Никто не имел желания посвящать Стефана в подробности истерики, несмотря на то что он снова стал её причиной. Ни Эмбер, ни Ален не были намерены разговаривать и после резких ответов сторонились его. Раз не хотели, то Стефан и не собирался навязываться расспросами.
Когда Ален вернулся, Билл подошёл к друзьям, чтобы все разузнать. Он был в более выгодном положении, ведь его не прогнали и даже зашушукались с ним. Говорили они тихо.
— Ну… ладно, — вполголоса сказал Билл. — Раз вы решили и тебе так будет лучше, то окей.
Ален поднялся к себе, чтобы собрать вещи. Эмбер и Билл устроились на кухне. Стефан не выдержал этот цирк и ушёл на кухню, накинув куртку.
Улицу припорошил легкий пушистый январский снежок. Для столь теплого штата как Калифорния это очень редкое явление. Обычно в месяце бывало только один-три дня, когда выпадали осадки, тем более снег. Наверное, этому явлению стоило уделить больше внимания ввиду уникальности, но Стефану не было дела. Так что он смахнул снег рукавом куртки с деревянных перил и, облокотившись на них, закурил.
Когда сигарета была выкурена до фильтра, из дома вышла непревзойденная троица. У Алена за плечами был рюкзак, причем не набитый до отказа. Значит, он не собрал все свои вещи и скоро вернётся. Это просто очередная блажь, так что рассчитывать на что-то серьёзное не стоит.
Эмбер одарила Стефана злобным взглядом. Он из принципа не будет допытываться и комментировать ситуацию. Он спросил раз, его проигнорировали и послали — всё. Ни за кем бегать не будет.
Так что, выбросив окурок, Стефан ушёл в дом и закрыл дверь на замок.
***
Следующий день прошёл спокойно. Ален вышел на работу и за всю смену ни слова не сказал Стефану. Он даже не смотрел в его сторону, избегал. У Эмбер и Билл был выходной.
Приятно было заходить в пустой дом, где никто не маячит перед глазами и не раздражает присутствием. После второй ночи, проведенной наедине с собой, Стефан поймал себя на мысли, что будет здорово, если Ален насовсем переедет к друзьям. Тогда в распоряжении Стефана будет двухэтажным дом со всеми удобствами да еще и бесплатно.
Раз так все хорошо сложилось и его теперь игнорируют и Ален, и Эмбер с Биллом до кучи, то можно никуда не сбегать. Обстоятельства сложились как нельзя хорошо.
Однако спустя четыре дня счастливую жизнь волка-одиночки нарушил Джоб. У Стефана был выходной, и вечером старик нагрянул, чтобы узнать, как они с Аленом поживают.
Кажется, он не знал, что Стефан и Ален вот уже четыре дня никак не поживают.
— Здорово, Стефан! — со смехом грохнул Джоб и обрушил хлопок своей ладони с толстыми пальцами на плечо Стефана. Стефан и бровью не повел, уже привыкнув. Его больше удивлял визит босса.
— Здоров. Какими судьбами, старик?
— Да забежал посмотреть, как вы поживаете. Можно? Чего ж топтаться на пороге, — Джоб шагнул в дом и закрыл за собой дверь. Стефан встал чуть поодаль, пока тот разувался. Посчитав, что Ален в какой-то из комнат дома, и не вышел, так как открыл Стефан, Джоб заорал: — Ален! Иди сюда!
Стефан поморщился от громкого вскрика, утонувшем в стенах, не дойдя до адресата. И это Стефан стерпел, на автомате ответив:
— Ален здесь не живет.
Джоб замер с ботинком в руках. Он хотел поставить его на полку для обуви, но остановился в полусогнутом состоянии с изумленно открытым ртом.
— Как это? А где он?
— С Эмбер и Биллом живет.
Джоб пришёл в себя и поставил-таки ботинки на полку, надел тапки. От последних подробностей он заметно повеселел, уровень его беспокойства снизился.
— А-а-а, понял. Ушёл к друзьям на ночёвку?
Стефан отрицательно помотал головой и развёл руками.
— Нет. Он здесь уже четыре дня не живет. Обиделся на меня непонятно за что и ушёл к ним жить. Эмбер тоже куксится, — обнадеживать и беречь «старика» Стефан, уверенный в своей невиновности не был намерен. Он не сомневался, что причина ухода возникла на пустом месте, поэтому вывалил все как есть.
Стефан думал, что они с Джобом вместе посмеются над глупостью обиды, но не тут-то было.
— Стефан, что ты сказал?
Джоб произнёс это с самой серьёзной интонацией, на которую только был способен. И тогда Стефан понял, что ничего они со смехом обсуждать не станут.
— Что такого между вами произошло, что Ален даже сбежал из дома, а? — густые брови Джоба с проседью сошлись на переносице, а сам он выжидающе глядел на Стефана, требуя ответ. Стефан неловко прочистил горло. Старик в таком тоне с ним ни разу за восемь месяцев не общался.
— Вообще-то он не сбежал, а ушел сам, — начал Стефан. — И к тому же…
— Стефан.
Джоб оборвал внезапно. Это было явно не то, что ему хотелось услышать. Стефан вырыл сам себе могилу, выложив как на духу информацию о произошедшем. Глупо было полагать, что Джоб встанет на его сторону и посмеётся вместе с ним: он на стороне Алена. Это его он первым позвал жить в дом, и насчет него он спрашивал, не обижает ли его Стефан.
— Что между вам произошло?
