Глава 23. В отражении стекла вижу всех, кроме себя, или Сахарная вата

Стефан ошарашенно глазел на Джоба, а он наоборот отвернулся, собираясь с мыслями.

— Он повесился. Я вытаскивал его из петли, — жалобно выдавил тот, и Стефан не узнал его привычно бодрый, твердый голос. По коже побежали мурашки. — Можешь поделиться сигареткой?

Стефан не задумываясь вытащил пачку и раскрытой протянул Джобу. Он вытащил одну сигарету, опустил стекло двери. Стефан достал сигарету и для себя, поджег её, а затем поделился огнем и со стариком. Тот затянулся и выдохнул дым в окно. Стефан последовал его примеру, опустив стекло у своей двери.

Он никогда не видел Джоба курящим.

Стефан не знал, стоит ли задавать уточняющие вопросы, потому принял решение дать Джобу самостоятельно выговориться. Тут надо было с особой осторожностью подбирать формулировки, а Стефан не обладал отточенной тактичностью и мог ляпнуть что-то не то.

— Это я виноват. Все мы виноваты были, поэтому теперь заикаться об Оливере тяжело. Не были ему поддержкой, не понимали, даже наоборот давили. Довели.

Джоб замолчал. Он только делал затяжки, а потом выпускал дым на улицу. Стефан же свесил руку наружу и к сигарете не притрагивался. Она мерно тлела между пальцами. Джоб в какой-то момент закашлялся. Прежде чем Стефан успел что-то сделать, продолжая кашлять, Джоб выкинул окурок, что было не очень хорошо с его стороны. Хотя Стефану ли судить? Будто он окурками не разбрасывается.

Машина была припаркована с краю парковки, и окурок попасть под колеса другим не мог.

Стефан ждал продолжения, но оно не последовало, а любопытство так и не было удовлетворено.

— А причем тут я? — все же спросил он.

И встретился со стариком взглядом. Тот прочистил горло.

— Понимаешь… — неуверенно начал Джоб, положив руки на руль. — В первый раз, когда ты только пришел в кафе, и окликнул меня…

— Ты подумал, что тебя позвал Оливер, — закончил Стефан. Джоб неловко поджал губы и кивнул, соглашаясь без слов.

Вот что значило то торможение. То резкое замирание и не сразу данный ответ. Джоб в глубине души понимал, что Оливер давно умер, но все равно глупо наделялся, что когда развернется, то увидит перед собой живого сына.

Как же нелепо.

— Я же на него совсем не похож… Я видел общую фотографию, — Стефан вспомнил светлые пересушенные волосы, темные, но не черные корни, острые скулы, прыщи на лице. Мгновенно сгенерировался аргумент: «У меня между прочим лицо чистое и я не настолько худой»

— Я знаю, Стефан. Ты на него и правда не очень похож внешне. Но понимаешь… Иногда фигурой, стойкой, выражением лица, движениями… У вас есть что-то общее.

— Что с моим лицом не так?

— Всё так! Просто твой взгляд такой… Не знаю… Я пытаюсь сформулировать правильно.

— Да говори уже как есть, — Стефан поднес сигарету к губам и наконец затянулся. Ситуация начала его раздражать.

— Хорошо, — согласился Джоб. — Уставший. Потухший. У Оливера был такой же.

Стефан чуть не зажевал фильтр сигареты от поднимающейся внутри, подобно волне, злости. Она была неясной причины и становилась все более жгучей.

— А что касается фигуры… Лаура, когда увидела тебя, тоже подумала, что ты, ну… В общем, я не знаю, что это за совпадение, но ты купил белые хризантемы.

— Это цветы, единственные из всех выглядящие достойно в магазине, куда я зашел. Пышные, ничего такие, я подумал, Лауре понравятся.

Джоб усмехнулся.

— Ей действительно понравились. Это её любимые цветы. Но хризантемы ей всегда дарил Оливер.

Внутри Стефана как будто что-то оборвалось, полетело с огромной высоты вниз и с треском разбилось. Вот почему Лаура зависла, когда он вручил ей букет.

— Отстой… — только и смог сказать Стефан. — Ты не договорил про фигуру. С ней-то что не так?

— Все нормально, Стефан! — поспешил оправдаться Джоб, но Стефан уже начал всерьез распаляться.

— Как может быть с ней все нормально?! Как, если вы все видите во мне чужого человека! Вот что с тем, как я стою, не то?

Джоб, наверное, уже сто раз пожалел о том, что вообще завязал этот разговор.

— В твоей походке видно что-то… надломленное…

— Как ты поэтически заговорил! Оказывается, родительская среда на тебя все-таки влияет, — в сердцах гаркнул Стефан.

— Стефан!..

— А что Стефан?! Спасибо, что цвет волос у нас хотя бы разный! Иначе совсем хана!

Джоб ничего не ответил и потупил взгляд, начав рассматривать собственные джинсы. Выглядел он виновато. А вот Стефан совсем перестал ощущать адекватность происходящего.

— Только не говори, что он в какой-то момент бахнулся в черный…

Джоб продолжил хранить молчание.

— Ты серьезно?

Молчание, что было красноречивее слов.

Стефан рассвирепел.

— Да я не брюнет на самом деле! Я светлый! Они не настоящие! — Он выкинул окурок и взялся одной рукой за волосы, приподняв их. И, хоть он был черноволосым почти пятьсот лет, он не считал этот цвет родным. Стефан пробыл светлым всего лишь двадцать один год жизни — вот это было настоящим.

— Стефан, извини, — тихо вымолвил Джоб. Однако это довело злость Стефана до пика.

— Извини?! Да ты, наверное, каждый день смотришь на меня и думаешь, что перед тобой он, а не я. Легче тебе от этого?! Теперь понятно, почему ты так хорошо ко мне относишься, почему многое спускаешь с рук. Ты просто понимаешь, каким херовым отцом был с ним, и теперь пытаешься быть хорошим со мной, представляя его на моем месте? Играешь со мной в отцов и детей? Пытаешься провести работу над ошибками, используя меня? Перезнакомил меня со всей своей семьей — осталось только с родителями Лауры…

Стефан все время уничижительной тирады смотрел на Джоба, но внезапно голова крутанулась на сто восемьдесят градусов к открытому окну. В лицо дунуло прохладой, но это не помогло остудить пылающую щёку.

— Пиздец, ты чё, совсем охуел?

