Стефан проснулся в шесть утра, но провалялся в кровати еще час из-за слабости в теле. Когда стрелка часов перевалила за семь, он всеми правдами и неправдами соскреб себя с постели.
Он кое-как умылся, стараясь не брызгать водой на бинты, и спустился на кухню, где себе уже не спеша готовил завтрак Ален. Новую упаковку бинтов Стефан заблаговременно засунул в карман шорт.
— Доброе утро, — завидев Стефана, произнес Ален, когда намазывал арахисовое масло на хлеб. Стефан поморщился, но непонятно отчего: то ли от вида арахисового масла, которое он терпеть не мог, то ли от слова «добрый», упомянутого в контексте утра, когда Стефан проснулся недовольным, недомогающим и уставшим.
— Утро. Просто утро, — ответил он, подходя к раковине. У её края так и стояли початая бутылка и еще целая. Ни Стефан, ни Ален не прикоснулись к ним после проведения процедур.
Стефан со вздохом потянул за короткий конец бантика на повязке левой руки. Тот легко поддался, развязался, и Стефан принялся разматывать бинты.
Ален стукнул ножом по краю тарелки, когда опустил на её кайму.
— Тебе помочь?
На автомате захотелось ответить «Нет». Однако самочувствие было таким паршивым, что Стефан почти шепотом выдавил:
— Да.
Ален тут же подскочил к нему, помыл руки. Это хорошо, что он так сделал, а то мысли о масле, которое могло остаться на руках Алена, нагоняли тошноту.
— Надеть перчатки не хочешь? Бинты в крови.
Ален опешил от неожиданной реплики.
— Ну… ты же ничем не болеешь? — как бы с опаской спросил он, и Стефан дернул уголком губ. Реакция Алена была забавной.
Потом Стефан вспомнил, как клялся Джобу, что не заразный.
— Да меня не проймешь. На то я и бессмертный. Я ничем не болею, кроме как вот этим, — он кивнул в сторону рук.
— Тогда они и не нужны. Тем более, я не знаю, где взять их. Но у меня ран на руках нет.
Стефан снова усмехнулся от того, как Ален оправдывался, будто перед самим собой. Будто убеждал сам себя, что все будет нормально. Стефан вообще это сказал не чтобы припугнуть, а чтобы пошутить. Удивительно, что вообще были силы на это.
— Не ссы, с этим я сам, — Стефан размотал бинты, открыл нижний шкафчик и выбросил повязки в урну.
Алену лучше не касаться его рук, тем более если повышается риск столкнуться с «ненавистью».
Ален промыл раны, как и вчера, и Стефана снова затрясло. Снова шипение, снова черный дым. Снова понадобилось время для передышки перед тем, как обрабатывать вторую руку.
Стефан не понимал, как до этого справлялся сам. Ален помогает только второй раз, но возникало ощущение, словно он делал это уже сто лет (буквально), и без него Стефан теперь, как без рук (тоже буквально). Вот так и соглашайся на помощь.
Ален сделал заключительный бантик на правой руке, и Стефан размял плечи. Раны саднило от обработки, но было уже как-то полегче. Правда, это было иллюзорное ощущение: скоро наступит восемь утра, и вдарит по новой. Хорошо, что утром это все равно не так сильно, как в полночь.
Стефан выбросил опустошенную бутылку, направился к холодильнику. Ален попросил достать оттуда огурец, и Стефан также машинально протянул его. Вообще без задней мысли. Только потом осознал, что сделал.
Аппетита, если честно, не было. Поэтому он достал с полки холодильника двойной «Сникерс». В тот момент, когда Стефан разорвал упаковку, синхронно ей вскрикнул Ален.
— Чего? — Стефан повернулся к Алену, который уже метнулся к раковине и включил кран, крутанув его в сторону холодной воды.
Ален поранился: кровь текла из пореза на большом пальце. На столе валялись брошенные нож и огурец, которые, судя и по всему, атаковали Алена.
Кровь не останавливалась, Ален все держал руку под водой.
— Ты видел здесь где-нибудь аптечку? В этом доме, — спросил Стефан, и Ален оторвал взгляд от своего увечья, словно его озарило.
— В кладовой.
Стефан подивился своему порыву лишь на полпути к кладовой, но разворачиваться не собирался: если скажет Алену самому себе помогать, то тот еще зальет кровью все поверхности. Ну, не зальет, а так, испачкает. Не аорту же ему вспороли, а просто большой палец порезался. Да и вообще он же только что Стефана лечил. Вот пришла очередь Стефана быть лекарем, как бы это ни было иронично.
Выцепленная взглядом на полке аптечка, — к слову, стоящая там же, где когда-то находился радиоприемник. И кто вообще хранит аптечки в кладовке? Стук чемоданчика о кухонный стол, щелчок, бутылек перекиси водорода, рука, перехваченная за запястье, шипение — и Алена, и антисептика, вылитого на рану.
— Ай! — вскрикнул Ален, и Стефан даже подумал, что это он переборщил с силой сжатия, поэтому ослабил хватку.
