7 июля 1982
Квартира Сириуса Блэка
После полнолуния, которое — слава Мерлину — выдалось не таким ужасным, Джеймс трансгрессировал домой, не став пользоваться летучим порохом, чтобы не будить отца Ремуса. Он зашёл в квартиру и удивился, почуяв запах жареных яиц — Гарри ведь должен был ночевать у Лонгботтомов. Обернувшись и обнажив палочку, он распахнул рот, увидев за плитой Гермиону.
На ней были оранжевые и явно великоватые для нее пижамные штаны с эмблемой «Пушек Педдл» на бедре. Сверху на ней была надета старая, выцветшая мужская футболка, которую он видел на фотографии Гарри — ее Гарри — которую она хранила в сумочке. Одежда Гарри и Рона, понял он, она носит ее, потому что больше ничего от них у нее не осталось.
Он заглянул в открытую спальню и увидел покрывала Лили, сложенные на кровати, где он их и оставил.
— Папа! — радостно крикнул Гарри, и Джеймс заметил, что Гермиона напряглась, но не обернулась.
— Эй, друг, — сказал он, подошел к сыну и поцеловал его в лоб. — Гермиона готовит тебе завтрак?
— Омлет, — сказал Гарри и продолжил распевать какую-то ерунду, барабаня двумя вилками по столу.
Джеймс снял плащ и бросил его на стул, после чего подошёл к холодильному шкафу и вытащил тыквенный сок.
— Всё в порядке? — прошептал он. Гермиона кивнула.
— У Элли экстренная ситуация. Фрэнка ранили на работе — ничего серьезного, но ей нужно было в Мунго, а миссис Лонгботтом доводит Гарри до слёз.
Джеймс вздохнул и прошёлся ладонью по волосам, глядя на сына.
— Мне нужно составить список тех, с кем я могу его оставить. Или поговорить с Лунатиком… Может, ему хватит и Бродяги, когда…
— Я могу, — сказала она, поворачиваясь и ставя перед Гарри омлет. — Погоди, горячий, — предупредила она, после чего скрестила руки и посмотрела на Джеймса. — Я могу, — повторила она. — Если ты не против.
Он кивнул и опустил взгляд.
— Насчёт того, что произошло…
— Это моя вина. Я… Я скрывала — но не намеренно утаивала — всё, что знаю о нём, потому что… это всё, что у меня осталось. Моего Гарри больше нет. Он по… Он покинул меня, и я всё изменила. Даже если бы был способ вернуть меня в 1997, мир был бы уже другим, и он бы меня не знал. Мне нужно его отпустить.
Джеймс сглотнул и подумал о Лили.
— У него аллергия на сумасшедшую ягоду, но он не проверяет, есть ли она в еде, потому что обожает сладости; особенно он любит пирог с патокой. Он любит всё, что связано с квиддичем, и летает слишком быстро и слишком высоко. Он бывает чем-нибудь одержим, патологически спасает других и удержать его в узде не представляется возможным. Его легко смутить, он не знает, как сдерживать выбросы магии, но при этом умелый дуэлянт, разбирается в ЗОТИ и чарах… более или менее. Он ненавидит историю магии и кошмарно варит зелья, если только не мухлюет, в чем, кстати, абсолютно не раскаивается, — сказала она, драматично закатив глаза.
Она посмотрела на Джеймса и поразилась, что он улыбается ей и смотрит на нее с такой… благодарностью… что у нее слезы выступили на глазах.
— У него постоянно растрепаны волосы, — продолжила она надламывающимся голосом. — Он не умеет говорить с девочками и танцевать… Он любит прекрасных полярных сов и верных гиппогрифов и… и… и больших глупых черных псов, — она смахнула слезы, покатившиеся по щекам. — И сейчас у него всё лицо в омлете, — со смехом добавила она.
Не обращая внимания на беспорядок, который устроил Гарри, Джеймс протянул руки и крепко ее обнял.
— Прости, — сказал он и улыбнулся, когда она тяжко вздохнула. — Я раздолбай, а ты удивительна. Ты замечательная подруга, и мы все по тебе скучали. Ты заботилась о Гарри и… и мне, когда я больше всего в этом нуждался. Ты заботишься о Ремусе, Сириусе и всех, кого ты знаешь, — он разомкнул объятья. — Но кто позаботится о Гермионе?