Стефан промолчал и отвел взгляд. Конечно, подобного и стоило ожидать, но все равно в груди поселились странные чувства, словно… Ожидания не оправдались. Будто Стефан ожидал совсем другой реакции.
(Это было похоже на ревность старшего брата к младшему: с младшим всё время сюсюкаются и всегда защищают, а на старшего вешают все шишки. Но Стефан сам никогда не поймёт глубинную причину этих чувств, а если и поймёт, то в жизни не признается).
— Сте…
— Да откуда я знаю! — в сердцах воскликнул Стефан. — Он поговорил с Эмбер, какого-то чёрта разревелся, собрал манатки и смылся! При этом на пару с Эмбер хотел испепелить меня своими глазёнками! Что я сделал, я не знаю!
Джоб с открывающимися подробностями шокировался пуще прежнего: его вновь поросшая щетиной нижняя челюсть отвисла. Как бы муха не залетела! Хотя сейчас зима, какие мухи…
— Ален плакал? — Кажется, из чужого крика души Джоб выцепил только это, чем еще больше раздосадовал Стефана. Никакого понимания в этом доме… — Господи, почему я узнаю всё только спустя четыре дня…! И никто мне не сказал: ни Ален, ни ты, ни Эмбер с Биллом… Ой-ёй-ёюшки хо-хо…
Джоб тяжело опустился в кресло, уперся локтями в колени, а на ладони обрушил лицо и просидел так с минуту, собираясь с мыслями. Стефана поразило, что Джоб это словно… Воспринял на свой счёт? Но причём тут он? Он же вообще никак не причастен к этой стычке! А выглядел так виновато, словно он отец, не доглядевший за детьми!
Наконец, Джоб поднял голову и воззрился на Стефана, но что значил его взгляд — прочитать было невозможно.
— Стефан, так не делается. Я поселил вас вместе, надеясь, что вы как-то поладите и найдёте общий язык. Ну, или хотя бы ругаться меньше станете, ибо быт вас объединит хоть на дюйм. Если Ален плакал, а потом шарохался от тебя, тому есть причина!
Стефан недовольно поджал губы. Нравоучения ему были ни к чему.
— Никто не просил тебя способствовать нашему сближению, старик! — Стефан считал, что этот поступок не иначе как причинение добра. Ведь правда, кто Джоба просил? Зачем решать за других? Это все равно ничего не изменило. Ален неисправим. И с ним Стефану в жизни не сладить. — И у него постоянно причины! А я ничего не сделал! Мне даже не потрудились объяснить…
— Стефан, тебе надо прийти к нему и извиниться. — Джоб решительно поднялся с кресла.
Внутри Стефана забурлил праведный гнев.
— Чего?! Мне-то? Перед ним? Ещё чего!
Джоб неодобрительно покачал головой, подошёл к Стефану. Он был ниже него сантиметров на десять, и разница в их силе была ощутимой. Но явно не в пользу Стефана.
Старик водрузил свою ручищу на плечо Стефана, и это уже был не дружеское похлопывание. На плечо точно положили камень, придавливающий к полу. Рука Джоба будто заставляла Стефана просесть и подчиниться. Теперь понятно было, почему возникла такая решимость.
— Сте-е-е-фа-а-ан, — протянул гласные в его имени Джоб, пытаясь достучаться, — ты обидел Алена. Прими уже этот факт.
— Да кого я, блин, обижал… — сквозь стиснутые зубы прошипел Стефан. — Если и говорил что-то, то лишь приструнить и…
— Стефан, заткнись, кому я сказал! — Джоб сердито прикрикнул на Стефана, опустил вторую руку на другое плечо и с нажимом усадил его на диван. — А ты думаешь, твои приструнения не могли его обижать?
Стефан хотел ответить колкостью, но из легких вышибло воздух: Джоб впервые на него повышал голос. Раньше он с ним только сюсюкался, а теперь… Когда изумление сошло на нет, Стефан шумно выдохнул через нос от раздражения, как разъяренный бык на корриде[1]. Красной тряпкой для него был пресловутый Ален. Все крутится вокруг Алена!
На языке чувствовалась горечь от испытываемых эмоций. Его точно кидали ради более милого и красивого, чем он.
— Его проблема, если он обиделся. Он должен знать своё место, — Стефан не сдавался.
Джоб вздохнул. Злость покинула старика, однако на её место пришло разочарование.
Это тоже кольнуло Стефана. Уж лучше бы Джоб злился дальше.
(Почему для Стефана это так важно? Может, потому что на мнение Джоба ему не все равно?)
— Стефан, не надо людям грубить направо и налево. Человек мог не иметь никаких злых намерений, а ты его оскорбляешь.
— Я его не…
— Стефан, помолчи и послушай меня! — Джоб вновь сурово посмотрел на Стефана, фактически обдал холодом своих слов, и для Стефана это было сродни ведру ледяной воды. Так что он неосознано послушался и «прикусил» язык. — Стефан, хватит ощетиниваться по поводу и без. Ну, вот скажи мне, что тебе сделал Ален, а? Вот чего тебе это дитятко сделало? Он и мухи не обидит, а тебя-то, лба здорового, чем задел?!
Стефан хотел возразить, что, между прочим, в этом дитятке почти два метра росту и он бесит лишь одним существованием, но решил промолчать. Тем более, что Джоб продолжил:
— Понимаешь, Стефан, — тот заговорил уже намного мягче, взгляд подобрел. Сейчас Джоб словно объяснял маленькому ребёнку, почему нельзя совать пальчики в розетку. — Не все люди плохие. И не против всех надо обороняться и защищаться. Ален, он вообще подружиться хотел с тобой. Я же вижу. А ты его обижаешь. И не смей возражать! Я это тоже вижу.