— В чувства пришел, нет? — Ален все то время, пока Стефан искал аптечку, стоял, держа руку под краном. Стефан выключил воду — льет, видите ли, Ален, а платить обоим. — Бери вон, — он кивнул на стопку ватных дисков в аптечке, — и антисептик. Прижми к ране, чтобы остановить кровь. И держи так, не убирай.
Стефан окончательно отпустил Алена, и тот сделал все, как ему велели. Они затихли на какое-то время.
— Удивительно, что ты знаешь, как это делать, — подал голос Ален, видимо, совсем очухавшись. Его внезапный порез несколько шокировал.
— Как ты к этому выводу пришел?
— Ну, ты же сам сказал, что ничем не болеешь, значит… Вряд ли должен знать о всяких медицинских манипуляциях.
Стефан возмутился.
— Я хоть и бессмертный, но не бескровный и не толстокожий. А еще не тупой.
Ален виновато прикусил губу, поняв, что ляпнул лишнего.
— Прости.
Но Стефана уже было не остановить. Он распалялся, продолжая защищать свои честь и достоинство:
— Я тоже могу порезаться, поцарапаться, а еще, представь себе, у меня тоже бывают синяки. Другое дело, что это все заживает на мне намного быстрее. Бессмертие добавило мне ускоренную регенерацию, но это не гарантирует отсутствие механических повреждений. Я ногу тоже могу сломать. Только срастаться быстро будет. Так что, уж поверь, я знаю.
Ален с умным видом внимал словам Стефана, предвкушая словесный понос, состоящий из фактов о вечной жизни, но, к сожалению, тот не удовлетворил любопытство Алена в полной мере и затих.
Прошло несколько минут. Стефан, вроде как задетый клеветой, не ушел по-английски, ропча на весь белый свет, а остался. Он дождался, пока кровь остановится («Показывай давай, истек ты кровью или все же жить будешь»), а потом полез в аптечку за бинтами или на худой конец пластырем, но их там не оказалось.
В кармане лежал остаток от рулона бинта, который использовался ранее. Стефан сунул руку. Упаковка, где лежал бинт, зашуршала.
— Не надо, я сам могу. Спасибо за помощь, — пошел на попятную Ален, видя, как Стефан принялся мыть руки, а после этого разматывать бинт и накладывать повязку на палец.
— Помолчи уже, — заткнул его Стефан, и Ален действительно замолк.
Когда орудуешь двумя руками, действительно получается не криво. Сначала Стефан хотел тоже завязать бантик, — прямо как те, что делал Ален — но после его слов об отсутствии навыков из вредности завязал простой узел.
Стефан отстранился, отошел на шаг назад, мол, принимай работу. Ален оглядел палец и с улыбкой произнес:
— Спасибо, — он взглянул на Стефана, который закатил глаза. — Нет, правда, спасибо. Для меня это стало такой неожиданностью, все так резко произошло, что у меня мысль об аптечке в голове даже не возникла.
— Какой же ты нежный, — пробурчал Стефан, но беззлобно.
Это был первый раз за много лет, когда он позаботился о ком-то.
***
— Привет! Ты не занят?
Ален позвонил Биллу, помня, что у того выходной. Ален же выходил в вечернюю смену, и понятия не имел, чем занять себя до шести часов. Поэтому он решил попытать удачу и пригласить Билла погулять. Тот ответил очень быстро.
— Привет. Не, не занят. Просто осмысляю свою жизнь и то, что со мной произошло.
— А что произошло?
— Нечто ужасное, — прискорбно заявил Билл.
Ален тут же напрягся. В голове быстро завертелись шестеренки. Он начал судорожно перебирать потенциальные события, которые могли подходить под подобное описание.
— Я не вовремя позвонил? Может, тебе лучше побыть одному? — Ален не знал, что делать в таких ситуациях после того, как узнал о прошлом Билла. Казалось, надо быть с ним осторожнее, обращаться бережнее.
— Нет, ты очень вовремя! — воскликнул Билл. — Я как раз только досмотрел аниме с грустным концом. Мне срочно нужно отвлечься.
— А что за аниме? — поинтересовался Ален. Вдруг оно будет следующим на очереди его знакомства с японской культурой. Тогда стоит подготовиться морально.
— «Твоя апрельская ложь». Но мы смотреть это не будем. Я не готов. Сначала у нас «Ходячий замок» и «Унесенные призраками».
Ален кивнул, хотя Билл не мог это увидеть. Он расслабился от уменьшения проблемы. Нет, конечно, случившееся с Биллом — это действительно невероятный кошмар. Но… Стало легче от мысли, что это просто аниме.
— Не хочешь прогуляться? Перед моей работой.
— О, прогулки после работы, до работы. Ты вошел во вкус? — засмеялся Билл, и Ален от этих слов улыбнулся.
У него как-то все наперекосяк получалось в развитии отношений с друзьями: сначала они ходили друг к другу в гости и на ночевки и только потом стали вместе гулять. Хотя, как правило, все происходит наоборот, и впускание друзей в собственный дом случается позже. Так было в подростковых сериалах. У Алена наоборот, хотя он не особо переживал из-за этой «неправильности».
