— То есть, у тебя все началось с травы?
— Ага. Луис предложил продавать мне её. Ну, я платил за траву, а он её без проблем давал. Говорил, что у него есть связи из Мэна[1] — там легализована продажа марихуаны. Честно, я не знаю, насколько это правда, но звучит, как по мне, не очень складно. Хотя кто знает. Если бы он сказал, что ему её привозят из Калифорнии, я бы точно не поверил.
Ален молча кивнул. Вступать в дебаты по поводу распространения травы он не мог, к счастью, из-за неимения знаний.
Билл продолжил свои откровения.
— Когда я закурил, жить даже стало легче. Точнее, не настолько невыносимо. Все чувства притуплялись, и мысли об Эмбер не приносили так много боли.
«Больше не больно о любовь спотыкаться
Лекарство от насущных проблем»[2]
И из-за этого было легко выдерживать случайные встречи Эмбер. Как ни крути, то было неизбежно. Шагая по собственной улице, Билл хотел, чтобы Эмбер ровно в этот момент выглянула и заметила по его лицу, как тому теперь плевать.
«Мимо я пройду — появись в окне»[2]
К слову, Билл не сразу и не резко порвал связи с одноклассниками и всеми причастными к Эмбер. В первую неделю он тусил с ними, хоть и без былого энтузиазма. После того, как Эмбер приперлась к нему, Билл залег на дно на несколько дней. В эти дни ему все написывали и написывали, но он отвергал приглашения в кафе, на вечеринку, на пикник.
Когда на горизонте маячила вероятность попадания Эмбер в компанию, Билл сразу сливался. Придумывал сотни причин, чтобы не видеться. Он вообще после признания всегда спрашивал, кто пойдет гулять. Если проскакивали фразы «Может быть, Эмбер», «Эмбер обещала прийти», то тогда включалось оказавшееся богатым воображение Билла.
Ему всегда писали лично. В общем чате класса он не отвечал, даже если его отмечали. Просто потому что не хотел видеть аватар Эмбер — настолько все было плохо.
Он выключил в чате класса уведомления, и каждый раз, когда его спрашивали, почему он не отвечает там, говорил, что беседа терялась в общем списке диалогов.
После очередного предложения потусить, вопроса о составе компании, числящейся в ней Эмбер, а затем и отказа, одноклассница — та самая Грейси, с которой Эмбер ворковала на выпускном, которая была её хорошей подругой и её же кинула в плохие времена — вдруг не выдержала и застрочила:
«Знаешь, Билл, мы не тупые и понимаем, что ты морозишься от Эмбер, поэтому постоянно сливаешься, когда она собирается тусить с нами»
«Это тупо, Билл, ты ведешь себя, как ребенок»
«Вы же столько лет дружили, неужели ты из-за её отказа смоешь вашу многолетнюю дружбу в унитаз?»
Когда Билл читал это, внутри бурлило и закипало. Он стиснул зубы от злости и едва держался от того, чтобы выкинуть телефон в окно или на худой конец разбить о стену.
«Ты ничего не понимаешь»
Она ничего не понимает! Она не знает, что было на самом деле. Она не знает, какие отношения были между ним и Эмбер. Она лишь слышала. Она лишь видела. Краем глаза, краем уха, но не зная сути.
Даже если ей что-то говорила Эмбер — а она, скорее всего, говорила, ведь те были подругами — это не дает ей права давать советы!
«Окей. Будь по-твоему»
И вроде бы тема замялась. К этому больше не возвращались, Билл остыл и перестал злиться. Спуся несколько дней его снова позвали кутить, и он решил: почему бы и нет. Обещали, что Эмбер не будет.
Но когда пришел в назначенное время, в назначенное место и увидел её, все внутренности скрутились в тугой узел. Билла охватила ярость, граничащая с паникой. К горлу подступила тошнота, и его чуть не вырвало. Вырвало бы, если бы он опять не сбежал.
Все та же Грейси снова в личным сообщениях начала отстаивать подругу перед ним, мудаком:
«Идиот»
«Мы специально приглашали Эмбер, надеясь, что вы поговорите. Надеялись, что ты созреешь для конструктивного диалога. Ты постоянно отказывался. Надо было, наверное, тебя схватить и не отпускать, чтобы ты наконец заговорил с ней»
«Мы надеялись на твое благоразумие. Но увы»
«Что с тобой стало? Ты ведь адекватный. Но так взъерепенился… совсем на тебя не похоже»
«Иди нахуй», — коротко, но жестоко ответил Билл. Правда, отправил ещё одно сообщение, но уже для того, чтобы поставить точку:
«Я не хочу больше общаться ни с кем из вас, сводники вы ебучие»
А потом заблокировал Грейси.
Впоследствии Билл очень жалел об этом поступке.
Все одноклассники были в курсе отвержения Билла — это произошло буквально на их глазах.
Они так-то челы замечательные. В классе всегда были хорошие отношения. Это удивляло многих учителей. Никогда не было такого, чтобы кто-то с кем-то сильно ссорился, чтобы возникали расколы, междоусобицы, травля. Да, конечно, сформировалось несколько компаний из пяти-шести человек, общающихся более близко, но не было проблемой собраться вместе на вечеринку. Рождество, дни рождения они праздновали вместе. А если кто-то и не закатывал огромную пати по случаю того, что на год приблизился к смерти, его всегда поздравляли и скидывались на подарок. Такой вот хороший был класс.
И, видимо, все сплотились для того, чтобы помирить Эмбер и Билла. Поэтому Билла звали гулять — сначала без Эмбер, чтобы тот расслабился, раскачался. Потом начали говорить, что хотят, чтобы Эмбер была. То есть, с Биллом считались. Тот продолжал выкобениваться, и они взяли инициативу в свои руки. Однако это стало для Билла контрольным в голову.
Билл был так рассержен, что даже обрадовался, что наконец-то больше не нужно было придумывать отговорки, думать о том, когда же уже можно будет пойти домой. Больше не нужно было терпеть и перебарывать скуку.
Эти люди плевали на чувства Билла. Они были больше на стороне Эмбер, чем на его. Они пытались сделать все, чтобы стало хорошо Эмбер, но не ему.
«Мой лучший друг — одиночество
Человечество не заменит мне
Слов несказанных множество»[2]
Не нужны Биллу такие друзья. Биллу вообще больше не нужен никто из тех, с кем он общался.
«В моей комнате холодно
И закрыта дверь, среди всех потерь
Я выбрала одиночество
Никого не жду, никому не верь»[2]
Но так он считал, наверное, лишь в первые дни. Потом стало хуже. Так глупо было рвать с хорошими людьми из-за глупости. Конечно, не прямо из-за этого они окончательно отвернулись от Билла. На этом этапе еще все можно было вернуть. А вот потом…
Итак, вот в том числе из-за этого Билл и был на взводе. Все переживания в купе с мыслями об Эмбер, видимо, настолько сильно отражалось на лице, что к нему подошел Луис.
Луис оказался неплохим парнем. Да, странным, да, зубы гнилые, и он какой-то несуразный, болезненно худой, глаза вечно красные. Но он все равно неплохой.
Билл затусил, в конце концов, с ним и его компанией.
Вместе они курили, и на траву Билл сливал достаточно денег. Ну а что, зачем он тогда вообще работать устроился? Чтобы тратить!
Все было ровно из-за курения травы вплоть до зимы. Билл работал, неплохо учился в колледже, курил. Жизнь стала идти нормально благодаря куреву.
Правда, без косяка он вообще перестал обходиться. Не покурит на ночь — не уснет вовсе, либо очень поздно и все равно не выспится, будет уставшим.
Мысли стали все чаще вертеться вокруг травки. «Эх, покурить бы сейчас», — проносилось в голове, когда Билл готовился к занятиям, разговаривал с родителями, ел, сидел на унитазе.
Начались зимние каникулы. Билл сдал сессию на положительные оценки. Из планов на каникулы было лишь работать да курить.