Она пожала плечами.
— Я бы сказала, что Гарри и Рон, но… ну… — она рассмеялась. Джеймс улыбнулся.
— Значит, решено. Что скажешь, Гарри? — сказал он, оборачиваясь к столу. — Давай тебя умоем, а потом сделаем завтрак для Гермионы?
Она нахмурилась и распахнула глаза.
— О, нет, не нужно…
— Да! — крикнул Гарри, радостно вскинув запачканные омлетом кулачки. Джеймс положил руки на плечи Гермионы и подвёл ее к стулу.
— Посиди здесь, а я что-нибудь сварганю. Любишь кашу? Лили всегда… — он осекся и задумался. Гермиона кашлянула.
— Скажи, — произнесла она. — Что делала Лили?
Джеймс посмотрел на нее и улыбнулся.
— Она поливала ее кленовым сиропом, — ответил он. — И добавляла чернику. И иногда — маршмэллоу, — он рассмеялся. Она ярко улыбнулась.
— Я бы хотела такое попробовать, если можно.
Он уставился на нее, а потом быстро заморгал, поражаясь, что его задела за живое мелочь вроде каши. Он выдохнул, казалось, снимая с себя груз всего мира, а затем улыбнулся и кивнул.
— Да, я могу… Могу устроить.
Гермиона подняла Гарри со стула и стёрла ближайшим полотенцем омлет с его рук и лица, после чего отдала его Джеймсу.
— Расскажи ещё что-нибудь, — сказала она. Джеймс расплылся в улыбке.
— Она была злючкой, — сквозь смех сказал он. — Накладывала на меня жуткие проклятья, когда я говенно себя вел.
— То есть… постоянно?
Он заржал в голос.
— Именно. И подолгу обижалась, если я ее чем-то выбешивал. Но она была… она была такой красивой, когда улыбалась. И уверенной, — сказал он, поставив Гарри на тумбочку, и, придерживая его одной рукой, начал рыться в ящиках. — Она ходила так, будто Хогвартс принадлежал лишь ей. Будто она родилась в нем, прямо в его стенах, понимаешь? Но, что… странно, высокомерной ее это не делало. Она была добра ко всем, особенно к младшекурсникам. Боги, как она радовалась, когда ее назначили старостой, — он счастливо вздохнул, начав возиться с ингредиентами, и протянул Гарри горсть маршмэллоу. — Она поручала мне всё самое скучное, а сама проводила всё время с первогодками. Спрашивала, знают ли они, куда идти, и что за ними есть, кому присмотреть.
Гермиона улыбнулась.
— Мне всегда хотелось стать старостой, — призналась она. — По… менее альтруистичным причинам, — тихо добавила она. Джеймс хмыкнул.
— Хотелось сверкающий значок?
Она надулась, но потом пробормотала:
— И важное звание.
Он засмеялся и усадил Гарри обратно на стул, насыпав ему ягод, а потом повернулся к котелку на плите, палочкой регулируя огонь под ним.
— В плане зелий она была вундеркиндом. Блестяще с ними справлялась. И с чарами тоже. Они давались ей так естественно. Как дыхание.
— Я завидую таким людям, — призналась Гермиона. — Мне приходится буквально вгрызаться в знания, чтобы во всем разобраться. Когда дело касается магии, я забываю обо всем. Друзей мне это не прибавило.
— Но у тебя были Гарри и Рон.
Она рассмеялась.
— Я не рассказывала, как мы познакомились? В замок проник горный тролль, и мальчики побежали меня спасать, потому что я сидела в туалете и плакала. Причем из-за какой-то обидной глупости, которую сказал Рон. Они сразились с троллем, я взяла вину на себя, с Гриффиндора сняли очки, а остальное, как говорится, история.
— С горным троллем? — ухмыльнулся он. Она кивнула.
— С горным троллем.
Джеймс рассмеялся и покачал головой, закончил готовить с помощью магии, разложил еду на три тарелки, поставил в центр стола банку сиропа и сел.
— Похоже, у тебя было интересное детство — и это с учётом того, в каком мире мы живём. Мне стоит ещё что-нибудь знать о моем сыне?
— Да, — она радостно улыбнулась, пока Джеймс поливает сиропом ее кашу. — Его Патронус — это его отец.