24 сентября 1983
Не зная, как справиться с расставанием, Гермиона почти две недели хранила это в тайне. Хоть Кингсли и заверял, что они оба ничего плохого не совершили и что они просто не созданы друг для друга — слово в слово повторяя ее прощание с Ангусом Сэвиджем — Гермионе невольно казалось, что она где-то оплошала. С неудачами она справлялась прескверно и потому никому ничего не рассказывала, пытаясь осознать всё, что происходило между ней и Кингсли.
Он намекал — нет, он практически прямым текстом сказал — что она, по его мнению, влюблена в… но это же чушь полнейшая, и он попросту… Гермиона нервно грызла перо, просматривая утренние заказы в книжном магазине.
— Иди домой, — велел ей Ремус. — Не знаю, что у тебя на уме, но ты ломаешь уже третье перо. Ты либо чернилами потравишься, либо пером подавишься.
Она взглянула на него, вырвавшись из оцепенения, и вытащила перо изо рта. Вытерев рот тыльной стороной ладони, она охнула, увидев черные чернила, размазанные по коже.
— Прекрасно, — горько сказала она и бросилась к зеркалу, в котором увидела, что у нее все губы почернели.
— Ни о чем не хочешь поговорить? — спросил Ремус, зевая и потягиваясь, пока Гермиона аккуратно очищала чарами рот. До нового полнолуния оставалась всего пара дней, но он всё равно выглядел счастливейшим человеком на свете. Он даже старался не морщиться, принимая Волчье Противоядие, хоть все и понимали, что на вкус оно ужасно.
Гермиона улыбнулась ему, но покачала головой. Она не хотела нагружать друга своими проблемами. И вообще кого-либо.
Ремус был счастлив с Мэри, но он мог взвалить на себя груз чужих проблем, стараясь удержать их вместе с собственными. Мэри была такая же, и Гермиона опасалась, что они попросту зальют ее сочувствием, если она сама расскажет им о расставании. Она подумывала сходить к Элли, но та мало того, что работала с Кингсли в одном отделе, так еще и была с Фрэнком с Хогвартса и понятия не имела, как себя чувствуют после разрыва отношений. Эммелина вот проходила через такое не раз, но зачастую ударялась в гнев и горечь, на что у Гермионы не было причин, поскольку Кингсли сказал, что любит ее, но знает, что она не полюбит его в ответ, и потому хочет, чтобы они оба могли пойти разными дорогами. Мерлина ради, они согласились остаться друзьями.
В сухом остатке у нее оставалось два друга — потому что говорить Молли о чем-либо, связанном с отношениями, она точно не собиралась, чтобы случайно не согласиться сходить на свидание, например, с братом Артура, Билиусом.
Сириус попытался бы отвлечь ее от неприятных ощущений — потому что как таковых страданий она не испытывала — стал бы флиртовать с ней, попробовал бы напоить огневиски или предложил бы пойти и напакостить кому-нибудь. К счастью, сейчас он был слишком занят собственными приключениями. Загадочное кольцо на пальце и возможная невеста, затерявшаяся во мраке, вынудили Сириуса заняться поисками вполне вероятной новой леди Блэк.
— Думаю, я схожу проведать Гарри, — солгала Гермиона Ремусу. — Столько мыслей в голове накопилось. Когда я с ним играю, всегда становится легче.
Оборотень по-доброму улыбнулся ей.
— Джеймс сказал, что сегодня они будут дома. Никуда уходить не планировали. Наверное, стоит заскочить в кафе Фортескью и купить вам обоим мороженое. О, и что-нибудь для Джеймса, — не слишком тонко намекнул он. — Его любимый вкус…
— Двойная карамель, — договорила она за него и вышла из кабинета.
________________
— Селеста Джоркинс, — сказал Джеймс, воткнув ложку в маленький стаканчик с мороженым и вытащив огромный кусок карамели. — Третий курс.
Гермиона улыбнулась ему.