Стефан закатил глаза. Ладно, пусть так, раз Джобу нравится так думать. Пусть Стефан якобы обижает Алена. Да будет так, лишь бы Джобу легче спалось. Однако виноватым Стефан себя всё равно не ощущал.
— Окей, окей, — он в примирительном жесте выставил вперед руки, желая, чтобы от него побыстрее отстали, ведь руки Джоба все еще покоились на его плечах. — Допустим. От меня-то сейчас что требуется?
После того, с каким упорством Джоб распинался, ребенок все еще не понял опасности сования пальчиков в розетку, и ко всему прочему, спросил, что будет, если заснуть их в розетку мокрыми.
— Стефан, ты должен прийти к Алену и извиниться.
— Но…
— Это не обсуждается, Стефан. Ты сейчас пойдешь и извинишься лично. Под моим чутким присмотром.
— Старик…
— Стефан, ты забыл, с кем разговариваешь? Я твой босс и ты у меня работаешь неофициально. Понимаешь, к чему я клоню?
Глаза Стефана после этих слов чуть не вылезли из орбит. Джоб решил шантажировать его шатким положением на работе?! Что за кощунство!
Такого от Джоба он не ожидал.
— Ты вот так вот просто уволишь меня, если я не извинюсь?! Босс, это несправедливо!
Стефан вновь назвал его по должности, подчеркивая собственное недовольство. Но Джоб и бровью не повёл.
— Не уволю. Но я лишь напоминаю, что и со мной надо разговаривать уважительно. Я твой босс и старше тебя. Все, одевайся и пойдем. Это не обсуждается.
Джоб наконец отпустил его. Стефан поиграл желваками и почти сплюнул на пол от злости, но вспомнил, что ходит не по своему ковру прямо перед настоящим хозяином, и сдержался. То, что его тыкали как котенка в лужу, было унизительно. И Стефан стерпел, лишь потому что Джоб его босс и действительно может в любой момент уволить. Поэтому он со стариком и не конфликтовал.
Ладно бы только это унижение, но предстояло и другое, более крупное, свидетелем которого станет Эмбер. И ладно бы было перед кем унижаться, но Ален.
Лучше бы Стефан смылся в дни, когда веснушчатого не было дома, а Джоб ничего не пронюхал. Но отчего-то опять, в тысячный раз, решил, что можно еще подождать. Уж больно привык к тому, как комфортно в Калифорнии устроился.
Какой же отврат.
***
Чем ближе они были к дому Эмбер и Билла, тем тяжелее было двигать ногами. Асфальт словно плавился под ногами, прилипая к подошве обуви. Точно они приближались к самому пеклу личного ада Стефана, хотя на улице всего лишь тридцать девять градусов по Фаренгейту[2].
Не давал свернуть с пути сопровождающий Джоб. Он-то и вёл Стефана к нужному дому, ведь сам он адрес не знал. Стоя на пороге с одним обутым ботинком, Стефан принялся торговаться, предлагая позвонить Алену с телефона Джоба (ведь свой потерял), но старик был непреклонен.
— Стефан, не буди во мне зверя, выходи уже, — только и сказал Джоб.
Стефан уже понял, что своим поведением открыл новые грани злости старика, которые до селе были незнакомы.
Ну, это будут всего лишь пять минут позора. Стефан пробурчит невнятное «Извини» и смоется с глаз долой. Причем всех. Завтра же. Завтра его здесь не будет. Всё! Это стало последней каплей.
На вопрос, откуда Джоб знает адрес Эмбер и Билла, тот ответил, что как-то бывал в гостях. Оставалось неясным зачем и почему.
Вот они спустя минут пятнадцать ходьбы оказались в конце улицы и встали у одноэтажного дома, еще меньше, чем у Джоба (хотя дом старика небольшим у Стефана язык не поворачивался назвать). Такой маленький опрятный дом, облицованный серым. Крыльцо, как и нижние части несущих колонн, обделаны под камень. К дому пристроен небольшой гараж.
Джоб нажал на звонок. Стефан услышал, как за дверью раздалось мелодичное «Динь-дон». Внутри всё перевернулось. Не успел Джоб позвонить второй раз, как дверь открыла Эмбер.
— Босс? Какими судьбами? — улыбнулась она своему шефу, но тут её взгляд переметнулся на Стефана, и радость исчезла с лица. — А этот что тут делает?
— А, Эмбер, здравствуй, милая, — начал Джоб с улыбкой. — Мы как раз по поводу него к вам.
— Него? — Эмбер была озадачена.
Джоб повернулся к Стефану и глазами указал ему на Эмбер, мол, давай начинай. Но Стефан замотал головой, не собираясь объясняться. Он ни в какую не соглашался, и тогда Джоб уступил:
— Стефан пришёл поговорить с Аленом и извиниться.
— Извиниться?! — Эмбер теперь пребывала в полном замешательстве.
Меж тем из кухни её окликнули парни:
— Эмбер, кто там? — заголосил Ален.
— Эмбер, пусти тех, кто пришёл, за порог, либо сама выйди, но закрой дверь, по ногам несёт! — возмутился Билл.
Эмбер махнула на обоих рукой, все ещё изумленно взирая на двоих мужчин перед ней.
— Босс, сегодня не первое апреля, чтоб так шутить…
— Эмбер, милая, а я и не шучу, — хохотнул Джоб, окончательно смягчившись после встряски Стефана. Его забавляла растерянность сотрудницы.
