35.

13 февраля 1983


Вальбурга Блэк при личном знакомстве оказалась столь же неприятной, как и ее портрет, кричащий до пены изо рта в прихожей дома на площади Гриммо. Живая Вальбурга, однако, лишь хмурилась и шипела, порой даже выплевывая проклятия. Она все время распиналась о предателях крови, грязнокровках и отбросах общества, коими считала полукровок. Гермиона понимала, что Сириус совсем не зря выпил перед встречей умиротворяющий бальзам, поскольку его мать будто нарочно его провоцировала.

Попав внутрь и миновав прихожую и коридор, они оказались в столовой, где сели за длинный стол, накрытый черной кружевной скатертью, поскольку, по словам Вальбурги, весь дом вместе с ней пребывал в трауре.

— Рег мертв уже много лет, — горько сказал Сириус, и Вальбурга уставилась на него так, словно имя Регулуса здесь было под запретом.

Гермиона отпила воды из бокала и начала болтать по-французски, отвлекая Вальбургу от старшего сына. Нарцисса и Сириус были правы. Вальбурга не понимала ни единого слова, но кивала и смотрела на Гермиону, делая вид, что ее речь ей прекрасно ясна. Время от времени она усмехалась или закатывала глаза, а однажды даже сказала: «Верно», отчего Гермиона чуть не подавилась водой — ведь она только что спросила старую ведьму, считает ли она себя конской задницей.

Нарцисса прервала ее, чтобы рассказать Вальбурге о своих делах и о том, как подумывает заняться благотворительностью с целью спасти старые семейные книги и гримуары вымерших семей, чтобы они не попали в лапы Министерства, которое наверняка забросит их в недра Отдела Тайн. Разговор вышел политически-нейтральным, и даже Гермионе удалось в нем поучаствовать, вставив пару фраз на ломаном английском.

— Моя сйемья с больсчим увашением от-тоносится к трасидициям, — сказала она, вспоминая Флёр Делакур. — Я сщитаю, что ты это щудно придумала, Нарсисса. Сириус, ты федь помошешь коузине?

Сириус фыркнул и запрокинул голову, что-то пробормотав про то, что он лучше бы работу нашел, чем навещал свою мать.

— Ну, раз мне запрещено даже посещать нашу семейную библиотеку, я вряд ли ей чем-то помогу, котенок, — и он ей подмигнул. Гермиона ощетинилась и выпрямила спину, стараясь выглядеть оскорбленной его словами.

— Полагаю, его дурные манеры — никак не ваша вина, мадам Блэк, — сказала она.

Вальбурга улыбнулась и на миг стала тенью некогда прекрасной женщины, сокрытой за собственным страшным взглядом.

— Я не отвечаю ни за что из того, что делает это пятно на моем роду.

— Но он ведь тоже от вашего рода, non? — спросила Гермиона. — Ужасно, что такой древний и благородный род угасает.

Нарцисса кивнула.

— Жаль, что у моего отца не было сыновей, — горестно сказала она. — Чтобы они продолжили наш род. Конечно, еще есть шанс восстановить в правах Сириуса.

Вальбурга злобно посмотрела на сына.

— Чего ради?

— Чтобы не дать нашему роду совсем вымереть, — нетерпеливо сказала Нарцисса. — Мир изменился, и мы мало что можем с этим поделать. Но мы можем приспособиться. Мы должны приспособиться. Я нашла в жены Сириусу чистокровную ведьму из хорошей семьи. Восстанови его в правах наследника и главы рода, и мы все останемся в выигрыше.

Вальбурга никак на это не ответила и щелкнула пальцами, вызывая Кикимера. Как только перед ними появился домовой эльф, Гермиона похлопала Нарциссу по ноге.

— Мерлин, — сказала Нарцисса, вздернув нос при виде грязного эльфа. — тетя Вальбурга, твой эльф совсем не моется? Добби! — крикнула она, и, как они и планировали, рядом появился свободный эльф, к счастью, одетый не в нелепые яркие носки и рукавички, которые ему так нравились. «Добби, мы притворимся, что ты — домашний эльф. Это нам очень поможет», — сказала ему Гермиона, и он с радостью им согласился им подыграть.

— Госпожа звала Добби?

— Тетя Вальбурга, если ты не против, мой собственный эльф может подать еду.

Вальбурга тут же с подозрением взглянула на племянницу.

— Спасибо, но это мой дом, поэтому моему эльфу и подавать еду, — резко заявила она. Нарцисса вздохнула и взмахом отослала Добби.

— Иди в соседнюю комнату. Может, ты еще пригодишься.

Как только Добби ушел, и Кикимер начал подавать на стол, Гермиона кашлянула.

— Сдесь шарковато, non? — спросила она и сняла мантию, оставаясь в красивом платье, которое купила ей Нарцисса. Ее действия казались кокетливыми, поскольку внимание Сириуса сразу привлекла изящная линия ее декольте. Вальбурга даже хмыкнула, решив, что Гермиона манипулирует ее сыном.

А вот внимание Кикимера привлек медальон, висящий на шее Гермионы.

— К-как… — пробормотал он и уронил половник, пролив суп на пол. — О! Госпожа! Кикимер плохой, Кикимер немедленно себя накажет! — провыл он, вытирая пол, а затем, бросив долгий, запуганный взгляд на медальон Гермионы — точную копию крестража, которую он прятал — исчез.

— Вижу, у Кикимера всё хорошо, — тихо заметил Сириус.

