Время шло... Когда-то раньше Торка понятия не имел, что это значит, когда время проходит. Жизнь вокруг него была предсказуемо-однообразна: день сменяла ночь, весну — лето, а если что-то и было новым, так только дата в уголке газеты. Озен была неизменно-насмешлива, Лайза — неисправимо-едка. Молодого мужчину это вполне устраивало.
Он заметил, что время идёт только благодаря бесконечным Лайзиным друзьям: с годами в их доме стало куда тише. Хокко больше не заходил потрепать его по волосам, Римидэ не заглядывал, чтобы отыграться в карты, хотя обещал разнести Торку в пух и прах, а Сладжо появлялась всё реже и реже — чаще Ятарамар забегал на минутку, чтобы передать от неё письмо, и, каждый раз смущаясь предложенного чая, убегал обратно. Вакуна вечно пропадал где-то на Шестом слое, а о Пэрро уже третий год не было вестей.
Неизменными оставались только Гуэйра и Бондрюд, регулярно вдвоём или по одному навещавшие супругов. О своих товарищах они предпочитали не говорить. Бывший лайзин ученик тоскливо смотрел в пол, повторяя, что у них много работы, а Рассветный с улыбкой в голосе всякий раз отвечал, что всё хорошо.
Но даже если они оба были откровенными лжецами, они хотя бы были.
Тот день отчего-то сильно врезался в память. Лайза вышла за продуктами, и они с Рассветным остались один на один. Они сидели за столом. Бондрюд сидел прямо, почти не шевелясь. Это было ужасно неловко.
— Хочешь чаю? — чтобы хоть немного прервать молчание, спросил Торка.
Бондрюд не ответил. Должно быть, он был глубоко погружён в свои мысли. Торка кашлянул, потом громко повторил вопрос снова. Ничего. Тогда он неловко протянул руку вперёд и помахал ею перед лицом Искателя. Тот хранил молчание.
"Задремал что ли?..".
Он легонько тронул его за руку.
— Я тебя хорошо слышу.
У Торки чуть сердце не остановилось от неожиданности. Он резко отпрянул, врезавшись в спинку стула.
— Я больше не приду, — спокойно продолжил мужчина, не обратив на него никакого внимания. — С Лайзой я попрощаюсь чуть позже.
— Что-то случилось?
Слова Бондрюда упали как снег на голову. Торка обескуражено смотрел на него, чувствуя внутри странную опустошённость.
Лорд Рассвета никогда не был ему другом — это был друг Лайзы, останавливающийся у них, время от времени, чтобы не снимать номер в гостинице. Своего дома в городе у него не было, видимо, за ненадобностью — почти всё своё время Искатель проводил на Идофронте. Гостем он был тихим, но общался с хозяевами много и охотно, никогда, впрочем, не снимая маску, из-за чего его голос звучал глухо и неестественно.
Впрочем, заставать его ночью на кухне в мягкой домашней пижаме и с ночным колпаком, натянутым прямо на шлем, было забавно — в такие моменты Торка его почти не боялся.
Почти. Потому что Бондрюд, как и прочие Белые свистки был абсолютным мерзавцем. И если в Лайзе Торку это привлекало, а в Озен казалось неотъемлемой частью, то эта холодная и безучастная сволочь слишком уж напоминала ему его самого. А с собой Чёрный свисток не пожелал бы рассориться ни одному Искателю.
И даже если он никогда не видел, как убивает Бондрюд, Торка был уверен — он делает это с огромным наслаждением.
Поэтому в том, что он уходил, не было ничего плохого. От таких, как он, никогда не следовало ждать ничего хорошего, и было бы даже здорово, если бы этот опасный человек больше не подходил к его Лайзе. Но молодого мужчину мало интересовало "плохое" и "хорошее". Тем более, "безопасное".
Человек, которого он привык видеть в своём доме, уходил навсегда. Торка чувствовал себя брошенным: Дони, Наири, Симон, Хокко, Римидэ, Пэрро...
— Гуэйра тоже? — спросил он резче, чем хотел бы.
— Нет, только я.
Чёрный свисток кивнул, беспокойно разглаживая скатерть.
— Ты уходишь в Последний спуск? — уже тише спросил он.
— В Последний спуск? — Бондрюд задумался. — А что вообще можно назвать Последним спуском?
Торка, не ожидавший, что его будут "экзаменовать", растерялся.
— Ну, Последний спуск — это и есть "последний", после которого не поднимаются.
— Тогда у нас тридцать процентов Красных свистков уходят в Последний спуск. Официально Последним спуском называют спуск на Шестой слой, поскольку с него не возвращаются.
— Ага, но это хуйня. Лайза с Озен туда на свиданки бегают.
Бондрюд кивнул.
— Я там тоже регулярно бываю. Таким образом, вернее всего считать, что Последний спуск — это когда Искатель уходит в Бездну, чтобы продолжать изучать её самостоятельно, независимо ни от кого извне. В каком-то смысле я уже давно ушёл в него. В каком-то — не уйду в него никогда. Я схожу, пройдусь.
Торку настолько загипнотизировало бессмысленное хитросплетение слов, что он ещё долго сидел после ухода Искателя, глядя перед собой.
Бондрюд как будто бы никогда не говорил чего-то нового или необычного, но каждый раз оставлял молодого мужчину обескураженным и растерянным. Наверное, дело было в интонациях.
"Точно в них. Интересно, он играл в приютских спектаклях? — вздрогнув от звука хлопнувшей входной двери, подумал Торка. — Он отлично подошёл бы для той роли накикабане из сказки...".
— Я дома! — громко сообщила Лайза, входя в кухню. — Торка, смотри, кого я к нам на обед привела!
К Лайзе жался маленький беловолосый мальчик. Он смотрел на Чёрного свистка огромными сиреневыми глазами и недоверчиво поджимал губы.
— А это тебе на первое или на второе? — подмигнул жене Торка.
— А это мне ученик! Увязался за мной, сказал, что будет у меня учиться. Даже Озен нахамил, — Лайза оскалила острые зубы в улыбке.
— Вот как?
Торка вспомнил, как сам когда-то хотел стать учеником Лайзы, и понял: время действительно прошло.
Дони остался с Лайзой белым свистком у неё на шее, Гуэйра давно вырос и при том вытянулся на головы две-три выше учителя, а Торка так и не стал ей учеником, взяв её в жёны. Но только сейчас, глядя на растерянного мальчишку, мужчина окончательно понял: он сам _никогда уже_ и не станет ей учеником.
Он и не знал, что этому чувству в его душе всё ещё отведено так много места. Яркий фейерверк давнего желания — настолько сильного и страстного, что он молился об этом Бездне, — на мгновение вспыхнул огнём, осветив и жгучую зависть, и полное злости на себя бессилие, и крохотное, совсем крохотное желание быть принятым, нужным, ценным, безусловно любимым... а затем угас, осыпавшись мягким хрупким пеплом в ладони.
— Мама... — прошептал он.
— Чё?
Торка поднял голову и с нежностью улыбнулся жене. Своей маленькой, красивой, самой-самой дорогой и оберегаемой женщине, которой хотел зваться мужем.
— Ничего. Как его зовут?
— Джиро! — усмехнулась Лайза.
— Тебе очень повезло, Джиро, — Торка потрепал мальчика по волосам. — Я к обеду столько вкусного вам приготовил!