Негромко шуршали о камни морские волны. Берег с этой стороны острова был достаточно высоким и обрывистым, чтобы, даже просто присев на самом краю обрыва, не получилось бы дотянуться до воды даже ступнями, а уж взобравшись, цепляясь за плющ и неровности камней, на каменную ограду, возведенную почти по самому этому краю, и вовсе окажешься как будто над небольшой самодельной пропастью с беспокойной морской поверхностью внизу. Даже в ясные и почти безветренные летние дни волны упрямо продолжали быть о камни обрыва и с размеренным шорохом сползать обратно, набираясь новых сил. Казалось бы, в бессмысленной борьбе с неприступной каменной твердью, однако, как помнила Ламара, в ее детстве между краем обрыва и ограждением было куда больше пространства. Словно бы море неторопливо, но неотвратимо, поглощало их совсем не маленький остров…
Когда в запасе есть десять лет или больше, то можно запастись терпением для борьбы с чем-то, что только кажется незыблемым. И у моря времени было сколько угодно, в отличие от людей с их короткими жизнями, из которых еще и столь малая часть оказывалась в собственном, человеческом, распоряжении!
Вздохнув, девушка уставилась вниз, на лениво покачивающуюся зеленоватую поверхность. Здесь было довольно глубоко, в том же детстве ей пару раз приходилось падать с каменного забора, но не расшибаться о дно или случайные камни, вряд ли, хоть это и не было обычным местом для купания, что-то успело измениться, так что ничто не мешало, прыгнув с ограждения, с головой уйти в прохладную зеленоватую воду и устремиться прочь… Ну, несколько метров ничто бы не мешало, пока кто-нибудь из морского дозора не встретил ее вежливым замечанием, что не стоит все же отплывать от острова слишком далеко. А при попытках противиться – и немного менее вежливым сопровождением обратно. К Ламаре морская рать относилась с симпатией и, как девушке раньше даже отчего-то казалось, уважением, но это не имело значения, если ее действия – или попытки действовать – противоречили приказам самого Черномора. Возможно, не стоило осуждать витязей за то, что не смеют идти против воеводы, возможно, в другое время девушка сочла бы это вполне естественным, однако…
Однако тогда, сразу после ссоры с отцом, ее первую попытку побега остановили три довольно молодых витязя, которых Ламара считала своими хорошими знакомыми, а одного – так даже и другом. Она даже радовалась в первый момент, что уж с ними-то получится договориться, но… не получилось. И разозлило, постепенно приведя к теперешнему отчаянию, даже не это!
Тот разговор запомнился хорошо, они возвращались на остров в подогнанной одним из караула лодке и парни, в чем-то даже благоразумно, пытались втолковать злящейся «нарушительнице», какая это глупая затея – убегать в никуда, практически ничего не зная о внешнем мире, пусть бы даже и не были для нее непреодолимой преградой отделяющие остров от берега морские просторы. А что потом… сейчас это не было главной проблемой! Может, это действительно было опрометчиво. Как и ссора с отцом, исключительно благодаря упрямству и вспыльчивости обоих сторон переросшая в подобную бурю! Но, будто мало ей было внутрисемейного разочарования, жизнь отчего-то посчитала нужным нанести удар с еще одной стороны.
- В конце концов, они же не заставляют тебя выходить замуж прямо сейчас, всего в шестнадцать. Просто предложили… присмотреться, – в сгущающемся вечернем полумраке, даже летом опускающемся на море почти сразу после заката, лицо Романа, от загара почти такое же смуглое, как у нее самой, даже на расстоянии вытянутой руки различалось едва-едва, только светлел сквозь мрак белокурый жесткий от соленой воды «ежик», да неловкая улыбка сверкнула белизной. – Неужели тебе никто, ну, из нас не нравится?
- А ты будто на это рассчитываешь! – буркнула Ламара, тогда еще считая этот вопрос риторическим. Роман был самым молодым из морских витязей, они почти одновременно вступали в ряды отцовской рати чуть больше года назад и были хорошими друзьями. Она считала, что были друзьями…
- Почему бы и нет! – с кажущейся безмятежностью откликнулся Рома. Заметив, как нервно передернулась и пристально на него посмотрела девушка, он поспешно добавил. – Ты мне всегда нравилась… и все такое.