Он медленно потянулся к ударенной щеке, но так её не коснулся. Лишь посмотрел краем глаза на себя через салонное зеркало. Все не так уж и плохо, удар был несильный.

Джоб сидел с нечитаемым выражением лица. Однако для Стефана все было понятно.

Он начал поспешно отстегивать ремень безопасности, но пальцы не слушались, да еще и получилось запутаться в ремне — все равно что заблудиться в трех соснах.

— Сам доберусь.

Он вышел из машины и громко хлопнул дверью. В последний раз посмотрел Джоба, который тяжело вздохнул и удобнее сел за руль.

Когда Стефан почти дошел до супермаркета, то услышал, как машина Джоба выехала с парковки.

Какое отвратительное завершение посиделок у родителей.

***

Стефан бродил по магазину в поисках подарка минут пятнадцать. Можно было сильно не париться и спросить у Алена, что именно подарить Мартину, но он решил сам подумать. Он лишь узнал, сколько Мартину лет. Лучше печь мозги над этим, чем над тем, во что превратились отношения с Джобом.

Джоб отвесил ему пощёчину. Он впервые его ударил.

Обычно, если Стефана ударяли, он бы обязательно дал сдачи, но сейчас он оказался настолько ошеломлен, что просто не знал, как реагировать. Первая мысль — это не «Надо втащить в ответ!», а «Почему?»

Честно говоря, у Стефана рука никогда бы не поднялась на Джоба. По разным причинам: он старше, возможно, не такой выносливый, каким был в возрасте Стефана, а еще потому что… Он Джоб.

Стефан все равно думал, что чего-чего, а рукоприкладства между ними не произойдет. Он даже не представлял, что такой весельчак как Джоб, который никогда не выказывал агрессии и старался все решать мирным путем, вдруг так поступит. Если уж Стефан так сильно его разозлил и правда так сильно резала глаза, можно было сделать что угодно: приказать заткнуться, наорать в ответ, даже с трехэтажными матами, потребовать выйти из машины и отказаться везти дальше. Но не бить.

Стефан сделал выбор в пользу конструктора «Lego». Он выбрал не самый дорогой набор, чтобы бюджет сильно не пострадал. К тому же набор подходил для детей пяти лет.

«Вы сейчас где?», — отправил он Алену сообщение, выходя из супермаркета.

«На полпути к кинотеатру. А ты где?»

Стефан не особо понимал где, ведь это незнакомый ему город, а сказать просто «Около «Safeway» равнозначно тому, чтобы отправить искать Алена иголку в стоге сена. Однако тот научил в телефоне не только музыку искать, но и работать с картами. Так что Стефан открыл приложение и посмотрел, где находится, а также вбил адрес кинотеатра и сверил, как долго ему идти до него пешком.

Выходило приблизительно двадцать минут, о чем он и оповестил Алена, и скинул скриншот со своим местонахождением. Ален сказал, что ему примерно столько же идти, только с противоположной стороны, так что Стефан двинулся в путь.

Он шел, стараясь четко следовать маршруту карты, но иногда забредал не туда и в итоге, наверное, бродил около получаса, потому как Ален с Мартином и Пахитой уже стояли у здания кинотеатра.

— Привет! — крикнул Ален и помахал Стефану рукой. Тот неловко взмахнул ладонью в ответ, и Ален вместе с малышней пошли ему навстречу.

— Привет, — поздоровался в ответ Стефан, когда оказался рядом.

У ног Алена вертелся Мартин — черноволосый мальчик с большими темными глазами. И эти глазенки, в которых тоже, как и у Стефана, не сразу можно было увидеть границу между зрачком и радужкой, рассматривали его, будто он инопланетное существо — настолько ясно виднелось изумление.

— Ну здравствуй, — хмыкнула девчушка латиноамериканского происхождения, стоя по левую руку от Алена. Её кожа была смуглой, а волосы были собраны в длинную черную косу, свисающую с плеча. Густые ресницы обрамляли карие глаза, более светлые по оттенку, чем у Мартина или Стефана. Уж очень много темноглазых представителей здесь собралось. — Ты Стефан?

— Да.

— Я Франческа Гуаделупе Лагос-Томе, но можно Пахита. А это Мартин, — указав на младшего брата, произнесла девчушка. Вид Стефана её не зачаровал, в отличие от Мартина, а скорее наоборот разочаровал. Она окинула его оценивающим взглядом с головы до ног и явно не пребывала в восторге.

Стефан же был обескуражен длиной её имени.

— Я о вас уже много чего слышал от Алена, — ответил он и опустил взгляд на Мартина, который, будто подгадав момент, завопил:

— А ты не мой папа?!

Стефана словно огрели чем-то тяжелым по голове, иначе из-за чего в ней появилась звенящая пустота? Этот выкрик был настолько странным, неуместным и нелепым, а из-за него повисла такая дурацкая тишина, что уже должны были застрекотать сотня сверчков и появиться на фоне с десяток перекати-поле.

— Мальчик, я не твой папа, — присев на корточки рядом с Мартином, сказал Стефан. Мартин же сильнее вцепился в руку Алена и встал ближе к его ноге.

— Мартин, с чего ты взял, что он твой отец? — задал логичный вопрос Ален.

— Потому что он на меня очень похож! И он врет, что он не мой папа!

— Почему я вру?

— Потому что я никогда не видел людей, которые так сильно на меня похожи! У тебя волосы и глаза, как у меня! Ты мой папа! Ты не хочешь в этом сознаваться, потому что я тебе не нужен?

Стефан чуть не присвистнул от мудрых изречений пятилетнего ребенка, которые явно были ему не по годам. Довольно печально, что Мартин в таком возрасте думает о подобном.

— Нет, просто, понимаешь, — начал Стефан, стараясь разговаривать как можно мягче, — у меня не может быть детей. А еще я не от природы с черными волосами и такими глазами.

— Ты бесплодный гот? — встряла Пахита и этим произвела контрольный выстрел в голову Стефана.

Ален обратил в сторону сестры очень недовольный взгляд и даже пригрозил ей указательным пальцем:

— Пахита, это что такое? Разве я учил тебя так разговаривать с незнакомыми людьми? Где твои манеры?

— Мы уже знакомы! Он знает мое имя, а я — его. Мы познакомились.

