло два с половиной часа с начала поездки. Больше половины пути преодолено, четверть которого Стефан проспал.
Не так уж и плохо.
— Тебе снился кошмар об Аннабель? — поинтересовался Ален, и Стефан резко обернулся на него, не понимая, как тот догадался.
— Да, — с опаской протянул он. — А ты.?
— Ты просто во сне произнес её имя.
— Громко?
— Нет, шёпотом. Но обеспокоенно.
«Ну, хоть не кричал», — подумал Стефан, вспоминая кошмар месячной давности, где он сгорал заживо. В нынешнем сне все было довольно цивильно: Стефан даже увидел Аннабель такой, какой она была раньше, и на мгновение подумал, как было бы хорошо, чтобы этот момент растянулся. Пусть бы и дальше Аннабель не замечала его, смотрела сквозь него, но улыбалась как прежде.
Наряду с этими умозаключениями, он поймал себя на мысли, что сгорать заживо лучше, чем когда Аннабель с улыбкой на лице говорит: «Поделом».
— Ясно, — выдохнул Стефан и снова запрокинул голову на сидение. — Я устал.
За окном уже давно стемнело, на часах было девять вечера, но спать все равно хотелось. Этот день сильно вымотал его.
— Я тоже, — согласился Ален.
Стефан сунул каждую ладонь в противоположный рукав толстовки и нащупал на предплечьях бугристые рубцы. Действие проклятия кончилось пару дней назад. Последействие же могло настигать в виде таких кошмаров в течение недели.
***
Стефан заснул с запрокинутой головой, что уже выглядело — не то что ощущалось — неудобно. Так что очень быстро он в полудреме повернул голову на бок. Та начинала медленно скатываться с сидения, снова падая на грудь, и Стефан, не разлепляя глаз, съехал сильнее по сидению, упираясь одним коленом в переднее. Голова была повернута на бок, но снова находилась в неустойчивом положении, и в какой-то момент Ален ощутил, что на его плечо что-то опустилось.
Ален замер и медленно посмотрел в сторону Стефана. Догадка подтвердилась: голова Стефана съехала ему на плечо. Что ж, ладно. Допустим.
Ален сидел все это время неподвижно, боясь пошевелиться. Он пытался убедить себя тем, что не хотел будить, но на самом деле он просто не знал, что делать. Что сказать? «Слезь с моего плеча»?
От этих дум отвлекло тревожное и тихое:
— Аннабель…
Ален напрягся еще сильнее и заметил, как брови Стефана сместились к переносице, выражение его лица помрачнело. «Кошмар снится», — понял Ален так же, как и то, каково было содержание.
И снова он встал на распутье: что делать? Будить или нет? Может, для Стефана пробуждение будет более болезненным, чем просмотр сна до конца? Может, ему не понравится, что Ален его растолкал? Но и смотреть, как тому снятся кошмары… Не самое приятное, скажем так.
Совсем скоро Стефан избавил Алена от тягостного принятия решения, потому как проснулся сам. Шумно выдохнув, словно вынырнул из воды, он пару секунд приходил в себя, а потом резко поднялся. Несмотря на сон, он выглядел разбито и устало.
Алену почему-то захотелось узнать содержание уже второго кошмара про Аннабель, которые он застал. Но спросить об этом язык не поворачивался, особенно сейчас.
***
«Наконец-то добрались!», — написал Ален в чате с Эмбер и Биллом, после чего отправил смайлики с измученным лицом. Попутно он отписался Пахите, что уже находится дома.
Они приехали, когда перевалило за десять часов. Джоб подвез их до самого дома, и Стефан вышел из машины первым. Точнее, он чуть не вывалился из неё — настолько сильно хотел покинуть салон, чтобы больше не находиться в компании Джоба.
Ален же задержался, обмениваясь любезностями и благодаря босса за помощь. Джоб, казалось, слушал Алена вполуха, погруженный в свои мысли и смотрящий в сторону Стефана.
Ален не заметил на лице босса злобы или еще чего-то негативного. Он лишь понял, что им надо поговорить.
Об этом Джоб, когда Ален уже выходил, и сообщил:
— Мне надо с ним поговорить.
Неизвестно, говорил он это, обращаясь к Алену, или это была просто мысль вслух, так что Ален решил это не комментировать.
