24 декабря 1997
Годрикова Впадина
Ей должно было быть холодно.
Шел снег; он таял и пропитывал ее пальто, джемпер и джинсы, когда она выпала из окна, прижимая к себе Гарри. Адреналин бурлил в ее крови, стоило только вспомнить об огромной змее, Нагайне, вонзившей зубы Гарри в ногу и шею. Но он не прекращал бороться. Грубой силой и магией вырвавшись из клыков змеи, он схватился за Гермиону, пытаясь спасти их обоих от живого крестража. Гермиона подняла палочку и выкрикнула:
— Конфринго! — но заклинание отскочило от змеи и ударилось в шкаф. Зеркало в нем взорвалось на множество мелких осколков. Она ощущала, как они оставляют царапины ей на лице и под волосами. Жар заклинания обжигал их кожу, пока они бежали к окну; пока Гарри, вцепившись в Гермиону, пытался перенести их, даже крича и зажимая ладонью лоб.
Видя, как ему больно, Гермиона крепко сжала палочку, обхватила Гарри и постаралась трансгрессировать.
________________
— Миона, как думаешь, что теперь будет? — спросил Рон, когда они только начали скрываться, в один из тех дней, которые прошли будто бы век назад, когда они прятались в доме на Гриммо, ожидая, что Кикимер вот-вот с гордостью принесет медальон своего мертвого хозяина, а Гарри зачастую запирался в комнате Сириуса, надеясь, что через ее стены никто не увидит, как он напуган.
Но они видели.
— Я не знаю, Рон, — прошептала Гермиона, хмурясь и катая по миске остатки тушеного мяса; стресс от того, что им предстояло сделать, завязывал ей желудок такими тугими узлами, что ей было тошно есть.
Боги, если бы она только знала.
— Могу сказать лишь одно… мы останемся здесь до конца. Хорошего или плохого, — сказала она, рискнув взглянуть на друга. Тот волновался не меньше нее. — Нужно понять, выживет ли Гарри. Даже если… — она замолчала и вздохнула.
— Даже если нас при этом убьют, — закончил за нее Рон. Он по-дружески взял ее за руку, и она крепко стиснула ее. — Гарри выживет, — уверенно заявил он. Гермиона кивнула.
— И это самое важное, — согласилась она, всхлипнув и стерев слезы с глаз. — Не для того я вас берегла последние шесть лет. Что для меня еще один год? — она рассмеялась, боясь, что иначе разрыдается.
Война забрала ее слезы, всхлипы и всю мягкость и превратила их в кремень. Каждая пролитая слеза была подобна огню в кузнице — они медленно укрепляли и закаляли ее. Постоянное бегство от Пожирателей Смерти, дементоров и егерей сделало ее настороженной на грани с паранойей; она перестала спать по ночам где-то на вторую неделю сентября. Примерно тогда же начала кончаться еда.
Они выживали на диких грибах и запасах жира, пока не начали проступать ребра, но крестраж, который они передавали друг другу, подпитывался их неуверенностью, их страхами и усиливал их горечь и гнев. В какой-то момент — она полагала, что это случилось в октябре — они перестали замечать даже ход времени. Она знала лишь то, что Рона нет уже много недель. Она перестала считать дни, но из-за оборотней в армии Волдеморта стало важно следить за полнолуниями. С ухода Рона полная луна восходила уж дважды; видимо, крестраж завладел его сердцем, выжег его верность и смелость и наполнил его горечью.
— Ты остаешься или как?
— Я… — она замолчала, пытаясь ответить ему так, чтобы он передумал, чтобы он успокоился и остался. — Да… Да, я остаюсь, Рон. Мы же сказали, что уйдем с Гарри. Мы сказали, что поможем, — Гарри выживет, и это самое главное, пыталась сказать она взглядом, но он отвернулся от нее.
Она видела всё по его глазам. Он уже их покинул. Он забрал медальон, но урон уже был нанесен. Он смотрел будто бы сквозь нее.
— Ясно, — горько заявил он. — Ты выбрала его.
Конечно, она выбрала его. Она всегда выбирала Гарри Поттера. Он был ее лучшим другом, ее братом, их единственным шансом победить в этой войне. Она никогда этого не произносила, но в ее голове тысячу раз проносилось обещание пожертвовать за него жизнью, если до того дойдет. Гарри выживет. Гарри выживет. Она мысленно повторяла это снова и снова, как мантру, чтобы не терять решимости.