- А еще больше понравился шанс стать преемником отца вместо меня?! Так понравился, что ради этого можно было и прикидываться моим другом, в надежде заслужить расположение?
Никогда не было такого, чтобы морским воеводой в их краях становилась женщина. Но – не слышала Ламара раньше и о том, чтобы девушек вообще принимали бы в черноморскую рать, что не помешало ей прошлым летом стать первой такой девушкой-витязем. Братьев у Ламары не было, а в детстве девочки не так уж сильно отличаются от мальчишек, так что характер и интересы единственной дочери воевода не особенно-то пресекал, даже если у матери на этот счет возникали опасения. Не возражал он и против ее зачисления в новобранцы, как когда-то казалось, потому что дочь заслужила это и продемонстрировала свою способность стать богатыркой, но, как теперь получалось, просто в надежде, что кто-то из товарищей по оружию ей приглянется. Отец, на которого девочка еще и была гораздо сильнее похожа что внешне, что по характеру, вообще казался ей даже более близким, чем мать – что ж, тем унизительнее было услышать, что он любого из рати считает потенциально достойным стать его преемником, за отсутствием сыновей – любого, кроме своего единственного дитя! Они и без того «дал ей достаточно воли», позволив общаться и выбирать самостоятельно, ведь кто-то неподходящий и не попал бы в их ряды.
И те, кого она искренне считала товарищами, в отличие от самой Ламары, прекрасно поняли настоящую причину, всего лишь стараясь ей понравиться!
Молча схватив Романа за шиворот, девочка заставила его неизящным кувырком вылететь за борт лодки. Больше на попытки себя разговорить она не отвечала.
Неудачные попытки побега, конечно же, сыграли только в худшую сторону. Ламару не заперли лишь по единственной причине – деваться с острова было действительно некуда, разве что улететь по небу! Но, «раз уж чрезмерная дозволенность ударила ей в голову», теперь отец бросился в крайность «правильного» воспитания дочери, о чем резко и сообщил, добавив, что, раз она не пожелала сама принимать решение, то теперь это сделают сами родители. Решение! Как будто в этом фальшивом выборе действительно можно было что-то решить!
Даже будь среди парней кто-то, в кого она, может, и могла бы влюбиться, уступать право стать наследницей Черномора Ламара не пожелала бы даже ему! И где гарантия, что и он не оказался бы еще одним лицемером, решившим использовать дочку воеводы в качестве трамплина для служебной карьеры? Говорят, будто влюбленных девушек не интересуют такие «мелочи», но если так – если это правда, то подобные чувства вовсе не для нее!
Мысли лихорадочно метались, перескакивая с одного на другое, цеплялись за детали окружающего мира, с болью воспроизводили недавние разговоры и споры, кипели от негодования, словно пенящееся море… беспомощно огибая незыблемые рифы – планы возможного побега иссякли, а ни один из них так и не оказался удачным. Остров, на котором девочка выросла, теперь превратился в ее тюрьму!
Резко выдохнув, Ламара спрыгнула с изгороди – может, если прогуляться вдоль побережья, то что-нибудь натолкнет на новую идею получше? – но, не успев сделать и пары шагов, едва не налетела на непонятно откуда взявшегося высокого – даже с точки зрения ее немаленького для девушки роста – парня со светлыми: не то русыми, не то густо-золотыми, в полумраке и не разобрать – длинными волосами, вспушенными ветром с моря, и светлой, как у некоторых жителей северного берега зимой, кожей. Конечно, на острове тоже не все были орехово-смуглыми и темноволосыми, но такая внешность здесь быстро выделяла из толпы, как и позволяла с уверенностью сказать, что раньше ты этого человека в жизни не видела!