Когда она принесла угощение, Гарри выхватил свое мороженое и убежал в спальню, заявив, что у него там очень важное заседание. Заглянув к нему, она увидела, что он окружил себя множеством мягких игрушек, бумажным самолетиком, некой поделкой из Лего и Крендельком в террариуме.
Раз уж ребенок их оставил, Гермиона протянула Джеймсу мороженое и повела его в гостиную, где плюхнулась на пол, прижалась спиной к дивану и сказала:
— Ладно, Поттер, давай поговорим про неудачные отношения.
— Так, значит, ведьмы поступают? — спросил он. — У вас с Кингсли что-то не заладилось?
— Да если бы я знала, — ответила она, тяжело вздохнув. — До того, как попасть сюда, у меня и парней почти что не было. И нет больше меня и Кингсли.
Спустя час Джеймс ушел за новой порцией мороженого и, вернувшись, нашел Гермиону на том же месте на полу, где она решила облегчить душу. Но теперь она улыбалась, и ему этого было достаточно. Ему было искренне плевать, о чем с ней говорить.
— И что же, позволь узнать, сделала мисс Джоркинс? — спросила она, подхватывая каплю клубничного мороженого, пока та не капнула на ладонь. Джеймс рассмеялся.
— Сказала, что не пойдет со мной в Хогсмид, потому что ей не нравятся мои волосы.
Гермиона хихикнула.
— Это ужасно, — сказала она, вспомнив, сколько неприятных комментариев успела выслушать про свои кудряшки за всё время учёбы в Хогвартсе.
Она улыбнулась Джеймсу, чувствуя, будто с плеч камень упал. С Джеймсом всегда было легко общаться — об отношениях ли, о смерти, о войне или о походе за продуктами. Он не осуждал, почти не советовал — лишь слушал и порой ухмылялся, что каким-то образом делало ситуацию лучше. Он также потакал ее постоянной потребности заботиться о нем — в отличие от Ремуса — но не пользовался ее добротой — как Сириус.
Он кивнул.
— Справедливости ради, она училась на шестом курсе и вряд ли горела желанием встречаться с тринадцатилетним парнем. Твой черед. Я рассказал о своем ужасном подростковом опыте, а Сириус и Ремус в любой момент с радостью перечислят многочисленные попытки Джеймса Поттера впечатлить Лили Эванс.
Гермиона улыбнулась тому, что его больше не передергивает при упоминании жены. В его карих глазах все еще светилась тоска, но теперь в ней было больше ностальгии, чем боли.
— Виктор Крам.
Джеймс хмыкнул и сверкнул глазами.
— Игрок в квиддич? — спросил он. Она кивнула.
— Он пригласил меня на Святочный бал, вел меня под руку, поцеловал и… потом пригласил съездить с ним домой в Болгарию.
Подавившись мороженым, Джеймс во все глаза уставился на Гермиону.
— Домой? Он ведь чистокровный, так? Ты знаешь, что это значит?
Гермиона хмыкнула.
— Теперь знаю. У вас, чистокровных, такие странные традиции. Встреча с его родителями означала бы, что мы движемся в сторону помолвки. Это же безумие. Мерлина ради, мне было пятнадцать.
— И ты придумала, как его помягче отшить?
Она вздохнула.
— Я старалась, чтобы мы остались друзьями. Мы больше года обменивались письмами.
— Жестоко, — поддразнил ее Джеймс.
— Потом был Рон.
— А, тот мальчуган, который на прошлой неделе рыдал в голос, когда его плюшевый дракон упал в пруд?
— Ну тише, — сказала она и зажала ему рот рукой, чтобы заглушить его смех. Но смеяться было приятно, пусть и над ее неудачами. Гермиона согнулась напополам от хохота и стерла слезы с глаз. — Ох, вся моя жизнь — сплошная шутка, — с улыбкой сказала она. — Парень, которого я, как казалось, любила, еще недавно подгузник носил.
— Если тебе нравятся мужчины постарше, то Виктору Краму, полагаю… сколько? Пять? Может, шесть? — спросил Джеймс и запрокинул голову от хохота, а Гермиона прыснула.