На самом деле компания Луиса и его друзей, таких же желтозубых и худых, несильно впечатляла. Чуваки эти были не очень интересными личностями, но Билл мирился с их присутствием только из-за снабжения травой. Конечно, он опять терпел, но всяко лучше, чем пытаться вынести компанию одноклассников. По крайней мере, так тогда казалось Биллу.
Он всячески прятался от родителей, стараясь быть не пойманным за курением. Конечно, он уже был совершеннолетним, но все равно пока жил с ними. Они явно бы не одобрили «увлечение» сына.
К счастью, скрываться удавалось хорошо, и в семье возникла иллюзия, что все наладилось. Билл больше не замыкался, что было хорошим знаком для родителей. Вообще он не замыкался, потому что ему было плевать. На все. Он выходил к родителям всегда накуренный. Голова тогда опустошалась, мысли хоть и медленнее формировались, но говорить было проще. Как будто исчезала внутренняя преграда, подобная заслонке.
Мать и отец старались быть очень деликатными с ним. Они не расспрашивали об Эмбер, наверное, надеясь, что Билл однажды сам по этому поводу заикнется. Но Билл так ни разу и не обмолвился насчет Эмбер, начиная с выпускного. Поэтому в доме воцарилось странное молчание. Все ждали, но разного: родители — что Билл начнет говорить, а Билл — что родители никогда не заговорят на эту тему.
Экзамены у Билла закончились до Рождества. Это Рождество должно было стать первым, не проведенным в компании Эмбер. Билл морально приготовился к этому.
Однако у Эмбер были свои планы на этот счет.
Билл вернулся после последней рабочей смены перед Рождеством. Он вошел домой как обычно, стал раздеваться. Его встретила мама, которая выглядела как-то странно. Будто готова была преподнести праздничный подарок уже сейчас.
Билл курил перед приходом домой, чтобы снять усталость после рабочей смены.
— Что такое? — поинтересовался он, когда мама забрала из его рук куртку, чтобы отнести в гардеробную.
— Тебя на кухне ждет сюрприз, — с заговорщической улыбкой и подмигиванием ответила мама и ушла. — Иди посмотри.
Билл, не имея представления о том, что его ждет, двинулся на кухню.
И этот «сюрприз» сидел на кухне, попивая чаёк из кружки, из которой всегда её пил. Этот «сюрприз» разместил еще один сюрприз, только уже настоящий, в коробке и с большим упаковочным бантом, на стуле рядом с собой.
Сердце опять пустилось вскачь.
— Ты что здесь забыла? — с вызовом гаркнул Билл, оставшись стоять в метрах трех от стола. Дальше приближаться он опасался.
Эмбер среагировала не сразу. Но затем, будто отмерев, поставила кружку на стол, повернулась к нему.
— Билл… — тихо начала она, словно боялась спугнуть. — Я пришла поговорить.
Билл старался держать себя в руках. Но его задело то, что мама пустила Эмбер на порог, хотя он думал, что было очевидно: Билл не хочет её ни видеть, ни слышать. Он считал, что по его молчанию, длящемуся полгода, было понятно, что все, это конец.
Но, видимо, никому это не было понятно. Точнее, никто не пытался Билла понять.
— Нам не о чем с тобой разговаривать, — как можно более спокойно произнес он, даже глянув на бывшую лучшую подругу. — Зачем ты сюда явилась? Тебя кто-то звал?
— Я её позвала, Билл, — послышался голос за спиной, и это было подобно ножу в спину. Билл тогда смог вовсю ощутить смысл этой фразы — на физическом уровне.
— Ты? — с холодным удивлением повернулся он к матери. Как же хорошо, что он скурил косяк перед этим, иначе бы сейчас по дому летали стулья, посуда и ложки с вилками.
— Если быть точнее, я попросила разрешения у твоей мамы прийти сюда, Билл. Нам надо поговорить. Пожалуйста, Билл, давай все обсудим, — поднявшись из-за стола, сказал Эмбер и двинулась в его сторону.
«Что же, моя ты хорошая,
Снова лезешь в грязь,
Чтоб потом кричать?
Я выбрала одиночество
Забери слова, сколько можно врать»[2]
— Ты и так все уже сказала. Мне от тебя больше ничего не нужно. — Да, злость ощущалась, но она никчемно бултыхалась на самом дне души, придавленная действием марихуаны. Оно было тяжелым, обволакивающим. Глушащим чувства.
Билл ощущал только усталость. Он сейчас хотел бы испытать ярость, чтобы взреветь подобно зверю, напугать Эмбер еще больше, чем в прошлый раз. Видимо, тогда ей не так сильно было страшно, раз она посмела пересечь порог его дома снова.
— Билл! — воскликнула мама, но тот не обратил на нее внимание.
— Я прошу тебя, дай мне шанс. Давай обсудим. Мы же с тобой ссорились, такое бывало, но мы же всегда шли навстречу друг другу, садились за стол переговоров. Искали компромисс, выслушивали друг друга. Делились претензиями, наболевшим. Почему мы не можем сделать этого снова?
Интонация Эмбер была почти умоляющая и такая из-за этого жалкая. Билл измученно прикрыл глаза. Как же он от всего этого устал.
— Если я за полгода не заговорил с тобой, заблокировал тебя во всех соцсетях, обрубил все попытки твоих помощничков достучаться до меня, это, наверное, о чем-то да говорит? Например, о том, что я не намерен ничего обсуждать?
Казалось, он разговаривает со стеной. От всех его слова отскакивали как об стенку горох. Никто не мог уловить посылов Билла, все делалось ему наперекосяк.
Они не стены. Они идиоты. И сейчас Билл разговаривал с самой большой идиоткой.
— Ты мне очень важен! — заладила Эмбер, чуть ли не падая на колени. — Я не хочу терять тебя просто так, Билл! Пожалуйста… Мы же столько вместе прошли, столько преодолели… Что случилось? Я не могу без тебя. Ты для меня самый близкий человек. Ну, пожалуйста, Билл!
Она унижалась перед ним, действительно пытаясь вымолить попытку загладить вину. Сейчас лепетала о том, как дорог ей Билл, но она помнила вообще, что сказала тогда, на выпускном? И что делала до того, как отвергнуть? Какие действия совершала по отношению к нему?
«В полночь теряешь сознание
Убегаешь вновь, где твоя любовь?
Шепчет при Луне обещания
И кидает в ров из шипов и роз»[2]
Сначала клялась в любви, а потом пошла на попятную со словами: «Ой, прости, я люблю тебя как друга». Сейчас клянется в ценности Билла для неё, но что она скажет потом?
Биллу это надоело.
Он подошел к Эмбер, и в глазах той блеснула надежда. Но напрасная.
Потому что Билл подхватил её за локоть и потащил к выходу.
И отпустил только у входной двери.
— Обувайся.
— Билл…
— Обувайся живо! — наконец прикрикнул он, хоть и не получил никакого удовлетворения.
Тем временем Билл ушел в гардеробную, снял с вешалки куртку Эмбер, которая пахла все теми же духами, что она использовала всегда. Сунул ей в руки куртку, открыл перед ней дверь и выставил за порог.
— Забудь дорогу сюда навсегда.
Он взглянул на ноги Эмбер. Та, к счастью, обулась — пуляться ботинками не придется. И захлопнул дверь. Щелкнул замком.
А когда развернулся, то встретился с недовольной матерью.
— Билл, это было отвратительно, — вдруг с нажимом заговорила с ним она. Все ласковые интонации из её голоса пропали, налились сталью. — Нельзя так с ней. Да вообще ни с кем нельзя. В кого ты превратился? Вечно всем грубишь, стал отстраненным и злым. Этому ли мы тебя с отцом учили? Я не узнаю тебя. Немедленно иди и извинись перед бедной Эмбер!