— Рон, нет… пожалуйста… Вернись, вернись!
Неделями или месяцами позже — спустя как минимум две луны — она прижимала к себе Гарри и поддерживала в нем жизнь, как сделал бы и он ради нее. Слишком мало еды, слишком мало сна и слишком много сражений. Годрикова Впадина казалась необходимым риском… на тот момент.
Гарри выживет.
Гарри выживет.
________________
Гермиона упала спиной в сугроб, и у нее перехватило дыхание. Она вскрикнула и попыталась вдохнуть, понимая, что Гарри лежит поверх нее, дрожит и кричит, зажимая одной ладонью лоб, а второй — шею. Когда ей, наконец, удалось вдохнуть полной грудью — стало быть, легкие остались целы — она подняла взгляд и увидела над собой разбитое окно в доме Батильды Бэгшот.
— Нет, — прошептала она и схватила Гарри за руку, еще раз попытавшись трансгрессировать. Когда ничего не сработало, она исступленно закричала. Антитрансгрессионные чары. Приближались Пожиратели Смерти.
Приближался Волдеморт.
Они бежали. Бежали до окраины Годриковой Впадины, откуда можно было бы трансгрессировать, но Пожиратели уже окружили маленькую деревню. Придя в ужас, они инстинктивно направились в единственное место, которое казалось им странным убежищем: разрушенному дому Поттеров. Трава во дворе была им по пояс, а живая изгородь и сорняки полностью скрыли за собой руины дома. Правая сторона верхнего этажа была разрушена взрывом, из-за чего внутрь попал снег и холодный ночной воздух. За пятнадцать лет всё здесь пропахло плесенью и разложением.
Гарри свалился у подножия лестницы; его лицо болезненно посерело, а прекрасные зеленые глаза потухли. Гермиона выставила сильнейшие защитные чары, которые только смогла вспомнить, и упала на колени, обнимая лучшего друга на занесенном снегом полу дома его родителей…
Ей должно было быть холодно.
Но кровь Гарри была теплой; она текла из его шеи ей на руки, пока она пыталась остановить кровотечение. Из-за яда Нагайны все ее усилия пошли прахом. Не имея под рукой бадьяна, Гермиона рыдала Гарри в шею, умоляя не умирать, потому что она еще к этому не готова. Не готова отпустить его, не готова остаться одна, не готова признать, что подвела его.
— Я люблю тебя, Гермиона… — прохрипел он; голос его не слушался. — Ты моя… моя лучшая…
— Я люблю тебя — о, Гарри, не уходи! — она громко всхлипнула, поцеловала его в лоб — прямо в шрам, желая, чтобы он исчез. — Прости. Прости. Я должна была тебя спасти.
Он покачал головой.
— Эт-то я должен был тебя спасти.
За защитными чарами что-то взорвалось, словно пушечный выстрел, и Гермиона вскрикнула от страха.
— Борись, — сказал Гарри; его губы посинели. — Никогда не…
— Гарри? — прошептала Гермиона — так тихо, что сама это услышала. Она подавила желание закричать от горя. Ее чары ломались — она это чувствовала. Схватив палочку, она понадеялась, что им пришлось снять антитрансгрессионные чары, чтобы пробиться через ее заклинания.
Гарри… Гарри погиб… и она подумает об этом позже, о том, как свет покидал его взгляд. Она поплачет и сломается — но не сейчас; он погиб, но она не даст им забрать его тело, как какой-то трофей. Она затащила его в угол, словно могла спрятаться за ближайшей стеной. Гермиона закрыла глаза, уже слыша отдаленные крики.
Нацеленность.
— Прости, Гарри.
Настойчивость.
— Я никогда не сдамся.
Неспешность.
— Гарри выживет, — в отчаянии прошептала она.
Она ощутила болезненный рывок трансгрессии; ее легкие ввернулись вовнутрь, а тело вжалось само в себя — даже хуже, чем раньше. Ей было больно, и она запаниковала. Запаниковала сильнее, чем когда случайно расщепила Рона каких-то пару месяцев назад.
Что-то было очень и очень неправильно.