Немудрено, ведь «извинение» и «Стефан» — слова из параллельных, давно не пересекающихся, миров.
— Это ты его надоумил? — не сдавалась Эмбер, так как в её голове это совсем не укладывалось.
Джоб широко улыбнулся.
— Скорее, образумил, — он посмотрел на Стефана, стоящего истуканом. — Стефан, скажи уже что-нибудь.
— Мгм, — промычал тот, напоминая, что всё ещё жив. — Так пустишь или нет?
Эмбер оглядела его с ног до головы, сомневаясь, стоит это делать или нет. Со Стефаном был немного-немало босс, плюс дома Билл, так что с поганкой справиться на раз-два.
— Проходите, — она отошла от двери, впуская обоих в дом.
Эмбер волновалась об Алене как о младшем брате. Когда она увидела впервые его, с такой доброй и лучезарной улыбкой, то обратила внимание первым не на неё, а на глаза. Карие, блестящие, живые, но… Полные вселенской грусти и боли. Многие в кафе покупались на широкую улыбку Алена, но Эмбер понимала, что за ней скрывается очень много.
Она в его высокой и худой фигуре видела что-то затравленное и надломленное, что Ален тщательно пытался скрыть, но от проницательного взора девушки это не утаилось. Она не знала, что конкретно случилось с Аленом, но то, что он устроился на работу спустя полтора месяца после совершеннолетия, уехав из родного города, и не имея за душой ничего — ни денег, ни вещей, ни кусочка еды — говорило о многом.
Единственное, о чем обмолвился в начале знакомства Ален, — что его родители выгнали из дома. И какими бесчувственными сухарями надо быть, чтоб швырнуть ребёнка сразу, как он стал юридически взрослым?! Ни с Эмбер, ни с Биллом родители так не поступали, впрочем… это уже другая история.
Итак, Эмбер поняла, что с семьёй у Алена не все в порядке. Так же она знала, что Ален — приёмный ребёнок, у него есть младшие брат и сестра, оставшиеся с родителями. Он часто им писал и звонил. На этом пока всё.
Но когда Ален, согнувшись в три погибели, плакал на её плече и неразборчиво шептал: «Мои родители…» — Эмбер так и не узнала, что они все-таки сделали. И приёмные ли? За четыре дня жизни с Аленом тот случай не вспоминался.
Эмбер было очень жаль Алена. Ему хоть и исполнилось восемнадцать, хоть он и был выше больше, чем на голову, Эмбер видела в нем ребёнка, отчаянно борющегося со всеми горестями, квыпавшими на его долю. Он ведь только-только стал взрослым, и у него нет поддержки от родителей. Вообще никакой. Он совершенно один, его просто бросили на произвол судьбы решать проблемы самостоятельно. А у него ведь даже образования нет! Он только-только школу закончил.
И ей так хотелось подойти к Алену, крепко-крепко обнять и сказать: «Ты молодец. Ты хорошо со всем справляешься. Не вешай нос, малой, ты очень сильный».
Да, ей очень хотелось назвать его «Малым», но она это не делала, как и не обнимала по такому поводу.
Вообще Алена все сотрудники кафе любят, это видно. Ну, по крайней мере, все относятся к нему положительно. Он же такой хорошенький! Всех очаровал своей улыбкой, со всеми приветлив и дружелюбен. Эмбер понимала: он очень хочет подружиться с каждым. И у него это отлично получалось. Все в кафе относились к нему, как другу, брату — младшему, которого хотелось затискать и заобнимать. В первый же день повара угощали его. А ведь Якоб, Боб и Питер жлобы ещё те, но Алену совали стряпню жён за милую душу.
Эмбер хотелось защитить и уберечь Алена от таких идиотов, как Стефан. Чтобы они ему ни настроение, ни жизнь не портили. У Алена и так не все гладко. А тут еще этот хмырь выёживается и права качает. Самоутверждается за счет более слабого.
Именно поэтому Эмбер была настроена скептически, но, раз его привёл босс, значит, дело приняло серьёзные обороты. Джоб оказывал на Стефана какое-никакое влияние, в конце концов, он его босс. Это был единственный, кто хоть на толику мог усмирить строптивость Стефана. Но почему босс нянькался с ним — загадка.
Они разувались и снимали куртки, когда Джоб заорал на всю прихожую:
— Ален! Иди сюда!
— Босс!
Ален, услышав голос шефа, бросил полотенце, которым вытирал вымытую Биллом посуду, и радостный поскакал, как горная лань. Они так и не были в курсе, кто пришёл, пока Джоб не заявил о себе — из кухни плохо слышно, что творится в прихожей.
— Босс, привет! — засиял Ален. Особенно рад он был всегда видеть Джоба. Джоб был очень приятным мужчиной, с теплом относился ко всем сотрудникам, как к своим детям. К Алену особенно (после Стефана, к сожалению). Наверное, он его тоже жалел.
Но, увидев рядом Стефана, Ален умерил пыл. Стал сдержаннее, явно расстроившись, что тот тоже пришёл.
Стефан повесил куртку и прошёл в гостиную.
— Нам поговорить надо, — с явной неохотой произнес он, да так, словно давно репетировал эту фразу.
Ален встал по стойке смирно и с места не сдвинулся.
— О чем?
Стефан тоже встал посередине гостиной, не зная, куда себя деть.
— Попросить прощения.