Последнюю фразу она произнесла жестче всего, видимо, чтобы произвести эффект на Билла. На него ведь никогда не кричали родители. И он на них тоже никогда не кричал. До недавнего времени.
Билл вздохнул изможденно. У него начала болеть голова.
Он направился в гардеробную, взял оттуда свою куртку. Затем поднялся в комнату за телефоном и деньгами. Конечной станцией стала кухня. Он подхватил коробку с рождественским подарком от Эмбер и с силой запихал её в мусорное ведро.
— Ты пошел извиняться перед Эмбер, я надеюсь? — не сбавляя оборотов, спросила мать.
— Я просто пошел отсюда, — буркнул Билл, быстро обулся под крики матери и ушел из дома.
Конечно, не этому учили его мать и отец. Они учили его быть хорошим. Всегда помогать другим, всегда относиться ко всем с почтением, уважать женщин, стариков, да и в принципе взрослых, защищать младших. Нельзя никого бить, оскорблять. Драться нельзя, лучше решать все конфликты мирным путем. В ссорах с кем-то стараться прийти к компромиссу. Важно соблюдать правила. В урну бросать мусор. Уступать место бабушкам и дедушкам в автобусе. Говорить спокойно, не выражаться нецензурно.
Короче, всегда быть вылизывать свой образ до идеала. Подгонять себя под идеальность.
Билл старался. Он с детства видел идеальных маму с папой — они были просто замечательными. Почти сахарными. У них были хорошие отношения. Идеальные. Они сами идеальные. И Билл пытался быть таким всегда.
Он старался поддерживать со всеми хорошие отношения. Быть милым и дружелюбным для всех. Он старался быть хорошим мальчиком.
Но хорошие мальчики и девочки всегда от своей «хорошести» страдают. Их теневая сторона разрастается, а потом пожирает.
Говоря по чесноку, Билл никогда не был идеальным. Он никогда не был тем прекрасным образом, который построил для окружающих. Он иногда думал о ком-то, с кем у него нормальные отношения, плохо. Проскакивали мысли: «Боже, какая же она страшная в этом платье», «Как же меня он бесит!», «Да когда ты завалишь уже свою пасть?!», «Исчезни уже по-братски, а?», « Вы меня все достали!»
Он знал маты и очень много матерился в мыслях. Он думал о людях плохо. Представлял, как тех, с кто ему не нравится (но он делал вид, что нравится, чтобы никого не обидеть), бьет по морде кулаком. Он представлял, как запинывает тех, кого прощал (и кого на самом деле не хотел прощать). Он завидовал. Он не желал общаться с некоторыми.
Билл соглашался делать что-то, чего не хотел, чтобы не обидеть других. Билл прощал тех, кого не хотел. Билл продолжал выполнять просьбы, которые выполнять не хотел. Билл следовал указаниям, которым следовать не хотел. Билл соглашался на условия, которые его не устраивали. Билл был всепонимающим и всепрощающим. Ну он же хороший. Он же всегда протянет руку помощи!
Как же он заебался быть хорошим.
И вот когда Эмбер ему отказала, то все, у Билла сдали тормоза. Мало того, что та поступила хреново, так он и устал входить в чье-то положение.
Он опять стоял перед выбором: принять, простить, понять, что другому человеку тоже тяжело, или послать все нахер и не прощать.
Билл никогда не отказывал в прощении. Ко всем относился лояльно и снисходительно. Но никто к нему так не относился.
Как показал этот случай, все ополчились против него. Все говорили, какой он плохой.
«Ты же был адекватным», — от Грейси, ставшей лицом всех одноклассников.
«Я тебя не узнаю», — от матери (и отца тоже).
«Что случилось?», — от Эмбер.
Ах, ну поглядите же, Билл не такой хороший, каким его знали! Какое горе.
Да, черт возьми, Билл плохой. Он всегда был плохим. Он лишь изображал хорошего. Иногда специально пытался доказать свою «хорошесть», чтобы пустить людям пыль в глаза и чтобы они не поняли, что Билл на самом деле плохой. И не отвернулись от него.
Но вот Билл стал плохим. И потерял все.
Позднее он в терапии понял, как же эти рассуждения были абсурдны. Нет, корень зла понятен, он имеет место. Причина его срыва, в общем-то, верная, но Билл в своей искаженной рефлексии свернул явно не туда, запутался в суждениях и еще больше потонул в омуте.
Итак, ставший плохим Билл в день, когда сбежал из дома, первым делом набрал Луису.
«Чувак, ты свободен? Могу к тебе прийти?»
«Что-то случилось, бро?»
«Да»
«Нужна помощь?»
«Очень»
Скуренный после работы косячок как назло был последним. Биллу нужно было еще.
Но Луис вдруг предложил не траву, а протянул маленький прозрачный пакетик с несколькими таблетками.
— Втаращит сильнее.
Луис за компанию с Биллом захавал одну таблетку, назвав её ласково витаминкой.
От этой витаминки несчастная тесная коморка Луиса поплыла. Билл ощутил себя командиром экипажа корабля, который мотало из стороны в сторону на волнах. Потолок кружился, диван, на котором он растянулся, качало очень ощутимо.
Вштырило отлично. Это было то, что нужно.
Домой Билл уже приволокся поздно ночью. Родители накричали на него, но было как-то насрать уже.
Важнее то, что Билл подсел на таблетки. Луис брал за них дороже, чем за траву. Оно и понятно почему.
Луис ему предложил еще какие-то таблетки. Они были более сильнодействующие. И ломка — тоже.
Сначала на таблетках было нормально. Билл работал все зимние каникулы, но утром увидел в окно Эмбер, которую провожали родители обратно в Стэнфорд, и все.
На самом деле ломка началась, еще когда он курил марихуану. Но тогда это не ощущалось так явно — мысли «Блин, вот бы покурить» приравнивались к «Блин, вот бы поесть». Как обычная потребность организма. Так и зачем было отказывать?
«Весь мир — один большой прикол
Если тонко, то весь мир — давно одна большая ломка»[3]
Билл, когда хоть и тратился на траву, все равно откладывал. Сливал он не всю зарплату, у него была заначка. Деньги дарили на праздники родственники и родители. Короче, деньги имелись. А когда и они закончились, он не знал, что делать. Из-за ломки сначала уволился с работы. Деньги кончались быстрее из-за повышения цен, а организм требовал все больше. В условиях слабости и недомогания тяжело было, как раньше, отпахивать двенадцать часов смены на ногах.
Зарплата бариста не самая высокая и миллион с неё не отложишь, Билл начал распродавать свою библиотеку.
Он лет с тринадцати-четырнадцати занимался коллекционированием книг. Предпочитал электронным носителям бумажные. Билл вообще любил ощущение бумаги в руках, запах, любил перелистывать страницы. Когда он увлекся аниме, то стал покупать тома манги. Родители его увлечение поддерживали и даже купили ему отдельный книжный шкаф. Ну разве не мечта? Все, кто бывал у Билла в гостях, с восхищением глазели на заставленные книгами полки.
И все нажитое за четыре-пять лет Билл начал безбожно продавать. Он очень сильно дешевил. Продавал по стоимость в полтора, а то и два-три раза дешевле. Хотя книги были в идеальном состоянии. Но он продавал, лишь бы были деньги.
Лишь бы было, на что купить дозу.
Так Билл и не заметил, как пошел по накатанной.
Появилось больше свободного времени после увольнения. Родителям Билл сказал, что совмещать работу и учебу сложно из-за загруженности в новом семестре. Они поверили.
Это свободное время Билл проводил с Луисом и его дружбанами. Родители спрашивали, куда все время он уходил, — дело даже доходило до ночевок. Они явно намекали на то, что у Билла кто-то появился.
— Билл, куда ты так часто уходишь? Даже на не вечер, а на день, а то и два. Я понимаю, ты уже взрослый, но… — начал отец, а мама подхватила, но более робко:
— Может быть, у тебя есть…?
