Сюэ Ян молча наблюдает за тем, как Сяо Синчэнь, стоя перед зеркалом, методично вынимает из волос украшенные цветами шпильки. Одну за одной, а их будто меньше не становится — крайне медитативное зрелище.
— Тяжелый день, — говорит даочжан, наконец избавляясь от последнего украшения, и устало трет виски, прежде чем заняться тесемками персиковых одеяний.
— И крайне бесполезный, — соглашается с ним Сюэ Ян. Его золотые одежды давно разбросаны по полу, а сам он лежит на кровати, с наслаждением вытянувшись на чистой простыне. Девы Мин раздобыли где-то в обход слуг свежее белье, избавив наставника и его спутника от необходимости снова спать на мятой и покрытой засохшим семенем постели. Им хватило ума не комментировать, только присвистнули и захихикали, невесть чего себе напредставляв. Хотя наверняка их фантазии недалеко от правды ушли!
— Пока что ничего не нашли? — спрашивает Сяо Синчэнь.
Ну у него-то успехов явно побольше! Сидел себе, ковырялся в книжке, даже на ужин не стал отвлекаться, только отмахнулся, настолько был поглощен чтивом про Барьеры. Кто бы знал, что у него столько нерастраченного исследовательского потенциала! Но если вспомнить его эксперименты в области нестандартного применения духовной силы… Такие выводы напрашиваются сами собой, просто Сюэ Ян как-то всерьез рвение даочжана никогда не воспринимал. А вот однако же.
— Мы выяснили, в каких частях дневников точно ничего полезного и отсеяли половину.
Честно сказать, Сюэ Ян под конец вечера уже начал всерьез полагать, что Мин Шу просто выдумала, что читала что-то про стирание энергетического следа в писанине Старейшины Илин и сама в это поверила. Только вот, несмотря на свою проницательность, что-то никак вспомнить не может, где же именно. Давление со стороны наставника почти довело ее до слез, что привело к воплям более взбалмошной сестрицы, и орать был уже готов сам Сюэ Ян.
Успокоение нашлось в безжалостном вырывании и уничтожении страниц из дневников с личными излияниями Старейшины. В более поздних частях его вообще куда-то начало уносить прочь от изысканий, и чтение чужих грез про семью и прочую сопливую чушь вызывало лишь рвотный рефлекс. Мужик вообще не знал, о чем пишет: обзаведись он парой-тройкой детей, сам бы себя на опыты пустил! И это даже если со спутником на пути самосовершенствования повезет… В общем — в огонь эти глупости, только место занимают. Без этих бессмысленных страниц дневники стали минимум на треть тоньше и в разы полезнее.
— Значит, во второй половине обязательно найдется нужная вам техника. Завтра утром я ознакомлюсь с Барьером вокруг поместья и поищу, где лучше всего делать разрыв.
Голос Сяо Синчэня на редкость спокоен. Даже не собирается вслух мучиться приступами совести за то, что планирует собственными руками приманить к Башне Кои толпу всякой дряни? Удивительно… Наверное, мысленно уже насамоистязался. А может, его голова другими переживаниями забита.
— Даочжан, — начинает Сюэ Ян, заранее жалея о том, что решил завести этот разговор, но нужно прояснить все моменты сразу, чтобы потом не вылезло в самый неподходящий момент. — Ты на меня действительно не держишь обид за то, что я использовал талисман Переноса?
Сяо Синчэнь садится на кровать и смотрит в ответ долгим испытующим взглядом.
— А в этом есть какой-то смысл? — он склоняет голову набок. — Конечно, я был бы очень тебе признателен, если бы ты с самого начала не стал принимать этот дар от господина Цзинь, но прошлое не вернуть.
Ага, умный какой! Еще пусть скажет, что нужно было запихать эту подвеску Яо в какое-нибудь интересное место в качестве превентивных мер. Сюэ Ян же тогда не знал, чем вообще обернется этот подарочек! А с другой стороны — не будь Талисмана, то пришлось бы вскрыть глотку Сун Ланю, а потом на своих двоих скрываться от Шуанхуа! Но даочжан, кажется, это и сам понимает.