Все началось именно с предложения Эмбер составить ей компанию при покупке одежды. Это было во внеплановый выходной после смены за Макса. Алену понравился процесс похождений рука об руку.
У него до этого не было друзей, с которыми он мог делать точно так же.
— Да. Ну так что, ты согласен?
— Согласен, — легко ответил Билл.
Ален просиял от решимости, однако вернулся с небес на землю, посмотрев на время: было два часа дня. Масштабного променада не ожидалось из-за ограничения времени, но даже так два с лишним часа — это неплохо.
— В идеале лучше бы погулять до полпятого или пяти, — напомнил Ален, намекая, что сразу же прыгнуть в автобус и поехать в кафе он не мог.
— Да, конечно, — подтвердил Билл. — Успеем. Времени вагон. Я провожу тебя обратно.
Они условились встретиться у дома Алена через сорок минут. Тот провел это время в предвкушении и трепетном ожидании.
Его не покидало чувство, будто сейчас он нагоняет упущенные возможности. Будто проживает день за три — за те, вкус которых не мог ощутить в полной мере в детстве и в подростковом возрасте. Когда он не мог просто так слоняться с друзьями по улицам, просто так ходить по магазинам, смотреть с друзьями фильмы, дурачиться, оставаться на ночевки. Ничего из этого у Алена не было, и он мог это видеть лишь в сериалах «Нетфликса» — да и то украдкой и под одеялом, чтобы приемные родители не уличили его за тем, что он не спит.
А сейчас кадры из фильмов оживали, становясь реальностью.
Он хотел погулять и с Биллом, и с Эмбер вместе, но пока это не получалось из-за разных обстоятельств: учеба, работа, какие-то бытовые дела, походы на терапию. Поэтому пока делал это с каждым, надеясь, что удастся уловить такой день, где все трое снова будут свободны, прямо как на ночевке.
Алену все же было неловко подходить к Биллу после смены и предлагать пройтись пешком, а не ехать на автобусе. Все же у того с Эмбер сложилась некая традиция: сначала заходить в магазин через дорогу, потом ехать домой. Эмбер на работе вчера не было, но все равно, вдруг Билл хотел сделать все по устоявшемуся распорядку? Вдруг Ален помешает его планам?
Однако все оказалось иначе:
— Не хочешь пройтись пешком?
— Ты не замерзнешь?
— Нет.
— Тогда пойдем.
И они действительно пошли, говоря всю дорогу. Это было так легко и просто.
Проще, чем казалось.
Теперь было не так страшно сделать это ещё раз.
***
— Так что тебя потрясло в «Твоей апрельской лжи»? — уходя прочь от остановки около дома, поинтересовался Ален.
Билл вздохнул и сильнее закутался в шарф.
— Смерть главной героини, — прискорбно заявил он и картинно приложил руку ко лбу, будто вот-вот упадет в обморок. — Честно? Это был самый большой удар по моей израненной душе.
Ален знал, каково это, когда персонаж, которому симпатизировал все серии, вдруг погибает. Поэтому чувства Билла разделял.
— Надеюсь, ты от этого оправишься… — искренне пожелал он другу.
Билл высунулся из шарфа и улыбнулся.
— Да ладно, с кем не бывает. И не с таким справлялся. — Ален понял намек. — А ты что-нибудь смотришь сейчас или читаешь?
Ален тут же оживился: он как раз хотел поделиться впечатлениями.
— Да. Читаю книгу «Мартин Иден».
— О-о-о, знаю такую. Тоже читал. И как тебе?
— Мне очень нравится! Восхищает целеустремленность главного героя и то, как тот работает не покладая рук, чтобы стать ближе к своей любви. И что не сдается, отправляет рукописи везде, хоть и получает отказы. Он чем-то… На меня, наверное, в этом похож.
Ален проникся Мартином Иденом до глубины души. Его упорство вдохновляло и давало понять, что Ален все делает правильно. Не надо унывать, даже если есть трудности. Надо продолжать работать, преодолевать препятствия. И тогда достигнешь желаемого.
Билл задумчиво хмыкнул. Кажется, он не разделил восторг друга.
— А ты знаешь, чем закончился «Мартин Иден»?
— Нет! Не спойлери! — воскликнул Ален.
Билл вытащил руки из карманов и выставил их перед собой в примирительном жесте.
— Хорошо-хорошо. Я не стану. Но ты поделись впечатлениями, когда дочитаешь. Мне интересно, какого ты будешь мнения потом.
Ален заподозрил неладное. Судя по всему, книга заканчивалась не так хорошо, как ему казалось, но он не хотел об этом знать заранее и решил оттянуть момент.
— Окей. Я поделюсь.
Билл кивнул, и они некоторое время шли молча. Ален вытащил раненую руку из кармана и почесал ей щеку. Билл не преминул спросить:
— Что у тебя с рукой?
Ален уже и забыл об утреннем прецеденте. Он взглянул на руку, как будто повязку видел впервые.
— А, да это мне Стефан сделал.