- А ты еще кто? – видеть сейчас девушка никого не хотела, ни знакомых, ни, тем более, незнакомых. Снова вскипевшая пеной на волнах злость не позволила даже толком задуматься, откуда на закрытом от всего мира острове вообще было взяться кому-то постороннему. Родители же вполне могли пригласить кого-то, ей, из-за текущей ссоры, об этом не сообщив. Тем меньше было смысла иметь с их гостем дело!
- Как грубо! – театрально хлопнув глазами и прижав ладонь с растопыренными тонкими пальцами к груди, воскликнул незнакомец. – Не так уж важно, кто я. Важнее, что я мог бы тебе помочь!
Если родители пригласили какого-то ментала специально, в надежде вправить ей мозги, то сильно просчитались! Подобный типчик раздражал бы и в обычное время, а уж сейчас и вовсе стал бы последним, кого она согласится слушать.
- Помочь! Так я тебе и поверила!
- Ну, разумеется, не просто так, а за небольшую плату, но я мог бы исполнить главное твое сейчас желание, – ничуть не смутившись проворковал светловолосый. Ламара выдавила нервный смешок.
- О, это будет просто! Всего-то уберешься немедленно сам, не вынуждая тебя вышвыривать! – девушка выразительно покосилась на плещущие под высоким берегом волны.
Незнакомец вздохнул. В его внезапной опечаленности опять через край плескала эта раздражающая наигранность и фальшь.
- Конечно же, я могу просто исчезнуть – для выполнения этого и плата не понадобится вовсе – так же, незаметно для всех ваших морских дозоров, покинуть остров тем же путем, которым пришел сюда.
- Разве что у тебя есть крылья! – процедила сквозь зубы Ламара, надеясь, что сквозь язвительность собеседник не заметит горечи подобных слов. Безусловно, он и так знал о ее проблемах, но все же.
- Обхожусь без них кое-как! – с раздражающей загадочностью откликнулся паяц, зачем-то подмигивая. – Но крылья у меня и правда есть. И я даже мог бы передать их тому, кому они сейчас действительно необходимы, в обмен на одну небольшую вещичку.
Девочка, хмурясь продолжала пристально смотреть на него. Наверное, разумнее было бы послать его к кракену и просто уйти, ведь она не верила в помощь даже от близких и достойных людей, что уж и говорить о типе, который не мог бы выглядеть еще более сомнительным, даже задайся он такой целью. Но никакого хлесткого ответа на язык не пришло, а незнакомец, приняв ее заминку за внимание, после драматической паузы извлек крупную серебристую подвеску.
Распахнутые крылышки.
Вернее, если присмотреться, кулон изображал распахнувшего крылья лебедя, изогнутая шея которого служила петлей для цепочки.
- Симпатично. Но не думаешь же ты, что от таких крыльев есть какая-то польза! – Ламара и не ждала ничего, так что и разочаровываться было нечему. Совершенно нечему!
- Это украшение девы-лебедя. Знаешь, из тех, что можно украсть, пока они сбрасывают свои крылья для купания в лунные ночи в лесных озерах и готовы исполнить любое желание человека за их возращение. Правда, хозяйки этого украшения уже нет в живых… но ты могла бы вместо нее сделать кое-что для меня, чтобы получить одежды-крылья и свободу, которой ты так жаждешь! Как ты верно заметила, путь с острова лишь один – по небу.
- Уже нет…
- Я абсолютно не причастен к ее трагической гибели, если тебя это беспокоит. Вещица попала мне в руки уже после того, как это случилось, однако я, как ты понимаешь, не могу сам ей воспользоваться. А среди твоих предков была лебединка.
Хотя вопроса в его словах не звучало, Ламара нервно кивнула. Ради возвращения волшебного убранства девы-лебеди соглашались исполнить желание человека, но не всем из них везло. Случалось, что мужчины предпочитали оставить рядом с собой столь прекрасное существо, а драгоценные крылья без сожаления бросали в огонь, обрекая лебединку стать подобием обычной человеческой женщины. И, согласно семейной легенде, кто-то из ее пра-пра-прадедов действительно женился на лебединке, правда, заслужив свое право не подлой кражей, а тем, что спас ей жизнь. Легенда умалчивала, насколько для нее невыносимой стала эта жизнь, лишенная неба и крыльев, предпочитая, как легендам и положено, оборваться на свадебном «счастливом конце».