Стефан довольно быстро лег спать. Когда они пересеклись в коридоре, он сказал, что беспокоить его сегодня не надо и его лимит общения исчерпан.
«Как все прошло?», — ответила Эмбер. Ален иногда отправлял фотографии с мест событий: он снял Мартина и Пахиту, которые ели пиццу в кафе, и Эмбер назвала их милашками; затем запечатлел малышню перед началом мультфильма, держащих ведро с поп-корном, а Билл ответил, что выглядят они довольно дружелюбно — он с Эмбер давно бы подрался за это ведро. Ален также сделал несколько фото в парке аттракционов, но их друзьям не отправил. Он вообще редко появлялся в сети в тот день.
Так что сейчас он скопом отправил все оставшиеся фотографии: Пахиту и Мартина, повернувшихся к нему на цепных качелях; вид из окна кабинки на колесе обозрения; себя и Мартина, которого он держал на руках у ларька с сахарной ватой (Пахита сфотографировала и отправила Алену); розовую сахарную вату, которую он держал в руке; фото заката и совместное селфи с братом и сестрой незадолго до отъезда.
Эмбер отправила кучу смайликов с сердечками, Билл тоже, хоть и в меньшем количестве, но затем поступили сообщения:
«Вижу знакомые ноги», — с задумчивым смайликом написал Билл.
«С вами был Стефан?!», — удивилась Эмбер.
Пересмотрев фото, Ален действительно заметил на снимке с цепной каруселью кусочек черного ботинка Стефана, случайно попавшие в кадр, а также его ноги в черных джинсах на фоне розовой сахарной ваты. Ален не рассказал друзьям о его появлении, так как забыл. Забегался да и остался в моменте, наслаждаясь им.
«Да. Он присоединился к нам после кафе»
Эмбер и Билл неминуемо потребовали подробностей и поинтересовались, все ли нормально прошло в его компании.
«Может, поэтому ты молчал?», — спросила Эмбер и отправила подозревающий смайл.
«Он держал Алена в заложниках!», — дополнил Билл.
«Все не так!!!»
В голосовом сообщении Ален поделился подробностями их прогулки, лишь вскользь и довольно абстрактно объяснив причины прихода Стефана. К его личности они довольно быстро потеряли интерес, хоть и некоторое время поражались тому, что тот не порол чушь и мирно себя вёл.
«Возможно, поганку кто-то держал в заложниках», — видоизменил свою теорию Билл, и Ален отчасти с ним согласился, вспоминая отзыв Стефана о родителях Джоба.
Совсем скоро общение перетекло в другие темы, и они втроем снова смеялись над чем-то несущественным.
Пока Эмбер не написала ему лично:
«А когда ты в следующий раз приедешь к Мартину и Пахите?»
Ален ответил:
«Планировал в марте, а потом в апреле на День Рождения Пахиты, а что?»
Эмбер довольно долго печатала, прерываясь несколько раз. Три точки перед её именем то исчезали, то снова появлялись, и она лишь через пять минут прислала:
«Что ты планируешь дальше делать? Ты же наверняка понимаешь, что так всегда продолжаться не может»
Ален мысленно соглашался: да, не может. И это печалило больше всего.
«Я понимаю, что то, что делаю сейчас — не решение. Откладывание денег для них и нечастые встречи — совсем не то, что я бы для них хотел»
«Они все равно страдают в той семье», — закончила Эмбер, и от этого вывода, который Ален прокручивал в голове множество раз со дня покидания дома. У него защемило сердце.
«Да»
«Насилие неприемлемо», — продолжала Эмбер, но Ален, если честно, не понимал, к чему подруга клонит.
«Я понимаю»
«Тогда почему ты не расскажешь общественности о том, какой беспредел у вас происходит? Это определенно внесло бы какие-то подвижки»
И об этом Ален тоже неоднократно думал. Это было бы довольно быстрое и простое решение проблемы: Мартина и Пахиту быстро бы забрали от приемных родителей, и тех не подпускали бы к ним. Но… Что потом? В этом заключался большой страх Алена.
«Я боюсь, что если я сообщу о насилии, то их распределят по разным семьям и я больше никогда их не увижу, а они — друг друга»
Печатая это, Ален понимал, насколько он жалок и инфантилен.
«Может, найдется семья, которая возьмет их обоих? И я не думаю, что тебе запретят с ними общаться»
«Я хотел забрать их себе», — ответил Ален и заблокировал экран телефона. Эмбер снова начала что-то долго печатать.