Глаза Билла шокировано округлились. Он не сводил взора с бинтов на большом пальце Алена и стремительно суровел.
— У вас там уже что, поножовщина происходит? — процедил он, злясь определенно на Стефана. Ален почувствовал себя глупо от того, что выставил невиновного Стефана в плохом света из-за своей некорректной формулировки.
— Все не так! — поспешил объясниться он. — Стефан наоборот мне помог. Я порезался, а он обработал мне рану и замотал. Вот. Я это имел в виду.
Биллу эти слова, кажется, особого облегчения не принесли. Он очевидно не верил в услышанное и считал, что Ален выгораживает его.
— Он-то и тебе чем-то помог? Я больше верю в то, что это он сделал.
Ален опустил голову на дорогу и носки обуви, размышляя, как бы выразиться так, чтобы Билл поверил в прозрачность действий Стефана. Хотя бы утренних.
И внезапно его озарило:
— Понимаешь, он не настолько плохой человек, просто… — Однако после этого его красноречие подвело. На языке снова вертелась фраза из «Гарри Поттера» о человеке, с которым случилось много плохого, но Ален посчитал, что произносить её сейчас будет лишним. — Просто пережил много плохого.
В итоге Ален ничего вразумительного придумать-то и не смог. Билл коротко посмеялся.
— Кто-то пересмотрел «Гарри Поттера»?
— Билл! Ну я серьезно! — воскликнул Ален. — Блин… Не знаю, как красиво сказать, но он правда не собирается нарочно усложнять мне жизнь. Он рассказал много историй из своего прошлого, а я — ему. Мне кажется, после этого наши отношения стали получше. Сгладились что ли. В общем, они налаживаются. Он правда не настолько ужасный.
Билл угукнул, все равно не особо веря. Согласился он, наверное, чисто из дружеской солидарности. Но хотя бы согласился, а не начал возражать.
— Ладно, — ответил Билл спустя минуту раздумий.
И снова затих. А у Алена вертелся на языке один странный вопрос. Он не знал, стоит его озвучивать или нет. Однако… В нем же нет ничего плохого?
— Знаешь, — обратил-таки на себя внимание Ален после паузы в разговоре. — Я даже не думал, что ты можешь быть анимешником.
— В плане? — недоумевал Билл.
— Ну… Просто ты на него не похож.
Билл вопросительно выгнул бровь.
— А кто в твоем понимании похож на анимешника?
— Хм… — Алену пришлось снова пораскинуть мозгами, чтобы сформулировать ясную мысль. — Допустим, те, у кого рюкзак обвешан значками и брелоками по аниме, кто ходит в одежде с аниме-принтом, у кого чехол на телефоне с таким рисунком…
Билл улыбнулся лишь уголком губ и покачал головой.
— Это все стереотипы о том, как должен выглядеть анимешник, — объяснил он. — Да и в принципе стереотипы о внешнем виде человека, принадлежащего какой-либо группе. Если человек, увлекающийся просмотром аниме, хочет обвешаться брелоками и значками с изображением любимых героев, то почему бы и нет? Если он хочет надеть одежду или украшения, чтобы все сразу поняли, что это из какого-то аниме, то ок. Но бывает же, что человек этого не хочет.
— Ты не хочешь? — тут же спросил Ален.
— Нет, не хочу. Не моё это.
Ален понимающе кивнул, а Билл продолжил:
— Врач может днём быть врачом, а вечером — человеком, который любит яркий макияж и экстравагантный стиль одежды. Ну, не только врач. Это просто как пример.
— Я уяснил, — ответил Ален. Он в целом и без того осознавал это и не имел ничего против разных видов проявления себя. Ему просто интересно было, почему Билл не делает так, как делали остальные анимешники. И свой ответ он получил.
Вообще Билл действительно не походил на типичных анимешников. Вся его одежда была спокойных оттенков, в основном серых, и в ней никаких выделяющихся деталей. Это было интересно. А у Стефана, кстати, вся одежда черная.
Между ними снова повисло молчание. К счастью, оно было не тягостное. Билл — тот человек, в компании которого приятно молчать. Рядом с ним на душе было спокойно.
Он выглядел так, будто собирался с силами о чем-то рассказать. Его лицо передавало внутренние мыслительные метания.
— По мне также не скажешь, что я похож на наркомана в завязке, — вдруг выдал Билл. — Это вообще началось тупо. Прямо как и начало моего пути как анимешника.
Ален подавился воздухом, который набрал в легкие, чтобы что-то ответить, но не нашел слов. Билл заговорил на столь щепетильную тему резко, не дав приготовиться.
— Ты когда-нибудь хотел умереть? — снова огорошил вопросом Билл и кивнул на сквер. Они уже прилично отошли от своей улицы. Ален поплелся за свернувшим Биллом.
Этот вопрос очень… Сложный. Однако Ален знал ответ заранее: «Нет». Он никогда не хотел умереть и никогда не смог бы убить себя. В его жизни было очень много сложных событий, тяжелых ситуациях, из которых, казалось, нет выхода, но он все равно из них выходил. Все рано или поздно заканчивалось. Ален все равно справлялся. Почему-то ни разу не возникало мысли, что было бы проще сгинуть, чем все вытерпеть.