- Почему ты решил, будто я тебе поверю? – Ламара приблизилась к опасной черте, за которой действительно начала бы надеяться, и это злило еще сильнее. Всего за пару дней жизнь ясно ей продемонстрировала, что надеяться можно только на себя – явно не для того, чтобы развешивать теперь уши перед явным проходимцем.
- Магический договор нерушим, – продолжая покачивать кулоном-крыльями в поднятой руке, мужчина протянул вторую ладонью вверх. Вспыхнувший в полумраке огонек заплясал в сантиметре над кожей. – даю слово, что эти крылья позволят тебе беспрепятственно покинуть остров. И что ты получишь их в обмен на кое-какую еще безделушку!
Огненный волшебник! Вот уж это было на острове диковинкой куда большей, чем светлые волосы и кожа – местная община владела исключительно разными аспектами водной стихии. Сильнейшие, как и ее собственная семья, были связаны родством с легендарным морским народом, а кто-то из рыбацкой деревушки почти не отличался от обычных людей с побережья, иногда полезным в мореплавании оказывалось дружественное волшебство ветра, но способных подчинить огонь на острове не было и быть не могло! Стихии огня и воды традиционно не то, чтобы враждовали – хотя локальные конфликты история и знала – но держаться старались друг от друга подальше.
И это, по крайней мере, гарантировало, что родители его сюда не приглашали, да и таинственное проникновение на остров незамеченным становилось чуть более похожим на правду.
Чуть-чуть более.
- Чего же ты хочешь? – спросила Ламара, мысленно убеждая себя, что разговор самое время сворачивать. Не в той она ситуации, когда можно позволять себе любопытство, а намерения незнакомца окончательно заволокло паром.
- В сокровищнице твоих родителей есть один небольшой камешек. Аквамарин, если я не ошибаюсь, не слишком дорогая, ценная скорее исторически вещица. Око Морей, может, ты что-то о нем знаешь?
- Если это амулет водной магии, у тебя не лучше получится его использовать, чем эти крылья!
На самом деле, о камне Ламара ничего не слышала. Не таким уж «исторически ценным» тот, видимо, оказался, чтобы быть на слуху, а просто драгоценностями она даже в детстве не интересовалась.
- Значит, найду того, у кого получится, это не твоя проблема.
Но мама наверняка знает… даже не будучи сама волшебницей, учет всевозможным ценностям всегда вела именно она.
Спрашивать, зачем незнакомцу кристалл, по его же собственным словам, особой ценностью не обладающий, означало бы напрашиваться либо на откровенное вранье, либо на очередной уклончивый ответ. Наверное, проще было бы для начала все выяснить у мамы. Не самая уместная тема для разговора после всего, что Ламара наговорила родителям, однако мама в прямом конфликте активного участия не принимала, хоть сомневаться и не стоило в том, что она полностью поддерживает отца, больше старалась успокоить мужа и дочь, когда те принялись совсем уж откровенно орать друг на друга. Конечно, о незнакомце и, тем более, об открывшейся надежде на бегство нельзя и заикаться, но тому, что дочка, упрямо промолчавшая уже несколько дней, снова заговорит с ней, она только порадуется… не будет ли это выглядеть подозрительно? И как объяснить свой неожиданный интерес к камню?
- Я не стану ничего обещать. И… и попытаюсь выяснить, нет ли в этом камне или в его потере какой-то угрозы! Тогда и поговорим.
Некоторые драгоценности имели свойство немного увеличивать силы волшебников своей или дружественной стихии, но именно немного, а уж для огненного волшебника камень моря и вовсе ничем не мог быть полезен. И именно это делало все настолько подозрительным, не формальным же было условие для услуги… просто из симпатии к абсолютно незнакомой девушке?!
- Подожду, сколько потребуется! – с очередной слащавой улыбочкой промурлыкал тип.
