– Озен, это Торка из нашего отряда. Мы поженились.
Озен, в этот момент убиравшая на полку «Стандарт извлечения реликвий» за авторством Рюмикея, замерла с книгой в руках. Затем медленно, чувствуя подступающий к горлу ужас и свинцовую тяжесть в плечах, повернула голову. Лайза встревоженно улыбалась, подталкивая к ней тощего мальчишку с травянисто-зелёными волосами и дурацким перепуганным лицом. В его огромных глазах читались ужас и желание провалиться сквозь землю. Недвижимая склонилась к нему, чувствуя заполняющую внутренности пустоту. Спина хрустнула, сгибаясь почти пополам. В глазах мальчишки отразилась белая маска с огромными провалами вместо глаз...
– Он позвал меня замуж, – прерывая наступившую тишину, произнесла Лайза. – Ещё до того, как мы ушли на Шестой. Это и был тот секрет, который я сказала Хокко.
«Опоздала». Её «завтра» было безвозвратно потеряно. Осознание этого стальным саморезом ввинчивалось в каждый позвонок, кололо остриём тонкую сеточку нервов и размалывало, как в мясорубке, мозг острой резьбой. Хотелось разрыдаться, но вместо этого Озен почувствовала, как её губы сами собой растягиваются в широкой улыбке.
«Как глупо! Как смешно!».
– Какая гадость, – слыша собственный голос будто со стороны, протянула Недвижимая. – Такой жалкий...
Лицо мальчишки было хорошо ей знакомо. Те же зелёные глаза, стекленеющие от страха, тот же приоткрытый рот, та же идиотская причёска... Он почти не вырос с тех пор, как был девятилеткой – всё такой же короткий, смешной и пухлощёкий. Только вот той самой улыбки на его лице больше не было – он был теперь таким же, как прочие. Жалкий озлобленный мусор...
– Есть немного, – рассмеялась Лайза. – Но он достаточно умный! У нас будут хорошие дети!
Если и было что-то, чего не могла дать своей любимице Недвижимая, то именно это. Дети. Сожаления от пусто прожитой жизни, лишённой продолжения, каждый раз как в первый отзывались болью в крепко стиснутых зубах. В самом деле, если её саму не захотел бы ни один мужчина, Лайзе было уже двадцать девять. Ещё года три-четыре, и момент был бы упущен. И если когда-то Озен думала, что они смогут прожить такой жизнью вместе, то теперь...
«Зачем ей жить такой жизнью, если я так ничего и не сказала?..».
Заветная мечта Лайзы о ребёнке теперь могла быть исполнена. Белый свисток не чувствовала себя преданной. Она чувствовала себя полной идиоткой, и это чувство её обезоруживало. Чудовище внутри, испугавшись, что над ним смеются, свернулось в комочек в самом дальнем уголке. От этого абсолютного отчаяния было так легко... Озен легко рассмеялась, и тут же почувствовала, как Лайза бросается ей на шею и крепко прижимает к себе. Тёплая, любящая, принимающая... Недвижимая заботливо потрепала её по волосам и, подхватив девушку на руки, легко распрямила спину, глядя в дорогие сердцу синие глаза.
– Хорошие дети, говоришь... – усмехнулась она. – Может, он породистый, а? Я слышала, породистые животные очень умные. И очень уродливые.
Мальчишка вздрогнул, опуская голову. Полюбить кого-то подобного можно было только из жалости, но вот использовать биологический материал... Озен вспомнился плачущий, давящийся собственной рвотой ребёнок – отчего-то именно такие люди цеплялись за свою жизнь особенно рьяно, а, значит, обладали большим потенциалом в выживании. Генетически миниатюрный заика был не худшим выбором.
– Хочешь сказать, что он некрасивый? – шутливо надулась Лайза. – А по-моему, очень даже! И женственный. Тебе же нравятся женщины?
Озен рассмеялась, кивая и утыкаясь носом ей в щёку. Да уж, девочка нашла себе игрушку! Немного глуповатую и пустую, как все игрушки, но довольно миленькую. Отрастить ему волосы – и можно делать разные причёски. Потом смыть этот мерзкий зелёный цвет, конечно же...
«И я непременно прослежу, чтобы ты и твои красивые детки были счастливы».