Билл решил поддержать эту иллюзию.
— Да. У меня появилась девушка. Но, пожалуйста, не просите знакомить вас с ней.
Мать и отец закивали, как болванчики. Они были рады, что у сына начало все налаживаться на личном фронте после неудачи с Эмбер. Так что снова решили не напирать. Боялись спугнуть. Опасались, что все опять станет хуже.
Потом Билл стал реже появляться на парах. Сначала пропускал одну-две, либо последние. Потом один-два дня в неделю. Три-четыре дня пропусков. А затем совсем перестал посещать занятия.
Пропуски эти начались в середине весны. У Билла накопилось много долгов, и он забил на подготовку к экзаменам. В итоге отправился на пересдачи, чем немало расстроил родителей.
— Очень сложно учиться, правда. Я не справляюсь. Но обязательно наверстаю упущенное за лето.
Но летом приехала Эмбер.
Луис предложил какой-то порошок. Билл скакал с единорогами по радуге, которую попутно наматывал на палец и ел, прямо как в рекламе «Скитлс» это делали жирафы. Безбожно ловил вертолеты, прыгал на пуховых облаках. А потом наступал отходос и его знобило, било дрожью.
Деньги кончились. Все. Заначка давно испарилась. Последняя книга была продана четыре дня назад, деньги с неё ушли. Что делать?
От родителей нечего ждать, потому что они и так недавно давали деньги на карманные расходы.
Их вообще удивлял факт того, что Билл решил продать свою библиотеку. Не оставил ни одной книжки. Даже шкаф разобрал и продал. Вообще он сначала поинтересовался у родителей, нужен ли он им, но шкаф не вписывался в общий интерьер дома — он покупался под цветовую гамму комнаты Билла. Так что с легким сердцем он распрощался и с этой частью своей прошлой жизни.
Отец шутил, что Билл это делал из-за появившихся отношений. Ведь достойные ухаживания за девушкой, как он говорил, влетали в копеечку. Родители, к сожалению, эту «копеечку» полностью покрыть не могли, так как недавно купили машину. Билл отмахнулся, сославшись на то, что просто охладел к книгам, и это увлечение больше его не интересует.
Они не знали, что имя девушке Билла — её Высочество Ломка. И что эта «девушка» затмила все его интересы.
Ко всему прочему Билл назанимал денег у парней из компании Луиса. Они сами были на мели. Работать не вариант — Билл загнется от ломки, пока получит свои гроши.
Он не придумал ничего лучше, чем своровать деньги у Эмбер. Он помнил, что та работала в школе и при нем, когда он был у неё в гостях, складывала деньги в тайники. В дни перед выпускным она считала их вместе с Биллом — там было две с половиной тысячи долларов, кажется. Может, Эмбер уже их потратила, но почему бы не попытаться? Найдет, значит, деньги где-нибудь еще в её доме.
И он решился на это, подгадав момент, когда ни Эмбер, вернувшейся с каникул, ни её родителей не оказалось дома. Он специально следил за их передвижениями через окно.
Билл хорошо ориентировался в доме семейства Морган, знал точно, где и какие тайники находятся в комнате Эмбер.
Какой же Билл плохой: использовал против подруги то, что она ему доверила когда-то.
Он зашел в дом через главный вход, открыв дверь собственным ключом. Да, у него были ключи от дома Морганов. Эмбер сама дала его. Мол, мы же такие хорошие друзья, вот тебе ключ от моего дома. Заходи сам, когда будешь ночевать у меня, и не мучай дверной звонок. Билл так его и не вернул, хотя думал сделать это через посредников. Но все забыл.
Это опять обернулось против неё.
У Эмбер в ящике письменного стола было двойное дно. Билл знал, как и расковырять ящик так, чтобы добраться до тайника. Тот действительно не был пуст: в нем лежал личный дневник и деньги. Билл отодвинул дневник, кривясь лишь от одной мысли, что мог бы его почитать, и сгреб все купюры, пересчитал. Семь тысяч долларов. Ну ничего себе! Отличный улов! Мало того, что денег не стало меньше, так Эмбер еще и доложила. Мда, могла бы открыть вклад и все было бы нормально.
Так же Эмбер хранила деньги в прокладках. Да, такая умная, считающая, что преступник туда никогда не полезет. В целом, она права. Только если преступник не твой когда-то близкий человек.
Билл пошарился во всех раскрытых упаковках, и нашел в одной из самых длинных и толстых прокладок три тысячи долларов. До этого их там было вроде триста.
Прекрасно. Просто чудесно. Этого хватило бы, чтобы расквитаться с долгами и заторчать еще на несколько месяцев.
Окрыленный триумфом, Билл дрожащими от восторга руками убрал на место все, что разбросал. Постарался как можно лучше замести следы и вышел из дома, закрыв его ключом.
Самое беспалевное ограбление за всю историю.
Просто обалдеть. Невероятно. Билл обокрал собственную лучшую подругу. О. Боже!
Это была самая лучшая месть, и она была такой сладкой.
Билл разбазарил деньги, как и полагается наркоману, быстро: он раздал долги и купил у Луиса наркоты, не обращая внимания на цены. Купил заранее. Луис принес пакетики с порошками прямо к нему домой.
Родители Билла тогда утроили себе небольшой отдых, уехав в город на побережье. Захотели пополоскать ножки в океане.
Таблетки принесли новый прилив эйфории. У Билла в голове словно взрывались фейерверки. Он хохотал как сумасшедший весь вечер и снова катался на единорогах вместе с Луисом.
Опоенный мозг подбросил гениальную идею, которую Билл решил осуществить после победоносной кражи.
Его не удалили из общего чата класса, хоть он и послал Грейси. Эти люди настолько хорошие, что, видимо, надеялись, что Билл остынет и сменит гнев на милость.
Однако он умел удивлять.
Отправляя видео под оглушительно омерзительную музыку из портативной колонки Луиса, Билл не переставал хохотать.
Чтобы пересмотреть записанное пару минут назад обращение к одноклассникам, он попросил остановить поток песенного мусора.
— Эй вы, бляди вы кончхр… Ха-ха-ха! — то, что Билл заговаривался, казалось ему под таблетками забавным. Что в видео, что наяву он не мог просмеяться добрые полминуты. — Сука. Короче. Пошли вы нахуй, пидоры ебучие! Водитесь друг с другом сами, а меня в свою телячью компанию не зовите. Ой… телячью? А, телячьими могут быть только нежности, ты в курсе? — тут он обратился к Луису, который сдавленно захихикал, но это походило на странного происхождения бульканье. — идите дальше лижите жопу той, за кого вы так стоите горой! Мне вы нахрен не нужны. Блять, — в этот момент Билла дернул за ногу Луис, бормоча: «И я тебе тоже не нужен?» Не будь Билл под действием наркотиков, он бы пнул Луиса в челюсть той самой ногой, дав понять все без слов. — В общем, все. Школа кончилась, так что отъебитесь от меня. Раз решили отвернуться и быть по ту сторону баррикад, то валите, крысы помойные! Уроды! Мрази!
Когда Билл досмотрел это видео, ему пришло уведомление:
«Эмбер Морган исключила Билла Картера из чата»
И все веселье куда-то мигом испарилось.
Так он навсегда оборвал все связи с одноклассниками.
«Твои слова — вода, но были со мной тогда
А всё, что сейчас осталось, — доходы и отхода
Оборваны номера, хуёвые времена
Огромные города, дешёвая наркота»[4]
***
— Да уж… Кошмар, — поежился то ли от холода, то ли от услышанного Ален. Жутко. Не по себе. Горько. И странно слышать это от Билла. В голове не укладывалось, что именно он поступал так. Что он вообще так мог.
Но действительно ли он под действием веществ, изменяющих сознание, делал это все?
Билл заметил движение Алена.