Уж лучше бы не из симпатии!
Меньше всего Ламара сейчас хотела бы столкнуться с отцом. Даже на семейные обеды и ужины в последние дни она избегала ходить, прекрасно понимая, что выдерживать молчание станет тяжелее и, скорее всего, попытка заговорить обернется еще одной шумной ссорой. Но вечер был пока не таким уж и поздним, так что в родительской комнате мама, скорее всего, находилась в одиночестве.
Людмила Черноморова была родом откуда-то с берега, возможно, с земель дальше к северу, так что отличалась довольно светлыми по здешним меркам средне-русыми волосами, слегка вьющимися, если расплести их из кос, и светлой персиковой кожей. Уже в двенадцать лет дочь догнала ее ростом, а к нынешнему возрасту уже заметно возвышалась, а уж рядом с высоким широкоплечим супругом, кажущимся еще массивнее из-за пышной гривы темных волос и густой бороды, Людмила и вовсе казалась миниатюрной, словно драгоценная фарфоровая кукла. Относился воевода к жене примерно так же бережно и, похоже, с удивительной для его резкой и упрямой натуры нежностью любил ее. Иначе не стал бы жениться на лишенной волшебного наследия женщине с берега. Или, по крайней мере, нашел бы ей замену, когда стало понятно, что, вопреки усилиям целителей, их дочь так и останется единственным в семье ребенком. Впрочем, Людмила, в отличие от дочери, никогда бы не сделала и не сказала ничего такого, что могло бы вызвать его неудовольствие.
Приоткрыв рукой тканевую занавесь, Ламара замерла на пороге родительской комнаты, понятия не имея, как начать разговор, не говоря уж о том, чтобы свернуть его к камню. Мать подняла взгляд от рукоделия и робко улыбнулась.
- Ну, что же ты? Входи.
Девочка растерянно кивнула, послушно вошла и присела на невысокий мягкий табурет, весь оббитый тканью, прямо напротив матери, сама по-прежнему понятия не имея, как начать разговор.
- Ты еще в детстве просто до невероятного была на него похожа, чем дальше – тем больше. Так же будешь до последнего упрямиться, даже понимая, что не права и что этим только хуже всем делаешь.
- Если «так же», то почему бы ему не признать, что он не прав?! – не выдержав, окрысилась Ламара. – Это несправедливо! Я лучшая среди новичков… если бы вы дали мне несколько лет, я стала бы лучшей во всем войске, достойнейшей – но он согласен сделать преемником кого угодно, кроме меня, его собственной дочери! Он знает, что я справилась бы!.. – вряд ли ее согласятся и дальше обучать боевой магии. Может, будь она чуть сдержаннее, хитрее притворяйся, будто готова на уступки, такой шанс и был бы, но – уж лучше ссоры, чем подобное лицемерие. Не может она «мудро» промолчать в ответ на неправоту и несправедливость, именно это у Людмилы, видимо, и называлось «пониманием, что делает только хуже». – Я и не ожидала, что ты хоть в чем-то меня поддержишь. Если бы ты когда-то с ним спорила, то, наоборот, настаивала бы на более строгом для меня воспитании с приобщением к вышиванию и всем этим фамильным побрякушкам… Око Морей, или как его там?
- Разве этот камень семейная реликвия? – слегка удивленно переспросила Людмила. – Мне казалось, он просто остался от какого-то сломавшегося украшения.
- Откуда мне знать, если я и не видела никогда! – совершенно искренне огрызнулась Ламара. Нарядов и украшений на нее периодически пытались нацепить достаточно, а в детстве, когда еще не хватало сил сопротивляться, девочка даже едва не утонула, свалившись с помоста в неудобном и расшитым до изрядной тяжести платье. – Как по мне, если камень не волшебный, то какой вообще толк его хранить или таскать?