Алену казалось, что в него изначально было заложено неуёмное стремление (даже не желание) жить. Он пробивался сквозь невзгоды, как росток через асфальт. И еще… У него вряд ли бы поднялась рука убить себя. Не хватило бы духу. Но в этом, наверное, и была его сила: откинуть плохие мысли и жить дальше.
— Нет, — твердо озвучил свой ответ Ален.
Билл взглянул на него с теплом и уважением. А еще, кажется, гордостью.
— Это правильно. Ты молодец. Мне очень нравится это в тебе, — Билл потрепал его по плечу, и в этом движении было нечто трогательное. — Я вот хотел исчезнуть. Но не так, чтобы полоснуть по венам, сброситься с крыши или наглотаться с крыши. Нет, я бы прям так радикально не смог. Просто я… Пустил свою жизнь на самотёк. Позволил себе пасть на дно. Я умирал внутренне и почти позволил себе сделать это физически.
Ален задержал дыхание. Догадка прострелила разум, вонзилась своим лезвием в мозг и не давала забыть о себе.
Билл жестом пригласил на ближайшую скамейку и сел на нее. Ален принял приглашение и поступил так же.
Когда ноги уперлись в землю и не было вероятности падения, Ален решил озвучить свое предположение:
— «Почти позволил физически» — это передоз?
Билл поднял голову к небу и совсем просто ответил:
— Да. После него меня поместили в лечебницу.
Как будто разговор был о погоде. «Сегодня пасмурно, правда?». «Да».
Ален тоже страдал таким. И знал, что этот будничный тон — блеф перед самим собой.
— А что послужило причиной твоей… внутренней и почти физической смерти? — Он пытался как можно тактичнее подбирать фразы, понимая: грядет очень сложная беседа. Потому что наркотики и зависимость — деликатная тема, обсуждение которой Ален сравнивал с хождением по канату — очень шатко и неустойчиво.
Билл внезапно переменился в лице. Линия губ надломилась, брови свелись к переносице. Он закрыл лицо руками, точно от стыда.
— Ты первый, кому я об этом рассказываю.
У Алена заныло в груди от этой новости. И без того нелегко, так еще подливается масло в огонь.
Билл отнял ладони от лица и, все так же глядя в небо, выпалил:
— Причина моей несостоявшейся смерти — это любовь к Эмбер, — он повернулся к Алену, сидящему с разинутым ртом, ожидая вопросов, — и нет, это любовь не братская и не дружеская. Я влюбился в нее как в девушку, а она мне отказала. И понеслось…
***
Они дружили с самого детства. Знали друг друга почти с пеленок. Делили друг с другом одну песочницу, одни качели, одни игрушки, придумали собственные игры, языки. Дарили друг другу самые ценные подарки. Были самыми желанными гостями в домах друг друга. Были любимы родителями каждого из них. И никого для них, наверное, не было ближе, чем они друг для друга.
Между Эмбер и Билл с самого начала образовалась особая связь. Взаимодействие душ на каком-то тонком, чувственном уровне, недоступном остальным. Только они могли его ощутить и распознать.
Билл имел неосторожность влюбиться в свою лучшую подругу. О, этот известный троп из романтических фильмов, где дружба перетекает в первую любовь.
Они всегда тянулись друг к другу. Их интерес всегда был взаимен и никогда не угасал. И отношения всегда были наполнены трепетом, нежностью, глубоким уважением.
Билл подумал, что у них с Эмбер, как в тех легких фильмах: они дружили больше десяти лет, а потом вдруг поняли, что любят друг друга, начали встречаться, поженились, родили кучу детей и…
Билл считал свои чувства взаимными. Он думал, что долгие и крепкие объятия, держания за ручку, засыпание на плече друг у друга, яркие улыбки, предназначающиеся далеко не всем, а только тебе — это любовь. Между ними с Эмбер любовная любовь, и они «те самые» друг для друга.
По закону жанра, Билл решил признаться Эмбер прямо на выпускном. Да, совсем банально, как в кино.
Билл, весь такой красивый в синем костюме, белой рубашке, красном галстуке-бабочке и начищенных туфлях направился в сторону Эмбер, весело щебечущей с одноклассницами. Все девочки старались над своими образами, очевидно, потратив уйму времени на макияж, прическу, маникюр, выбор платья. Но Эмбер — ах, его милая Эмбер — выделялась среди них. Она обладала какой-то особенной, неземной красотой. Даже можно сказать, очарованием. Невероятным обаянием. А вкупе с харизмой это было убойной комбинацией. Билл не смог устоять.
Он помнил, как шёл к Эмбер, и та, обернувшись и заметив его, пошла навстречу, а её синее платье красиво колыхнулось от этого движения. Билл хотел взять её за руку, но Эмбер опередила.
— Вот-вот начнется танец. Пойдём? — с улыбкой произнесла счастливая Эмбер. Она прямо светилась изнутри. От этого у Билла перехватило дух.