— Ты замерз? Давай пройдемся. Я тут наговорил целую простыню, уже можно двинуться обратно. Провожу тебя и расскажу все до конца. Если, конечно… Я тебя не нагрузил всем этим, — Билл поднялся со скамьи и вздохнул. — Прости. Я начал так внезапно. Я понимаю, что это тяжело слушать. Рассказывать — тоже.
— Думаю, рассказывать в тысячу раз тяжелее, — Ален встал вслед за Биллом, и они медленно направил прочь из сквера.
— Ты прав. Это действительно очень сложно.
Алена подкупало в Билле то, что он готов был говорить как есть. Без прикрас, соглашаться не увиливая. Причем умел он это делать без… Жесткости. Если Стефан иногда рубил правду-матку, совсем не заботясь о чувствах собеседника, то Билл это делал деликатнее и тактичнее.
— Неужели ты не попался на краже? Никто тебя не заметил?
— Если бы все было так радужно… — вздохнул Билл, и глаза Алена шокировано округлились. — Но и не так плохо, эй! Копы меня не скрутили. Однако я не могу не отрицать, что мне повезло. Ведь я украл деньги не у незнакомого человека, а у почти родного. Все соседи с улицы знали, что я и Эмбер — хорошие друзья. Видели, что я к ней в гости ходил. Так что мое ошивание около дома подруги не вызывало подозрений. Только вот наша бабушка-соседка сказала Эмбер, что видела меня у дома. Как я выходил. И все вскрылось.
— Ох…
— Она встретила Эмбер в магазине, разговорилась с ней, потому что долго её не видела после поступления…
— Ну а как у тебя на личном? Когда парень твой тебя замуж позовет?
— Какой парень? — недоумевала Эмбер. Эта соседка всегда женила Эмбер и Билла, считала, что они пара, так что часто спрашивала о свадьбе. Будучи друзьями, они со смехом отмахивались, говорили, что ничего нет. Но вот когда дружба кончилась, этот вопрос уже не воспринимался.
— Ну так Билл! — напомнила соседка, и Эмбер растерялась, не зная, что ответить. «Какая свадьба, миссис Уайт, мы с ним уже год не общаемся», — это звучало… Странно. Но миссис Уайт освободила Эмбер от неловкости, продолжив трещать. — Я видела его на днях, выходящим из твоего дома. Даже ключиком дверь закрывал. Живёте же уже вместе, а свадьба когда?!
Эмбер тогда уже обнаружила пропажу денег. Но родителям не сказала, потому что с ними уже испортились отношения из-за университета. Эмбер отчислилась в начале лета, не закрыв сессию за второй семестр, и обстановка накалилась. Эмбер чувствовала себя в отчем доме чужой.
Не сказала она о пропаже, потому что о деньгах родители не знали. Эмбер откладывала их со школьных подработок, а затем и со стипендии на «черный день». Положила в прежние места то, что накопила за год в Стэнфорде, по привычке. И этот «черный день» случился — им стал день, когда Эмбер сообщила, что подала заявление на отчисление.
Эти деньги она хотела использовать, чтобы съехать от родителей. Она полезла в тайники, но в двух из трёх денег не нашла. Там деньги Эмбер хранила деньги много лет, и оттуда они никогда не исчезали.
Она сначала решила, что, возможно, деньги переложила, но забыла в какое место. Так что пока решила не паниковать. Но когда миссис Уайт по доброте душевной заикнулась о Билле, который неожиданно оказался в её доме, в голове сложились все пазлы.
Об укромных местах знала только она и ещё один человек.
И имя ему Билл.
— Когда я отправил видео в чат класса с «наилучшими пожеланиями», прошло два или три дня после случившегося. Примерно тогда уже миссис Уайт и рассказала Эмбер обо мне. Эмбер удалила меня из чата, а не кто-то другой — не её подруга Грейси, например. И это жест от Эмбер означал: «Я знаю, что это был ты»
— Ты тогда это понял? — всё ещё не в силах прийти в себя, поинтересовался Ален. История набирала обороты, все более крутые.
— Нет. Это мне потом Эмбер рассказала. И про миссис Уайт тоже.
— Господи… — выдохнул Ален. — Честно, я даже не думал, что все настолько запутано. Кошмар.
Билл снова поправил свой огромный шарф.
— Мне продолжать? Или ты слишком ошарашен?
— Я хочу узнать все до конца. Иначе уснуть не смогу, — на полном серьёзе заявил Ален. Он правда хотел понять, чем дело кончилось. Не считая, конечно, отправление Билла в рехаб. Он желал узнать больше подробностей. Иначе действительно будет мучиться от догадок и теорий и так не сомкнет глаз, несмотря на вечернюю смену.
— Окей… На самом деле… Я очень благодарен Эмбер за то, что она не заявила на меня в полицию по поводу ограбления. Это прям… Такой широкий жест души с её стороны. Это так благородно. И вот настолько она верила в меня, не знаю, как это сказать… Настолько верила в то, что я не совсем опустился, верила, что я исправлюсь… Она не хотела портить мне судьбу судимостью. Настолько она ценила то, что было между нами. А я осознал ценность этого намного позже.
Билл взглянул на Алена, замолчав. Момент был очень эмоциональный. Ален видел, что глаза Билла наполнились слезами. Для него это всё ещё больная тема. Однако он сделал большой шаг на пути к тому, чтобы отпустить это — рассказал все от начала до конца постороннему человеку.
Билл принялся вытирать глаза, а Ален дал ему время собраться. Это продлилось не так долго, и Билл уже скоро продолжил:
— Что тут уже говорить? Обокрал я её в начале августа. Ещё два месяца торчал. А ещё окончательно ушел из дома на украденные деньги, снимал какую-то стремную хату у сомнительного типа. Родителей просто поставил перед фактом, сказал, что устроился на работу. Они, наверное, думали, что я живу с той самой выдуманной девушкой. В начале октября меня отчислили за несданные экзамены, а в конце месяца я чуть не умер от передоза.
Луис и его компания захотели устроить сборище наркош тусню, и Билл выделил на это свою хату. Он никогда не ощущал себя полноценным участником этой кучки торчков. Вот есть они — наркоманы, и есть Билл — тоже наркоман, но немного другой. Будто сделанный из другого теста. Точнее, тесто одно, но по-разному запекающееся в печи.
Билл уже достаточно подрумянился за год зависимости, корочка начала приобретать более насыщенный и глубокий цвет. А вот Луис и его друзья — уже обугливались и пахли паленым. Так казалось Биллу.
Что у Луиса, что у его друзей, заострённые черты лица, кожа на лицах покрасневшая. Они худые, зубы у них жёлтые, глаза воспалённые. А ещё они постоянно чешутся, потому что наркоты начались проблемы с кожей.
Нет, не сказать, что Билл и сам выглядел живчиком. Он тоже похудел, за год сбросив килограмм пятнадцать. Щеки стали впалыми, скулы виднее. И кожа тоже шелушилась и нет-нет да и чесалась. Зато хотя бы зубы не жёлтые.
Родители решили, что он похудел из-за стресса. Вообще крайне иронично, что они не замечали весь год, что с Биллом что-то не так. Может, потому что глядя на кого-то каждый день, не замечаешь степень изменений, потому что на глазах это происходит все постепенно. Однако…
Они замечали и спрашивали, но не разбирались в причине. Билл отмахивался, иногда придумывал нелепые причины. И родители «хавали» эту ложь, жили весь год бок о бок с наркоманом.
Они старались не давить на сына из-за сложного эмоционального периода, поэтому смотрели на все сквозь пальцы. А потом, когда решили, что это уже никуда не годится и пора его воспитывать, отдалили Билла от себя. Билл все чаще сбегал из дома, все больше врал, все больше с ними ссорился.
В какой-то степени родители относились к сыну равнодушно, особенно в начале зависимости, когда ещё можно было что-то исправить. Но когда мать и отец вспомнили, что они родители, а Билл — их сын, стало поздно.