Стефан тяжело вздохнул. Он чувствовал себя по-идиотски, хотя пока что ситуация лучше, чем в доме родителей Джоба. С детьми был Ален, который мог их приструнить, и они его послушаются. Карл и Глория слушаться Джоба не стали бы, а скорее сами бы учили его жизни. Детям можно простить бестактные вопросы в силу их маленького жизненного опыта, а вот пожилым…

Короче, и с детьми, и со стариками одинаково сложно.

В любом случае для Стефана назад дороги нет, и ему придется оставаться здесь до конца. Поэтому он постарался снова прибегнуть к как можно более деликатным формулировкам — насколько но мог.

— Нет, Пахита. Детей у меня быть не может, потому что у меня нет женщины, от которой они бы были.

Он рассудил, что, раз уж Пахита в курсе бесплодия, значит, стоит говорить ей как есть, без увиливаний и баек про капусту и аистов. От них Стефана всегда тошнило.

— А-а-а, — протянула Пахита, словно ей все стало понятно по поводу Стефана. Он догадывался что: лузер, девственник, неудачник. — Мартин, понял? Такой гот, как он, твоим отцом быть не может.

Она это сказала так, словно гот Стефан был вытащен из бочки с дерьмом.

— А кто такой гот? — спросил Мартин, обращаясь то ли к Пахите, то ли к Алену.

— Этот тот, кто ходит во всем чёрном. Как он, — Пахита ткнула пальцем в Стефана.

Стефан встал и оглядел себя: черная куртка, под которой черная толстовка, черные джинсы, черные ботинки… Носки и трусы — тоже…

— Это немного не так работает, — возразил он, но понял, что рассуждать на эту тему с ребенком одиннадцати лет бессмысленно.

Он одевался так не потому, что был сторонником какой-то субкультуры, а потому что… Так повелось. Ну, его внешность в черных тонах, так пусть и одежда будет такой же, чтобы на улице выглядеть черным нечто, не представляющим из себя ничего выдающегося. Грубо говоря, он одевался так, чтобы не выделяться в толпе.

— Так, все! Хватит уже. Пойдемте, скоро сеанс начнется, — скомандовал Ален, и все направились в сторону кинотеатра.

Были куплены четыре билета на мультфильм «Кролецып и хомяк тьмы», название которого вообще не вызывало доверия. Оно звучало до ужаса абсурдно, но Стефан здесь права голоса не имел, поскольку именинник Мартин смотрел на плакат мультика с вожделением и восторгом. Не успел Стефан и внести оплату за билет. Ален купил сразу четыре и брать деньги отказывался.

Противился он и при покупке поп-корна, когда взял два больших ведра: одно Мартину и Пахите, другое — ему и Стефану.

— Чего ты отнекиваешься? Дают — бери, — буркнул Стефан, но Ален засунул деньги прямо Стефану в карман.

— А ты когда стал таким совестливым? Мне казалось, это как раз твое жизненное кредо, или уже жизнь на халяву не катит? Перестань, сегодня день рождения Мартина, ты пришел на праздник, я за все плачу. Кстати, подари ему его уже.

От такой наглости Стефан аж подавился воздухом. Он сам не до конца понимал, что возмутило больше: спесивые слова или рука, без позволения залезшая в его карман.

Он носил с собой пакет с подарком все это время и все не мог улучить подходящего момента. В итоге за несколько минут до начала фильма, когда они пришли в кинозал, Стефан вручил конструктор Мартину.

— О-о-о, ух ты, «Lego»! — восхищенно протянул Мартин и даже заболтал ножкам от радости.

— Что нужно сказать, когда получаешь подарок? — напомнил Ален с улыбкой и Мартин с широкой улыбкой на лице взглянул Стефана и счастливо произнес:

— Спасибо!

От этого в груди что-то защемило.

***

Мультфильм был беспонтовый.

Единственное, что задерживало Стефана в кинозале — это ведро карамельного поп-корна, которого он, пожалуй, съел в два раза больше, чем Ален.

К счастью, спать от скуки не хотелось, но вот испанский стыд ловился раз за разом. Стефан не понимал подобного. Возможно, он перерос мультфильмы уже очень давно. Лет пятьсот назад.

Выйдя из кинотеатра, Мартин взахлеб делился впечатлениями о «Кролецыпе и хомяке тьмы», присев на уши Пахите. Она и так весь сеанс сидела вместе с братом, а теперь слушала его бурный поток слов. На удивление, она относилась к нему спокойно — куда более лояльно, чем к Стефану.

Сейчас они шли в парк аттракционов, который был неподалеку. Стефан надеялся, что Ален не поведет его на что-то из разряда экстрима, иначе весь карамельный поп-корн окажется вне желудка. Хотя какой экстрим, когда рядом маленькие дети?

— Мне кажется, я ей не понравился, — заметил Стефан, когда дети отдалились от них с Аленом на пару метров, идя впереди.

Ален вопросительно поднял бровь. Он не сразу понял, о ком речь.

— Не переживай, Пахита всегда к чужакам скептически настроена. Ты не сделал ничего плохого, за что тебя ей пришлось бы по-настоящему презирать.

Это звучало довольно убедительно, так что Стефан решил больше не думать о мнении одиннадцатилетней девчонки, которую он видит первый раз в жизни.

— Ты лучше скажи, что произошло? Почему так поспешно ретировался? И почему ты шел пешком, разве Джоб не должен был тебя привезти?

Стефан внутренне напрягся от воспоминаний о семействе Гордонов. Особенно об окончании визита к ним.

— Он повез меня, но на парковке у магазина мы поссорились, и он мне дал затрещину.

Ален замер на месте и шокировано разинул рот. Стефан не сразу заметил его остановку и прошел без него пару шагов, а когда развернулся, то лицезрел эту картину.

— Джоб что, тебя ударил?! — не веря своим ушам, воскликнул Ален, отчего брат с сестрой обернулись.

Пахита с подозрением глянула на них обоих, сузив глаза.

— Ален, у вас все хорошо?

Ален встрепенулся и сократил расстояние между ним и Стефаном.

— Да, все хорошо, не волнуйся.

Пахита хмыкнула и отвернулась, обратив все свое внимание на Мартина и уточнив: «Так что Кролецып сказал?»

Ален приложил руку к губам и уже тише и не так эмоционально произнес:

— Ты не шутишь?

— Нет конечно! — с толикой обиды сказал Стефан. — Ты думаешь, я совсем беспринципный, чтобы такими словами разбрасываться?