— И, наверное, это у меня судьба такая: ты убегаешь, а я за тобой иду. Только в первый раз я тебя отправил в темницу, а теперь пытаюсь освободить.
Сюэ Ян невесело смеется, не споря. О том, какой будет третий раз, ему думать не хочется. Такой исход беседы его неожиданно устраивает: даочжан в очередной раз решил пожаловать ему помилование и не устраивать сцен. Можно приподняться на кровати, чтобы потянуть его за руку, вынуждая лечь рядом. И тут же перекатиться ближе, утыкаясь гудящей после рутинного изматывающего дня головой ему в грудь.
Есть еще один вопрос, который интересует Сюэ Яна, но это уже просто праздное любопытство. Когда Ань Цян раскололся про ритуал Поиска, Сяо Синчэнь в этом скандале участвовал только в роли преграды между своим спутником и мальчишкой, но был подозрительно скуп на комментарии.
— Даочжан, ты же и раньше знал, как Поиск работает? — спрашивает Сюэ Ян. — Готов поспорить, твой разлюбимый Цзычень тебе похвастался своей великой жертвой при первой же возможности.
Сяо Синчэнь заметно напрягается от такого вопроса. Неужто на «разлюбимого» такая реакция? Но довольно ровно отвечает:
— Нет, он и не собирался мне об этом рассказывать.
— Но все-таки проговорился?
Сюэ Ян поднимает голову, чтобы посмотреть на его лицо. Это молчание интригует.
— Если не вдаваться в подробности, он мне предложил это как более эффективный способ, чтобы тебя найти.
Ого, вот это интересно! Что ж, это вполне логично и разумно: Сун Лань наверняка в качестве энергетического маяка использовал чужие глаза, и для Сяо Синчэня просто напрашивался такой же путь…
— А ты ему что? — с азартом продолжает расспрос Сюэ Ян.
— Я отказался. И после этого наши пути разошлись, — заканчивает даочжан таким тоном, будто ставит точку. Мол, вот и вся история, нечего тут больше перемывать! Даже просит: — Давай больше не будем об этом.
— Ладно, не будем, — хмыкает Сюэ Ян. И резко спрашивает, противореча своему обещанию: — И у тебя ни разу не было искушения все же использовать этот ритуал? Неужто бегать по захолустным городишкам не утомительнее, чем один раз потерпеть боль?
— Ты что, думаешь, я отказался, потому что боялся своей боли? — его голос звучит надломленно.
— О, так ты не хотел причинять ее мне, — польщенно мурлычет Сюэ Ян, потираясь щекой о чужое плечо. Но он чувствует, что Сяо Синчэню, против обыкновения, совсем не нравится такая ласка: его тело натянуто как струна, готовая порваться в любой момент. И это крайне настораживает, словно даочжан чего-то недоговаривает... Но если ему не задать прямой вопрос, он ничего и не скажет.
— Я никому бы не смог ее причинить.
Какой скучный ответ! Чего стоило подыграть: погладить по волосам, согласиться со всем и загасить свечи в комнате щелчком пальцев? Значит, сам напросился на допрос с пристрастием.
— А как ты меня тогда нашел? Неужели в какой-то момент кончились все закоулки в Поднебесной, и ты решил, что пора бы наведаться к господину Цзинь за советом? Что за судьба, про которую ты так любишь толковать, тебя сюда привела?
— Почему тебе нужно это знать?
— Потому что ты не хочешь мне об этом говорить, это же очевидно, — фыркает Сюэ Ян. Он сейчас предельно честен. — Неужели святой даочжан, пока меня искал, сотворил нечто предосудительное, о чем стесняется сказать? — вопрос больше похож на тычок пальцем в небо и даже не претендует на положительный ответ.
— Я не сделал ничего, что могло бы причинить вред другому человеку, — говорит Сяо Синчэнь с заметным облегчением.