Итак, Луис, друзья, вечеринка, новый наркотик.
Билл надрался какой-то новой дряни, которую принес Луис. Сначала было все хорошо, он тупо листал видео в «ТикТоке», но уже через несколько минут почувствовал сильную головную боль, головокружение, от которого он упал на пол, выронив телефон.
Сердце заколотилось, прямо как во время признания Эмбер. Тело обдало волной страха, рука потянулась к груди и смяла на ней футболку, потому что там вдруг стало больно, так больно, и это вовсе не душевная боль.
Билл тяжело задышал. Это стало сложнее делать, несмотря на то что комната проветривалась.
Паника накрыла с головой, правила мозгом. Она била в голове в набат. И это не учебная тревога.
Сознание спуталось, все вокруг смазанное и кружащееся, но уже не так приятно, как раньше. Почему, почему это произошло именно с ним? Целый год все было хорошо!
«Огромные города, дешёвая наркота,
Где я пускаю слюни на полу в темноте
Хочу отсюда бежать, чужую шкуру надев
Я упаду в потолок, я буду пялиться в пол,
Задыхаясь под открытым окном»[4]
Биллу казалось, что он сейчас вот-вот умрет.
«Страх, цепляясь в мои рёбра
Заставляет меня петь
В эту ночь в лучах неона
Мне совсем не по себе
Под ногами расплылась,
Как акварель, земная твердь
В эту ночь в лучах неона
Я пытаюсь не умереть»[4]
Билл начал отключаться, и на задворках сознания услышал, как в комнату вбежали.
— Твою мать, это что за херня?! — закричал кто-то из друзей Луиса.
— Сука, он живой вообще?! — забоялся ещё один.
— Надо звонить в скорую! — внёс зерно рациональности в это действо Луис, тоже находящийся под наркотиками, правда, он просто накурился. Его взгляд выцепил рядом телефон, который упал вместе с владельцем. Луис бросился к нему. Повезло, что Билл не использовал графический ключ или пароль на телефоне. — Алло, скорая! Тут человеку плохо! Умирает! Передоз. А? Чего? Фу ты бля!
Луис сбросил звонок. Хоть он и был в состоянии более удовлетворительном, чем у Билла, но все равно скорость мозговой деятельности оставляла желать лучшего. Он ошибся номером, — откуда вообще у Билла мог быть в контактах номер 911? — однако дозвонился до скорой со второго раза, но не без запинок объяснил ситуацию и назвал адрес.
К счастью для Билла, бригада скорой помощи приехала быстро. На пути в больницу у него произошла остановка сердца, но его удалось завести.
Билла откапали и фактически вытащили с того света. Очнулся он через несколько дней с пренеприятнейшими ощущениями в теле.
О своей остановке сердца он узнал от врачей и родителей. Мама м отец все дни до его прихода в сознание провели в больнице и места себе не находили.
Билл чувствовал себя кучей дерьма — и морально, и физически.
— Когда меня поставили перед фактом, что мне нужно лечиться, я даже не возражал. Я сразу согласился. Вот… То ощущение нависающей надо мной угрозы смерти заставило посмотреть на себя с другой стороны. Стороны, от которой я ужаснулся. У некоторых бывают проблемы с принятием проблемы, мол, вы что, нет, я не алкоголик, я так, по праздникам пью, а праздник у меня раз в три дня. Нет, со мной такого не было. Я признавал, что я наркоман и мне нужна помощь.
Билл понял, что достиг свое личностного дна. Что с ним произошло за год? Он уволился с работы. Его отчислили из колледжа. Он оборвал связи с одноклассниками, которые были для него друзьями. Поссорился с родителями. Сбежал из дома. Обокрал Эмбер. Дружил с отъявленными торчками ради дозы. Тратил деньги на наркотики. Залезал из-за них в долги. Продавал ради них то, чем дорожил четверть жизни.
Билл больше не хотел так жить.
Он очень много разговаривал с психологом на реабилитации. Что в групповой терапии, что в индивидуальной — в индивидуальную прямо-таки рвался.
Он хотел разобраться в своих демонах. Ведь иначе как срывом с цепи внутреннего Цербера это все не назовешь.
Биллу понадобился год, чтобы вернуться в более-менее стабильное состояние.
И под конец рехаба он чувствовал, что его наконец отпустило. Больше не было злости к Эмбер — он наконец смог принять её отказ. Насчет нее в голове все разложилось по полочкам. Именно на рехабе Билл осознал, что Эмбер так и не подала на него заявление в полицию. Насчет осведомленности его родителей он, конечно, не был уверен, но те по крайней мере не заикались о деньгах во время визитов. Ну, мама с папой могли не поднимать эту тему из-за его восстановления.
Психолог на заключительных сессиях предложила Биллу написать письма с извинениями тем, кого он ранил за время зависимости. Она сказала, что необязательно отправлять написанное адресатам, если слишком трудно. Билл решил, что хватит уже с него, пора исправлять все, что он натворил.
В первую очередь он попросил прощения у родителей. Они заплатили немалые деньги за его лечение. Они приезжали в реабилитационный центр навещать его. И забирали оттуда они же.
Билл был на них зол, но теперь эти негативные эмоции пропали. Он был благодарен за помощь им, однако все равно чувствовал себя виноватым. И если одноклассников он со временем смог отпустить, а Эмбер дала понять, что простила его, и в этих случаях груз вины как-то облегчился, то с родителями… Было сложно. Билл ощущал, словно подвел их, разочаровал. Он доставил им много хлопот, знатно потрепал нервы — это факт. И ему было очень стыдно.
Конечно, они вели себя с ним спокойно, но Билл не мог больше находиться с ними рядом из-за собственного стыда. Он пообещал им выплатить деньги за лечение, чтобы хоть как-то компенсировать ущерб. И решил, что больше жить с ними не будет. А то слишком невыносимо для совести.
Их отношения больше никогда не будут прежними. Хоть родители готовы были принять Билла после, все равно чувствовалась возникшая между ними неловкость. Она была осязаема.
Он разблокировал Грейси, и обнаружил, что она добавила его в черный список в ответ. Очень многие из бывших одноклассников просто удалили Билла из друзей, но не заблокировали.
Раз уж Билл больше всего среди одноклассников обидел Грейси, то он решил написать ей на почту. Отыскал в старых записях её е-мэйл.
«Привет! Это Билл Картер, твой бывший одноклассник. Да, прошло больше года после того, как я наговорил тебе всякого… А потом и всему классу… И я бы очень хотел извиниться перед тобой и всеми остальными ребятами. Я был зависим от наркотиков и год лечился, поэтому так долго не писал. Я не хочу оправдывать свой гнев, обрушенный на тебя, зависимостью. Да, я был накуренный, когда посылал тебя, но я прекрасно осознавал, что делаю. Мое отчуждение ото всех вас, таких классных ребят, связано не с наркотиками, а с моим нестабильным на тот момент психологическим состоянием. Я понимаю, что был не прав, и ни ты, ни они не заслуживали того, чтобы я извергал на вас гнев из-за личных проблем. За это я и прошу прощения.
Надеюсь на твое понимание. Если можешь и хочешь, перешли, пожалуйста, это сообщение остальным из класса»
У Билла дрожали и потели руки во время написания этого сообщения. Когда на экране высветилось уведомление о том, что письмо отправлено, он выдохнул с облегчением.
Ответа не последовало ни через день, ни через два. Даже спустя неделю. Некоторым из одноклассников Билл писал в Фейсбуке лично. Кто-то игнорировал его сообщения, кто-то читал и не отвечал, кто-то читал, писал в ответ что-то типа: «Ок, классно, что ты все понял, но больше я с тобой общаться не хочу»
Биллу, с одной стороны, было горько, что вот так все получилось и никто не отнесся к его извинениям с ожидаемым теплом. Однако он понимал каждого. Понимал, почему они были так отстранены. Он бы тоже не ответил самому себе, если бы его обозвали пидором, крысой и наговорили бы еще кучу лестных слов.