Он взял Эмбер за вторую руку, подметив, что после этого движения начало ускоряться сердце.
— Мне надо тебе кое-что сказать, — не без волнения вымолвил он, и Эмбер уловила дрожь в его голосе, тут же забеспокоившись.
— Что-то случилось?
— Да! То есть нет… В общем, — он отвел глаза, не в силах выдержать взгляд красивых зеленых глаз. Та стояла, все так же держа его за руки, и покорно ждала.
Билл собирался с силами. Он втянул носом побольше воздуха для храбрости, повернулся к подруе и выпалил:
— Я люблю тебя.
Кажется, кто-то обернулся, но Биллу было все равно: все его внимание было сосредоточено на Эмбер. Она улыбалась.
— Я тоже тебя люблю, — ответила она, и сердце Билла сделало кульбит. Нет, сначала замерло, потом упало в пятки, потом кульбит. Или наоборот?
Неважно, что случилось с сердцем Билла (это пока что) — важно то, что сказал Эмбер. А она ответила взаимностью.
Все было, как в самых заветных мечтах Билла. Только в них ладошки ещё не так потели. Однако это уже детали.
Важно то, что Эмбер приняла его признание!
Окрыленный счастьем — таким же, каким сияла Эмбер, Билл заговорил снова:
— Ты будешь моей девушкой?
Эмбер тут же изменилась в лице.
— Что?.. — в недоумении спросила она.
Билл переформулировал вопрос, посчитав, что та просто не поняла смысл от такого же волнения, как и у него:
— Давай встречаться?
Искрящаяся улыбка Эмбер угасла, а сама она смотрела на Билла растерянно. И будто бы не верила в происходящее.
Она отпустила руки Билла.
— Что такое? — не понял он.
Эмбер виновата взирала на него. Билл же кроме всего прочего спиной чувствовал десятки обращенных на себя и Эмбер глаз.
— Прости… — шёпотом вымолвила та.
Сердце не прекратило бешено колотиться, но теперь уже не от волнения перед признанием, а от тревоги. Что-то было не так.
— Эмбер?.. — позвал он её, желая взять за руки, но та отошла на шаг назад. Это совсем выбивало из колеи.
— Билл… — начала она, приблизившись после того, как Билл опустил руки, оставив попытки снова соединить их ладони. — Билл, прости, пожалуйста. Я не так тебя поняла. Я думала, ты сказал это как обычно. Ну, как часто мы говорим друг другу. По-дружески. Я не думала, что это было признание. Это же было оно?
Билл чувствовал, что у него дрожат коленки. И он вообще перестал осознавать происходящее.
— Да… Это было признание, — промямлил он. Язык почти не слушался.
Эмбер грустнела на глазах.
— Прости меня, — в который раз произнесла она, и не было понятно, за что она извиняется. — Прости, я… Я не могу ответить тебе тем же. Я люблю тебя, но не как парня. Как друга.
Мир Билла рухнул. Разбился на куски. Земля ушла из-под ног.
— Билл… Мы можем остаться друзьями? Ты мне очень дорог и важен, правда, но… Только как друг. Извини. Мне очень жаль, что так получилось.
Билл её тогда уже не слушал. Он не мог.
Только спустя годы он понял, что Эмбер очень хотела сказать: «Мне очень жаль, что я не чувствую того же, что ты ко мне». Это было видно по её лицу.
Но тогда восемнадцатилетний Билл, только-только входящий во взрослую жизнь, был ослеплен.
Он просто сбежал с выпускного, оставив Эмбер одну. Ей в тот вечер не с кем было танцевать, а они между прочим репетировали совместный танец с начала весны. Тогда Биллу на это было плевать. Он узнал об этом от одноклассников спустя где-то неделю.
А уже тогда слышать об Эмбер было невыносимо.
Он промучился всю ночь без сна, половину из которой просидел на балконе. Его комната была мансардной и имела выход на балкон. За это её Билл считал самым привилегированным местом в доме. Он любил здесь думать о своем, наблюдая за происходящим снаружи. Часто он сидел тут и с Эмбер — они наблюдали за звездами. У Билла даже был телескоп, в который он учил подругу смотреть. И та благодаря нему действительно поняла, как рассматривать звезды. Она всегда так искренне и живо восхищалась их блеском…
Билл много раз за ночь хотел заплакать, но не получалось. Выдавить слезы из себя никак не выходило. Они словно высохли навсегда. А высохли, потому что внутри Билла что-то умерло.
Вот так из опьяняющего счастья, длящегося никчемные пару минут, он погрузился в беспросветное горе. Хотя и оно длилось несколько часов. А вот злость, обжигающая и сжирающая все памятные светлые моменты, не иссякала месяцами.
Билл сбежал, но не остался незамеченным. Родители, обнаружив столь раннее возвращение сына, начали спрашивать, все ли хорошо, но Билл закрылся в комнате и так и не удостоил их ответа.