В груди потяжелело от безрадостных дум. Ален прикусил губу и посмотрел в окно, где на небе висела убывающая луна.
Когда пришло уведомление об отправленном сообщении, Ален не сразу включил телефон.
«Это ведь трудоемкий процесс. Тебе нужна работа с постоянным заработком — окей, допустим она у тебя есть. Так же необходимо постоянное жилье. Тебе необходимо пройти курсы фостерной семьи. Нужен подходящий возраст. Это все — время. Время, пока твои брат и сестра находятся там»
Ален с начала совершеннолетия грезил мыслями о том, что сможет их забрать в ближайшее время, что вот сейчас он быстренько поднимется на ноги, и они заживут счастливо. Но, чем больше времени проходило, тем он все четче понимал, что это за гранью фантастики. Эмбер обличила его страхи в слова, и тревога пуще прежнего подкатила к горлу. Алену было страшно, очень страшно.
«Мне нужно найти семью, которая была бы готова забрать и Мартина, и Пахиту», — написал он, не веря, что сам это пишет.
Эмбер прочитала почти мгновенно и отправила улыбающийся смайлик.
***
Это-то он молодец, что понял, что один не справится и ему нужна помощь. Это-то он молодец, что осознал, что не всесильный. Осознал, что терпеть уже достаточно, и еще пару лет в таких условиях — это кошмар. Только вот где искать такую семью? У кого искать ту пресловутую поддержку?
Никакого другого взрослого и умудренного опытом человека, кроме Джоба, Ален не знал, так что уже на следующей смене он обратился к нему.
— Босс, есть вопрос, — начал на перерыве Ален. — Вы знаете какие-нибудь фостерные семьи?
Джоб несколько удивился оригинальности темы, на которую решил поговорить Ален, и отложил сэндвич, которые ранее вкушал.
— Знаю, — ответил он, и Ален обратился вслух. — Мы с Лаурой — фостерная семья.
Ален чуть не задохнулся от восторга — ну надо же, как ему повезло! С первого раза попасть в самое яблочко. Ален не верил своему частью.
— Правда? Вот это да! А когда вы прошли курсы?
— Ну… Два года назад начали. Где-то так, — прикидывая даты в голове, ответил Джоб. — После этого к нам определили ребенка восьми лет. Он месяц у нас пожил, а потом его забрала родня. Больше сироток мы не брали — там дальше бизнес, все такое, не до этого. Но интересно было.
— Ох, босс, — чуть ли не с благоговением пролепетал Ален. — Боже. Я так рад.
Теперь настала очередь Алена сверять даты. Как говорил Стефан, Джоб потерял Оливера больше двух лет назад. И именно два года назад Лаура и Джоб пошли на курсы фостерных родителей. То есть… После смерти сына они хотели посвятить себя воспитанию других детей? Вот это да… Вот это подробности.
Кроме того, Ален официально о сыне Джоба не знает, потому что тот никогда о нем не говорил.
Ален, естественно, оставит свою догадку при себе и не будет терять надежды. Все равно Джоб остается хорошей кандидатурой. Намного лучше, чем то, что Мартин и Пахита имеют сейчас.
Джоб вопросительно выгнул бровь, не совсем понимая восторга Алена.
Ален прочистил горло, стараясь звучать твердо и быстрее перейти к делу.
— В общем. Понимаете… Как вы знаете, у меня есть младшие брат и сестра — Мартин и Пахита. Естественно, знаете, вы же их видели. И… Я правда не знаю, что стоит говорить в таких ситуациях, и мне очень неловко. Однако… Есть ли у вас возможность принять их в свою семью?
Джоб опешил и шокировано раскрыл рот. Он молчал. Запал Алена начал иссякать, и некогда широкая улыбка на его лице постепенно угасала. Он поспешил объясниться:
— Я понимаю, это звучит неожиданно, просто… Ну, им не очень хорошо там, где они сейчас, а я…
Джоб перебил его:
— Ален, это правда неожиданно. Я… Не знаю…
Надежда таяла на глазах.
Джоб продолжил:
— Понимаешь, дети — это ведь не кошечки-собачки. Даже к кошечкам нужно быть готовыми. А к двум детям тем более. И я думаю, мы с Лаурой… Не готовы пока что взять их к себе.