На лице Алена изобразилась смесь чувств, которые Стефану трудно было расчленить. Но его выражение лица было похоже на «Да, ты совсем беспринципный, поэтому и уточняю»

— Как это произошло? Насчет чего с ним можно поссориться так, что дело дойдет до… Затрещины. Мне кажется, ты никогда не злил его так сильно. И я бы в жизни не подумал, что он может кого-то ударить.

Стефану тоже так казалось. Он был готов получить удар от кого угодно, кроме Джоба. Если бы, например, намечалась бы драка с кем-то другим, у Стефана было бы гораздо меньше моральных терзаний. Он бы без сожалений подрался и легко бы въехал кулаком по лицу тому, кто первым нанес удар.

— Я… В общем, я узнал про его умершего сына. Речь зашла о нем, и это касалось меня. Я разозлился, наговорил ему всякого, а он мне и влепил… Я вышел из машины и попер своим ходом.

Ален глупо хлопал глазами, ничего не понимая. У Джоба был сын? И он умер? Это касается Стефана? Что за чушь…

— Боже, — выпалил Ален, и это слово резануло слух Стефана. — У меня твоя биография вызывала меньше вопросов, чем… Это.

Стефан вытащил сигарету, но Ален пресек его желание закурить:

— Пожалуйста, давай не при детях.

Не без сожаления Стефан заложил сигарету за ухо и сунул руки в карманы. Рассказывать случившееся без сигареты — гиблое дело.

— Если кратко, то сын старика повесился почти два года назад, а старик и вся его семья, включая Лауру и его родителей, видят во мне того самого сына. Получается, все, что между нами было, основано только на моем сходстве с его умершим сыном. Причем сходства эти притянуты за уши. Меня это, конечно, взбесило, я сказал, что он играется со мной, спуская все с рук и пытаясь быть со мной хорошим, потому что тогда был плохим отцом, и бла-бла-бла. За это он мне и втащил.

Ален издал невнятный звук изумления.

— Офигеть… Кто бы подумать мог…

— Вот-вот, — согласился Стефан и достал сигарету из-за уха. Ален на этот раз позволил курить, потому что ситуация действительно патовая.

— Ты как.? — робко поинтересовался он, когда Стефан чиркнул зажигалкой, а пламя лизнуло кончик сигареты.

— Не знаю, — Стефан выдохнул клуб дыма. — Свыкаюсь с мыслью, что впервые кинул не я, а меня.

Ален расстроенно поджал губы, а вот Стефан задумался над тем, что будет дальше, ведь вся его жизнь сейчас построена на поддержке Джоба: он живет в его доме, он работает в его кафе, он получает от него деньги. Он даже приехал сюда на его машине.

— Я столько раз хотел ливать, но походу сейчас вышвырнут меня. Это что-то новое. Небось еще автостопом прикажет ехать обратно.

Раз Джоб позволил себе удар, то и нельзя отрицать других негативных действий. Да, раньше Стефан мог с уверенностью сказать, что у него со стариком все будет пучком, но теперь он не был так уверен в гарантированности комфорта, завязанного на Джобе.

Ален был прав, когда сказал, что их отношения могут прерваться не из-за смерти. Вот это сегодня и случилось.

— Эй, ты не говори так, — почему-то обеспокоенно начал Ален. — Не надо. Все хорошо будет. Если Джоб вдруг будет отказываться везти тебя, я с ним поговорю. Я буду убеждать его везти тебя с собой. И в доме ты жить останешься, я обещаю.

Храбрость наивного Алена даже умиляла. Он, видимо, рядом с братом и сестрой чувствовал себя рыцарем, и поэтому сильно заигрался. Он не всесильный. Убедить кого-то, категорично настроенного против другого человека, очень сложно.

— Прекрати геройствовать ради встречного-поперечного. Как бы еще из-за меня проблем не отхватил. Я же тебя к нему привел.

— Ура! Мы пришли! — радостно закричал Мартин, прыгая у входа в парк с коробкой в руках.

— Мартини, не урони конструктор! — предупредила Пахита, и Мартин весело поскакал за сестрой.

Стефан пошел в парк вслед за Аленом, но тот замешкался в паре шагов у входа.

— Как я могу не геройствовать, если ты мой друг? — спросил Ален серьезно. — Ты не встречный-поперечный. Друзья должны друг другу помогать.

***

Это был самый обычный парк, в котором не было ничего выдающегося. Так, несколько аттракционов для маленьких детей, для контингента постарше, невысокие американские горки, колесо обозрения. Стефан никогда не катался на аттракционах — он не понимал их значимости и того, зачем некоторые люди самовольно лезут на них, а потом кричат от страха.

Мартин ткнул в цепные карусели, на которых хотел во что бы то ни стало прокатиться. Все четверо направились к кассе.

И тут началось самое веселое.

— Ты пойдешь? — поинтересовался Ален, вытаскивая бумажник для оплаты билетов.

— Чего? — этим вопросов он немало озадачил Стефана. — Мне сколько лет, чтобы на аттракционы лезть?

Ален ехидно улыбнулся и подмигнул:

— Пятьсот шестнадцать. Забыл?

Пахита, услышав их разговор, прыснула со смеху. Мартин нахмурился и со всей серьезностью спросил:

— А пятьсот… пятьсот ше… дна… — он посмотрел на свои руки, но у него не хватало пальцев, чтобы показать это число. — Это много?

Пахита отсмеялась и пояснила:

— Очень много, Мартин. Люди столько не живут. Это Ален так шутит.

— А-а-а… Хотя ведь пять и пятьсот ше… В общем, это же созвучно, разве оно не рядом?

— Нет, потому что это пять по сто раз, — продолжила растолковывать Пахита, и тогда Мартина словно осенило:

— Сто — это много, — сказал он так, будто произнес самую великую истину мира. Для Мартина точно все встало на свои места. Не факт, что он понял, как это «пять по сто раз». Главное, что прозвучало «сто», а Мартин знал, что это число большое.

Стефан утомленно взглянул на Алена, уже не удивляясь, что люди не верят в такой возраст. Больше поражало, что Ален это решил сделать локальной шуткой, видимо, еще и считая, что он на правах единственного осведомленного может с ней забавляться.

— Я не пойду, — уперся Стефан, и Ален вздохнул, словно слушал каприз еще одного своего младшего братишки.