Утром он вышел весь помятый, разбитый после ночи без сна. Он даже не переоделся — остался в рубашке и брюках. Скинул с себя только пиджак, потому что было жарко, и галстук, потому что он был подобен удавке после всего случившегося. Хотя еще днём ранее пылинки сдувал с костюма, потому что брал его на прокат специально для выпускного. Специально выбирал, чтобы тот сочетался по цвету с платьем Эмбер.
Родители с сочувствием глядели на Билла — они все знали.
— Билл, сынок, как ты? — с беспокойством пролепетала мать, увидев, в каком состоянии был её чадо. Отец отложил газету, которую всегда читал по утрам за завтраком.
— Она вам все рассказала? — бесцветно отчеканил Билл, имея в виду Эмбер. Мама переглянулась с отцом, ища в нем поддержки, и тот ответил:
— Да. Эмбер позвонила нам, как только ты прибежал домой. Поэтому мы решили дать тебе время прийти в себя вчера. Но все же хотелось бы услышать, что…
— Раз она вам все рассказала, то и нечего тут больше говорить. Отстаньте, — гаркнул Билл, впервые позволив себе заткнуть отца. Тот удивленно вытаращился на сына, а Билл тем временем развернулся и направился обратно в свою комнату. От воспоминаний об Эмбер он даже забыл, зачем спустился на первый этаж.
— Эмбер переживала, что ты так внезапно убежал, и хотела узнать, все ли с тобой в порядке. А еще просила перезвонить ей, — напоследок сказала мама.
— Ну вот вы сами перезвоните и скажите, что я жив-здоров, руки-ноги целы!
Краем уха Билл услышал успокаивающий шепот отца: «Дорогая, ему нужно время. Это его первая любовь, и так неудачно вышло, что из-за неё у него разбито сердце»
Злость отравляла Билла, подобно смертельному яду.
И очень жаль, что он никак не смог с этим ядом совладать, не нашел антидот. Он позволил эмоциям захлестнуть себя. Позволил своему гневу обрушиться на Эмбер, которая действительно ни в чем не была виновата.
Она позвонила в течение дня девять раз. Отправила двадцать три сообщения в «Фэйсбуке». Но Билл на звонки не отвечал (а когда пропущенных стало больше пятнадцати, начал сбрасывать), сообщения в мессенджере не читал. Он игнорировал Эмбер.
Ему было тошно от одной мысли о ней.
Это стало началом отчуждения от Эмбер.
Злость возникала от непонимания: как она могла?! Как она могла так поступить? Как она могла сделать это с лучшим другом?
Это она первая крепко обняла Билла, когда тот спас её от дворовой собаки в восемь лет. Это она первая положила голову ему на плечо, когда они вместе ехали в автобусе в школу, а она очень хотела спать, потому что допоздна решала математику. Им тогда было одиннадцать.
Это она впервые послала Биллу воздушный поцелуй, когда им было двенадцать. И она первая взяла за руку в тринадцать. Она уснула рядом с Биллом, когда они устроили киновечер на мансарде Билла. Тут уже, правда, Билл не помнил возраст.
Но это и неважно! Важно то, что это она все первая начала!
Да, Билл первым признался Эмбер в любви, когда им было по пятнадцать. Эмбер тогда вопросительно выгнула бровь, а Билл сказал, что это по дружбе. И та ответила, что тоже его любит как друга. Да, они часто признавались друг другу «по дружбе».
Неважно, что в какой-то момент Билл начал вкладывать в эту фразу больше смысла, чем ранее. Но ведь Эмбер продолжала отвечать! А потом там, на выпускном, стояла с таким виноватым видом, извиняясь, что не любит! Это жестоко. Это непростительно.
Биллу понадобилось много времени и сеансов с психологом во время реабилитации, чтобы понять, что Эмбер не издевалась над ним. Она не делала это нарочно, не совершала никаких провокаций, манипуляций. Не играла им. Просто так вышло и, к сожалению, это была неверная интерпретация самого Билла. Эмбер никогда не посылала ему двойных сигналов.
— Ваша подруга когда-нибудь целовала вас так, что вам казалось, что это вызвано романтическими чувствами?
Биллу почти не пришлось думать. Он помнил многочисленные объятия, сцепленные множество раз руки, теплые улыбки и взгляды друг для друга, комплименты, но поцелуи… Прям от которых бы дух перехватывало… Билл не мог их воспроизвести в памяти. Их никогда не было. Хотя нет. Эмбер иногда чмокала его в щечку.
— Нет, — почти сразу ответил он. — Но было… В щёку.
Было ведь! Было!
— А она говорила когда-нибудь о перспективе вас как пары? Например, «я думаю, мы будем/были бы отличной парой»?
Билл и такого не помнил. Эмбер говорила лишь, как круто было бы, если бы они пронесли их дружбу сквозь жизнь. Но не более.
— Нет.
— То есть двусмысленные фразы подобного рода никогда не возникали?
Тут уже Билл напрягся. Даже не так: замер. Замер от удивления, будто его окатили ведром холодной воды.
— Не возникали… — Он произнёс это намного неувереннее, чем предыдущие ответы.