Глупая, наверное, была затея.
Разум Алена настолько помутнился от восторга, что он даже не учел того факта, что не все люди, которые хорошо к тебе относятся, готовы всегда выполнять твои просьбы. И это не плохо, ведь у каждого своя жизнь, свои заботы. Просто почему-то Ален подумал, что, раз Джоб помог со всем другим, то и с этим поможет.
Но помочь с устройством на работу и забрать детей к себе — это разное.
— У тебя очень хорошие брат и сестра. Я видел, как они тебя любят. Но прости, мы правда не можем ничего сделать, — развел руками Джоб.
Ален вздохнул.
— Я понял. Извините.
Джоб принялся говорить, что все нормально и не стоит за это извиняться. Но Ален уже был в подавленном настроении и безостановочно думал об абсурдности своей просьбы.
Однако напоследок он решил включить дурачка и, рискуя, спросил:
— А у вас есть дети?
Он заметил, как дрогнули губы Джоба на этом вопросе, но больше никакой отличительной реакции не последовало. И на удивление, тот спокойно ответил:
— Да, сын, но он вырос и с нами не живет.
Ален подумал: «Ну да, с вами не живет, он живет на небесах»
Ладно. Надо бороться и искать дальше.
***
Проснувшись утром, Ален обнаружил Стефана в гостиной. Он сидел перед телевизором и смотрел «Бумажный дом» по Нетфликсу. В оригинальной озвучке. Он не знал, что его изумляло больше: то, что Стефан сам разобрался с премудростями подписки на Нетфликс по телевизору или смотрел сериал на испанском.
— Доброе утро, — подал он голос, и Стефан коротко кивнул. — Что делаешь?
Стефан махнул рукой к телевизору, мол, и так видно. Затем поставил серию на паузу.
Он смотрел уже вторую.
— Это я вижу, — терпеливо произнес он. — Но как ты разобрался в Нетфликсе без моей помощи?
— Как-как, — хмыкнул Стефан, будто это снова не очевидно, — загуглил инструкцию и разобрался.
Как быстро растут чужие дети.
— А почему ты смотришь на испанском?..
К счастью, для Стефана это не попадало под категорию «очевидно», так что на этот раз он соизволил пояснить:
— Мне стало интересно, насколько я буду понимать испанскую речь. Искал испанские сериалы, нашел «Бумажный дом». Вижу, «Le casa» — это типа дом, «papel» — это «paper» на английском, ну и решил, что буду смотреть.
Концепция выбора сериала от Стефана была… Занятной.
— И насколько ты понимаешь?
Стефан вздохнул и нерадостно объявил:
— Пару слов через каждые десять реплик.
Ален прыснул со смеху, а Стефан выключил телевизор.
То, что Стефан понял, о чем сказала Пахита, поразило и Алена. Он увидел, как загорелись глаза Пахиты — она наверняка подумала, что Стефан знает испанский. Видел, как доволен собой был Стефан, бросая слова про библиотеку и кафе.
Наверное, это настолько впечатлило Стефана, что он решил поэкспериментировать: получится ли дальше понимать испанский на базе итальянского? Но реальность оказалась более суровой.
— Ты не думал изучать испанский? — спросил Ален, и Стефан странно глянул на него.
— С чего бы мне этим заниматься?
— Ну, я подумал, тебе это интересно, так что почему бы и нет. К тому же, тебе будет проще это сделать, ведь это родственные языки.
— Мне это неинтересно, — сказал, как отрезал, Стефан.
Ален чувствовал, что тот лукавит.
— Разве тебе не было интересно учить английский с Джеральдом?
— Он меня заставил, — парировал Стефан. — Притащил свою книгу и поставил перед ультиматумом.
Это уже совсем было ложью. Ален точно помнил, что дело обстояло иначе.
— Ты рассказывал по-другому. Джеральд тебе предложил, а ты согласился. Думаю, он не настолько зверь, что ты не имел права отказаться.
Стефан устало вздохнул и поднялся с дивана.
— К чему ты клонишь?
Ален подумал, стоит ли делиться своим предположением, но все-таки решил:
— Просто… Не знаю, мне показалось, что тебе нравится говорить на итальянском. И, когда ты сидел в кабинке, тебе понравилось, что ты понял, о чем Пахита говорит. Короче, я думаю, тебе нравится говорить на разных языках.