- Я в магии ничего не понимаю, – тут мама несколько кривила душой, не имея собственных способностей к использованию волшебства, узнать о нем она постаралась все возможное, как минимум, когда способности отрылись у Ламары. Пусть занимались с девочкой наставники и – очень редко, забавы ради – сам отец. Пусть знание это и было… сродни заучиванию нот без возможности услышать мелодию – возможности почувствовать волшебство в человеке или предмете оно не давало. – Сама можешь посмотреть, если хочешь.
Отложив вышивание – незаконченный морской пейзаж на широком полотне, Людмила встала, чтобы взять с приземистого столика перед зеркалом у стены шкатулку в серебряной и костяной отделке.
- Последнее, что мне сейчас интересно, это какой-то камень! И вообще, ты уводишь разговор. Все, о чем я прошу – справедливое отношение и возможность. Если… если бы я ошибалась, вы позволили бы мне убедиться, что ничего у меня не получится, но – ведь именно потому, что я на этот раз права, не хотите, чтобы я это доказала!
- Пожалуйста, не шуми! – присев обратно, Людмила поставила шкатулку на колени и принялась в задумчивости перебирать жемчужные бусы и причудливые сережки. – Мы с отцом ни капли не сомневаемся в твоей способности заменить нам сына. Но кто в таком случае заменит тебя, нашу дочь?
- Кто-то, кому бы понравилась такая жизнь! Такая… – Ламара огляделась, но так и не нашла подходящих слов.
- Женщина, хоть и не всякая, может заменить мужчину на пути разрушения. А кому тогда останется созидать и хранить мир? И то и другое важно, нет, необходимо в самом мироздании. Куда годится, если все захотят разрушать лишь потому, что там не нужно много терпения и старания?
- Мужчины все разные и женщины тоже! При чем тут «все», если я говорю о своей собственной жизни?
- Но признавая что-то справедливым для себя, признаешь это справедливым для любого. А вот и тот самый камешек – что скажешь? – попытка перевести разговор получилась очень уж явная и неловкая, Ламара поморщилась, хоть сейчас это и вполне соответствовало ее настоящей цели. На ладони матери лежал довольно крупный, с приплюснутую половинку грецкого ореха, ромбовидный камень зеленовато-синего цвета.
- Скажу, что ты уходишь от ответа и я, наверное, была бы огорчена, если бы рассчитывала на твое понимание там, где отец и даже Роман уже всадили мне по кинжалу в спину! – взяв камень двумя пальцами, девочка с сомнением покрутила его перед глазами. Кое-какая магия тут действительно была, в изготовлении амулетов Ламара не разбиралась, но, похоже, камень мог немного увеличить мощность используемого волшебства соответствующей стихии или, может даже, дать слабое подобие способностей тому, кто стихией воды управлять не способен. Вроде огненного волшебника? Слишком уж мелким и не особенно полезным оказался бы бонус чуждой магии, а если этого достаточно, то заказать амулет можно было бы и без подобной игры в шпионов! Не возникало никаких идей насчет того, какой пакостью могла бы грозить передача камня, но, в конце концов, таинственный гость был мужчиной – да еще исключительно мерзким смазливым хлыщом – так что предположить отсутствие подвоха казалось еще более невероятным.
- Я с самого начала была против того, чтобы позволять тебе присоединяться к морским витязям, ты сама знаешь. Но отец поддержал тебя в прошлом году…
- Я доказала, что вполне этого достойна!
- … рассчитывал, что, начав вживую общаться с людьми, ты сама присмотришь кого-нибудь из витязей, в конце концов, каждый из них был вполне достойным кандидатом, а отец пытался дать тебе свободу… выбрать по сердцу. Я подозревала, что это сделает только хуже, думаю, теперь он и сам это понимает.
Каждый из них был бы достоин! А разве сама Ламара не была в таком случае одной из признанно достойных?! Почему родители сами не слышали очевидного в своих же словах? Если бы у нее только было еще несколько лет для полноценного обучения боевой магии, если бы была возможность продемонстрировать, что она лучше, лучше не только тех притворяющихся друзьями расчетливых выскочек-одногодок, но и прочих – тех, с кем пока не могла сравниться ни опытом, ни заслугами?! Если поначалу она и могла бы задуматься о том, чтобы назвать в качестве кандидата Рому… или Макса – попросить их подыграть ей, заручиться поддержкой, чтобы в будущем доказать свое право, то разговор в лодке дал понять, что цели у нее с «друзьями» противоположны и скорее уж они воспользовались бы подобной интригой против нее же самой! Никому из тех, кого Ламара считала близкими людьми, оказалось нельзя доверять!