Билл полистал аккаунты одноклассников и обнаружил у некоторых совместные фотки. Некоторые из класса до сих пор общались друг с другом, отдыхали вместе, встречались на каникулах. Это классно. В принципе от таких дружных людей, как они, этого и стоило ожидать. Билл тоже мог быть в числе таких счастливчиков. Если бы сам все не разрушил…
Ну, он хотя бы искренне раскаялся, и его душа была чиста, насколько это было возможно. Никто не отменял чувства вины.
Самое сложное для себя Билл оставил напоследок.
Это извинение перед Эмбер.
«Дорогая Эмбер! Не знаю, могу ли после всего называть тебя так, но это, скорее привычка. В общем, это Билл. Да.
Не знаю, в курсе ты или нет (думаю, что да, но все равно расскажу), но я стал зависим от наркотиков. Все началось с лета после выпускного, я тогда закурил марихуану. В начале прошлого года подсел на таблетки, потом начал снюхивать всякую дрянь, не переставал хреначить и таблетки. В конце концов, у меня произошла передозировка в октябре. Я лечился год, и вот я снова здесь. Чистый.
Я столько ошибок совершил… И мне очень, очень жаль. Я понимаю, что эти извинения никак не смогут загладить мою вину за все, что я сделал. Но, пожалуйста, если ты сможешь, то прости меня. За все.
За то, что бросил тебя на выпускном. За то, что накричал на тебя, когда ты спустя неделю пришла ко мне. За то, что не приходил на встречи с нашими одноклассниками, когда там была ты. За то, что зимой выставил тебя за дверь. За то, что… Украл у тебя десять тысяч долларов.
Да, это был я. Это я украл у тебя их. Мне тогда нужны были деньги на дозу, плюс я хотел тебе так отомстить. Это очень подло и тупо, понимаю. Я готов возместить тебе те десять тысяч. Я устроюсь на работу, правда, я обещаю, и буду отдавать часть зарплаты для покрытия долга.
Но самый главный долг перед тобой, мне кажется, я никогда не смогу отплатить. Прости меня, Эмбер. Я очень виноват перед тобой.
Прости за то, что так отреагировал на твой отказ в чувствах. Ты поступила правильно, ведь лучше сразу дать понять, что ответных чувств нет, чем мучить человека из-за того, что не хочешь обидеть. Ты ни в чем не виновата. А я виноват во всем.
И спасибо тебе за то, что не написала на меня в полицию за кражу. Я перед тобой в необъятном долгу.
Прежде чем написать тебе, я принес извинения всем одноклассникам. Ну, кому мог. Многие мне просто не ответили, но я на них не злюсь. И я пойму, если ты не захочешь отвечать, но попрошу в таком случае просто прислать реквизиты карты, куда я бы мог отправлять тебе деньги, чтобы возместить финансовый ущерб»
Билл быстро нажал кнопку «Отправить», пока не передумал, а потом побежал в туалет выблевывать от волнения весь свой недавний обед. Переживания от сообщения для Грейси по сравнению с письмом для Эмбер — капля в море.
Когда Билл вернулся, на телефоне мигал индикатор, оповещающий о пришедшем уведомлении. Билл с учащенным сердцебиением и снова потными ладошками взял телефон.
Это уведомление из Gmail. Господи, Билл сейчас отлетит.
Он просто увидел иконку приложения, через которое отправил письмо Эмбер, и ему тут же стало дурно.
Нет, это выше его сил.
Ну что за детский сад, боже? Он вылез с того света и пролечился в наркологичке год, а теперь не может открыть уведомление на телефоне. Вдруг это не от нее, а простая глупая рассылка?
Так. Насчет три. Раз, два…
На «три» Билл набрался смелости, разблокировал экран и нажал на уведомление.
Открылось приложение Gmail с ответным письмом от Эмбер. Билл держался из последних сил, чтобы не упасть в обморок.
Он судорожно пробежался по строкам, где было написано «От кого», «Кому», убедился, что точно ответила Эмбер, и опустил взгляд вниз.
Содержимое письма — всего пять слов:
«Перезвони мне прямо сейчас, Билл»
А потом прислала еще одно сообщение:
«Номер тот же, если что»
Билл отбросил телефон на кровать и заорал в подушку. Это невозможно. Это выше его сил.
Боже, Эмбер! Она ответила! Попросила перезвонить. Но… Какова была цель звонка? Что она хотела сказать? Что хотела услышать?
Как же тяжело…
Билл не сможет позвонить. У него просто рука не поднимется. Ему страшно, очень страшно. Каких же усилий стоило написать эту простыню с извинениями, а сейчас надо было позвонить!
Но если он это не сделает, то может оборваться ниточка, ведущая к Эмбер.
***
— Алло?
Дрожь пробрала от голоса Эмбер. Он никак не изменился. Все такой же красивый, бархатный. Услада для ушей Билла.
Он молчал в трубку. Не знал, что сказал. Он вообще сейчас сидел и обливался потом от волнения. Выдавить из себя хоть какое-то слово было титаническим трудом.
— Билл, ты здесь?
Вдох.
— Да.
— Привет.
— Привет.
— Давно тебя не слышала. Я рада, что ты преодолел свою зависимость.
***
Они договорились встретиться, чтобы все обсудить. Билл пришел за полчаса до назначенного времени и наматывал круги около фонтана, чтобы остудить пылающее лица. Он для этого даже специально не взял шарф, куртка нараспашку, а ветер между прочим холодный. Это было начало ноября.
Билл сильно волновался. Когда он заметил вдалеке приближающуюся фигуру Эмбер, которую он узнал бы из тысячи, хотел сброситься в фонтан. Утопиться там. И неважно, что воды в фонтане уже не было.
Эмбер как всегда красива. Ей очень шло драповое бежевое пальто, в руках была элегантная сумочка, на шее хорошо вписывающийся в образ шарф. Это пальто он ни разу до этого не видел на ней. Выглядит дорого. Значит, у неё все хорошо? Она по крайней мере видела так.
Красная помада очень смотрелась на её лице. Эмбер была так прекрасна, а Билл ощущал себя на её фоне неказистым. Растрепанные волосы, слишком обычная куртка, слишком обычная футболка, треники с растянутыми коленками. Он, в общем-то, побежал на встречу в том, в чем был. А она такая нарядная…
Боже. Он никогда не был ей ровней…
— Привет, — на этот раз поздоровался первым Билл, но приветствие звучало так жалко.
— Здравствуй, — произнесла Эмбер в ответ. — С возвращением.
Эти слова пробили в Билле трещину. Задели за живое. Затронули самые тонкие струны души.
Эмбер словно собиралась сказать что-то важное. Она смотрела не на Билла, а куда-то в бок или вдаль — в общем, точно не на Билла, а затем выдала.
— Я очень рада, что ты вернулся, — и раскинула руки. — Обнимемся?
Билл чувствовал, как глаза стали горячими, а красивая Эмбер начала размываться из-за слез. Он буквально бросился к ней, прижал её к себе как можно плотнее, уткнулся в плечо.
Боже, как же он по ней скучал.
— Прости меня. Прости, прости, прости. Прости, если сможешь. Пожалуйста. Я облажался, я очень сильно облажался, но, пожалуйста, если мы сможем хотя бы не быть врагами, то я…
— Билл, — Эмбер перебила его, осторожно положив руки ему на лопатки. Её голос тоже дрожал из-за подступающих рыданий. — Я давно тебя простила. И я ждала твоего возвращения.
Внутри Билла все снова разбилось на мириады осколков. Но уже для того, чтобы собраться по новой.
Он заплакал прямо в родное плечо.
«Жди меня дома в четверть седьмого
Вечно живым или полуживого
Тут так одиноко, тоска
И вряд ли вернётся весна»[5]
Билл был выше Эмбер, но ощущал себя в момент объятий таким крошечным, маленьким, беззащитным. Будто он — ничто, а Эмбер — все.
