Если бы семнадцатилетней Озен сказали, что однажды она будет сидеть в провонявшей сигаретами коморке, пить отвратительный самогон и закидывать затёкшие на низком стуле ноги на стол, она бы раздражённо поправила шёлковые перчаточки, брезгливо сморщила носик и, развернувшись на каблучках, немедленно покинула бы провидца-нахала.
Теперь ей было смешно от себя прошлой, маленькой и уповающей на какие-то общественные нормы. Вот оно, общество! Грязное, завистливое, жалкое и озлобленное, и вся эта загаженная комнатка в самом сердце трущоб – абсолютная норма для него. Недвижимая, не морщась, сделала ещё глоток омерзительного пойла из не менее омерзительного мутного стакана. Оставалось надеяться, что туда не плюнули, хотя Белый свисток подозревала, что на дне могут быть вещи и похуже. Грязь на её сапогах была куда чище засиженного мухами стола, и уж точно чище, чем мысли мужчины, сидящего напротив неё.
«Зашла за рыбкой, называется...» – подумала Озен, предусмотрительно не допивая вонючую жижу, выпадающую в склизкий нерастворимый осадок. Отчего-то на долю трущоб приходилась львиная доля всего рыбного вылова Орса. Свежие, пропахшие морем и гниющими водорослями, морепродукты встречались на каждой улочке. Местные браконьеры, изучившие прибрежные воды не хуже, чем опытные Чёрные свистки Бездну, добывали всё, от нежнейших устриц до трёхтонных морских чудищ, о которых знал далеко не каждый зоолог. Даже дорогие рестораны верхнего города не гнушались закупаться у нищих оборванцев.
Раньше Озен не понимала, отчего те остаются так бедны, ведь она была далеко не единственной, кто спускал баснословные деньги на вкусную еду, но ознакомившись с местным населением ближе, перестала удивляться. Нищета была их стилем жизни, их кредо и их единственной религией, заветам которой они безоговорочно следовали. Люди из трущоб тратили деньги куда чаще и безответственнее многих богачей: в иных домах можно было найти золотые подсвечники и дырявую крышу, в других было десять голодных детей и строй пустых бутылок вдоль длинной стены. Пропить и проесть заработанное было обязанностью каждого. Заняться сексом с ближайшей свободной дыркой – священным долгом. Оставить над своим подавившимся спиртным телом выводок детишек и распухшую от слёз и очередной беременности вдову считалось хорошей смертью. Душевная нищета находила своё выражение в кривобокой архитектуре, натюрморте гниющих заживо младенцев и перфомансе ежевечерних скандалов. К неизменному удовольствию Озен, трущобы Орса росли медленно и верно, как пустыня
– Ты же сильная, да?
Мужчина перед ней был не просто рыбаком. Никаких золотых украшений, которыми так любили украшаться выставленные из Рыбацкой гильдии за лень и мародёрство молоденькие матросы, ещё не загоревшие, но уже облезшие под палящим солнцем. Никакой грязи под ногтями – вот уж нонсенс! Несколько татуировок да выбитый зуб – всё, что делало мужчину хоть немного похожим на местных браконьеров. Заметив аккуратно повешенную на самый краешек грязного стула куртку, Озен довольно оскалилась.
– Слишком высоко стоим, чтобы официально разговаривать, а? Ума не приложу, как невыносимо каперу из хорошей семьи находиться в подобном месте. Ты бы предпочёл пообщаться со мной у себя в выскобленной дочиста каюте, но мало ли что подумает команда, а?
– Пожалуй, – хмыкнул мужчина. – Но раз уж я всё равно заглянул проведать семью, почему бы не убить двух зайцев одновременно? Мне рассказал о тебе Зара.
Услышав имя брата, Недвижимая нахмурилась. Мужчины в их семье, за исключением деда и Сизо, работали либо торговцами, либо «официальными морскими представителями Его Величества», то есть пиратствовали напропалую, запихивая недовольным морской кодекс и королевскую грамоту глубоко в глотку. Похоже, младший брат избрал последнее.
– Хочешь узнать, насколько я сильная, а? – Недвижимый Лорд будто невзначай сжала стакан двумя пальцами, и тот немедленно лопнул, пачкая содержимым и без того грязный пол. – Ой, как неловко!
– Хочу узнать, сколько ты берёшь за убийство человека, – мужчина даже не моргнул.
– За тебя взялась бы бесплатно, – усмехнулась Озен. – О, прости, ты же сказал «человека»... Таких на Орсе надо поискать.
– Обычно люди берут за убийство тысяч пять-семь золотых, но в твоём случае я не могу быть ни в чём уверен, – парировал капер. – Может, тебя устроила бы тонна? Хотя лучше возьми тонну медяков – их должно получиться больше в сумме.
– Я лучше возьму натурой, красавчик.
– Провести ночь со мной?.. – растерянно хохотнул капер. – Что?..
– Прости, мальчик, я и не знала что ты подрабатываешь шлюхой на досуге! – прикрывая ладошкой рот, хихикнула Недвижимая. – Я имела в виду белую икру или пару килограмм детёнышей Морского дракона.
Мужчина смутился.
– Как дорого...
– Раз я работаю профессионально, я рассчитываю на хорошую оплату. Но если ты не можешь оплатить мои услуги... Просто подожди немного, все люди рано или поздно умирают.
В комнате стало тихо. Мужчина что-то обдумывал, потом протянул ей листок с именами.
– Будет тебе икра с детёнышами... Просто убери их и всё. Озен пробежалась по списку. Известных в высоких кругах имён было много – подобраться к таким высоким засранцам было непросто. На двух знакомых именах она задержала взгляд.
– Ты давно общаешься с Зарой?
– Да, он мой капитан. А что?
– Да так... он этот список видел?
– Он его составил.
Озен помолчала, потом требовательно протянула руку.
– Перо.
Капер растерянно пошарил в карманах куртки, потом залез в ящик стола и извлёк оттуда полупустую чернильницу и проржавевшую перьевую ручку. Недвижимая перевернула листок, тщательно выводя на нём аккуратные нараглифы. Закончив, она протянула бумажку мужчине. Тот пробежал глазами записку и смущённо почесал покрасневший нос.
– Отнеси своему капитану и скажи, чтобы кончал маяться дурью. Нет, заказ не возьму. Будешь искать другого наёмника – сам попадёшь мне на стол. И передай Заре, что я жду бочку икры в качестве извинения.
– Конечно... Но в чём дело? Кто-то из них вам важен?
– Нет. Но твой капитан не обрадуется, если я в самом деле займусь этим.
Озен поднялась со стула и направилась к двери. Находиться в этой вонючей дыре дольше необходимого она не собиралась. «Не знаю, какой травой ты обкурился, братик, но если господина Биду я давно мечтаю втоптать в землю, то в ваших детских разборках я участвовать не планирую...» – подумала она, захлопывая за собой дверь.
Первым в списке значилось имя Сизо.