Джоб прошествовал в гостиную, только на месте этих двоих он прекрасно знал, где расположиться, и плюхнулся в кресло. Заинтересованный Билл оставил мытьё посуды. В этот раз Эмбер бы ему точно не высказывала, что он оставил всего лишь одну тарелку в раковине. Сама же Эмбер была не менее заинтригована: как только она закрыла дверь на замок, тут же ринулась в гостиную.
Все уставились на Стефана и Алена. Стефан стоял с засунутыми в карманы руками. На этот раз на нём был свитшот с длинными рукавами, так что шрамы не виднелись.
Ален молчал, не зная, что ответить. Все трое «зрителей» ждали продолжения от Стефана.
Стефан тяжело вздохнул, оглянулся за спину. С неудовольствием он встретился с тремя парами глаз, повернулся обратно к Алену и выпалил:
— Извини.
Эмбер шокировано открыла рот. Брови Билла против его воли поднялись. Джоб усмехнулся и непонятно кому показал большой палец: то ли себе за вправление мозгов Стефана, то ли самому Стефану за смелость.
Ален и сам был немало изумлен. Его руки заложены за спину, сомкнуты друг с другом, но он не переставал нервно теребить пальцы друг о друга, чтобы хоть как-то успокоить тревогу. Приход и разговор Стефана ввели в напряжение. Присутствие этого человека обнажило то, что Ален так тщательно скрывал — себя истинного: нервного, скованного, волнующегося.
Однако смотрел он на Стефана с вызовом, и это Эмбер в Алене поражало. Ален храбрился не напоказ, а совершенно искренне. Он пытался убедить, что не боится, не человека перед собой, а себя. Чтобы хоть как-то поверить в самого себя.
И как долго продолжается его внутренняя борьба?
— За что? — не колеблясь, спросил Ален. Ему нужна была конкретика. «Так его, мальчик мой!» — торжествующе подумала Эмбер.
Да, они не говорили с ним о родителях и глубинной причине слёз, но долго — наверное, часа три — в комнате Эмбер обсуждали, насколько пресекать любые попытки людей притеснять себя. Ален и сам понимал необходимость этого, но он не знал, как это делать. И Эмбер ему рассказала.
За год, что она провела на работе, зарабатывая на новый колледж, Эмбер ставила на место очень многих. Жизнь вынуждала. Точнее, люди.
Стефан оторопел от вопроса. Он-то думал, что выдавит из себя эту пресловутую просьбу, и на этом его задачи будут исчерпаны, дальше пусть сами разбираются. Но то, как дальше все разворачивалось, его начинало раздражать.
— Да откуда я знаю за что?! Вот там спроси! — Стефан указал куда-то себе за спину без особой конкретики. — Припёрли меня сюда насильно, ещё и допросы устраивают! Я вам кто?!
Он даже не представлял, как сильно всё испортил этими словами.
Он совершил немыслимую ошибку.
Каждый, наверное, подумал, что дальше падать некуда. Но Стефан постучал со дна.
Билл отвёл взгляд. Эмбер заметила, как его на висках вздулись вены, а сам он стал мрачнее тучи. Это значило лишь, что Билл едва сдерживается. А когда Билл не сдерживается, это кончается очень плохо для тех, на кого он зол. А сейчас тот зол неимоверно.
Кое-кому хана.
— Как ты смеешь, уёбище ты лесное, разговаривать так с моим другом?! — взревел Билл и подскочил с места, а Эмбер тем временем прикидывала, какой тряпкой лучше соскребать Стефана с пола и насколько сильное чистящее средство применять. А может, просто вызвать клининг?
Стефан не успел и рта открыть, как Билл взял его за грудки и ощутимо тряхнул. В его зелёных глазах не было ничего, кроме чистой ярости.
— Ты кем себя возомнил?! Пуп земли? Важная шишка? На ступеньку выше нас всех, раз позволяешь себе так высокомерно пиздеть? Чёрта с два! — крепче схватив свитшот, Билл приблизил Стефана, который и продохнуть не успел, к себе. — Что тебе сделал Ален? Жить тебе мешает? Убить тебя хочет? Что, что плохого он тебе сделал? Если он просто бесит тебя своим существованием, то дело точно не в нём!
Он с резким толчком отпустил Стефана. Тот попятился назад и едва удержал равновесие. На ногах все же остался. Он поправился свитшот и заскрежетал зубами.
— Ты нарываешься? — процедил он и подошёл к Биллу. Билл его был ниже — тут вообще не было никого, кроме Алена, выше Стефана. Наградил же Бог такого тупого… Силоа, в данном случае рост есть, а ума не надо?
Но Биллу была совершенно по боку эта разница в росте, весе и силе. Стефана он совершенно не боялся, и, думалось Эмбер, в драке он бы уделал Стефан спокойно.
— Нарываешься только ты! — зло ответил Билл, который и бровью не повёл от угрожающего вида Стефана. Оскорблённого Стефана. — Ты строишь из себя невесть что, а потом становишься обиженкой, когда тебя пытаются поставить на место.
— Кого-кого я из себя строю? Ну-ка повтори!
— Повторю. Десять раз повторю, чтобы до твоей тупой головы дошло, что ты и яйца выеденного не стоишь! А сколько самомнения. Запомни, я презираю таких, как ты. Всем сердцем презираю.
Билл ткнул пальцем в грудь Стефана, указывая, кого именно он презирает. Ситуация усугублялась, Эмбер и правда становилось не по себе: оба едва держались, чтобы не зарядить со всей силы по щам оппонента. Зная Билла, первым бы не сдержался он: это человек, который за близких глотки перегрызёт. А этих близких у Билла осталось совсем немного, так что он биться готов за них с ещё большим остервенением, чем те же пару лет назад.