Ох, ну это он просто не знает о жителях окрестностей города И… Однако что-то в этих словах царапает еще сильнее. Но что же не так?.. Все вроде бы нормально: даочжан и правда не может никому осознанно принести боль — только если не во время честного, в его понимании, боя, — он больше по другим делам специалист… К примеру, глаза себе выдрать, абы паскудный дружок не страдал!
— Другим, но не себе, я прав?
Молчание красноречивее любого ответа. Какая же простая разгадка...
— Что ты с собой сделал? — Сюэ Ян не замечает, что почти шипит, когда хватает Сяо Синчэня за волосы, наматывая пряди на пальцы, и тянет к себе, чтобы и не думал сбежать.
— Ничего такого, о чем тебе бы следовало беспокоиться.
Он до сих пор пытается увиливать, нашелся тут!
— Даочжан, я целый год провел в компании детишек, которые мне врали при любом удобном случае. Ты считаешь, что у тебя выходит лучше? Очень сомневаюсь, — вкрадчиво и не без яда проговаривает Сюэ Ян ему на ухо.
— Я тебе не вру. Просто говорю, что тебе не о чем волноваться, — с нажимом говорит Сяо Синчэнь. Он не предпринимает попыток освободиться, разве что притвориться мертвым.
Решил стоять до последнего. С ним так можно долго, поэтому проще сразу схватить за яйца. Не в прямом смысле, разумеется, а то ему это, наоборот, понравится.
— Даочжан, ты так любишь кричать о том, что мы спутники на пути самосовершенствования, и все наши дела — общие. Так скажи мне, какого хрена меня это не должно волновать?!
У Сяо Синчэня такой вид, что окажись у него самого под рукой талисман Переноса, немедленно им воспользуется, и даже неважно, куда тот его отправит, лишь бы подальше. Неужели тоже терпеть не может неудобные вопросы, которые застигают врасплох? Какая жалость!
— Ты не должен был об этом узнать.
— Это я уже догадался, — огрызается Сюэ Ян. — Повторяю: что ты с собой сделал?
— Я переработал ритуал Поиска, практически полностью сместив зеркальный элемент на сторону заклинателя, — он отвечает как самый прилежный ученик на свете, который до смерти боится своего наставника: глядит в потолок, а его голос потерял все оттенки.
Не нужно долго думать, что это означает.
— И как же я умудрился такого умника отхватить? Печати просто как орешки щелкаешь, прямо гордость берет!
Даочжан ведется на льстивые слова, не чуя подвоха. Он переводит взгляд на Сюэ Яна и немного застенчиво отзывается:
— Я не был уверен до конца, что это сработает… Ведь на тебе это никак не отразилось? Должно было выйти легкое недомогание, может, головная боль или что-то вроде этого…
Сюэ Ян вспоминает, как незадолго до прибытия Сяо Синчэня у него ни с того ни с сего потекла кровь из носа и глаза, взволновав учеников. Действительно, сущая ерунда.
— А тебе, значит, перепала двойная порция боли? — будничным тоном интересуется он.
— Это звучит страшнее, чем есть на самом деле, — даочжан передергивает плечами. Он начинает слегка беспокоиться, потому что его волосы все еще держат стальной хваткой, что не слишком настраивает на милую беседу. — А-Цин, конечно, все равно испугалась и пыталась меня остановить…
— Я недооценивал девчонку: у нее, в отличие от тебя, мозги на месте.
— А-Ян, я не…
— Что ты «не»? — прерывает его Сюэ Ян. — Не хочешь жить? О, ты явно прямо жаждешь подохнуть! Так и вскрылся бы где-нибудь подальше от меня, так нет же — пришел сюда со своим поганым самопожертвованием!
А теперь это действительно крик, который, если бы не Барьер, точно может долететь до Башни Кои, перебудив весь Орден. Пальцы просто не в силах разжаться, их заклинило в судороге. Если до этого момента получалось держаться, то теперь подступающая пелена гнева его накрывает одним махом, как огромная волна.