— Почему? Карусели — это же прикольно. На них чувствуешь себя птицей, рассекающей воздух.

— Это глупо. В этом нет ничего забавного.

Внезапно Мартин вцепился в штанину Стефана и с силой и воплями потянул её на себя:

— Стефан, пойдем на карусели-и-и-и! Ален правду говорит, там очень здорово! Ты не хочешь, потому что боишься? Я могу подержать тебя за ручку.

Стефан не знал, как реагировать. Мартин держался за штанину крепко и просто так отодрать его от себя будет проблематично. Определенно, закончится плачем. Если пойти с ним, не обращая ни на что и ни на кого внимания, будет тоже странно. Тем более он уведет чужого ребенка.

Дети все же страннее стариков, и с ними сложнее. Стефан все еще надеялся, что кличка «бесплодный гот», которая была, пожалуй, самой оригинальной за всю его жизнь, не прилипнет к нему до конца прогулки. Не то чтобы Стефана она обидела, но своей… неординарностью точно изумляла.

Ничего не оставалось, кроме как снова включить свои скудные дипломатические навыки.

— Нет, я не боюсь, просто я считаю, что взрослым не стоит кататься на аттракционах.

— Взрослым нельзя веселиться? — с искренним непониманием спросил Мартин, вперив в Стефана взгляд своих огромных глаз.

— Конечно же, можно, Мартин, — встрял Ален, который уже убрал бумажник обратно, не зная, когда они определятся с покупкой билетов.

— Тогда почему Стефан не хочет? — обратившись к Алену, задал вопрос Мартин.

Он спрашивал то, над чем гадали многие годы взрослые. Для многих веселье в возрасте, когда уже давно перестали быть интересны машинки и куклы, — это потусить в баре, клубе, пить там всю ночь напролет или хотя бы пока не увидят звездное небо на потолке. Детское веселье и непосредственность в них заканчивались, словно был какой-то лимит. Стефан и сам «веселился» когда-то так. А чтобы по-настоящему, точнее, в понимании Мартина… Такого не было.

Короче говоря, Стефан вообще не развлекается.

— Может быть, у тебя слабый вестибулярный аппарат? — спросила Пахита, но и на этот вопрос Стефан дать ответа не мог: он ни разу не бывал на аттракционах, чтобы об этом сказать.В машине ездил спокойно, и его никогда не укачивало.

— Стефан, пожалуйста! — почти умоляюще пропищал Мартин и состроил мину, как у кота в сапогах.

Стефан вздохнул, понимая, что сдался.

— Ладно.

Он успокаивал себя мыслью, что вынужден так поступить: если откажется, то Мартин заплачет.

— Ура! Ура-ура-ура!

Ален под возгласы торжествующего Мартина приобрел четыре билета на цепные карусели с двухместными сидениями. К сожалению, Мартина вместе со Стефаном не посадили, хотя тот очень хотел, но из-за большой разницы в весе запретили. В итоге Пахита села с Мартином, а Стефан — с Аленом. За ручки тоже держаться не получилось бы, потому что сотрудник парка велел хвататься за поручни.

Перед тем, как сесть самому, Ален помог разместить Мартина, так как тот не дотягивался до качелей. Он поднял его, взяв под подмышки, и легким движением помог брату сесть.

В этот момент Стефан поймал себя на мысли, что Ален рядом с Мартином и Пахитой преображается: из стеснительного и неуверенного парня он превращается в настоящего старшего брата, который готов позаботиться, защитить, ответить на все вопросы, сказать, как надо, а как — нет. Он умный и мудрый, он способен решить проблемы младших. Видимо, Ален уже настолько привык к этой роли, так вжился в нее, что чувствовал себя в этом, как рыба в воде и научился задвигать свои внутренние страхи, чтобы брат и сестра рядом с ним чувствовали себя безопасно.

Он сел справа от Стефана, занявшего левую половину, и к ним подошел работник парка, опустив крепления и проверив их устойчивость.

— Тебе же не страшно? — напоследок спросил Ален, когда работник подошел к последней паре сидящих позади.

— Нет. Я просто не хотел, а Мартин меня уговорил.

Мартин тоже решил сказать кое-что Стефану напоследок. Он повернулся и обратился к нему:

— А ты точно не мой папа?

Это вызывало испанский стыд. Почему это говорит Мартин, а стыдно Стефану?

— Нет… — вымученно ответил он.

Когда все остальные желающие заняли места, карусель медленно начала свое движение, постепенно ускоряясь.

Сидения сначала были вертикальными, но по мере нарастания скорости они уходили в бок. Траектория движения была волнообразной: тебя сначала поднимало, потом опускало, и так много раз. Стефан чувствовал, как его желудок ухается вниз, а затем подпрыгивает, и стало действительно боязно за сохранность съеденного поп-корна, но никаких неприятных ощущений за этим больше не последовало.

Стефан опасался, что его вырвет, хотя он даже ни разу не ездил на аттракционах и не сталкивался с подобным. Он просто наслушался со стороны, что у некоторых людей сильно кружится голова, их тошнит и начинается рвота.

Мартин впереди верещал от восторга, даже Пахита смеялась и иногда кричала, когда карусели спускала с более крутой «волны». Ален счастливо улыбался и иногда тоже вскрикивал.

Когда карусель перестала лихачить, Стефан задал вопрос:

— Ты тоже видишь во мне кого-то другого?

— Что? — Ален не понял вопрос то ли от ветра, то ли от его странности.

— Джоб видит во мне своего сына, Эмбер сравнивает меня с Биллом, а Мартин решил, что я его отец. Может, и ты видишь во мне кого-то другого? Свата, брата, одноклассника?

Стефан не мог расслабиться и источать хотя бы один процент радости всех сидящих здесь. Он сидел в напряжении, вцепившись в поручни и прокручивая в голове тяжелые мысли. Ссора с Джобом его никак не могла отпустить. Не помог ни Кролецып, ни карусели.

Улыбка Алена стремительно померкла. Однако его лицо стало не хмурым, а задумчивым.

— Для меня ты Стефан, — честно произнес он. — Хотя если ты расскажешь о своих других ампула, где ты какой-нибудь Теодор или Иван, я с радостью послушаю.

Стефан безрадостно хмыкнул.

— Очень смешно. Я серьезно.

— И я серьезно. Тебя это так волнует?

— Да.