— Я твоё презрение с лёгкостью переживу. Думаешь, мне впервой, а?
— Тогда понятно, почему ты всё время один. Ты специально настраиваешь людей против себя?
Эмбер знала Билла, но не знала Стефана. Его действия для неё непредсказуемы.
Так что она не ожидала, что Стефан замахнётся первым, чтобы ударить. И вот сейчас, хоть Эмбер в Билле и не сомневалась, она испугалась не на шутку. Джоб был на низком старте, готовый подскочить, но он вряд ли бы успел остановить Стефана вовремя.
Куда Стефан целился: в нос, в челюсть, в глаз?
— Билл!
Но удар не последовал. Билл всё так же стоял перед Стефаном с целым лицом, а вот взгляд Стефана уже был переключен куда-то не на него.
— А ты думал, я позволю бить своих друзей? Я всё ещё здесь.
Стефан шумно выдохнул через нос.
— Руку пусти.
— Сопротивляться перестанешь, и отпущу, — предупреждающе произнёс Ален. Рука Стефана, поднятая вверх и сжатая в кулак, остановилась на половине пути к лицу Билла, но с места не двигалась. Потому что Ален крепко удерживал её. Их руки дрожали, так как Стефан против силы пытался дотянуться до лица Билла, но ему это не удавалось. Через несколько секунд он все-таки бросил попытки, расслабился, и Ален отпустил. Рука Стефана безжизненно повисла вдоль тела.
Это ж с какой силой надо было сжать чужое запястье, чтоб останавливать его даже при сопротивлении?
Шокированы были все. Пожалуй, даже Стефан, хоть и тщательно это скрывал.
— Мне есть, что тебе сказать, — начал Ален, уже не заламывая пальцы за спиной. Настроен он был твёрдо. — Представь себе, ты оскорблял меня своими словами и поступками. Мне неприятно твоё отношение ко мне. Скажи мне, чем я заслужил звание «попрошайки», когда просто посмотрел на тебя, когда ты ел? Чем заслужил твой гнев, когда просто задал тебе вопрос в магазине? Ты кинулся на меня у холодильника, когда я просто задал тебе вопрос. Запугивал меня в ту ночь, когда я пытался узнать. Читал мои личные записи. Мне дальше перечислять?
— Избавь меня от…
— Не избавлю! — повысил голос Ален, которому явно осточертело столь гадкое отношение. И останавливаться он не собирался, потому что накипело и хотелось расставить все точки над «i». — Может, где-то я и правда лез не в своё дело и вёл себя некорректно, но это не значит, что на меня сразу надо кричать и резко мне отвечать! Зачем сразу грубить мне? Ты что, не умеешь нормально разговаривать?!
— Не умею, — парировал Стефан. Было заметно, что Билл снова начал закипать. Он точно втащит тому после ещё одной отмороженной фразы.
Ален возмущенно открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на берег. Нормальных слов у него, судя по всему, не осталось.
— Да хватит уже пиздеть! Хватит выёбываться! — заорал Ален, и в комнате воцарилась звенящая тишина, давящая на барабанные перепонки.
До всех с опозданием доходили отголоски матерных слов, сказанных Аленом.
Ален что, умеет выражаться нецензурно? И это как его надо было довести, чтобы выругался такой, как он?
— Я тоже человек, и у меня тоже есть чувства! Мне больно от твоих слов, понял?! — Ален распалялся. — Я к тебе всегда обращался с добрыми намерениями, я с тобой считался, а ты со мной — никогда и ни разу! В самом начале я старался тебе помочь! Ты бы купил без меня водку?!
— Я не просил её мне покупать, — возразил Стефан, и Билл уже начал прицеливаться кулаком в его лицо, но под звонкий крик Алена совсем забыл, что хотел сделать:
— Хорошо, не просил! Может, ты не просил тебя дёрнуть на тротуар, когда машина неслась по дороге со скоростью восемьдесят миль в час[3]! И точно не просил перед боссом тебя защищать, когда вы ругались из-за водки, я это понял! А дополз бы ты до своего трейлера без моей помощи?! Кто тебя выволок из зала в кафе, когда тебе стало плохо?! Ты сам?!
— Ален, миленький, ну перестань… — жалостливо произнёс Джоб. У того за своего самого младшего работника сердце кровью обливалось, и сам он понял, что идея с извинениями была невероятно провальной. Наверное, он винил себя за то, что вообще устроил эту затею. И, кажется, понял, что хватит Алену надрываться и распинаться перед Стефаном. Насколько ж надо все испортить, раз даже Джоб разочаровался в благоразумности Стефана?
— Босс, я не могу! Я столько лет терпел унижения, так ещё и от него, я… не могу так больше, — уже тише и спокойнее произнёс Ален. Кажется, встревание Джоба было необходимо, потому как Ален перевёл дух и хотя бы перестал кричать, а то голос бы сорвал. — Я же просто хотел с тобой подружиться, — пробормотал он, и тут же выставил руку перед Стефаном, приказав молчать. — Я знаю, что ты сейчас скажешь: «Я не просил со мной дружить». И бла-бла-бла. И врёшь ты, что не умеешь нормально разговаривать. Умеешь ты всё. И разговаривали мы иногда нормально. Просто ты не хочешь это делать. Ладно, ты сказал, что тебе не нужна помощь, я перестал так сильно лезть, хоть и не насовсем. Я пытался заговорить с тобой нормально, но в ответ слышал только унижения. Я устал. Это было моей ошибкой, что после того, как ты сказал, что тебе не нуждаешься в помощи, я пытался узнать тебя лучше и досаждал расспросами. Ты не видишь, что люди к тебе с добрыми намерениями обращаются. Ты вообще не замечаешь ни-че-го. Ты даже «Спасибо» не сказал, когда я тебя угостил горой своей еды! Ты просто ел, будто так и надо. А между прочим, тот брауни я сам приготовил! Всё.