— Как же меня от этого тошнит! — продолжает нести Сюэ Яна, и он не дает ни единого шанса вставить хотя бы слово. И сам даже не до конца контролирует свою речь, путаясь и перескакивая с одного на другое: — Ты, наверное, думаешь, какой же ты благородный и праведный, когда так делаешь? Ничего подобного! Ты этим дерьмом просто выбора не оставляешь! Ты его мне вообще никогда не даешь!
— Я не понимаю, о чем ты говоришь! — Сяо Синчэню удается вклиниться, когда оппонент на мгновение переводит дыхание. Он перехватывает Сюэ Яна за запястье, но держит некрепко — просто пытается успокоить прикосновением, и тем самым злит еще сильнее.
— Конечно, ты не понимаешь! — Сюэ Ян с болезненным шипением, словно от ожога, отдергивает руку, наконец разжимая пальцы, и отодвигается, резко садясь на постели. — Ты думаешь, я действительно сбежал, чтобы ненароком не прикончить твоего сраного Сун Ланя? Нет, даочжан, я сбежал, потому что ты меня загнал в угол своими речами! Зачем ты меня об этом спросил, что ты хотел от меня услышать?
Необязательно уточнять, какой именно вопрос он имеет в виду — яснее некуда. Сяо Синчэнь тоже садится и смотрит в ответ с горечью. Слова спутника ему доставляют боль чуть ли не сильнее, чем его проклятый ритуал Поиска, который он со своей истинно даосской дурью решил на себе использовать.
— Я тебя понял, — тихо говорит он бесцветным тоном.
— И что же ты понял? — истерически смеется Сюэ Ян. Ему и впрямь интересно, какой же очередной бред родил этот разум, лишенный всякой логики, присущей нормальным людям. И это при том, что Сюэ Ян себя нормальным тоже отнюдь не считает!
— Я помогу тебе сбежать, а потом уйду. Обещаю тебя больше не преследовать.
Смех переходит в хрип. Сюэ Ян в отчаянии хватается за голову. Даочжан снова умудрился сам себя переплюнуть в своем самопожертвовании!
— Уйдет он!.. — чуть ли не всхлипывая, сипло хохочет он. — Когда ты меня подобрал в той канаве, и я понял, какой шанс мне подбросила судьба, знаешь, чего я хотел? — вновь шипит Сюэ Ян, склоняясь вперед и почти физически чувствуя отчаяние, исходящее волнами от Сяо Синчэня. Однако тот дерганно кивает, и можно с извращенным удовольствием продолжить: — Я хотел, чтобы ты страдал. Чтобы ты испытал такую боль, как никогда в жизни.
О да, он определенно ее сейчас испытывает. Какое там вырывание глаз, какие ритуалы, это все пустяки!
— И вот — ты страдаешь! — почти весело заключает Сюэ Ян. — Так почему я это делаю вместе с тобой?
Нет, по-настоящему этот ублюдский даос страдать не умеет. Потому что раня себя, он тем самым доставляет себе неимоверное удовольствие и преисполняется великой благодатью. Так что страдает тут только Сюэ Ян, закрывая себе лицо руками. Он слышит рядом с собой шумный вздох и уклоняется, не давая себя схватить.
— А-Ян, посмотри на меня.
Эту снисходительную мягкую улыбку можно узнать по одним только интонациям, и становится совсем уж мерзко. От самого себя.
— Я сейчас готов отдать свой второй глаз, лишь бы больше никогда тебя не видеть, и отрезать себе язык, лишь бы не говорить с тобой.
Но такой возможности ему никто не предоставит. Остается лишь неожиданно сильным всплеском разрозненной духовной силы загасить огоньки свечей, погружая комнату во мрак. Так легче. Но теперь уйти от цепких объятий не удается, да и противиться нет смысла.
Сюэ Ян сжимает зубы на нижней губе Сяо Синчэня, с легкостью прокусывая ее до крови. Нет нужды в этих фокусах с ци, чтобы обмануть тело — сейчас это никому не должно нравиться.
Больше Сюэ Ян не издает ни единого звука: ни слова, ни стона, даже вздоха не различить. Даочжану хотелось его заткнуть — пускай наслаждается. Что он и с упоением делает, впервые в жизни давая волю своему голосу.