— А почему? — полюбопытствовал Ален, чем поставил в тупик. — Разве тебе не все равно, что о тебе думают и что к тебе чувствуют? Какая тогда разница, кем тебя видят?

Стефан хотел возразить, но не было слов, которые могли бы описать его чувства. Он даже хотел воспротивиться и поставить Алена на место, но тот спрашивал без издевки, а совершенно искренне.

Ален был прав. В который раз.

Стефан столько лет хвастался самому себе, как ему плевать на этот мир и людей, что он вступает в отношения с людьми только из личной выгоды, а уходит, чувствуя малейший интерес к себе с их стороны. Теперь он горевал из-за того, что кто-то видел на его месте другого человека. Точнее, не просто кто-то, а тот, кто для Стефана важен.

Оказаться на месте тех, кого Стефан раз за разом бросал, стало не самым приятным.

Быть «никем» оказалось не так радостно.

Стефан подавленно молчал, кусая нижнюю губу. Карусель замедлялась, идя на посадку, сидения опускались, вновь приходя в вертикальное положение.

— Что-то изменилось в твоем мнении? — спросил Ален, чем очень помочь сформулировать то, что гложило.

— Да. Я не хочу быть никем в чужих глазах.

«В отражении стекла вижу всех, кроме себя»[1]

***

Следующей точкой на аттракционном маршруте стало колесо обозрения. Стефан поднял голову, пытаясь рассмотреть его полностью, и возникло ощущение, будто колесо давило на него и еще чуть-чуть и упало бы. Такая иллюзия возникала при взгляде снизу-вверх на высокую уличную рождественскую елку, на громаду какого-то здания.

Ален, естественно, купил четыре билета, и, естественно, отказался брать деньги за билет Стефана.

— Не боишься высоты? — только и спросил он, когда они шли к колесу. Стефан коротко мотнул головой.

Они забрались в застекленную кабинку и опять расселись по парам. Только на этот раз Мартин сел со Стефаном, а Пахита — с Аленом. Это им тоже посоветовал работник парка, чтобы кабинку сильно не мотало из стороны в сторону.

Колесо было совершенно обычным — однотонное, белого цвета, в кабинках тоже ничего интересного. Дверцы раздвижные, как в супермаркете. Сидения были темно-серого оттенка, сделанные из материала, который содержал в себе блестящие вкрапления. Мартин восторженно разглядывал их вместо того, чтобы смотреть в окно.

— А это не алмазы? Их можно выковырять? — спросил он и начал водить ногтем по гладкой поверхности, но все было тщетно.

Ален по-доброму засмеялся над братом.

— Нет, Мартин, это не алмазы, просто так сделана скамейка.

— Вот это да… — с небывалым восторгом произнес Мартин. Уже спустя пару мгновений он забыл о сидении и резко вспомнил о существовании окна, почти приклеился к нему.

Они набирали высоту неспешно и не разговаривали. В голову Стефана то и дело лезли бестолковые мысли: сейчас он думал о том, как много денег отложил Ален за эти полтора месяца, чтобы быть в состоянии оплачивать билеты в кино, на аттракционы, поп-корн. Причем ведь платил он не за троих, а за четверых. До этого он еще и в кафе брата с сестрой сводил, и конечно же, подарок Мартину купил. В общем, траты были существенные. Ален постоянно говорил, что откладывает деньги для малышни и явно имел в виду не только траты на день рождения.

Стефан перевел взгляд на Пахиту, которая открыла рюкзак Алена и достала оттуда свою небольшую сумку. Из сумку она вытащила тетрадь с черной обложкой, в которой начала что-то старательно записывать. Сначала посмотрит в окно, потом сделает пометку и снова переведет внимание на городской пейзаж. У них это что, семейное? Или кто-то у кого-то научился?

— Ты же говоришь по-испански? — вдруг спросил Стефан, отчего все трое повернули головы на него.

— Да, Хита часто говорит что-то непонятное и называет это испанским, — вклинился в разговор Мартин, и Пахита цокнула, а затем закатила глаза.

— Мартин, испанский — это не белиберда, — она обратилась к Стефану. — Да, а что?

— Скажи что-нибудь на испанском.

Стефан попросил это, чтобы скрасить свою скуку, потому что все расселись по разным углам кабинки и молча созерцали то, в чем Стефан не видел никакого интереса.

Пахита отнеслась к предложению со скептицизмом, читающимся на её лице, однако произнесла:

— Siempre voy a casa después de la biblioteca, pero hoy fui al café.

Стефан неплохо так загрузился, анализируя фразу. Тем временем их кабинка оказалась на самой высокой точке колеса обозрения, о чем тут же восторженно сообщил Мартин:

— Мы выше всех!

Сверху открывался вид на весь парк аттракционов и близлежащие сооружения. Отсюда все карусели, качели, батуты, горки казались крошечными — размером с ноготок. Мартин сравнил их с игрушками в кукольном доме и в чем-то был прав: они одинаково маленькие. Буйство красок парка казалось таким забавным и почему-то, когда смотришь на это с высоты, разбегаются глаза, а когда на земле — то ничего особенного.

Радость возвышения пошла на спад вместе с их плавным опусканием.

— А зачем ты пошла в кафе? Есть или читать там книгу из библиотеки? — спросил Стефан, обращаясь к Пахите, и та оторопело посмотрела на него, выпучив глаза.

— Ты что, понял, что я сказала? — с недоверием спросила она. Пахита ляпнула первое, что пришло на ум без надежды на то, что Стефан её поймёт.

— Ну, в целом да, — неопределенно взмахнув кистью, сказал Стефан.

Она не ожидала ничего, кроме реакции, сказанной из вежливости: «О-о-о, классно», «Ничего не понял, но звучит экзотично». Это Пахита слышала из раза в раз, когда кто-то узнавал, что она говорит на другом языке. Ей не очень нравились просьбы что-то сказать, потому что она чувствовала себя от этого цирковой мартышкой. Но внезапно мартышка нашла другую мартышку, которая её поняла.

— Ты знаешь испанский?

— Нет, итальянский.

Пахита встретила эту новость с некоторой долей разочарования, но постаралась это скрыть и сухо ответила: «Понятно». Итальянский — это все же не испанский, несмотря на то что языки имеют родство и немного одинаковых слов.

Стоило сказать, Стефан и сам впервые услышал столь спокойную реакцию на его знание другого языка. Возможно, Пахита испытывала то же самое, что и он по этому поводу.