Ален ещё раз посмотрел в глаза Стефану и ушёл на кухню — до конца вытереть посуду. Хотя она за время этой стычки уже сама могла высохнуть. Да и сохнуть там, кроме как остаткам еды на несчастной одинокой тарелке в раковине нечему — Билл все сам вытирал и убирал по уходе Алена.
— Я жить с тобой больше не хочу и не буду. Эмбер сказала, что мне надо учиться выстраивать личные границы. Вот я и буду. Босс, — на этом моменте у Алена вдруг дрогнул голос. И хоть он ко всем стоял спиной, было очевидно, что он едва сдерживал слёзы. — Босс, спасибо за возможность просто так жить в вашем доме. Он у вас замечательный. Но я там находиться не могу. Мне там плохо. Здесь лучше.
Последние слова он сказал медленно, чтобы они прозвучали четко. У Алена кончились силы сдерживаться: он уткнулся лицом в изгиб локтя и тихо заплакал.
Эмбер бросилась к другу и приобняла его. Обратилась к Стефану, говоря со всем гневом, на который была способна:
— Уходи из нашего дома и больше никогда сюда не возвращайся!
— А если посмеешь, я тебя реально изобью до смерти, — закончил Билл, который вслед за подругой поспешил к Алену.
Они усадили Алена за обеденный стол. Эмбер села рядом, гладя его по спине, а Билл принялся наливать воду в стакан.
Джоб с кряхтением поднялся с кресла и поплелся в прихожую.
— М-да… — только и смог вымолвить он. — Ребятки, извините меня, пожалуйста, я не думал…
— Босс, не вините себя, — отозвалась Эмбер. — Вы же не думали, что так получится. Мы понимаем, что вы хотели, как лучше.
— Эх, и то верно. Я ведь правда хотел как лучше…
— Вы сделали все, что могли, — уверил Билл.
Стефан смотрел на спину плачущего Алена, на кружащихся перед ним друзей, которые теперь железобетонно ненавидели его. На разочарованного Джоба. И ему стало вдруг так стыдно. Стыдно, что все случилось по его вине, что он такой моральный урод, раздувший все до абсурда.
Он направился не в прихожую, где его ждал Джоб (а точно ли теперь он его ждал?), а в кухню. Заметившие это Эмбер и Билл приняли взъерепенились, готовясь биться до конца.
— Пошёл прочь!
Но Стефан не послушал их. Он даже не понял, кто конкретно это сказал, потому что сфокусировался не на них.
— Ален, — позвал он, и тот дрогнул. Медленно развернулся и покосился на него. Лицо все заплаканное, мокрое от слез. Глаза красные. Он шмыгнул носом.
Стефан тяжело вздохнул, собираясь с силами. Опустил взгляд в пол, чтобы не видеть лиц напротив. И снова выпалил, но уже как-то по-другому:
— Ален, прости меня. Пожалуйста. Извини за всё, что я сделал. Мне правда жаль.
И сказал он это совершенно искренне, от всего своего сердца — ну, или от того, что от него осталось.
В доме воцарилась тишина. Снова. Но такой её Стефан уже давно не помнил.
Та, что возникла после крика Алена, била по ушам, и до неё можно было дотронуться — она бы захрустела в руках.
А эта окутывала, подобно туману.
***
— И что дальше? — спросил Билл, ставя перед Аленом стакан, оставшийся не замеченным.
Что-что? Словно Стефан знал.
— Ты уже извинился, и к чему это привело? — напомнила Эмбер, выпустив друга из объятий. — Хочешь на второй круг?
Стефан стоял с вновь засунутыми в карманы руками. Ончувствовал на себе два гневных и один нечитаемый взгляды. И не знал, жалел об этом или нет.
— На этот раз я понимаю, за что извиняюсь.
— Да ладно, и за что же? — нападала Эмбер. — Приведи пример.
Стефан облокотился о проём, разделяющий кухню и гостиную.
— За то, что по-свински обращался с тобой, Ален, — Стефан специально обратился к нему, потому что он извинения приносил только ему, а не кому-то ещё. — За то, что наплевательски относился к твоим чувствам. Да, признаюсь, я вообще о них не заботился. Мне было плевать, — Стефан чувствовал сильное желание Эмбер вонзить свои длинные черные ногти ему в глотку. Тогда это была вилка, сейчас ногти. Честно говоря, ногти Эмбер пугали больше. — Но сейчас мне правда жаль. Я не думал, что настолько сильно ранил тебя.
— Ты никогда «не думал», — не унималась Эмбер. — Потому что ты опять же ничего не замечаешь дальше своего носа.