Им понадобилось достаточно времени, чтобы прийти в себя и наконец отстраниться. На коже осталось явственное ощущение тепла Эмбер. Это то, чего ему не хватало.
— Сногшибательно выглядишь.
Билл просто не мог не подметить это. Комплимент так и рвался с губ. Эмбер же смущенно улыбнулась.
— Спасибо.
Они стояли в неловком молчании и тупо смотрели друг на друга. Разглядывали, изучали, словно никогда не видели друг друга до этого. Точнее, словно никогда не видели друг друга такими.
Подул пронизывающий ветер. Он взметнул распущенные волосы Эмбер, превращая их в гнездо, которое, впрочем, Эмбер быстро поправила. Билл любовался её движениями. Он правда нуждался в том, чтобы просто наблюдать за подругой.
— Что ты стоишь раздетый? Холодно же. Вон ветер какой, — Эмбер, шмыгая носом, застегнула куртку Билла. — Ну и что же это такое? Какой ужасный ворот у куртки. Горло все открытое. Так простудишься еще.
Она, вся заплаканная и с потекшей тушью, сняла с шеи массивный серый шарф и закутала им Билла. Сама же разогнула воротник своего пальто и застегнула на пуговицу. Хорошо, что такая функция предусматривалась, иначе Билл отдал бы его обратно.
— Спасибо.
Шарф был теплый, приятный наощупь, а еще пах Эмбер.
— Как же хорошо, что… — Билл подавился собственными словами. — Что ты согласилась… ну это… В общем. Приняла меня… Я… Спасибо, Эмбер. Для меня это очень важно. Я нанес тебе столько урона, но ты единственная из всех, кто согласился со мной остаться после все говна, что я тебе наложил.
Эмбер снова плакала. Беззвучно и тихо. По её щекам снова текли черные дорожки — слезы вперемешку с тушью.
— Я… знаешь, я очень много думала обо всем этом. Мне столько нужно тебе рассказать. Я злилась на тебя, я не скрою. Но когда прочитала твое сообщение и увидела, сколько в нем искренности. Не могла ответить тебе равнодушием. Мы же дружили всю жизнь. Это невозможно забыть. Ты для меня очень важен, — она вытерла тыльной стороной ладони слезы на щеках и случайно задела губы. На руке остался красный цвет. — Блин. Я сильно ужасно выгляжу?
Насколько ужасно выглядит потекшая тушь и размазанная помада.
— Выглядишь, как самая красивая, но очень заплаканная Эмбер Морган.
«Меня не кусает дождь, не плачь, мне зонта не надо
Ты чувствуешь мою дрожь, когда держишь в руках помаду
И мажутся губы красным, я знаю, как ты прекрасна
И клятвы карандашами твоими не смажет ластик
Лифт тащится этажами сквозь образы иллюстраций
Я мысли внутри катаю, мне надо себе признаться»[5]
Эмбер засмеялась и взяла Билла за руку. По телу от этого жеста разлилось тепло. Но никакого электричества, никаких искр.
— Я люблю тебя, — произнес он, зная, что Эмбер чувствует дрожь его пальцев. — Но как подругу, честно! Ничего такого. Я очень долго прорабатывал, э-эм… эту тему с психологом.
Эмбер снова хихикнула.
— Я тоже учусь сейчас на психолога, — ответила она. На лице Билла изобразилось замешательство, ведь он помнил, что та училась на международном деле. — Я отчислилась из Стэнфдорда! Да. Сейчас на первом курсе учусь в нашем университете. Я вообще не знаю, зачем так вырядилась. Я так одевалась, когда училась в Стэнфорде. Идеальная, но ненастоящая. Такое идеальное пальто, идеально подходящая к ней сумка, губы, накрашенные идеально ровно. Но это не я.
Билл задумался. Ему очень понравился этот образ, но в нем… Эмбер действительно казалась далекой. Неприступной.
— И да, — продолжила она. — Я тоже тебя люблю. Пойдем ко мне домой? Нам предстоит многое обсудить.
— Пойдем, — Билл переплел свои пальцы с её.
«За моей спиной города-города
Сколько ты ни пой, но пора по домам
В тон с моей головой загудят провода
Это для тебя череда серенад
Верю: не умрут для тебя цветы
Если я люблю, то могу идти
Фонарём в окне догорит закат
Сто шагов к тебе, ни один назад»[5]
***
— Но Эмбер привела меня вовсе не в свой родной дом, а в какую-то маленькую квартирку. По типу коморки, что я снимал, но только там было намного чище и приятнее. И там явно никто не торчал. Мы проговорили много часов, многое прояснили. А впоследствии решили вместе уехать в другой город. Оба не могли жить в том городе, видеть родителей. Хоть и по разным причинам. Сняли, в общем, дом, устроились на одну работу. Я рад, что Эмбер рядом со мной. Она помогает мне адаптироваться, поддерживает меня, а я её, как могу. Город этот не так далеко от нашего, чтобы Эмбер было удобнее ездить в университет.
Они уже подходили к дому Алена. Преодолена остановка — нужно пройти совсем немного. Ален молча слушал, обрабатывая информацию.
— Я работал раньше бариста. Проработал больше полугода и выгорел. Потому что часто не брал выходные, работал многочасовые смены, чтобы забыться в работе и не думать об Эмбер. В итоге мне стало противно от постоянного потока людей. Люди, люди. Я видел их без передышки. Надоедали еще одноклассники. Плюс компания Луиса, которая мне не нравилась, но я их терпел ради наркоты. Все это привело к тому, что я устал от общения и замкнулся в себе. После реабилитации мне… Тяжеловато долго находиться в контакте с людьми. Я стал более закрытым. Нет больше столько энергии для общения, — признался Билл.
— Тогда почему ты устроился работать кассиром? Был бы официантом-разносчиком. Они говорят намного меньше.
Ален задал логичный вопрос, что и подметил Билл:
— Да, ты прав, но знаешь… Я все равно люблю общаться. Люблю взаимодействовать с ними, спрашивать, что они хотят заказать, советовать что-то из еды. Мне очень нравится моя работа, я прям выучил меню кафе наизусть! Да, сейчас устаю быстрее, но и график такой, где у меня есть время на отдых. Все нормировано. Да, я сейчас как будто немного заторможенный, но я… не знаю… До сих пор немножко в шоке от всего, хах? Да, у меня сузился круг друзей, и я не понимаю, как заново начать знакомиться, как не оплошать, поэтому я разговаривал в основном только с Эмбер. Но вот подружился с тобой. Так что, думаю, со временем все будет лучше и лучше.
Ален улыбнулся. Ему нравился позитивный настрой Билла.
— Можно еще один вопрос? А куда делись Луис и его компания?
— Честно, я не знаю. Меня нашли в коморке одного. Дверь была специально открыта. Они сбежали, короче. Я слышал вроде, что Луиса посадили за распространение наркотиков. А про его дружков не знаю вообще. Я даже их имена не помню. Может, сторчались и коньки отбросили. Может, торчат до сих пор. Кто их знает. Мне уже все равно.
Ален улыбнулся еще шире. Они уже были у его дома. Стояли прямо у ворот.
— Вот я тебя и проводил, — улыбнулся Билл. Это невозможно было не сделать. Улыбка Алена слишком заразительна. — Надеюсь, ты уснешь сегодня ночью и не будет слишком сильно париться.
— Не, не буду. Спасибо, что поделился. Я тронут.
Они обнялись на прощание.
— Удачи тебе на смене, — сказал Билл.
— Спасибо! Только у меня есть еще один вопрос для тебя.
— Какой?
— Сейчас ты хочешь умереть?
Билл усмехнулся краем губ. Поправил серый массивный шарф на шее и вдохнул его запах.
— Нет. Сейчас я очень хочу жить.