Когда колесо обозрения остановилось, дверцы их кабинки распахнула сотрудница парка и сказала, что можно выходить. Пахита сложила тетрадь в сумку, сумку — в рюкзак Алена. Компания вывалилась наружу, и Мартин тут же оповестил всех о своем желании поесть сладкой ваты.

— Вату! Вату! Розовые или белые облачка! Хочу! — Мартин шел вприпрыжку, и его за руку вел Ален.

Он улыбнулся.

— Хорошо, пойдем купим тебе вату.

Стефан недоумевал: зачем Мартину вата? Что за странное желание…

Но затем они оказались у ларька с вывеской «Сахарная вата. Молочные коктейли. Поп-корн».

Ален попросил молодого продавца примерно его возраста приготовить сахарную вату и заплатил за нее. Мартин радостно захлопал в ладоши, а затем начал с интересом вертеться у ног Алена, пытаясь заглянуть в аппарат и полностью прочувствовать процесс изготовления.

Стефан тоже с любопытством наблюдал за махинациями парнишки: тот сначала засыпал обычный сахар в аппарат, напоминающий по форме таз, а затем включил его и… На дне и по бокам «таза» стали образовываться ошметки чего-то, что действительно напоминало вату.

Парень-продавец взял длинную соломинку и стал наматывать на неё ошметки, которые стали теперь больше напоминать широкие длинные лоскуты. Ален поднял Мартина на руки, потому что «таз» находился выше его головы и он не видел, что происходит. Когда аппарат оказался в поле зрения Мартина, тот издал протяжное «о-о-о». Стефан и сам почти что присвистнул.

Совсем скоро у парня в руках оказалось… белое нечто, действительно напоминающее облако или моток ваты. Парень с улыбкой протянул Мартину вату, и тот весело поблагодарил его. Ален опустил Мартина на землю и тот принялся есть.

— Вкуфнятина, — набивая рот, произнес Мартин, и Пахита потянулась к белому облаку.

— Дай мне тоже.

Она оторвала кусок ваты и положила его в рот, а когда посмотрела на свои пальцы, они поблескивали сахаром.

Удивительное дело…

— Вот, держи, — Ален протянул Стефану уже розовую сахарную вату. Точнее, он почти сунул её ему под нос, отчего Стефан невольно попятился назад.

— Это мне? — он с сомнением оглядел сахарную вату и не решился принять её.

— И тебе, и мне. — Сегодня у Алена, видимо, все пополам.

С опаской Стефан взялся за соломинку, и Ален отпустил её. Вата была легкой, почти невесомой — действительно под стать облаку, которым её окрестил Мартин.

— И… Как её есть? — он, конечно, видел, как это делала Пахита, но все равно обуревало беспокойство: а правильно ли так делать?

— Просто отрываешь, — Ален так и поступил, сразу переходя от теории к практики, — и ешь.

Он улыбнулся и подмигнул, что нисколько не вселило в Стефана уверенность.

— Ты никогда её не ел?

— Нет… И на аттракционах никогда не катался.

— Ого, — брови Алена поднялись вверх. — Приятно слышать.

Стефан не понял, что для него приятно: то, что он никогда здесь не бывал?

Собравшись с силами и прекратив внутреннюю борьбу, он все же потянулся к вате под возглас Мартина о том, почему у него и Пахиты она белая, а у Стефана и Алена — розовая. Вата была липкой и быстро таяла на пальцах, оставляя после себя такие же липкие следы. У Стефана не получилось оторвать небольшой кусок, и вата потянулась вдоль мотка.

— Блин, — раздосадовано произнес он, будто уронил рулон туалетной бумаги, который покатился по полу.

— Просто рви, — посоветовал Ален.

Стефан так и поступил, а затем быстро затолкал в рот, и она тут же… растаяла. Осталась сладким привкусом на языке, и её даже жевать толком не пришлось.

— Это все? — Стефан был удивлен и в какой-то степени расстроен столь быстрому течению обстоятельств.

— Ну, да. Это же затвердевший сахар.

Стефан вздохнул и оторвал вату снова — теперь получилось так, как он хотел. Кусок был толстым и маленьким. Его уже можно было немного пожевать, но он тоже вскоре растаял. Если честно, не было понятно, что такого грандиозного нашел в сахарной вате Мартин, который уже прикончил её на пару с Пахитой и теперь счастливо облизывал палку.

Если попробовать и поприкалываться, то еще ничего, но сам бы Стефан никогда такую бурду не купил.

Без Алена сахарная вата была бы ни о чём.[2]

***

Ален посмотрел на время — уже доходило шесть часов, и начинало вечереть.

— Мне скоро пора будет идти, — с грустью заметил он, и Мартин в который раз за день вцепился в его штанину.

— Не хочу, чтобы ты уходил!

— Мартин, это придется сделать, ты же знаешь, — напомнила Пахита, и Мартин сердито топнул ногой.

— Знаю! От этого и хуже!

Стефан покачал головой: какая же трогательная семейная картина. А когда они действительно начнут расставаться, то будет еще трогательнее и сопливее.

Они уже вышли из парка и просто бродили по городу. В кармане куртки Алена зазвонил телефон, и он полез за ним.

У Стефана вспотели ладони.

— Алло, босс!

Коленки задрожали, как бы оповещая, что ноги больше не являются гарантом его устойчивого положения на земле.

— Вы уже закончили? Собираетесь? Да мы тоже уже закругляемся. Когда приедете? — Ален выглядел сосредоточенно, словно он вел деловые переговоры с бизнес-партнером, но при этом был спокоен. — Хорошо, давайте встретимся через полчаса у…

Ален начал диктовать адрес, и Стефан подумал: ну вот и все. Вот и наступили у него, бессмертного, последние полчаса жизни. То, что есть кто-то рядом, даже неплохо: можно передать последнее слово. Но для начала надо его придумать. И предупредить Джоба, что убить Стефана просто так не получится. Точнее, вообще не получится. Максимум организовать долгие пытки. Гостиная с пианино будет в самый раз — туда только осталось приволочь стол с орудиями пыток.

Ален тем временем закончил разговор и даже на оптимистичной ноте. Видимо, Стефан выглядел настолько паникующим и настолько не в связи с реальностью, что Ален помахал рукой у него перед глазами и спросил:

— Эй, с тобой все нормально? Босс сказал, что приедет через полчаса, — Стефан уже готов был ответить: «Я слышал, и да, все ок, вот думаю, как прожить свои последние полчаса», но Ален будто считал это с его лица, так что предупредил: — Он насчет тебя ничего не говорил. Даже наоборот сказал: «Вы ждите меня». Так что расслабься.