И в этот момент Стефан понял, что от него ждала Эмбер в день ухода Алена. Она хотела, чтобы он произнёс «Спасибо», прямо как в тот день, когда поблагодарил её! Все пазлы в голове встали на места, путь и с сильным опозданием. Пусть и когда Ален уже прямо указал на причину своего и — логично — её негодования. Точно! Понятно теперь, почему они оба были злы…
— Определенные обстоятельства заставили меня стать сущим эгоистом, — в кой-то веки согласился Стефан. Пожалуй, впервые за долгое время он задумался, как губительно сказывался на некоторых людях его эгоизм. Стефан задумался над этим только сейчас, но сколько же на свете людей, на чьи чувства Стефан плевал с высокой колокольни? И не счесть. Кто-то из них умер, кто-то при смерти, кто-то ещё жив.
— Где же гарантия, что впредь такого не повторится? Мало извиниться — надо больше так не поступать, — вставил Билл и отхлебнул воду из стакана, который приготовил для Алена.
— Э… ну….
А вот об этом Стефан не подумал.
И тут к ним присоединился разувшийся Джоб. Он облокотился о противоположную сторону проёма.
— Стефан, а, Стефан, давай вместе сделаем гарантию?
Стефан заинтересованно воззрился на старика.
— Какую?
Джоб улыбнулся во все тридцать два зуба. Он был таким довольным, что походил на кота, объевшегося сметаны. Вероятно, он придумал что-то нечто грандиозное — по крайней мере, он так считал.
— Впредь о твоём поведении мне будут докладывать Эмбер, Билл, особенно Ален, — начал он, и Стефану даже это перестало нравиться. — И, если я узнаю, что ты обижаешь Алена, то я буду урезать твою зарплату на двадцать пять процентов.
У Стефана от шока округлились глаза, а рот открылся сам по себе.
— Ты что, опять шантажируешь меня работой?! Это нечестно! Зачем впутывать наши личные отношения в работу?!
Но Джоба это только забавляло: он громко расхохотался, так что, кажется, стены затряслись. А может, это самого Стефана затрясло от несправедливости.
— Ну, это зато прекрасный рычаг давления на тебя, — продолжал лыбиться Джоб и, если бы он не был начальником… Прости, Господи, грешную душу Стефана… Хотя в Бога он уже не верил.
Эмбер и Билл выглядели удовлетворенными такой перспективой. По их лицам было очевидно, что они наябедничают на Стефана при любом удобном случае. Вот же крысы.
— Ребятки, я отношусь к вам всем, как к своим хорошим друзьям, это минимум — заговорил уже серьёзнее Джоб, — максимум — как к детям. И я воспринимаю свой коллектив, как семью. Поэтому я бы хотел, чтобы мы жили дружно, тем более под одной-то крышей нашего кафе! Детки, обязательно рассказывайте, что у вас происходит, кто кого обидел! И не утаивайте от меня. Не замалчивайте проблемы и не оставайтесь наедине с ними. Папочка обязательно со всем разберется!
Джоб снова заржал — от того, что назвал себя не «dad» и не «father», а «daddy». Эмбер спрятала смешок в ладошке, а Билл усмехнулся одним уголком губ. Они определенно были согласны с боссом. В отличие Стефана, но его никто сейчас слушать не собирался. Сейчас он чувствовал себя чёрной овцой в семье[4].
— Не думай, что я просто так прощу тебя, — подал голос Ален, который уже перестал плакать, а его глаза уже не были настолько красными. — И даже твоя урезанная зарплата не аргумент.
— Мне урезать вполовину, Ален?
— Эй!
— Нет, — на удивление ответил Ален. — Хотя идея неплохая, — в этом момент Стефан чуть не затопал ногами от возмущения, — но я о другом. Я прощу тебя, Стефан, если ты расскажешь мне о себе.
Стефан недоуменно уставился на него.
— Что ты хочешь узнать?
Ален улыбнулся впервые с его визита.
— Всё. Понемногу, конечно. Растягивая удовольствие. Мне интересно послушать, как ты ко всему этому пришёл.
— Ты серьёзно мне веришь?
Они говорили абстрактно и расплывчато — так, что понимали друг друга только они вдвоём. Джобу, Эмбер и Биллу оставалось непонимающе хлопать ушами и строить теории о теме разговора.
— Верю, — убедительно произнёс Ален. — Я же вывел тебя на чистую воду.
— У меня есть по этому поводу вопрос. Но я задам тебе его позже.
— Я на него отвечу, если будешь хорошо себя вести. Так что, по рукам?
Стефан скривился от фразы «если будешь хорошо себя вести». Он не в детском садике, Ален не его няня и не мама, обещающая дать леденец за хорошее поведение. Но вот урезание зарплаты на четверть, а то и на половину не сулило ничего хорошего. Что ж, Джоб был прав: это прекрасный рычаг давления.
— По рукам, блин.
На удивление, Ален первым протянул руку. Стефан вообще был удивлен, что после всего Ален готов пожимать его ладонь. Неужели правда простил? Неужели такой отходчивый? Стефан только хотел съязвить, что это его погубит и он со своей добротой нарвётся на людей хуже, чем Стефан (хотя сейчас в этом доме для Алена не было человека хуже Стефана). Однако Стефан прикусил язык и промолчал. Молчание — золото. Буквально.
Итак, они пожали друг другу руки, Билл разбил их рукопожатие, и между ними возникло хрупкое равновесие.
А у Стефана, кажется, появился тот, кому можно с его же разрешения присесть на уши, часами рассказывая о своей нелёгкой судьбинушке. Ладно, общение с Аленом в таком случае — не самое худшее, что со Стефаном случалось.
В конце концов, у него никогда за все полтысячи лет жизни не было человека, который верил в его бессмертие и который готов был послушать истории его жизни.
(Это то, чего Стефану все эти годы не хватало, но признается ли он в этом себе?)