— Если хочешь, чтобы тебя восстановили в правах, — сказала Вальбурга, пропуская его слова мимо ушей, — ты должен одеваться подобающе статусу. Больше никаких магловских тряпок.

— Ну уж нет, — ответил он. — Я не отрекусь от своих друзей-предателей крови, как и от маглорожденных друзей. Я не перестану пить в магловских барах и кататься на магловском мотоцикле. Я согласен жениться на чистокровной ведьме — это уже будет жертвой с моей стороны.

Кикимер вернулся, подозрительно глядя на Гермиону и медальон, и подал оставшуюся еду, к которой ни Сириус, ни Гермиона на всякий случай не притронулись. Нарцисса и Вальбурга обсудили общество и события, которые старшая ведьма упустила за время ее уединения; иногда Сириус вставлял пару едких комментариев, напоминая матери, что между ними ничего не изменилось. Гермиона время от времени говорила что-нибудь по-французски, в общих чертах описывая, как приготовить оборотное зелье, или декламировала законы Гэмпа. Когда Вальбурга и Сириус вступили в ожесточенный спор, в котором он намекнул, что «запятнал» себя с вампиром, Гермиона спросила Вальбургу, не знает ли она каких-нибудь хороших чистокровных французских поэтов. Когда та сказала, что не прочь послушать их стихи, Гермиона просияла.

— A la volonté du peuple, et à la santé du progrès, remplis ton cœur d'un vin rebelle. Et à demain, ami fidèle! Nous voulons faire la lumière malgré le masque de la nuit. Pour illuminer notre terre, et changer la vie, — нараспев сказала она, не сводя взгляда с Вальбурги. Переводить она никак не стала.

— Прекрасно, — сказала Вальбурга, пока Гермиона изо всех сил сдерживала самодовольную улыбку. — Идемте, — сказала она, вставая из-за стола. — Я бы хотела, чтобы юная Гермиона увидела семейный гобелен. Особенно с учетом того, что она хочет разрушить свой род, объединившись с худшим представителем нашего, — добавила она, злобно глянув на Сириуса.

Сириус показал два средних пальца ей в спину, и Гермиона ударила его.

— Да когда ты уже прекратишь? Мы почти закончили! — прошептала она. Он протяжно выдохнул и посмотрел на нее.

— Ты хоть представляешь, как мне тяжело тут находиться?

Она нахмурилась.

— Да, — сказала она, вспомнив взрослого Сириуса Блэка, загнанного в эту адскую дыру. Он опустил взгляд и вздохнул.

— Обещаю, что попробую вести себя получше, — прошептал он, после чего протянул ей руку, и они быстро нагнали Нарциссу и Вальбургу в знакомой гостиной.

Гобелен был точно таким же, как Гермиона его помнила, пусть и несколько чище. Некогда безупречное шитье покрывали выжженные пятна, и Гермиона заметила, что Нарцисса смотрит на черную точку на том месте, где должна быть Андромеда Тонкс.

— C'est magnifique, — тихо сказала Гермиона. — Что са щудесный способ хранить семейную хисторию.

Вальбурга улыбнулась.

— О, девочка моя, тут не только она. Магия крови вплетена в самые основы этого гобелена и сохраняется на протяжении многих поколений. Когда каждый представитель нашего рода достигает совершеннолетия, он дает клятву крови, что сохранит семейное наследие, стандарты и традиции, тем самым подчиняясь главе рода.

Гермиона ужаснулась, но попыталась это скрыть, повернувшись к Сириусу.

— Проще говоря, наследный Империус, — злобно сказал он. Вальбурга усмехнулась.

— Да, полагаю, ты именно так это и видишь. Сириус, конечно же, не успел достигнуть совершеннолетия, когда его убрали с этого великого образчика волшебной красоты. И, увы, нам еще предстоит выяснить, как держать в узде ведьм, нашедших мужей не из нашего рода, — добавила она, с подозрением глядя на Нарциссу, но та лишь закатила глаза.

— Тетя Вальбурга, мне не нужен семейный гобелен, чтобы помнить и чтить традиции рода Блэк. Отец вложил мне это в голову, — сказала она.

— Сигнус? — фыркнула Вальбурга. — Мужчина, которому самому время от времени нужно напоминать о его клятве? Нашей семье повезло, что я не отправилась следом за моими возлюбленными Орионом и Регулусом. Иначе бы твой отец унаследовал гобелен и бремя, которое с ним связано.

Гермиона с трудом сглотнула и посмотрела на двух ведьм, крепче сжимая руку Сириуса. Клятва на крови, которая принуждает всех, связанных с ней, подчиняться главе рода. По-видимому, их она тоже коснулась. Внезапно обещание Сириуса завещать гобелен Нарциссе стало звучать куда осмысленнее.

— А… где на нем будем мы с Сириусом? — спросила Гермиона, глядя на гобелен. Вальбурга расхохоталась.

— О, девочка моя, тебя на гобелене не будет. Как и этого мерзкого пятна бесчестия, — сказала она, глядя на Сириуса. — Скажи мне… ты правда думала, что я позволю грязнокровке связать свою мерзкую сущность с моим родом?

Гермиона зачитывает первый куплет песни "À la volonté du peuple/Do You Hear the People Sing?" из "Отверженных":

"За волеизъявление народа и за здоровье прогресса! Наполни свое сердце бунтовским вином и до завтра, верный друг! Мы хотим зажечь свет, несмотря на маску ночи, чтобы осветить нашу землю и изменить жизнь."

Содержание