________________
Выпав из трансгрессии и даже не зная, куда именно попала, Гермиона глубоко вдохнула и закашлялась. Перед глазами всё плыло, в ушах звенело. Но ей было тепло. В ее руке лежала палочка — а больше ничего. Гарри не было. Она прижалась к ближайшей стене и попыталась встать, постоянно моргая, чтобы вернуть зрение.
Где я? — подумала она, оглядываясь. Явно внутри какого-то дома. В нем было тепло, и она чувствовала запах свежеприготовленной еды. Пирога — гвоздика, корица и сахар. Она наткнулась взглядом на огромное окно и сильно удивилась, увидев за ним тыквы, а не рождественские гирлянды.
— Что? — пробормотала она под нос.
Раздался взрыв, и дверь сорвало с петель. Гермиона сдержала крик и вновь прижалась к стене, закрывая уши. В другой комнате закричали люди.
— Лили, бери Гарри… уходи!.. его!.. беги!.. его задержу!
Шаги по лестнице. Она ощущала их вибрацию через стену.
Гермиона оглянулась и распахнула глаза, увидев мужчину с черными растрепанными волосами. У нее похолодела кровь.
— Гарри?
Он стоял к ней спиной. Она подползла ближе, чтобы понять, почему он вскочил.
Волдеморт.
Темная мантия, бледная кожа и красные глаза — прямо как описывал Гарри. Но вместо змеиного лица, о котором говорил ее лучший друг, у этого мужчины все черты были острыми — даже нос — а ещё у него была копна тёмных кудрявых волос. Его можно было бы назвать красивым, если бы не жажда убивать во взгляде, если бы не ухмылка от этой жажды. Темный волшебник поднял палочку, и в это момент Гермиона поняла, что руки Гарри пусты.
— Авада…
Нет!
Она выкрикнула первое заклинание, пришедшее на ум:
— Конфринго!
Заклинания столкнулись в воздухе и взорвались, отбросив всех, кто был в комнате. Гермиона сама ударилась обо что-то головой. Она поднялась, кряхтя от боли, а потом ощутила позади себя мокрую сталь, подозрительно похожую на ножку стола, покрытую чем-то, что, скорее всего, было ее кровью.
— Мой лорд! — крикнул кто-то из другой комнаты.
— …с меня! — крикнул Волдеморт.
— … делаешь?.. Пит? — пробормотал другой голос.
— …ост, разберись с ними… исчезни, пока тебя не призовут или я…
— Да, мой лорд, конечно, мой…
— Нет, нет, Пит, ты сукин…
— Прости, Джеймс. Остолбеней!
Джеймс? Гермиона моргнула и заставила себя сесть, понимая, что к ней приближается размытый силуэт. Она потянулась к палочке, но ей наступили на ладонь ещё до того, как она успела ее коснуться.
— Ты ещё кто? — растерянно спросил некто над ней. Где-то над ним эхом разносились крики.
— Не Гарри! Прошу, не Гарри! Прошу, я всё сделаю!
— Отойди. Отойди, девчонка!
Гермиона распахнула глаза — кусочки мозаики складывались воедино. Ее зрение прояснилось, и она взглянула на напавшего с ненавистью и презрением. Круглое лицо, слезящиеся глаза, не настолько крысиные черты, как в последнюю их встречу.
— Хвост, — прорычала она сквозь стиснутые зубы и ударила его свободной рукой, до крови расцарапывая ему щеку. Распахнув глаза, мужчина выпрямился, схватился за лицо и стал нервно возиться с палочкой.
— Откуда ты… Ты кто? Плевать, — сказал он, прикусывая нижнюю губу и дрожащей рукой наставляя на нее палочку. — Остолбеней! — сказал он и промахнулся. Поразившись, что заклинание не сработало, что развернулся и побежал прочь, даже не предприняв второй попытки; он выбежал через входную дверь и трансгрессировал.
Гермиона сжала палочку и бросилась к лестнице, не обращая внимание на стук в голове и кружащуюся перед глазами комнату. Она преодолела две ступеньки, как вдруг услышала громкое: «Авада Кедавра!» — эхом разлетевшееся по дому, который тут же наполнился зеленым светом.
— Нет! — крикнула Гермиона, и в тот же момент начала обрушаться крыша. Кусок щебня ударил ее по голове, а остальные погребли под собой ее тело.
Перед тем, как потерять сознание, она услышала тихий плач младенца.