«Значит, наименьшим злом будет поверить чужаку! Если он обманет, если даже это окажется какой-то подстроенной отцом ловушкой – по крайней мере, это будет не больно…»
Смуглая рука девочки сжала камень в кулаке.
- Неужели потому, что твоя собственная жизнь прошла здесь, словно в клетке, то никто не заслуживает свободы и настоящего выбора?! – вскочив, Ламара размахнулась, желая злобно швырнуть камень в угол комнаты, но в последний момент прижала все так же сжатый кулак к груди. – Знаешь, что? Не нужно мне ничье понимание и ничья помощь! Не знаю, как далеко вы с отцом собираетесь зайти, но я сумею себя защитить – если понадобится, то и от вас!
- Мара…
Но дочь, не дослушав, рванулась прочь, всколыхнув тканевую завесь в дверной арке. Ламара почти не умела врать и хитрить, даже лишенный магии человек, пусть и не понимающий ее, но достаточно хорошо и давно знающий, как мама, мог бы без труда заметить, где девочка пытается покривить душой, но – одновременно к счастью и огорчению – все, что было сказано в разговоре, было сказано действительно от чистого сердца. Возможно, как последняя, уже откровенно безнадежная попытка сделать окончательный выбор… а если безнадежная, то чего было надеяться на чудо?
Пока понять, что все чудеса совершаются собственными усилиями!
Подозрительный незнакомец терпеливо ждал ее там же, на высоком берегу, отделенном старым забором от двора. Словно бы был уверен, что она вернется, и что не сообщит страже о проникшем на остров чужаке…
- Я могу отдать тебе камень! – сквозь сжатые зубы сообщила Ламара, решив пока не признаваться, что камень уже у нее. Кто знает, как он поступил бы.
- Это так любезно с твоей стороны! – мужчина галантно поклонился, хотя сладенькая улыбка не желала скрывать подтекста «а какой еще у тебя был выбор?»
- Но если ты готов дать клятву, что поможешь мне выбраться, то должен поклясться, что камень не используется для того, чтобы навредить острову… и вообще, кому-либо из моих близких.
- Твое сердце истошно кричит о предательстве всех родных, но ты так беспокоишься за их безопасность… Просто не хочешь быть виноватой лично? Впрочем, несложное условие! – на ладони снова вспыхнул огонек. – Камень вряд ли и получилось бы использовать, чтобы как-то навредить им, да и в планы совершенно не входило, так что даю свое слово, этого не произойдет. Ах, вот еще… Надеюсь, ты понимаешь, твоя цена – это свобода, которую ты желаешь обрести. Помогать тебе и как-то гарантировать безопасность во внешнем мире я не могу, только беспрепятственно покинуть остров.
- Уж позаботиться о себе я и сама могу! – отрезала Ламара и с неохотой тоже протянула руку. На ладони, как солнечные блики на морской воде, переливалось зеленовато-голубое мерцание. – Даю слово, что получишь камень, если поможешь мне выбраться отсюда.
- Надеюсь, твоя самонадеянность не ослепит тебя в мире, где ты почти ничего не знаешь! – с наигранным сочувствием заметил ее собеседник и сжал протянутую ладонь, второй рукой одновременно, словно серебряную бабочку, выпуская вспорхнувшего крошечного лебедя. Коснувшись груди Ламары, оживший кулон вскинул одновременно с крыльями концы серебряной нити, защелкнувшейся на шее. – Да будет так!
Руки свела странная судорога, словно бы кости изнутри напомнил жар поднесенного в рукопожатии волшебного пламени, из второй ладони выскользнул – и тут же маленькой звездочкой взлетел к магу обещанный аквамарин.