— Как вы считаете, объятия, касания, легкие нечастые поцелуи в щёку, отправление улыбок другому человеку приемлемо для друзей? — продолжала подобие допроса приятная девушка-психолог.
И тут Билл сдался. Даже не так: сломался. И впервые заплакал из-за своей неразделенной любви.
Но это случилось спустя год с лишним после признания. А сразу после него Билл испытывал огромную неприязнь к лучшей подруге.
Он всячески избегал Эмбер. Заблокировал её в соцсетях, в контактах телефона, старался не смотреть на неё и просто проходил мимо, когда встречал на улице. Раньше он очень радовался, что они соседи. А теперь практически это ненавидел.
Спустя неделю Эмбер заявилась на пороге его дома. Мама радушно приняла непрошенную гостью, а вот Билл практически озверел, когда увидел:
— Убирайся прочь! Пошла вон! — закричал Билл, пугая не только Эмбер, но и маму. При ней он никогда так не кричал. Она никогда не видела столь сильных вспышек агрессии сына. Просто потому что никогда не было повода. — Какого хрена ты вообще завалилась сюда?! Кто тебя здесь ждал? Уходи с глаз моих долой! Между нами все кончено! Не хочу больше общаться с тобой!
Бедная Эмбер не успела даже ничего сказать Биллу. Она ушла, и в последний момент Билл заметил, что у нее глаза на мокром месте. Тогда Билл этому даже был рад. Сейчас очень сожалел, что позволил себе сорваться на неё. А ещё корил себя за то, что мама лицезрела его внутренних демонов. Ведь раньше он был спокойным, беспроблемным подростком. А сейчас точно с цепи сорвался.
Это было ужасно. Но мама ничего, кроме как «Не стоило так, Билл», не сказала.
После этого случая Билл все время пребывал в тревоге. Тяготеющей его, сдавливающей грудь. Пусть он и порвал с Эмбер, пусть и не хотел видеть, это давалось непросто. Вот так рубить с плеча дружбу, которая длилась больше полутора десятка лет — сложно.
Билл из-за этого чувствовал себя одиноким и брошенным. Бросил он, но ощущал, что его. Он как будто лишился важной части себя. Словно ему отрубили конечность, но забыли наложить жгут, чтобы остановить кровотечение. Кровь била фонтаном из обрубка, и вместе с ней вытекали и жизненные силы.
Конечно, это не значило, что от него все вмиг отвернулись. Уже бывшие одноклассники, другие друзья, менее близкие, чем Эмбер, неоднократно предпринимали попытки увидеться, но Билл на все предложения отвечал отрицательно. Он вообще ни с кем не хотел встречаться (а еще боялся, что в какой-то из компаний окажется Эмбер).
Ему казалось, что он сам себя изолировал, заточил в одиночество. Но вернуть все, как раньше, уже не мог.
Он устроился на работу в кофейню на все лето и подальше дома, чтобы пересекаться с Эмбер как можно реже и чем-то занимать голову. Он научился делать все виды кофе, виртуозно орудовать кофемашиной, быстро принимать заказы у посетителей и так же быстро их делать, не теряя в качестве. Он даже научился делать милые рисунки на кофейной пенке.
Но это все равно помогало не до конца. Билл по-прежнему был взвинченным, так еще и уставшим. Все равно, приходя домой, мыслями возвращался к Эмбер. И подолгу не мог уснуть.
Спустя месяц его работы бариста в кофейню устроился странный тип. Мутный, если быть точнее. Звали его Луис. Улыбка у него отталкивающая, не такая, как у Эмбер — чёрт! Зубы желтые, взгляд пронзительный. Глаза постоянно красные.
Билл почти сразу заметил, что тот наблюдает за ним. Точнее, за его поведением. Это было неприятно.
Однажды, в конце рабочего дня, который Билл был вынужден провести с Луисом, тот подошел к нему с вопросом:
— Ты чего такой нервный все время? Случилось чего?
«Случилось — это мягко сказано», — подумал Билл, вспоминая, что уже больше месяца избегал Эмбер и злился на неё. Но вслух это не произнес.
— А тебе какое дело? — спросил он, не понимая причину заинтересованности коллеги.
— Могу помочь расслабиться, — подмигнул Луис.
А на вопрос Билла «Как?» достал пачку сигарет, в которой сигарет не было.
Там покоился лишь один косяк. Который Луис предложил Биллу скурить, обещая, что все напряжение мигом исчезнет.
Билл никогда не курил, поэтому от первой затяжки тут же закашлялся. Но спустя еще пару вдохов приноровился.
И его правда отпустило. Тело расслабилось, в груди распустился тугой клубок беспокойства. Словно стало легче дышать. И тело ощущалось легче. Голова пустая — никаких размышлений об Эмбер, о предательстве, об одиночестве. Но от этого и было сложнее думать. Мысли тягучие, как патока.
Домой он пришел в полном умиротворении и спокойствии. Хотя это больше походило на равнодушие. В любом случае, Билл наконец-то смог крепко заснуть.
Это стало началом его смерти — внутренней и почти физической.