«Легко сказать», — подумал Стефан, но все-таки плечи опустил.

Они снова двинулись вперед после небольшой заминки, и Стефан, погруженный в думы, врезался в фонарный столб.

Мартин захохотал, тыча пальцем в Стефана, потирающего лоб, а Пахита цыкнула:

— Topo, ну ты чего? — сокрушенно вымолвила она, и Стефан вопросительно уставился на неё:

— Что? Я мышь? [3]

Пахита скорчила странную гримасу.

— Какая мышь? Я назвала тебя растяпой.

— Ой, Ален! — воскликнул Мартин, к которому явно пришло озарение. — А где кулончик, который я тебе сделал? Ты его носишь?

Настала теперь очередь Алена пребывать со странным выражением лица. Он сразу же занервничал и отвел взгляд.

— Ну… Носил.

— Носил? А сейчас нет?

Ален поджал губы и вздохнул. Видимо, ему было сложно юлить и врать брату, так что он решил честно во всем признаться.

— Нет. Его разбили.

— Как разбили? Кто? — Мартин шокировано поднес свою маленькую ладошку ко рту.

И тут Ален злорадно ухмыльнулся и указал в сторону Стефана.

Он тут же ощутил на себе недовольный взгляд двух пар глаз: Мартина и Пахиты. От этого растерялся еще больше.

— Да я это… Случайно я!

Пахита уперла руки в боки и изрекла:

— Я же говорила. Topo.

И произнесла она это так, словно уже не считала Стефана надежным человеком и вообще не видела в нем никакого потенциала. Мартин же насупился и продолжил допрос с пристрастием:

— А случайно — это как?

— Ну… Хотел отодвинуть его, но не рассчитал силу, и он упал на пол. Так и разбился.

Кажется, такой ответ Мартина удовлетворил, потому как черты его лица смягчились, а складки на лбу разравнялись.

— Ладно. Бывает. Но впредь будь осторожнее! — буднично произнес он, и Стефан выдохнул с облегчением, после чего сокрушенно пришел к выводу, что его отчитал пятилетка. — Ален, я сделаю тебе новый. Ты когда в следующий раз приедешь, забери его. Ты же приедешь?

— Конечно приеду.

Тем временем позвонил Джоб и сообщил, что уже подъезжает. Пахита и Мартин заметно расстроились. Ален тоже погрустнел.

Через минут пять-десять к ним подкатила машина Джоба, который, остановившись, посигналил Стефану и Алену. Стефан от этих звуков чуть не подпрыгнул на месте. Тревога вернулась, скручиваясь в тугой узел в груди.

Мартин вдруг заплакал.

— Ален, я не хочу, чтобы ты уезжа-а-а-ал, — загнусавил он и бросился в объятия Алена, который присел рядом с ним на корточки.

Пахита пыталась держаться, явно давила в себе слезы, отчего даже замерла, но все равно было видно, как блестят её глаза. Ален притянул её к себе, и тогда Пахита отвернулась от Стефана — наверное, чтобы он не видел её слезы, с которыми справиться она все же не смогла.

Ален гладил брата и сестру по спинам, а сам смотрел в небо, тоже стараясь не заплакать. Он же старший брат, и он должен быть сильным.

— Я обязательно приеду к вам ещё, и не раз. Обязательно на твой день рождения, Пахита, — он вернул лицо сестры к себе и ласково заложил прядь волос за ухо, стер тыльной стороной ладони дорожку слез с одной из её щеки. Девочка плакала совсем беззвучно, тогда как Мартин заходился рыданиями. Наверное, его слышно было на всю улицу. — И между вашими днями рождения приеду.

— Обещаешь? — спросила Пахита, явно имею в виду это «между днями рождениями»

— Я буду очень стараться. Но уже столь грандиозных походов не получится.

— Да не нужны нам развлечения твои. Нам ты нужен, — сказала она и снова обняла Алена.

Стефан больше не был в силах слушать это, так что отошел покурить. Если бы он не поссорился с Джобом, то уже давно бы сел в машину.

Ален вытащил из рюкзака коробку с конструктором, подаренным Стефаном, и вручил её Мартину. Затем вытащил еще одну какую-то коробку, — похоже, подарок от него самого — а также плюшевый пингвина и кенгуру. Стефан помнил их, потому как видел в комнате Алена.

Ален все это сложил в неприметный пакет из супермаркета и давал какие-то наставления, пока Пахита надевала пеструю сумку через плечо. По поводу того, чтобы Пахита и Мартин сразу же это куда-то убрали, и все такое. Стефан не особо вслушивался.

Но вот когда Ален пошёл к машине, сердце ухнуло вниз и в голову снова ударил адреналин. Однако Ален встал у двери водительского сидения, где находился Джоб, и через открытое окно что-то сказал ему. Джоб кивнул.

— Стефан, пошли, — позвал Ален его. Стефану показалось, что стопы приклеились к асфальту.

Ален приблизился к нему и тихо шепнул на ухо.

— Я попросил Джоба подвезти Мартина и Пахиту до места, откуда они могли бы пойти домой. Пошли в машину.

Стефан кивнул и без проблем согласился, но вот когда малышня залезла на задние сидения, а за ними пошел Ален, он встрепенулся и возмутился.

— Мне что, на переднее сидение?!

— Предлагаешь Мартина переднее посадить? Перестань, никто тебя не съест.

— А ты не можешь сесть спереди?

— А ты не можешь перестать ссать в штаны и дать мне провести с братом и сестрой последние минут пятнадцать?

Звучало резонно, и Стефан проглотил все возражения, которые сгенерировал его мозг.

Ален сел и захлопнул перед ним дверь. Стефан приказал себе мужаться и пошел в противоположную сторону.

Не без усилий он открыл дверь переднего сидения и сел. Джоб смотрел только прямо и даже не косился на Стефана. Руки он держал на руле, ожидая, пока все пассажиры пристегнутся.

Стефан отвернулся к окну, и они тронулись.

[1] - Три дня дождя - На виду

[2] - отсылка к песне pyrokinesis - Сахарная вата

[3] - В испанском «tоро» означает растяпа, а я итальянском — мышь

Содержание