Странно, что это – Ламара была почти уверена – должно было быть больно. Но она чувствовала, как тело меняет форму не хуже водяных потоков в руках волшебника, как выстраиваются иначе кости, мир вокруг одновременно с этим менялся и искажался, как сквозь толщу беспокойных волн, оттого, что видеть и чувствовать его теперь она могла совершенно по-новому… но единственным неприятным ощущением было покалывание кожи, когда начали расти перья, девочка непроизвольно скрестила руки, пытаясь коснуться зудящих предплечий, но вместо этого окончательно потеряла равновесие и, хлопнув крыльями, с неожиданной для себя самой скоростью стрелой взмыла вверх.
Взлететь оказалось существенно проще, чем научиться управлять полетом, наверное, выручили рефлексы из детства, тех времен, когда она так же училась плавать. Мешанина страха и азарта так захватила сознание, что довольно долго преображенная лебедь металась над островом и окружающими его водами, не сразу даже попытавшись разобраться, куда ей лететь и как. Счастье, что никто не обратил внимания на такое странное поведение неизвестно откуда взявшейся птицы. Ламара не знала, сколько времени прошло, прежде чем она сумела поддерживать полет и одновременно планировать, как и в какую сторону следует двигаться, разобрать новым зрением причал у островной деревушки, по которому определилось и расположение невидимых берегов. Описав последний, словно прощальный, круг над уменьшившимся островом, лебедь устремилась туда, промчалась сквозь волшебный барьер, скрывающий владения ее отца не только от вторжения, но даже от чужого взгляда извне, закрывший теперь и от ее собственных глаз уменьшающийся позади остров – впрочем, оглядываться на него Ламара и не собиралась…
Темная тень мелькнула сверху на фоне неба и какие-то пробудившиеся инстинкты заставили метнуться в сторону прежде, чем разум успел осознать это. Весьма удачно, так, что спикировавшая сверху темная птица – куда меньше лебедя размерами, но все равно не вызывающая никакого желания связываться своими явно хищными когтями и клювом – пронеслась мимо и тут же, описав в воздухе петлю, вновь набрала высоту для новой атаки. Ламара в панике заметалась, стараясь при этом не терять общего направления – если только она успеет добраться до берега, там, должно быть, найдет, где укрыться. Бескрайние просторы моря и неба, считанные минуты назад опьяняющие ощущением такой же бескрайней свободы, неожиданно стали почти ловушкой.
Превратиться обратно и попробовать скрыться в волнах? Ведь территорию острова Ламара уже покинула, значит, шансов наткнуться на морской дозор почти не осталось.
Только… как именно нужно превращаться? Все произошло так быстро, а заранее расспросить неизвестного волшебника об использовании крыльев девочка почему-то не додумалась. Наверное, она и сама могла бы разобраться, но так, выбиваясь из сил в суетливой погоне, постоянно уходя от атак с неба.
«Твоя цена – это свобода. Помогать тебе и гарантировать безопасность я не стану…»
Да если уже теперь она не смогла бы справиться самостоятельно, ничего, кроме как признать правоту родителей, и не оставалось бы! Ну уж нет, Ламаре и раньше приходилось бывать в передрягах!
От напряжения в глазах заплясали белые пятна, как раз между ней и показавшимся – наконец-то – далеко впереди побережьем. Она непременно успеет… не может ей просто не хватит сил, сейчас, когда она только-только вырвалась на свободу! О том, как превратиться обратно, подумать можно и в более спокойной обстановке после, а пока что – только бы оторваться! Белые пятна увеличивались, и вскоре уже можно стало рассмотреть, что это вовсе и не рябь в глазах от усталости и напряжения, а летящие навстречу птицы.
Берег, расплывающийся в мутной дымке, приближался, а стая лебедей окружила со всех сторон, словно пытаясь закрыть ее… но вряд ли, конечно, спрятать. Все вылетевшие с прибрежных гор птицы были белоснежными, как легкие облака на летнем небе, так что даже в плотной их стае не составило бы труда различить единственную, чье оперение было абсолютно черным.