Рука Стефана на мгновение замерла в воздухе, когда он клал пульт от телевизора на журнальный столик. И это не ускользнуло от взгляда Алена.
— Ничего мне неинтересно, — продолжал упрямиться Стефан. — Изучение английского было забиванием времени хоть какой-то деятельностью. Просто так сложилось, что он мне пригодился. Испанский мне не пригодится.
Ален разочарованно вздохнул. Стефан отрицал то, что ясно с первого взгляда, и снова не хотел себе и другим в чем-то признаваться.
Он решил сказать в лоб:
— Мне казалось, это может стать твоим хобби.
— Что «это»? — скептически произнес Стефан, и Ален отчего-то подумал, что тот не против послушать.
— Ну, изучение языков. У тебя ведь так хорошо получается! Ты даже без акцента на английском говоришь. В будущем ты бы даже мог стать репетитором — знаешь, как прикольно людям общаться с носителем языка?
Стефан поморщился и пресек его:
— Ты заигрался собственными фантазиями.
Ален замер и обескураженно захлопал глазами.
— Какое к чёрту репетиторство? Какое «хобби»? Я тебе сказал, что никогда ничем таким заниматься не буду. Хобби — это зависимость. Я себе этого не хочу. И меня устраивает работа, которая у меня есть.
— Но ведь…
— Да прекрати ты! — недовольно гаркнул Стефан и ушел к себе.
Единственное, о чем подумал Ален, — это то, что раньше бы Стефан зло сказал: «Заткнись!»
***
Стефан резко распахнул шкаф в небольшой гардеробной своей комнаты и тут же подумал: «Убожество»
Вся его одежда черного цвета. Убожество.
«Ты никто. И продолжай носить черное, сливаться с толпой, чтобы тебя никто не заметил. Это ведь твоя судьба»
Он стал яростно перебирать каждую вещичку, пытаясь найти на ней хоть какой-то принт, даже самый незначительный, который бы отличался по цвету. Но вся одежда была однотонной. Единственное, что отличалось по цвету — это бирка с указанием размера или инструкция по стирке, которую Стефану было лень срезать, но и они иногда были черными.
Короче, скука и безнадега.
Он обессиленно сел в кучу вываленной на пол одежды, раздосадованный еще и диалогом с Аленом. Вот приспичило ему говорить об испанском? Какое это хобби — вдалбливать в голову новые слова, склонения, грамматику… Хотя… Будто бы тогда для Стефана это было слишком в тягость…
Это просто Джеральд умный и все понимал, а потом растолковывал Стефану.
Почему именно черный? Почему не серый, не белый? У Стефана был логичный ответ: потому что волосы и глаза тоже черные. Но ведь, чтобы одеваться невзрачно, необязательно использовать один цвет. Когда все в одной цветовой гамме, особенно черное — это наоборот привлекает внимание. Стефан, когда шел по улице и видел таких же, как он, во всем черном, задерживал на них взгляд. Может, потому что они такие же… Или… Не суть, в общем.
Стефан поднял черный свитшот, посмотрел на его черную бирку, а потом психанул и бросил обратно на пол, перед этим скомкав.
Но уже через пару минут он встал и начал складывать вещи обратно в шкаф.
А через полтора часа он уже находился в примерочной секонд-хэнда и мерил темно-синюю футболку. Сидела она на нем неплохо, была сделана из хлопка. И цена адекватная для секонда — около десяти долларов.
Уходя из примерочной и направляясь к кассе, он решил, что с покупками на первый раз окончено, но вдруг задержался перед столами, на которых были разложены гавайские шорты. Взгляд зацепился за шорты ярко-оранжевого цвета, который переходил в красно-оранжевый, а затем лиловый. На шортах черным были нарисованы пальмы, а еще прямо около резинки было в виде желтого диска запечатлено закатное солнце. Вообще вся эта картина олицетворяла закат на море. Шорты как раз были размера Стефана. Он оценил этот почти кислотно-лиловый цвет и вернулся в примерочную.
Шорты были хороши, не стесняли движения. Как будто на него пошиты. Даже было что-то забавное в том, что они таких кричащих оттенков. Взглянув на цену в двадцать долларов, Стефан принял окончательное решение.
Итак, домой он вернулся с уменьшившимся на тридцать долларов бюджетом, зато с первой цветной одеждой: синяя футболка и гавайские шорты.
Это был бунт.