— Поразительно, но это еще не самое мое неловкое романтическое увлечение, — заметила она. — За мной водилась ужасная привычка безнадежно влюбляться в профессоров, — она увидела, что Джеймс поморщился. — Но не в старых, — уточнила она. — Не в профессора Флитвика или, упаси Мерлин, Дамблдора.
— И слава Цирцее, — с улыбкой заметил Джеймс, подняв стакан мороженого, как тост.
— Локхарт был весьма красив, — посмеиваясь, сказала она. — А в итоге оказался полнейшим разочарованием. Таким самовлюбленным и… вообще говоря, он был преступником. Может, сейчас он еще учится в Хогвартсе. Мне стоит предупредить Дамблдора, — она наклонилась, чтобы достать сумку.
— А что насчет остальных? — спросил Джеймс.
— Каких остальных? — ответила Гермиона, роясь в сумке в поисках пергамента и пера.
— Ты сказала, что безнадежно влюблялась в профессоров. Множественное число.
Гермиона распахнула глаза и уставилась на Джеймса, словно ее застали за воровством печенья из банки. Ее щеки покраснели, а рот — приоткрылся, пока она пыталась наспех придумать, что соврать.
— Да ладно, — прошептал Джеймс, расплываясь в ухмылке. Гермиона поджала губы.
— Не смей.
— Да ладно!
— Джеймс Поттер, не смей даже рта…
— Ты была влюблена в профессора Лунатика! — крикнул он и вскочил на ноги. — О, я обязан… Я должен кому-то об этом сказать. О, это слишком хорошо! Он помрет на месте. Маленькая Гермиона фанатела по Ремусу. Тебе хотелось выйти за него замуж и нарожать ему щенят? Стать мадам Лунатик?!
— Не смей даже рта раскрывать! — Гермиона встала с пола. — Мне было тринадцать, а он был… он был таким умным и спас нас от дементора.
Джеймс чуть ли не хихикал.
— Ты рисовала сердечки вокруг его имени? Прошу, скажи, что ты рисовала сердечки вокруг его имени. Профессорская мантия ему шла? Он хорошо сохранился для своих лет?
Гермиона пыталась рассердиться, но не могла сдержать смех, отчего ее угрозы казались пустым звуком.
— Клянусь, если ты хоть слово…
— Ты собираешься увести его у Мэри? Может, мне ее предупредить? — спросил он и шагнул к летучему пороху.
— Нет! — воскликнула Гермиона, и, в миг безумства, напрыгнула ему на спину, чтобы остановить. Джеймс лишь рассмеялся и потащил ее к камину, игнорируя то, как она вцепилась ему в волосы и тащила на себя, как поводья лошади. Они смеялись, несмотря на ее возражения, и когда он наклонился, чтобы схватить щепотку пороха, они оба свалились на пол.
Гермиона вытянула руку, борясь с ним, и схватила его за запястье, но, увы, он уже успел бросить порох, и в камине вспыхнуло ярко-зеленое пламя.
— Мне сообщить сначала Ремусу или Мэри? — сквозь смех спросил Джеймс, пока Гермиона прижимала его лицом к полу, чтобы помешать осуществить задуманное.
Он перевернулся, обхватил ее за талию и улыбнулся. Она пискнула, когда он оторвал ее от себя и развернулся, прижимая ее всем весом к полу.
— А теперь… теперь что будешь делать? — спросил он, тяжело дыша, и его озорная ухмылка сменился чем-то более искренним. — Теперь, когда ты там… там, где я…
Гермиона с трудом сглотнула, ощущая, что рядом с ней погасло пламя, и посмотрела в глаза Джеймсу. Ее сердце забилось чаще, а к щекам прилило тепло, когда он протянул руку и откинул волосы, упавшие ей на лицо.
— Там… где ты что? — смело спросила она, когда адреналин, вызванный тревогой, хлынул по ее венам. Джеймс перевел взгляд на ее губы и прошептал:
— Там, где я и хочу.